Форум » A la guerre comme à la guerre » Искусство врачевания требует жертв, ночь с 12 на 13 сентября 1627 года » Ответить
Искусство врачевания требует жертв, ночь с 12 на 13 сентября 1627 года
Люк де Жюссак: Трактир "Жареный петух", по дороге из Лажарри в Дампьер, в двух лье от Ньора.
Ответов - 37, стр:
1 2 All
Люк де Жюссак: Не прошло и полутора часов, как лейтенант де Жюссак вернулся, бормоча под нос проклятия. К счастью для слушателей, наблюдавших возвращение в трактир гвардейца и захваченной в плен повитухи, основное действо, сопровождаемое грохотом, звоном битой посуды и угрозами немедленно нанизать строптивую женщину на вертел вместо рябчика, осталось уделом избранных, сиречь домочадцев разозленной врачевательницы. Сейчас же Матильда Пино только кряхтела и поблескивала на молодого человека черными глазками-булавками из-под хмурых бровей, пришептывая что-то и цыкая зубом. Струи воды стекали с промокшего вдовьего чепца, завязанного под жирным подбородком коричневой лентой. - Приехали, - лейтенант бросил поводья Мессалины слуге, и подошел к мулу, прогнувшемуся под тяжестью необъятной тушки Матильды. Новый порыв ветра и потоки воды, падающей с перевернувшегося неба на землю, заставили зябко поежиться. - Позвольте, мадам, - скептически произнес лейтенант, примеряясь, и сгружая повитуху на землю, - пойдемте. Дама заждалась. - За беспокойство лишние пять ливров, - пробормотала толстуха, кося черными глазками на вымокшего, как сурок, военного, - деньги вперед. - Деньги потом, - ласково шепнул гвардеец, сопроводив уверения акульей ухмылкой и чувствительным захватом локтя строптивой лекарши, и поволок ее по направлению к лестнице, - сначала работу сделайте. К утру дама должна быть на ногах. Как вы это сделаете, меня не касается. Тяжко вздыхая, мадам Пино вошла в комнату болящей с выражением приличествующей случаю вселенской скорби на круглом, жизнерадостном лице женщины, не отказывающей себе в земных радостях.
Мари де Шеврез: Кэтти плотно притворила дверь и для верности закрыла ее на засов. Девушка выдохнула. Первая часть их немудреного плана оказалась действенной. Мадам Пино, которую знала вся округа, в свою очередь, внимательно изучала обстановку. Знатная дама. Судя по одежде субретки - очень знатная. Матильду вызывали во всякие семьи. Ла-Рошельцы - дело другое, там зажиточных хватало, и были свои врачи. Но хорошая повитуха дело себе всегда найдет. Потому мадам Пино до начала осады не реже раза в месяц бывала и в Ла-Рошели. Протестантка? Католичка? Конечно, католичка. Протестантка бы ни за что на свете не стала пачкать в дорожной пыли и грязи такие кружева. Святой Жан, да это ж целое состояние на одном платье! Прикинув возможную сумму вознаграждения, мадам Пино подошла к лежащей на постели женщине. - Обморок? - Мадам, повитуха, - негромко сказала Кэтти. Мари тотчас обрела слух и зрение, а также способность двигаться. Она быстро приподнялась с подушек и сделала предостерегающее движение рукой. Прижатый к алым губкам пальчик заставил мадам Пино оставить все комментарии при себе, а туго набитый кошелек, которым Кэтти подкрепила жест госпожи, уничтожил всякие сомнения. - Да я... - шепотом сказала толстуха, оглядываясь на дверь. - Мадам, вы не думайте. Я потомственная повитуха, у меня почти все выживают. Так что можете довериться. Позвольте, я осмотрю вас. Мари отрицательно покачала головой. - Не стоит, я превосходно себя чувствую. Дело в другом. Присядьте же. И, пожалуйста, говорите тихо. Кэтти сунула повитухе еще один кошелек. После такого поворота дел мадам Пино готова была на что угодно. Она понимала, что знатная пациентка уже заплатила ей тройной, если не четверной гонорар. И заплатит еще...
Люк де Жюссак: Темные глазки мадам Пино хищно заблестели, и даже замаслились, точь-в-точь как у кошки при виде жареного карпа. Она старательно сгребла полновесные мешочки с деньгами и сунула их в холщовую сумку, висящую на поясе, прислушиваясь к мелодичному звону серебра. Что может быть слаще этого звона? Нежные звуки лютни меркнут перед ним. Итак, знатная пациентка явно не скупилась, и повитуха готова была прислушаться к пожеланиям герцогини со всем вниманием. - Я поняла, мадам, - зашептала она, жмурясь от удовольствия. Розовые брыли Матильды довольно заколыхались, - вы хотите порадовать вашего хмурого поклонника приятным известием? Или, напротив, не желаете, чтобы об этом узнал другой, менее удачливый поклонник или муж? Лейтенант де Жюссак развесил промокший плащ у камина в обеденном зале, затребовал себе бутылку бургундского и пулярку, некоторое время провел, тщетно выписывая круги и восьмерки у закрытой двери в комнату мадам де Шеврез, и, наконец - нервически дернул уголком рта и уселся на дубовый табурет, подпирая стену и вытянув длинные ноги, занявшие ровно половину крохотной комнаты. Услышать ничего не удалось, оставалось ждать. Что ж, обратно эту старую жирную каргу повезут господа мушкетеры – надо хоть в чем-то получить сатисфакцию.
Мари де Шеврез: Мадам Пино ожидала, что пациентка даст один из двух предложенных вариантов ответа. Но пациентка скривила губки. - Я не беременна. - А уж это я вам сейчас скажу, ваша светлость. Мадам Пино не знала, кто перед ней, но степень знатности дамы представляла. "Светлости" было достаточно для того, чтобы польстить " ее милости" и для того, чтобы не слишком унизить "ее сиятельство". - Я не беременна, - повторила Мари, приподнимаясь с подушек. Повитуха заморгала глазками. Мари чуть тряхнула ее за плечо. - Даже если я опять в положении, это тебя не касается. - Но господин офицер... Мари сжала пальцы - Слушай, что я тебе говорю. Ты мне кажешься достаточно умной женщиной, чтобы помочь мне. Я попала в затруднительное положение. - Понимаю, понимаю! - затрясла головой мадам Пино. Но Мари видела, что та опять пытается найти ответ на два поставленных ею же вопроса. Пришлось развернуть толстуху к свету, а говорить медленно и очень тихо. - Я не беременна. Совсем не беременна. Я четырежды рожала, потому знаю все признаки этого состояния. Моя младшая дочь появилась на свет в начале июня. Повторяю: тебя это не касается. - Так что же мне делать? - Помочь мне. Я - пленница, а эти господа охраняют меня. На лице мадам Пино отразилось нечто вроде понимания. - Мадам... совершила преступление? - запинаясь, пробормотала она. - Я всего лишь надерзила кардиналу Ришелье, - ответила Мари. - Ой! Самому кардиналу? - мадам Пино всплеснула ручками. Мари утвердительно кивнула. Повисла довольно долгая пауза. Кэтти за спиной толстухи вынула из кармана передничка еще один кошелек. Это была предельная сумма, на которую они с госпожой рассчитывали. Мадам Пино уловила мелодичное позвякивание. - Так что я должна сделать, мадам? И не повесят ли меня за это? Кэтти поняла, что торг состоялся и метнулась к дверям - проверить, не подслушивает ли кто. - Выйди, посмотри, как они отреагируют на твое появление. Попроси принести воды и запомни, куда лейтенант расставил своих людей, - приказала герцогиня.
Люк де Жюссак: Выходя из комнаты, Китти неизбежно должна была споткнуться о длинные ноги лейтенанта де Жюссака, расположенные так, что обойти их служанке герцогини было решительно невозможно – разве что перепрыгнуть. - Что же, красавица? - живости, с которой Люк шаркнул ботфортами и вскочил с дубового табурета, нежно цепляя румяную хорошенькую девицу под локоток, мог позавидовать всякий записной сердцеед французского королевства – впрочем, живость эту подстегивал двойной интерес гвардейца – поползновения амурные соседствовали в нем с сугубо практическим интересом, - что твоя хозяйка? Надеюсь, ты порадуешь меня известием, что мадам похорошело на глазах, и никакой серьезной хвори повитуха у нее не обнаружила?
Мари де Шеврез: - Не порадую, господин офицер! - Кэтти состроила страдальческую мину. - Госпоже плохо, очень плохо. Словно подтверждая ее слова, из-за двери донесся слабый стон. Кэтти посмотрела на гвардейца как на наместника Господа Бога на земле. - Сударь, вы же не будете настаивать, чтобы мы тронулись в путь прямо сейчас? Проявите милосердие, умоляю вас! Девушка шмыгнула носом. - Если мне тоже не позволено покидать пределы комнаты, распорядитесь: пусть кто-то из ваших людей принесет воды. Желательно теплой. Много.
Люк де Жюссак: Поглощенные лейтенантом пулярка и бургундское, а также понимание, что ехать ночью – как бы ему не хотелось поскорее доставить во всех смыслах неудобную подопечную в Дампьер или к черту на рога – все равно невозможно, способствовали невероятной покладистости шевалье де Жюссака. - Значит, заночуем здесь, - резюмировал лейтенант, ничтоже сумняшеся, примериваясь поудобнее ухватить хорошенькую субретку за талию, но, по здравом размышлении, решив отложить решительный штурм до ночи, в которой кошки серее, а девицы – покладистее, - Комон! Гвардеец, явившийся на зов командира из темноты коридора, сделал стойку. - Пойдите с этой милой девушкой на кухню, прикажите принести воды. Горячей, сколько угодно будет герцогине. Мне еще бургундского. Дождь еще не закончился? Прекрасно. И сержанта Курсажа. Мотнув головой, что, вероятно, должно было означать «К услугам вашим» или «Ступайте с Богом», лейтенант сделал шаг к двери комнаты мадам де Шеврез и грохнул в нее кулаком. - Мадам! Вы позволите?
Мари де Шеврез: - Заходите, лейтенант! - донеслось со стороны кровати. Голос герцогини был слабым, а судя по интонации, прекрасная Мари готовилась в ближайшие несколько часов отдать свою грешную душу Господу. За те три или четыре минуты, которые мадам де Шеврез получила в свое распоряжение, герцогиня окончательно привлекла сообразительную повитуху на свою сторону, безошибочно сыграв на политических симпатиях: местное население почти все сочувствовало гугенотам и ненавидело Ришелье. Потому особа, ставшая жертвой неприязни его высокопреосвященства, да к тому же сказочно щедрая, не могла не вызвать горячего желания помочь ей. "Умирающая" сделала усилие, чтобы приподняться с подушек. - Я постараюсь через час быть готова продолжать путешествие, - с видом великомученницы проговорила герцогиня. - Или вы настаиваете на немедленном отъезде?
Люк де Жюссак: Картина, представшая глазам лейтенанта гвардии Его высокопреосвященства, напоминала сцену из какой-то уличной пьесы с обманутым мужем и хитроумной женой. Бегающие глазки Матильды Пино сияли весьма красноречиво. Ароматы полыни и тимьяна, витавшие в помещении, казалось, сдобрены ноткой подкупа. Для болящей мадам де Шеврез была нарочито слаба и неприлично красива. - Ваша самоотверженность вам к лицу, мадам, - меланхолично сообщил Люк де Жюссак, рассматривая возлежащую на подушках герцогиню. Бледное личико Мари де Шеврез вернуло себе привычные персиковые краски, и у лейтенанта снова засосало где-то глубоко под ложечкой, - если судить по вашему голосу, то следом за повитухой мне придется приглашать аббата, если же верить вернувшемуся румянцу – то порция баранины с овощами и вино пойдут вам на пользу. В дождь, на ночь глядя, и при свете факелов отправляются в путь только глупцы. Ни я, ни вы не производим подобного впечатления. Лейтенант прошелся по дощатому полу, не отказывая себе в удовольствии бросать беглые, но внимательные взгляды на кружевной корсаж умирающей герцогини, и решительно захлопнул ставни – с лаконичным уверением о том, что не желает поутру застать даму простуженной или не застать вовсе. - В комнате не жарко. Ужин вам подадут сюда. Если что-то понадобится – отправляйте служанку. В соседнем помещении всегда будет дежурить кто-то из моих солдат и господ мушкетеров. Люди будут меняться. Моя предупредительность не знает границ, мадам, - проговорив все это речитативом спешащего поскорее закончить утреннюю службу священника, гвардеец ступил ближе и наклонился, обжигая болящую отнюдь не сочувственным взглядом – серые глаза блеснули настороженно и сердито, - не вздумайте сделать то, о чем потом пожалеете. Вы закончили свои дела, мадам? - наконец, де Жюссак обратил свое внимание на толстуху, все это время простоявшую подле кровати герцогини с видом наседки, готовой наброситься на цепного пса, обидевшего ее цыпленка.
Мари де Шеврез: Толстуха торопливо, с крайне подобострастным видом кивнула. - Моя помощь пока не требуется, но возможно... - Покой благотворно действует на меня, - прежним слабым голоском произнесла герцогиня. И решительно потянула одеяло вверх. - Я бы попросила пожарче натопить камин. Еда мне не требуется. Меня тошнит... - Конечно, тошнит, мадам. Кого бы не тошнило? - заулыбалась Матильда Пино. - А у вас, господин лейтенант, есть дети?
Люк де Жюссак: - Дети? Возможно, правда, их матери не потрудились мне об этом сообщить, - меланхолично заметил лейтенант, не сводя пристального взгляда с розового капризного личика Мари де Шеврез и настороженно блестящих из-под стеганого одеяла глаз. Умирающей герцогиня не выглядела. Однако, взвесив все «за» и «против», гвардеец принял решение не торопиться с отправкой повитухи домой. Мало ли, как обернется. - Хорошо, мадам, - лейтенант взмахнул рукой, демонстрируя необозримые горизонты щедрости верных слуг Его высокопреосвященства, - повитуха останется на ночь. У вас в номере. Де Жюссак едва сдержал зевок, вызванный тем, что в комнате было невообразимо душно, а также плескавшимися в лейтенантском желудке двумя бутылями бургундского. - Камин натопят пожарче, если вы того желаете. Еду принесут по первому вашему требованию. За водой я уже отправил, - тут лейтенант вспомнил, что за водой хорошенькая субретка отправилась в сопровождении мерзавца и юбочника де Комона, и немного погрустнел. - Засим я оставляю вас, не смея тревожить ваш покой, - доброжелательно оскалившись и отвесив поклон, изяществом соперничающий с отточенными па придворных танцоров, гвардеец покинул желанные чертоги, уселся на тот же табурет, привычно вытянув ноги поперек комнаты, и, насвистывая разухабистый мотивчик, подслушанный в обеденном зале харчевни, продолжил трапезу, дожидаясь возвращения парочки водоносов и появления сержанта де Курсажа.
Мари де Шеврез: - Я сделала все как вы просили, мадам, - мадам Пино, ощутив себя полноправной участницей заговора, запросто уселась на край постели. Мари подавила зевок. - Часть денег получите только тогда, когда я окажусь в безопасности. Пока что вы заслужили только ту часть, которая уже лежит у вас в кармане. Кстати, спрячьте ее получше! Герцогиня встала, прошлась по комнате. Она ни на кого не обращала внимания, нервно покусывала губы и теребила кружево на корсаже. Похоже, ее недоброжелатели отлично знали, кого стоит посылать с ней в дорогу. Лейтенант был учтив и вежлив, но предусматривал все. Мари пока что разглядела единственное уязвимое место в броне, которой молодой человек окружил себя. Пользуясь передышкой, герцогиня решила часа полтора посвятить сну, не отказываться от еды (но и не усердствовать) и еще раз отправить Кэтти на разведку.
Провидение: Сержант де Курсаж, как легко можно было догадаться, не торопился являться пред светлы очи лейтенанта гвардейцев кардинала. Однако, и вовсе не появиться он не мог, так что утешением для мушкетера служила мысль, что он достаточно заставил себя ждать. Достаточно. Что-то около получаса. После чего сержант наконец явился, орошая пол потоками воды, стекающими с нижнего края камзола и с полей заблаговременно снятой шляпы. Не менее мокрый плащ сушился внизу возле камина. - Вы звали меня, господин лейтенант? – елейным тоном осведомился де Курсаж, аккуратно стряхивая капли с некогда пышного пера на шляпе.
Люк де Жюссак: Лейтенант де Жюссак был сыт, поэтому в меру благодушен. Это спасло сержанта королевских мушкетеров от немедленного разноса, или хотя бы отсрочило неминуемую в подобных случаях экзекуцию. Серые глаза гвардейца остановились на раскисшем пере шляпы де Курсажа, и в них зажегся ехидный огонек. - Дождь до сих пор не прекратился, сержант? – де Жюссак подергал перевязь и задумчиво уставился в потолок, насиженный мухами, - я решил оставить повитуху до утра. Так что спешу обрадовать вас и ваших людей – возвращать эту глыбу мяса и жира обратно вам не придется. Остается задачка попроще. Обеспечить охрану внизу, в обеденном зале. С этим успешно справляются мои гвардейцы. И под окном, чтобы ни одна мышь не проскочила в комнату прекрасной герцогини. И не выскочила. Прикажите вашим людям заменить вас на улице, пока вы сохнете, шевалье. Закончив тираду, не требующую, по его мнению, ответа или – тем более – обсуждения, лейтенант, насвистывая, отправился на поиски Комона и Кэтти, каковых обнаружил на лестнице, на середине пути. Гвардеец старательно волок большой кувшин, исходящий паром, хорошенькая субретка не менее старательно прикрывала свои прелести пустой медной лоханью. - Вас за смертью посылать, Комон, - Люк оскалил зубы, - отнесите воду и составьте компанию де Курсажу. Я ему не доверяю. А ты, красавица, надеюсь, уже поужинала?
Мари де Шеврез: - Мне кусок в горло не лезет, - с самым кислым видом сообщила Кэтти. Субретка передернула плечиками и сделала еле уловимое движение в сторону, пропуская вперед гвардейца. Вся процессия проследовала в комнату, которую отвели герцогине. Их появление заставило повитуху вскочить с приступка кровати. - Тише! - зло зашипела мадам Пино. - Ее светлость уснула! Мари тут же опровергла слова своей сиделки. Она приподнялась на локте (придержав свободной рукой одеяло) - и Жюссак был удостоен испепеляющего взгляда. - Я уснула бы, - сказала она, напирая на "бы", - если бы некоторые соизволили производить меньше шума. Как видите, лейтенант, я все еще здесь и мне все еще плохо. Можете проверить окна - они закрыты. Можете простучать пол - тайного хода нет. Я бы была крайне признательна вам, сударь, если бы вы дали мне спокойно подремать хотя бы часа три.
Люк де Жюссак: Люк де Жюссак почтительно, но не без искорки издевки в глазах, поклонился кокону из пуховой перины, в который облачилась герцогиня де Шеврез, старательно демонстрировавшая неудовольствие. В противовес нарочитому раздражению Мари, виртуозный и легкомысленный поклон дался лейтенанту без особых усилий - в голове его после сытного ужина причудливо сочетались здравомыслие прямолинейного вояки и покладистость домашнего кота. - Ваша комната на втором этаже, мадам, - замечание звучало вполне миролюбиво, - тайного хода в полу здесь быть не может. Вы можете отдыхать до утра без опасений быть потревоженной – вы под охраной гвардии его высокопреосвященства! Произнеся эту обязательную молитву всякого, кто имеет честь и счастье служить под началом доблестного капитана де Кавуа, лейтенант помаялся немного, и, понимая, что дальнейшее его присутствие в опочивальне дамы может быть неверно истолковано, с печальным вздохом удалился, гремя сапогами и бросив недвусмысленно-призывный взгляд на корсаж хорошенькой служанки. У ворот рая паслись двое - де Комон и де Курсаж топтались на месте, метая друг в друга стрелы явного недружелюбия, и упражняясь – пока – в словесной дуэли. - Умерьте прыть, сержант, - душевно посоветовал гвардеец, - и приберегите ваш обличительный пыл для бесед с пуританами. Вы распорядились насчет охраны под окнами герцогини?
Провидение: - Разумеется, - осклабился де Курсаж. Он «передал приказ лейтенанта» гвардейцам, совершив таким образом наглую рокировку: как раз сейчас носители красных плащей с руганью топтались у выхода из обеденного зала, размышляя, не справиться ли у начальства о точном содержании его «новых ценных указаний». Один из мушкетеров отправился стеречь черный ход – разумеется, изнутри. Второй просиживал бархатные штаны в обеденном зале под лестницей, откуда открывался прекрасный вид на суетящихся служанок и задумчивых гвардейцев. При этом де Курсаж отлично понимал, что напрашивается на неприятности. Ироничная самоуверенность де Жюссака исподволь выводила сержанта из себя.
Люк де Жюссак: - Шевалье де Курсаж вообразил себя сержантом гвардейской роты, не меньше, - съязвил де Комон, буравя светлыми глазками физиономию ненавистного соперника. Рыжие усы провансальца воинственно топорщились, - он решил, что может раздавать приказы гвардейцам, лейтенант. Люк де Жюссак взглянул на мушкетера с неподдельным интересом. Этот взгляд не предвещал зарвавшемуся обладателю голубого плаща ничего хорошего. Топот сапог укрепил де Комона в уверенности, что он на правильном пути. Парочка красных плащей присоединилась к своему лейтенанту. - Хм-м… далеко ли вы послали моих солдат, сержант? - лейтенант гвардейцев недобро прищурился, - и не хотели бы произвести рокировку? Нет? Как жаль! Тогда я это сделаю сам. Фло и Комон остаются в обеденном зале. Комон – под лестницу. Мушкетеры его величества изрядно застоялись. Им стоит проветриться… на улице и в конюшне. Вас же, милейший, попрошу занять пост у окон прекрасной герцогини. Со стороны двора. Вам позволено будет петь серенады. Я же останусь здесь. Самое опасное место во всей гостинице. Кто, если не я? Люк злорадно ухмыльнулся, прислушиваясь, как в деревянные ставни барабанят крупные дождевые капли. Кресло скрипнуло под тяжестью сытно поужинавшего гвардейца. Он подлил в опустевшую кружку вина, и оглянулся, будто бы случайно, уткнувшись взглядом в перевязь мушкетера. - Вы еще здесь, сержант? - брови де Жюссака изумленно дернулись, - я думал, вы уже на улице. Поторопитесь.
Serviteur: Шевалье де Курсаж был раздосадован донельзя. Чертов лейтенант помешал насладиться так славно задуманным трюком... Идти и мокнуть под окнами крайне не хотелось. С другой стороны, он понимал, что, в общем-то, трюк его был не слишком честным и, как-никак следовало бы вспомнить о субординации, но... С превеликим удовольствием сержант сказал бы сейчас что-то , что заставило бы лейтенанта гвардейцев подскочить и взяться за шпагу, но позволить себе такое де Курсаж не мог. Другое дело - простой гвардеец! - Несчастная больная женщина не станет прыгать из окна, тем более в непогоду! - сердито бросил он. - Но если вы, господин лейтенант, так этого боитесь, я исполню ваше распоряжение. Только чуть попозже. Мне еще нужно кое-что выяснить. С этими словами он взял со стола бутылку, отхлебнул прямо из горлышка и ленивым шагом направился к лестнице, под которой так удобно расположился рыжеусый Комон.
Люк де Жюссак: - Каналья, - отчетливо сообщил спине уходящего мушкетера Жюссак, - и трус. Первой мыслью, еще неоформленной, но справедливой была - «разбить бутыль с бургундским о голову Курсажа». Правильной мыслью. Но некстати вмешался рассудок. На какое-то время шевалье де Жюссак обрел величие мраморной статуи – сделался неподвижен и молчалив, а серые глаза метали молнии не хуже очей Зевса-Громовержца. И почти так же убедительно. Лишь чувство долга останавливало Люка в немедленном желании (даже пальцы зудели!) поймать наглеца за ворот камзола и напомнить, кто в доме, то есть в комнате – хозяин, и кто из них лейтенант, а кто всего лишь сержант-выскочка. Пожевав губами, лейтенант поклялся себе, что на обратном пути в Этре, по завершении ими благородной миссии препровождения опальной герцогини в места столь отдаленные, что путешествие перестало приносить маломальское удовольствие, он непременно найдет время и способ душевно побеседовать с сержантом королевских мушкетеров. Тайно, чтобы никто не сумел упрекнуть их в нарушении эдиктов. Витиевато выругавшись и удовлетворившись мечтами, Жюссак со смаком расколотил бутыль с остатками вина о стену комнаты болящей герцогини. Мальчишка, маячивший неподалеку, вздрогнул, кубарем скатился по лестнице вниз, вслед за ушедшим Курсажем, и нырнул под лестницу прямо перед носом мушкетера. Там он и был пойман Комоном. Гвардеец вальяжно покачивался на дубовом табурете – две ножки жалобно поскрипывали, но держались. Пока держались. - Вина и четвертинку во-оон той пулярки, - шепнул гвардеец, грозно шевеля рыжими усами, - исполнять! А, господин сержант! Что-то вы не торопитесь петь серенады под окном прекрасной дамы? - голубые глазки Комона недобро сузились, прицелившись в грудь ненавистному сопернику, - боитесь простудиться?
полная версия страницы