Форум » A la guerre comme à la guerre » Разговор по существу, 17 сентября 1627 года, около 9 утра. » Ответить
Разговор по существу, 17 сентября 1627 года, около 9 утра.
Эмили-Франсуаза де К: Эмили, господин де Бутвиль, Агнесса, потом сьер де Марверт.
Ответов - 67, стр:
1 2 3 4 All
Марверт: Марверт отер со лба проступивший пот и снова вернулся к Агнессе. Нависнув над молодой женщиной, он пальцем приподнял ее подбородок, вынуждая ее взглянуть ему в глаза. - А баронесса, значит, и не подозревала, что ты за ней следишь и обо всем ее мужу доносишь? – ехидно полюбопытствовал он. Картина вырисовывалась малоприятная, но вполне предсказуемая: в какой-то момент барон де Кюинь проболтался жене, что его старый приятель как-то связан с англичанами. Дамочка, по всей видимости, пришла в ужас и тут же возжаждала бежать к бальи, на что барон выразил желание заняться делом сам. Возможно, конечно, что барон и сам вел себя недостаточно благонадежно, но вернее того, попросту ставил дружбу выше несуществующей пока службы. Так или иначе, но в Нуаре он поехал явно не для того, чтобы кого-то ловить. Баронесса же, опасаясь за семейное благополучие, предпочла взять дело в свои руки. Что именно произошло в поместье Нуаре, понять пока не представлялось возможным. Вероятнее всего, барон либо убеждал приятеля взять его в долю, либо, наоборот, отказаться от столь недостойного занятия, когда в воротах появилась приведенная месье де Сен-Фалем кавалькада. Аф Доннер обвинил Кюиня в предательстве, завязалась схватка, норвежец погиб. Была ли дружба между двумя наемниками достаточно тесной, или нет, вряд ли выходка нелюбимой жены порадовала барона. Не забудем к тому же об очаровательной мадемуазель де Нуаре, явно благоволившей к своему частому гостю. Опостылевшая жена с одной стороны, свеженькая наследница с другой, преданная служанка - с третьей. В поместье утверждали, что барон уехал еще накануне и вот-вот должен вернуться,, но большой веры таким речам у него не было – пьянчуга-отец и придурковатая служанка, разумеется, подтвердят то, что сказала барышня. Впрочем, возможно также, что барон с горничной сговорились заранее. Только при таком раскладе становилось понятно, почему Агнесса так спокойно относилась к своей репутации в Этре. Одинокая молодая девица не отправится из-под Ларошели в Кале в трактир, где она когда-то служила. Либо Агнесса рассчитывала, что в недалеком будущем общая тайна вынудит барона жениться на сообщнице, либо, что куда более вероятно, она уже получила за свою услугу солидную плату и рассчитывала осесть где-нибудь неподалеку. Когда осада закончится, никто в Ларошели не станет слишком пристально смотреть на новоприбывших.
Агнесса: - Это почему же я за ней следила? – Агнесса с недоумением и обидой вздернула подбородок, заодно лишив г-на Марверта необходимости этот подбородок придерживать. Чиновник, то ли случайно, то ли нет, подошел опасно близко к ее истинной роли при баронессе, хотя девушке и показалось, что это сказано для пробы – поглядеть на ее, Агнессы, реакцию. Из чистосердечных слов про порванную юбку ну никак нельзя было сделать вывод, что горничная шпионит за своей госпожой, собственно говоря, обязанности горничной и заключаются в том, чтобы быть рядом с хозяйкой! Удивление вышло неподдельным, хотя относилось оно вовсе не к вопросу - уже во второй раз за время беседы случайные обстоятельства сыграли на руку Агнессе. В комнате из-за открытого настежь окна и нетопленого камина было более чем прохладно, и совсем непохоже, чтобы господин судейский страдал от жары – вон бледный какой, так отчего же он взмок? Отчетливое урчание, донесшееся откуда-то из глубин чиновной утробы, пролило свет на эту загадку и отчего-то прибавило девушке смелости. – Да если б она правда юбку порвала, а я по первому зову не прибежала, знаете, сударь, как бы мне досталось? А уж с чего тому дворянину надо мной подшутить вздумалось, этого я не знаю! А что господин барон у меня спрашивал, как госпожа свой последний день провела, так на то его полное право, сударь, он ведь ей муж все-таки! Вот вы бы не спросили разве?
Марверт: Годы следовательской работы накрепко утвердили в душе Марверта уверенность, что лгут все; как правило, без повода, и главное в его деле – понять, насколько важной была ложь. Неприязнь Марверта к Агнессе потому вряд ли была вызвана одним тем, что она была неискренна – или тем, что она была привлекательной женщиной, явно выражавшей свое к нему отвращение. Более того, Марверт привык полагаться на свои чувства, а в данном случае, поверить в то, что какой-то дворянин и впрямь хотел подшутить над горничной, представлялось ему невозможным. Напротив, если история эта была выдумана для баронессы, то ее малоправдоподобность была почти идеальной: у что-то напутавшей трактирной служанки можно было потребовать объяснений, у какого-то дворянина – помилуйте! «Сударь, это не вы решили ввести в заблуждение мою горничную?» Увольте! Была, впрочем, еще одна причина, по которой Марверт задал свой вопрос в лоб: рассказывая о том, как барон встретил известие о смерти жены, Агнесса упомянула, что говорила ему о поездке в Ла Жарн. Теперь же она сама сообщила, что до Ла Жарн они не доехали. Могла ли баронесса заплатить служанке за эту оговорку? Если да, и если Агнесса сдержала свое слово, то к убийству она была непричастна. Ответ же горничной указывал на совсем иной ход мысли, и главным в нем было то, что, как и Лавалле накануне, молодая женщина пыталась противопоставить логике следователя свою. Более убедительным доказательством нечистой совести могло быть только чистосердечное признание. - Агнесса, милая, - вновь изменив тон на покровительственно-дружественный, Марверт уселся рядом с горничной и положил руку ей на плечи: - Почему бы тебе не сказать мне правду? Я же все равно ее узнаю, а так я могу обещать тебе жизнь. Памятуя о том, что семейство Монморанси должно было остаться в стороне, Марверт не был уверен еще, что его подозрениям было суждено стать официальной версией преступления. К кинжалу, который девчонка утащила у своего случайного любовника, прилагалось имя, и имя это не должно было прозвучать.
Агнесса: Агнесса едва удержалась, чтобы не оттолкнуть от себя судейского – его жест, вкрадчиво-ласковый голос и смысл сказанного наводили на мысль о гигантском пауке, оплетающем липкой паутиной неосторожную муху. Ей пришлось собрать все силы, чтобы не поддаться отвратительному чувству страха и беспомощности. Будь она хоть сто раз невиновна, аки горлица, все равно, если г-ну Марверту потребуется ее обвинить в убийстве – он это сделает… Запугивает? Действительно так думает? Или ему понадобился кто-то безответный, чтобы свалить на него вину? Если последнее – то взывать к здравому смыслу бесполезно… - Какую еще правду?! – с почти ненаигранным отчаянием взмолилась девушка. – Я же и говорю правду, что вы такое выдумываете?! Нечего мне скрывать, хоть чем грозитесь, не вру!
Марверт: - Ах, - вздохнул Марверт с лицемерным сочувствием, – знала бы ты, милая, какую правду люди только не рассказывают под пыткой. Упорство девицы смущало его. Могла ли она и в самом деле быть невиновной? Или совершила преступление более тяжелое, чем то, в котором он ее подозревал? - Расскажи-ка мне для начала, давно ли барон с баронессой живут врозь? – настоящее время прозвучало не вполне правильно, Марверт нахмурился. – Давно ли у тебя самой с ним связь? Под ложечкой снова засосало, и рука Марверта невольно дернулась, привлекая Агнессу еще ближе. Теперь по всем правилам девчонка должна была подставить губки.
Агнесса: - Да под пыткой-то вам что хотите расскажут! - почти крикнула Агнесса, вывернулась из-под обнимающей ее руки и вскочила, придерживая шаль. - Что прикажете, то и расскажут! И вижу я, какой вы честный - запугать невинную девушку, наобещать с три короба да попользоваться, а потом и оговорить, вам же не правда нужна, а виноватый! - Она сморгнула с ресниц злые слезы, застилавшие глаза. - И не было у меня связи с бароном, Богом клянусь! Что обнять да поцеловать себя позволяла - было такое, нечего хозяина-то злить, а на чем большем барон, спасибо ему за это, не настаивал! Агнесса торопливо вытерла глаза тыльной стороной ладони и снова обхватила себя за плечи. Сейчас бы она обрадовалась появлению барона - уж он сумел бы найти убедительные доводы... Смогла бы и она, но девушка уловила, что ее оправдания почему-то судейского только раздражают - в лучшем случае, он их пропускает мимо ушей, в худшем - понимает как-то превратно. Господи, ну хоть бы граф де Люз поинтересовался, куда его супруга запропастилась, что ли! - А уж как давно у барона с женой любви нет, этого я не знаю, сударь, за месяц, что я служила - спали врозь. - Агнесса сердито шмыгнула носом, пытаясь успокоиться. В конце концов, последний вопрос позволял ей выложить сведения, могущие подтолкнуть наконец господина судейского в ином направлении. - Я раз слышала, как барон Карлу, слуге своему, говорил - мол, если батюшка жены желает дождаться внуков, пускай увеличит ему содержание. Небось не по любви брак-то был, а по расчету...
Бутвиль: Бутвиль вышел в коридор, на всякий случай проверив, хорошо ли запер дверь, но забыв, что оставил окно раскрытым нараспашку, и, подойдя к двери, за которой, по его представлению, должна была находиться Эмили, прислушался. Из комнаты, столь печально памятной расследованием дела об убийстве, доносились голоса - один был точно женский, а второй... Второй был несомненно мужской, и это графу де Люз не понравилось вовсе. Он приложил ухо к двери (благо, в коридоре никого не было) и расслышал последние слова: "увеличит содержание"... "брак по расчету"... Говорила, кажется, Агнесса. Что за разговор наутро после свадьбы? Что творится в этой проклятой комнате?! Сильно встревоженный, Луи-Франсуа, забыв о вежливости, не стал стучать в дверь, а резко дернул ее - и открыл. Агнесса с блестящими, кажется, от слез глазами, незнакомый немолодой господин, судя по одежде - судейский... А Эмили-то где? Он чуть не выкрикнул это вслух, но тут, заметив разложенное на кровати платье жены, вовремя прикусил губу и сказал с умеренным раздражением: - Что тут происходит? Агнесса, как это понимать? Вместо того, чтобы прислуживать моей жене, вы... мужчина у вас, с утра пораньше? Да кто вы такой и откуда взялись?
Эмили-Франсуаза де К: Как ни злилась графиня де Люз, а к разговору прислушивалась. Да и куда ей было деться? Беседа же горничной и судейского принимала все более интересный – и пугающий - оборот. Какие отношения связывали барона и его жену, была ли Агнесса любовницей отца – все это так или иначе касалось самой Эмили. И когда Марверт стал угрожать горничной пыткой, мадам де Бутвиль даже стало ее жаль. Неужели этот человек на самом деле предполагает, что баронессу зарезала Агнесса? Этак мастерски, одним ударом… Ерунда же, это навык надо иметь. А под пыткой кто угодно что угодно скажет. Сама Эмили боялась боли и Агнессу понимала. Появление мужа застало графиню врасплох (хотя его следовало ожидать, она давно уж ушла), так, что она от неожиданности едва не вскочила и больно стукнулась многострадальным затылком о кровать. А вот вопрос Бутвиля ее почему-то снова разозлил: неужели его больше всего волнует то, что у Агнессы сейчас мужчина?
Марверт: Марверт ошеломленно уставился на горничную. В искренности ее сомневаться не приходилось, и на какое-то мгновение выстроенная им версия показалась ему не то воздушным замком, не то карточным домиком. Если между служанкой и господином не было связи… Но если у барона ничего не было с баронессой… Месяц ничего не было, может, и больше? Додумать эту мысль ему не дали, но раздражение, вызванное внезапным появлением на сцене нового действующего лица, тут же сменилось любопытством, едва Марверт осознал, с кем имеет дело. Второй жены у барона быть не могло, следовательно, перед нами никто иной, как благородный граф де Люз, отказавшийся от интрижки с горничной, чтобы тут же жениться на распутнице в мужском платье. Обращается к горничной на «вы»; увидев в комнате мужчину, тут же приходит к соответствующему выводу – ну да, говорила Агнесса правду или нет, нравственность ее должна была представляться новобрачному сомнительной. И, вместе с тем, поручает ей прислуживать своей молодой жене – два сапога пара? Марверт неторопливо поднялся и отвесил вошедшему учтивый поклон. - Марверт, президент следственной палаты, - упоминание города он решил на сей раз oпустить. – К вашим услугам. С кем имею честь беседовать?
Бутвиль: - Президент следственной палаты? - Луи-Франсуа высоко поднял бровь, изображая изумление. - Которой именно? Интересно, где водятся столь трудолюбивые господа, которые в такую рань способны заниматься делами? Ведь вы же делом здесь заняты, не так ли, господин Марверт? Засыпая новоявленного чиновника вопросами, граф обвел взглядом комнату, как бы осваиваясь с обстановкой. На Агнессу он взглянул лишь мельком, а потом как будто забыл о ней, надеясь, что девушка воспользуется передышкой и сумеет сообразить, как дальше повести разговор. В голове у Луи-Франсуа взвихрился рой вопросов. Прежде всего - где его жена? Куда она могла деться и почему здесь лежит её платье? Откуда взялся этот судейский и кто его прислал? Если просто местный чиновник - одно дело, если же это посланец господина де Кавуа... - Догадываюсь даже, каким именно делом, - продолжал он с видимой беспечностью, подойдя к кровати, чтобы убедиться, что Эмили на ней точно не сидит. Узнать, что с ней, сейчас не было возможности, и пришлось сосредоточиться на новом лице. - Оно немало досадило мне в последние дни. Ах да, я еще не назвался... Мы с супругой, собственно, только что проснулись, и я еще не вполне прогнал сон... Монморанси-Бутвиль, граф де Люз. Могу ли я чем-то быть вам полезен?
Марверт: Манеры вновь прибывшего не вызвали у Марверта ни удивления, ни раздражения: сколько он повидал дворян разной степени знатности, для которых любой простолюдин выступал в роли назойливого нищего, чем бы он ни занимался и какое бы положение не занимал. Однако, вместо того, чтобы ответить на задаваемые ему вопросы, он всего лишь продолжал улыбаться – любезно, почтительно даже, но без подобострастия. На некоторых это действовало положительно, и они внезапно приобретали толику уважения к представителю закона. Графа де Люза это, впрочем, не смутило, и он продолжал говорить, выказывая, по мнению Марверта, суетливость, не вполне приличествующую столь важной особе. Некоторое волнение допустимо, но так тревожиться?.. - Позвольте мне поздравить вас с вашим бракосочетанием, господин граф! – улыбка Марверта стала слащавой, почти приторной. – Какие, ради Бога, могут быть дела в такое замечательное для вас утро? Я счел бы себя полным невежей, если бы осмелился побеспокоить вас сейчас! Даже напротив… Взгляд Марверта стал оценивающим. Молодой человек якобы пришел искать нерадивую горничную жены, однако почему-то не приказал ей немедленно отправляться прислуживать госпоже. Запоздалая любезность? Или новобрачный явился для того же, в чем заподозрил следователя? - Если вашей жене требуются услуги горничной, то, разумеется, я не смею ее задерживать. Можешь идти, милая, я подожду, пока ты вернешься.
Агнесса: Облегчение, которое Агнесса испытала при появлении Бутвиля, сменилось беспокойством. Черт же дернул новоиспеченную графиню спрятаться, вместо того чтобы с достоинством приказать посетителю обождать! И как теперь выкручиваться? Ситуацию следовало немедленно спасать, как и саму Эмили, прячущуюся под кроватью. Агнесса лихорадочно обдумывала возможности. Наверняка в любезном на первом взгляд предложении г-на Марверта таится подвох. Оставшись тут один, судейский комнату обыщет – хотя бы из любопытства. И обнаружит мадам де Люз. Нет, конечно, знатная особа имеет право на причуды, особенно в медовый месяц, и прятаться под кроватью – не преступление, но радости это новобрачной не доставит! К тому же Марверт как пить дать решит, что Агнесса воспользовалась его предложением, чтобы переговорить с Бутвилем наедине… тоже ничего хорошего. Так что уходить вместе им нельзя ни в коем случае. А слова графа о том, что они с супругой только что проснулись, лишили Агнессу возможности заявить, что госпожа графиня явится сию минуту. Значит, надо как-то дать понять Бутвилю, где прячется его сумасбродная женушка… - Благодарю вас, сударь, - Агнесса сделала почтительный реверанс и повернулась к Бутвилю. – Простите, ваше сиятельство, я не подумала, что вы уже проснулись, и не посмела вас беспокоить! Я сию минуту, только... - девушка смущенным жестом поправила волосы, - только чепец надену, простите, месье Марверт меня врасплох застал, не успела... Строго говоря, для того чтобы пройти пять шагов по коридору - было совершенно необязательно надевать чепец, да и мадам де Люз вряд ли обратила бы внимание на эту деталь туалета горничной. Агнесса вспомнила о приличиях совсем не поэтому. Ей было необходимо хоть ненадолго повернуться так, чтобы Бутвиль ее лицо видел, а Марверт - нет. Девушка проворно шагнула к стоящему в уголке за кроватью табурету, на котором валялся упомянутый предмет; при этом полог скрыл ее от глаз Марверта, но не от Бутвиля. Последовала выразительнейшая гримаска: поспешно завязывая ленты, Агнесса успела подмигнуть графу, молясь про себя, чтобы тот не счел это за проявление развязности, сделать большие глаза, тут же убедительно скосить их на пол под кроватью и умоляюще поднять брови. А для вящей доходчивости - вдобавок недвусмысленно ткнуть пальцем в ту же сторону. Вся эта краткая пантомима заняла несколько мгновений, и Агнесса вышла из своего угла, на ходу заправляя под чепец выбившуюся прядь волос. - Прикажете идти, ваше сиятельство?
Бутвиль: Человек, менее знакомый с повадками молодой графини де Люз, мог бы и не сообразить, на что намекают гримаски и жесты Агнессы. Бутвиль понял. Он слегка улыбнулся в знак того, что "послание" до него дошло; тревога его унялась, теперь нужно было срочно выводить из-под удара Агнессу, потом поближе присмотреться к Марверту и сообразить, как выручить Эмили из ловушки, в которую она сама себя так неосмотрительно загнала. В сущности, ситуация складывалась смехотворная, но смеяться пока было рано, ох как рано... - Вот теперь вполне пристойно, - одобрительно кивнул граф, коротко окинув Агнессу взглядом. - Ступайте к госпоже графине, исполните все, что ей потребуется, и не забудьте проветрить комнату. Не знаю, как здесь, а у нас окно открывается туго, так вы уж постарайтесь его раскрыть пошире! А я хочу побеседовать с господином президентом... Он повернулся к Марверту и сказал с оттенком извинения в голосе: - Не следовало мне начинать знакомство с вами с резких слов, но вчерашний день был настолько богат столкновениями с самыми разнообразными личностями, в основном неприятными, что ваше появление меня мгновенно раздражило. Но теперь все прояснилось, и пока моя супруга приводит себя в порядок, я хотел бы немного побеседовать с вами о том прискорбном событии, которое, несомненно, и привело вас сюда. Дело есть дело. В бытность мою губернатором мне доводилось прерывать отдых и отказываться от удовольствий, когда этого требовал долг, потому я хорошо понимаю, что вам нелегко вести опрос свидетелей в столь ранний час. Вы даже выглядите бледнвато.... Но стоит ли этим заниматься? Всё, что было сообщено горничной покойной баронессы, было занесено подробнейшим образом в протокол, и вам должны были его предоставить. Разве не так?
Марверт: Извинения молодого человека возымели желаемый результат, и улыбка Марверта стала куда более благожелательной. Пусть и отметив пристальный взгляд, которым граф проводил Агнессу, он не придал ему особого значения – если девчонка и показала ножку в то же время, что и прятала волосы - так что с того? Интересно, как она будет проветривать комнату в присутствии молодой графини... Взгляд Марверта снова сместился на окно, чтобы тут же вернуться к лицу Бутвиля. - Протокол…- весь облик судейского выразил смущение. – Видите ли… Потерялся протокол. Первая пара листов на месте, а вместо остальных какая-то ерунда. То есть, его найдут, конечно, но пока… Марверту очень хотелось спросить мнение самого графа о горничной, но он решил с этим не торопиться. Рвение молодого человека настораживало, но еще больше настораживало его внимание к здоровью какого-то судейского. В опыте Марверта подобная предупредительность обычно служила прелюдией для какой-нибудь просьбы. - Неприятно, конечно, да и чувствую я себя и в самом деле неважно, - продолжил он. – Более чем любезно с вашей стороны, ваше сиятельство, это заметить. Но это, конечно, из-за сквозняка. Если позволите… Он пересек комнату и аккуратно прикрыл сначала одну оконную створку, а затем другую, украдкой бросив быстрый взгляд вниз. Распоряжение графа могло объяснить, почему в комнате не оказалось никого, кроме Агнессы, и Марверт хотел проверить, можно ли из одной комнаты перебраться в другую.
Эмили-Франсуаза де К: При желании Эмили могла бы подергать мужа за ногу, стоило только протянуть руку… Она едва сдержала нервный смешок, представив, какие физиономии стали бы тогда у собравшихся. Лежать под кроватью ей надоело. Нет, конечно, Франсуа де Кюинь отличался завидной выдержкой, но то Франсуа де Кюинь, а не графиня де Люз… Однако бедной графине только и оставалось, что лежать и слушать, вот она и слушала… Оказывается, она только что проснулась в своей комнате, надо же! И Агнесса отправилась ей прислуживать… Больше всего графиню злило, что Бутвиль, кажется, ни капли не беспокоился о том, куда она делась. Хорош муж, не успел жениться, и уже до жены дела нет! Преспокойно обсуждает здоровье судейского и какой-то протокол. И судейские тоже хороши, протокол у них потерялся! Эмили почесала нос, опасаясь чихнуть, и подумала, что, может, послать все к черту и вылезти? Граф окажется в неудобном положении – а так ему и надо, не будет обниматься с Агнессами! Отсутствие логики в собственных размышлениях мадам де Бутвиль не смутило нисколько, но она все же решила повременить вылезать, представив себе, каким растрепанным чудищем явится зрителям.
Агнесса: Выслушав распоряжения Бутвиля, сделав еще один реверанс и, наконец, прикрыв за собой дверь комнаты, Агнесса испустила длинный вздох облегчения. Кажется, ей удалось-таки поколебать твердокаменную уверенность господина судейского, или, по крайней мере, его удивить. А об остальном пускай расспрашивает господина Кюиня. Тут Агнесса была спокойна – еще накануне вечером они с бароном уговорились, о чем рассказывать не в меру ретивым дознавателям… Барон был настолько убедителен и выстроил для своей помощницы настолько логичную и стройную версию убийства баронессы, что не знай Агнесса некоторых вещей – поверила бы. Но известие о том, кто заказал убийство Атоса, перечеркивало всю эту прекрасную повесть в корне. На тот случай, если Марверт прислушивается к происходящему в коридоре, Агнесса довольно громко постучалась в дверь номера третьего. Не получив, разумеется, никакого ответа, девушка толкнула дверь… и, разумеется, дверь не поддалась ни на волосок. - Да чтоб тебя! Агнесса произнесла это чуть слышным шепотом, но с большим чувством. Впрочем, а что еще Бутвилю было делать – передавать ей ключ под бдительным оком Марверта? Однако маячить в коридоре перед запертой дверью не стоит, того и гляди кто-нибудь увидит… Интересно, граф сам-то помнит, что запер комнату? Агнесса раздумывала не больше мгновения. Благо, придумывать распоряжение графини не было необходимости. Мадам де Люз желала помыться? Прекрасно, она, Агнесса, немедленно позаботится о том, чтобы ей хватило горячей воды, и пробудет на кухне сколько понадобится. А там, глядишь, и Бутвиль что-нибудь придумает. Можно будет, кстати, вернуться к себе и сообщить, что госпожа из скромности желает совершать омовение не в номере мужа, а у нее… Девушка крутнулась на пятке и поспешила к лестнице.
Бутвиль: Бутвилю не слишком понравилось внимание, которое уделил окну дошлый дознаватель. Этот господин дал бы фору даже дотошному лейтенанту де Каюзаку. Но теперь, когда Агнессу удалось вывести "из-под огня", а местоположение Эмили было определено, графу стало легче маневрировать. - Очень странно, что протокол затерялся... так быстро, - сказал он, огорченно покачав головой. - Господин де Каюзак так старался, да и я отчасти приложил к его составлению руку, и господа интенданты столько исписали бумаги! Впрочем, время военное, мало ли что случиться могло... Его очень интересовало, куда же делся пресловутый кинжал, и знает ли господин Марверт о его существовании. Равно как и о письме, отправленном недавно капитану де Кавуа. Но спрашивать Луи-Франсуа все-таки поостерегся.
Марверт: Марверт тяжело вздохнул. - Хотелось бы мне тоже в это верить. Однако… Приложив палец к губам, он беззвучно подошел к двери и резким движением распахнул ее. На галерее никого не оказалось. Марверт аккуратно прикрыл дверь и устремил на молодого графа де Люза серьезный взгляд. - Некоторые аспекты этого дела заставляют меня беспокоиться, что исчезновение протокола может быть неслучайным. Видите ли, за день до смерти мадам де Кюинь предупредила его высочество о скрывающемся неподалеку английском шпионе. Шпиона поймали и убили, но вряд ли он действовал в одиночку. Если баронессу убили его сообщники… Вряд ли это было актом мести, а значит, она могла быть почему-то опасна. Я подозреваю, что из пропавших записей можно было понять, почему. Так что если у вас есть несколько свободных минут, не могли бы вы рассказать мне, о чем говорилось в протоколе? А я пока поищу бумаги баронессы, возможно, они смогут пролить свет на эту темную историю. Марверт вернулся к кровати и решительным жестом поднял крышку стоявшего в ее ногах сундука.
Бутвиль: С тяжелым вздохом Бутвиль присел на кровать - сидеть на ложе покойницы было несколько неприятно, зато так он хоть как-то мог прикрыть неудобное убежище Эмили. - Если исчезновение протокола не случайно, это означает, что измена проникла глубоко в наши ряды. Но в нем не было, на мой взгляд, ничего особенного. Просто свидетельства тех, кто находился на предполагаемый момент убийства поблизости. В том числе горничной, с которой вы только что беседовали. Обнаружив хозяйку мертвой, она так завопила, что разбудила меня, и хотя я здесь всего лишь остановился на несколько дней, по причине ранения, но старше меня по званию в тот момент не было никого, и пришлось мне браться за расследование по горячим следам... - Луи-Франсуа потер лоб, как бы припоминая, и поморщился непритворно: от волнения у него начинала болеть голова. - Потом здесь случайно оказался господин де Каюзак, лейтенант гвардии его высокопреосвященства, и он присоединился ко мне. В частности, он заглядывал и в этот сундук, но, насколько я помню, чего-либо интересного в нем не обнаружил. Мы последовательно перебрали возможности убийства ради ограбления, убийства из ревности, но первый вариант отпал сразу же, поскольку ценности не были похищены, а второй... То ли какой-то заезжий молодец со шрамом, то ли капитан одного из полков его величества... Так ничего и не прояснилось. В качестве писцов мы привлекли двух чиновников-интендантов, оказавшихся под рукой. Они и составили протокол, сперва начерно, а потом, пока мы с лейтенантом обедали, изготовили чистовую копию. Эту копию, а также кое-какие улики, и увез лейтенант. Он человек весьма... цепкий, я бы так сказал, и не верится, чтобы столь важные вещи просто уронил где-то по дороге! Кстати, - граф взмахнул рукой, как бы приветствуя удачную мысль, - черновик-то остался у интендантов!
Марверт: Марверт, выкладывая на кровать аккуратные стопки женской одежды, одобрительно кивал. - А имена этих интендантов вы не припомните, ваше сиятельство? Если черновики у них остались, это будет просто подарком судьбы. Но если вы не единственный, кому пришла в голову эта мысль… - он замялся и еще больше понизил голос. – Мне господин де Каюзак показался тоже человеком весьма непростым… глубоко в наши ряды, говорите? Вряд ли дворянин будет рыться в женских тряпках без веских на то причин. Сказать честно, хоть ваши подозрения представляются мне обоснованными, я не рискну выдвигать подобные обвинения в открытую, не собрав дополнительных доказательств. Но я непременно поделюсь с его высокопреосвященством вашими соображениями, бумаги-то пропали. А причем здесь молодец со шрамом и капитан? Марверт еще ниже склонился над сундуком, пряча невольную ухмылку. Его высокопреосвященство будет, конечно, в восторге: выгородить Монморанси, оговорив одного из его лейтенантов. Похоже, графу де Люзу очень не хочется оказаться замешанным в этом преступлении.
полная версия страницы