Форум » A la guerre comme à la guerre » Военный совет, он же обед. 15 сентября 1627 года, около 2 часов дня » Ответить

Военный совет, он же обед. 15 сентября 1627 года, около 2 часов дня

Бутвиль: Участники: Луи-Франсуа де Бутвиль, Атос, "паж Франсуа", впоследствии - Агнесса.

Ответов - 68, стр: 1 2 3 4 All

Эмили-Франсуаза де К: Какой все же у него взгляд… Эмили внутренне поежилась, но глаз не отвела. Ей стало как-то щемящее, по-женски жаль этого сильного, умного, красивого человека. Как же жить с такими мыслями?! - У меня ничего и никого не осталось, сударь, какие уж тут быстротечные горести. Я даже не знаю, где буду ночевать сегодня. Только милость господина графа… - она бросила признательный взгляд на Бутвиля. - Не знаю, виновата ли в том Судьба, или Господь карает меня за грехи – не мне судить о Его воле. Но кому станет легче, если я стану плакать и жаловаться? Я только знаю: если мир есть, он создан не ради уныния. И, честно говоря, мне все равно, придется ли разочароваться, если есть на что надеяться. Считайте это легкомыслием. А с вашими глубокими мыслями впору сразу в гроб лечь и ручки на груди сложить. Эмили снова посмотрела на графа, безотчетно ища у него поддержки и утешения. И что ее все тянет спорить с мушкетером, все равно ни к чему хорошему эти споры не приводят...

Бутвиль: Деловой разговор плавно перетек в настоящую философскую беседу, и это порадовало Бутвиля: ведь философствовать можно только с друзьями! Во всяком случае, так полагал сам Луи-Франсуа. Чтобы закрепить это мирное состояние, он решил вступить в разговор, хотя обычно рассуждать на отвлеченные темы не слишком стремился. - Мир не может быть в чем-то виноват вообще и в целом, - опираясь на подушку локтем здоровой руки, начал он, стараясь совместить высказанные только что мнения. - Он слишком разнороден и многолик. Жестокость и беспощадность свойственны не миру, а людям. Все остальное просто существует, повинуясь своим законам, и та же стихия, скажем, вода, совершенно случайно может одного человека спасти, другого - утопить. Ждать щедрот и надеяться - действительно не стоит, в этом я согласен с вами, господин Атос. Не стоит хотя бы потому, что по воле Творца любой наш путь, будь он отмечен удачами или поражениями, ведет к вратам вечности и высшему суду. Но почему бы по дороге не порадоваться тому, что есть хорошего в этом же мире? А что касается загробного возмездия за наши прегрешения, право, мне легче будет терпеть муки, назначенные мне, если я буду видеть, что и мои враги получили по заслугам...

Эмили-Франсуаза де К: Скучающе глядя в окно, Эмили думала о том, что беседа наконец-то приобрела мирное течение, господа, похоже, наконец-то довольны друг другом, а ей, согревшейся и сытой, для счастья сейчас не хватало прилечь где-нибудь, желательно на чем-нибудь мягком, и вытянуть ноги – ночь она провела на жестком соломенном тюфяке в кладовке и сейчас, после всех волнений и приключений сегодняшнего утра, чувствовала себя усталой. Но прилечь не представлялось возможным, оставалось довольствоваться табуретом…


Бутвиль: Луи-Франсуа слыхал от людей, посвятивших себя умственным трудам, что они (труды) утомляют ничуть не меньше, чем многочасовые упражнения в фехтовальном зале или пеший марш по гористой местности. Судя по аппетиту, с каким знакомые ученые и философы поглощали обеды в доме у госпожи Рамбулье, это так и было, но Бутвилю как-то не верилось. А вот сегодня он поверил: ни небольшая прогулка с Агнессой, ни боль от раны, вполне терпимая, не могли утомить его, а между тем спать хотелось все сильнее, шевелиться было лень... Значит, это все из-за необходимости весь день напрягать мозги, думать, кому что сказать! (О том, сколько вина употребил граф на протяжении этого трудного дня, он, конечно, не вспомнил.) Ну вот, сейчас Атос, этот трудный человек, уйдет, и можно будет наконец... Увы, в тот же момент граф услышал звуки, которые снова отодвинули возможность отдыха на неопределенное время: шаги, голоса - сперва во дворе, потом внизу, в зале. Это возвращались те, кто сопровождал предполагаемую баронессу де Кюинь в церковь. Присутствие священника более не стесняло людей, и они говорили громко и все разом. А среди них, конечно же, и Агнесса... - Франсуа, будьте добры, подайте мне камзол, - сказал Бутвиль, вспомнив об условном знаке. - Или нет, лучше сами загляните во внутренний карман. Там есть два листочка... Достаньте их.

Эмили-Франсуаза де К: - Да, ваше сиятельство! – с готовностью отозвалась Эмили. Она рада была отвлечься от лицезрения поднадоевшего уже заоконного пейзажа. Сколько ни приходилось девушке сидеть потихоньку в сторонке, а все же она никак не могла полюбить это занятие. Натура мадемуазель де Кюинь требовала действия. Хоть какого-нибудь. Она взяла небрежно брошенный Бутвилем на кровати камзол, добросовестно обыскала внутренний карман и с веселым недоумением извлекла из него листочки. Самые настоящие два листочка, с дерева… -Эти?

Бутвиль: - Они самые, - кивнул Бутвиль. - Это, так сказать, букет для мадемуазель Агнессы. Точнее, пригласительный билет. А теперь, будьте добры, просуньте эти прекрасные осенние листья под дверь так, чтобы они оба были видны, но при этом никуда не улетели! В присутствии сурового мушкетера эта возня с детскими условными знаками, конечно, казалась несолидной, однако Луи-Франсуа это не беспокоило. - И, пожалуйста, после этого отойдите от двери, чтобы вас не ушибло, когда она откроется!

Эмили-Франсуаза де К: - А она так быстро откроется? – поинтересовалась заинтригованная Эмили, аккуратно раскладывая на покрывале графский камзол. Ей задание Бутвиля показалось занятным, и она тут же выполнила его со всей возможной тщательностью, присев под дверью на корточки и даже прикусив для пущего старания кончик языка. - Готово, - выпрямляясь, провозгласила девушка и вернулась на свой табурет ожидать результата.

Агнесса: Возвращаясь в «Герб Аквитании», Агнесса уже машинально сохраняла на лице приличествующее печальной церемонии умеренно грустное выражение. Больше всего этому способствовали не скорбь по безвременно ушедшей баронессе и даже не желание скрыть истинные чувства, а самая обыкновенная усталость – день все никак не заканчивался, а она все ходила, ходила, хлопотала… Поэтому и по лестнице к себе на галерею Агнесса поднималась медленно и весьма уныло, мечтая уже только о том, чтобы добраться наконец до опустевшей комнаты и хотя бы на час-другой прилечь, вытянуть ноги и ни о чем больше не думать, оставить за закрытой дверью суету, шум, расспросы…Она уже нашаривала на поясе ключ, когда ей померещился легкий шелест со стороны комнаты графа де Люза. После всех приключений сегодняшнего дня лицезрение безобидной серой мышки показалось милым развлечением, и Агнесса скосила глаза. Предполагаемая мышь, медленно выползающая из-под плотно закрытой двери, оказалась редкостной расцветки – в щели мелькнуло что-то яркое, желто-зеленое… Агнесса встрепенулась. У самого порога на полу лежали два осенних листочка, несомненно, просунутых под дверь чьей-то рукой. Мгновение назад их еще не было. Усталость тут же отодвинулась на второй план. Девушка воровато оглянулась: вряд ли граф развлекался бы подачей условного сигнала, будь у него в комнате кто-нибудь нежелательный, а значит, лучшего момента можно и не дождаться. На галерее и на лестнице – никого, внизу – Агнесса прислушалась – ровный шум голосов, все заняты своим делом. Почти на цыпочках пробежав оставшиеся несколько шагов, она осторожно толкнула дверь, молясь про себя, чтобы петли заскрипели не слишком громко. Дверь легко приоткрылась; Агнесса проскользнула внутрь, поспешно прикрыла ее за собой и повернулась. - Ваше сиятельство… - начала она и запнулась. На нее смотрели сразу три пары глаз, причем все с разным выражением. Расположившийся на табурете у оконного проема давешний паж Франсуа – с живейшим любопытством, словно в театре, Бутвиль, полулежащий на кровати – с некоторым удовлетворением, и, наконец, сидящий за столом господин Атос, взгляд которого и лишил Агнессу дара речи – вовсе безо всякого выражения. Под этим взглядом Агнесса снова почувствовала, что краснеет. «Я выгляжу дура дурой, - мелькнула отчаянная мысль. – Господи, ну пусть кто-нибудь поскорее заговорит!» Господа, вы не против моего описания Ваших эмоций? Если что не так - стоит только сказать!

Бутвиль: опыт общения с горничной мадам де Кюинь (или кто там она была) показал Бутвилю, что девушка говорить умеет, и даже довольно красноречиво. Почему же она вдруг запнулась? И даже, кажется, покраснела? Или это она просто бегом поднималась по лестнице? Впрочем, какая разница? Главное - она здесь, и можно продолжать. - Рад вас видеть, мадемуазель, - склонив голову немного набок, Луи-Франсуа улыбнулся, но шевелиться не стал. - Вы только из церкви? Как там все прошло? Для долгого разговора гостью следовало бы, конечно, усадить, но куда? На стуле Атос, на табурете - Эмили, не на кровать же усаживать девушку? Еще не хватало, чтобы мушкетер подумал, будто у графа де Люз и горничная в приятельницах... После краткого раздумья он справился с этим затруднением не без приятности для себя: - Франсуа, будьте добры, уступите мадемуазель Агнессе свой табурет, - строгим тоном распорядился он, - а сами можете сесть у меня в ногах!

Атос: За всей этой шпионской игрой Атос наблюдал с некоторым подобием интереса, размышляя о том, как скоро в данных обстоятельствах служанка окажется на лестнице и обнаружит условный знак. Если вообще обнаружит... Однако Судьба оказалась милостива и не заставила их ждать: довольно скоро дверь скрипнула, являя собеседникам рыжую шевелюру Агнессы, пламенеющую над зардевшимся лицом. "Бог мой... - подумалось мушкетеру, - Да от девчонки можно было б зажечь факел!.." Появление служанки странным образом всколыхнуло сытую сонную атмосферу послеобеденного времени - столько в Агнессе было жизни, огня и смущения, что мушкетер невольно вспомнил один из портретов, украшавших стены в доме отца. Живописец, которому, по всей вероятности, не давали покоя лавры немца Кранаха, изобразил на своем полотне рыжеволосую деву с таким же пылающим от смущения лицом, и в дни торжественных обедов юного Атоса всегда одолевала смутная неловкость от того, что веселая трапеза проходит под смущенным взором этой юной девицы. Однако с тех пор много воды утекло, и теперь мушкетер мог смотреть в трогательно взволнованное лицо Агнессы без лишних сантиментов, свойственных романтичным натурам в порывистой юности.

Эмили-Франсуаза де К: Смущение вошедшей девушки мадемуазель де Кюинь могла легко понять. Одного взгляда мушкетера было достаточно, чтобы кто угодно почувствовал себя неуютно… Встав, Эмили покосилась на Бутвиля, удивившись его внезапной строгости: «Сердится? Сейчас-то с чего бы?» Она еще раз посмотрела на всех собравшихся, рассудив, что Агнессе неловко будет проходить к окну мимо сидящих господ. А за столом с господином Атосом ей тем более не место… Поэтому, недолго думая, Эмили взяла свой табурет и отнесла его почти к тому месту, где стояла растерянная горничная: - Прошу вас, мадемуазель, – она сочувственно улыбнулась Агнессе, после чего чинно уселась в ногах у графа.

Агнесса: Агнессе, бывало, предлагали сесть, но чтобы при этом табурет для нее несли почти через всю комнату – такого с ней не случалось. Кто другой на ее месте, возможно, от подобного растерялся бы еще больше или даже усмотрел бы завуалированную издевку, но бесхитростная и открытая улыбка пажа, в которой Агнесса заметила еще и сочувствие, немного успокоила девушку. - Спасибо, сударь, вы очень добры, - Агнесса присела в глубоком реверансе, выпрямилась и с благодарностью устроилась на табурете. Из груди девушки чуть не вырвался блаженный вздох – наконец-то можно присесть! - Из церкви… да, только что… все как полагается… - Смущение понемногу отпускало. – А вы, ваше сиятельство… у вас получилось?

Бутвиль: - Да, как видите, - слегка повернувшись в сторону молчаливого мушкетера, спокойно сказал Бутвиль. - Мы провели время в очень содержательной беседе, и теперь я имею честь познакомить вас с господином Атосом как с участником нашей небольшой затеи. Да, кстати, с моим пажом вы, кажется, еще не знакомы? Он теперь в курсе наших дел. Возможно, он также окажется полезен. Собственно, моя роль в наших переговорах сводится теперь к молчаливому созерцанию Главное - вам нужно договориться с господином Атосом о дальнейших совместных действиях, и желательно, чтобы это произошло прямо здесь, поскольку эта комната - одно из немногих мест, где я могу быть уверен, что нас не подслушивают. Если только вы вместе с табуретом переместитесь поближе к столу, подальше от двери, - добавил он, вспомнив давешнего непонятно откуда взявшегося шантажиста, ухитрившегося подслушать их разговор с Эмили. - И говорить лучше потише.

Агнесса: Предложение убраться подальше от двери Агнесса осуществила тут же, аккуратно подтащив табурет к столу и постаравшись сделать это как можно проворнее и тише. - Договориться с господином Атосом? – Девушка неуверенно взглянула на мушкетера и продолжала вполголоса: – Сударь… если господин Бутвиль вам все рассказал и вы согласны, то… нужно придумать, как бы нам с вами встречаться, чтобы я могла через вас для его сиятельства новости передавать. Вы ведь тут бываете, в «Гербе», верно ведь?

Атос: - Время от времени, сударыня, - молвил Атос, - Я не могу назвать себя завсегдатаем этого почтенного заведения, однако мы можем условиться, назначив определенный день недели и следующий после него - на случай, если дела службы потребуют моего присутствия в лагере. Если же произойдет нечто из ряда вон выходящее ранее установленного срока (а я не думаю, что такое будет происходить часто), вы можете найти меня в лагере под благовидным предлогом, Агнесса. Вам это удастся без труда. И хотя лицо мушкетера оставалось бесстрастным, случайный свидетель этой сцены, не лишенный воображения и чуткости, мог бы уловить, что при обращении к Агнессе голос Атоса потеплел и будто бы даже смягчился. Припишем это внезапное потепление сочувствию благородного мушкетера. Как ни странно, спасители куда чаще испытывают симпатию к своим подопечным, нежели сами спасенные - к своим благодетелям...

Агнесса: Агнесса с некоторым трудом заставила себя сосредоточиться не на голосе мушкетера, а на том, что именно он говорит. Интересно, какой, собственно, благовидный предлог для поисков в лагере она могла бы придумать? Какое дело может быть у горничной к мушкетеру - кроме любовного? Вот от этого предлога она бы как раз не отказалась - особенно, если бы он был реальным... Агнесса вздохнула. - Боюсь, сударь, нам тут же припишут любовную интрижку, - тихонько сказала она. - Здесь очень много любопытных глаз... А главное, это может дойти до барона - и тогда все пропало. Барон умен и очень наблюдателен, а я не уверена, что вы сумеете убедительно изобразить влюбленного... если даже захотите. - Про себя она подумала, что ей-то ничего изображать не понадобится, но, опять же, вряд ли это встретит одобрение де Кюиня... - Я бы предложила вот что... Нам ведь очень важно, чтобы никто ничего не заметил? Если, бывая здесь, вы увидите на мне... ну, скажем, зеленую ленту в волосах - а я уж постараюсь попасться вам на глаза! - значит, у меня есть новости, и тогда я подожду вас где-нибудь в укромном местечке. На конюшне лучше всего, вы ведь и так и так туда зайдете. - Агнесса робко улыбнулась. - А если мне понадобится сообщить вам, что случилось что-то срочное, то... сударь, я дружу с кухаркой, и мне не составит труда через нее отослать вам, скажем, пару бутылок вина, якобы вы его заказывали... А получив их, вы сможете, наверное, подъехать сюда или известить господина Бутвиля... или его пажа...

Атос: Мы уже упоминали как-то тот факт, что мимика Атоса в целом не отличалась выразительностью и вовсе не спешила сопроводить и обозначить каждое движение души мушкетера, как то бывает с натурами более эмоционального склада. Ни улыбки, ни гримасы удивления не удостоилась бедная Агнесса, один только пристальный взгляд Атоса задержался на ее лице дольше обычного, да едва заметно дрогнула бровь, что можно было бы истолковать как удивление. На самом же деле наш бесстрастный герой никак не ожидал от девушки подобной изобретательной предусмотрительности и был в самом деле приятно удивлен, позволив даже себе отметить, что женщины с внешностью Агнессы обычно пренебрегают умом как совершенно излишним украшением, а между тем самой Агнессе ум определенно был к лицу. "Смышленая и миловидная... Что ж, тем хуже, - сказал себе мушкетер, отводя от служанки взгляд, - Большинство женщин обладает либо умом, либо привлекательностью, либо добродетельностью, изредка два качества из трех уживаются вместе, но все три достоинства в одной дочери Евы... Невозможно." - Быть посему, сударыня, - произнес он мягким тоном человека то ли слегка опечаленного, то ли сильно уставшего, - Вынужден признать, что ваш план в самом деле превосходит мой собственный. Я вижу, граф де Бутвиль в вас не ошибся... Агнесса. Проговорив имя служанки, Атос вдруг поймал себя на суетной мысли о том, что последнее было напрасно, и служанка вполне обошлась бы без лишних комплиментов, а он, Атос - без лишних слов, однако, как говорили древние, verba volant, и с этим, увы, ничего не поделаешь...

Агнесса: Собственное имя и похвала из уст мушкетера прозвучали для Агнессы небесной музыкой, хотя она и отдавала себе отчет - Атос сказал только то, что хотел сказать, и никакими комплиментами тут и не пахнет. С другой стороны, подобная похвала приятна вдвойне. А уж проскользнувшее во взгляде мушкетера легкое удивление - тем более. "Не ожидал, что девица может не быть дурой?" - Благодарю вас, сударь, за лестное мнение, - она склонила голову. - А теперь, наверное, нам нужно условиться о приблизительном дне, когда я... - У Агнессы чуть не вырвалась оговорка "смогу вас увидеть", но она вовремя поправилась: - когда вы сможете тут побывать. И я вас оставлю, пока наша беседа не привлекла ничьего внимания...

Бутвиль: Бутвиль с большим интересом следил за развитием разговора между суровым мушкетером и рыжеволосой девицей. Они были настолько разными, что даже мысленно невозможно было представить их рядом, вместе - а между тем им предстояло действовать сообща, и причиной тому послужили его, Бутвиля, неприятности! Впору пофилософствовать всласть о превратностях жизни и неисповедимости путей господних... Но до философии пока не дошло. У графа де Люз были более насущные дела. - Господин Атос, вы, несомненно, помните, о чем мы с вами говорили в начале нашей встречи, - сказал он, приподнявшись на подушках, - но сейчас, когда здесь собрались все, кто посвящен в нашу затею, я хочу еще раз подчеркнуть - задача чрезвычайно важна и выходит за рамки личного интереса. Я буду с нетерпением ждать сообщений от вас, сударь, и когда появятся достоверные сведения, - а они появятся, я уверен, - найду способ довести их до ведома его величества.

Атос: - Думаю, разумно назначить встречу недели через две, - произнес Атос, отводя глаза от красавицы-служанки и обращаясь как будто бы к Бутвилю, - Впрочем, если у вас есть основания считать, что барон будет вести достаточно насыщенную событиями и злодеяниями жизнь, мы можем увидеться и раньше. Предлагаю назначить дату вам, сударыня. Вы ближе знаете объект наших наблюдений, следовательно с большей вероятностью можете предположить, как скоро появится повод для встречи. С некоторых пор весь этот разговор начал вызывать у мушкетера целый букет чувств, самым невинным из которых было смущение от той неловкой и двусмысленной ситуации, участником которой он невольно являлся. Атосу было нелегко дать обещание графу, но, как оказалось, куда тяжелее было обсуждать детали его исполнения, да еще и обсуждать их с женщиной, чьи ум и красота определенно призывали к осторожности и еще раз осторожности.



полная версия страницы