Ночь коротка, а вечер долог... 16 сентября 1627 года, вечер.

Форум » A la guerre comme à la guerre » Ночь коротка, а вечер долог... 16 сентября 1627 года, вечер. » Ответить

Ночь коротка, а вечер долог... 16 сентября 1627 года, вечер.

Монтрезор:

Ответов - 56, стр: 1 2 3 All

Монтрезор: Чертова карета забрызгала плащ жидкой грязью. Великолепный серебристо-серый лионский бархат, сама колымага не стоила и половины. Сверху моросил премерзкий мелкий дождь, та же самая грязь липла на сапоги, и настроение у графа де Монтрезора было преотвратное. Месье милостиво отпустил его на вечер, и Клод, несмотря на то, что прекрасно знал, как часто и внезапно меняется настроение принца, не преминул этим воспользоваться. В конце концов, надо было переодеться, а плащ Жерве отчистит. Вчера приближенному герцога Орлеанского несказанно повезло – удалось снять хоть и маленькую, но вполне приличную комнату, и даже для слуги его нашелся тюфяк на чердаке. Хозяин, встретивший графа на пороге, принялся что-то болтать о переезде свиты герцога в Дампьер и каком-то дворянине, но Клод только досадливо отмахнулся. Перед ним стояла куда более важная дилемма: завалиться спать или отправиться к девкам. Спать было рано, а идти одному в кабак – лень.

Ги де Лавалле: Вырвавшись из цепкой хватки господина председателя следственной палаты, Лавалле твёрдо пообещал себе, что уж сегодня он точно больше ни с кем не заговорит в этом треклятом городишке – ни с местными, ни, тем паче, с приезжими господами. Это день и так принёс ему столько впечатлений, что хоть отбавляй – да, к тому же, одно хуже другого. Да и впереди, откровенно говоря, никакого просвета не предвиделось, отчего и без того паршивое настроение начинало медленно, но верно переходить в состояние озлобленного раздражения. Счастье, что в этом городке, казалось, до всего рукой подать, - не успел он отъехать от трактира, как оказался на месте: Лавалле и сам до конца не понял, каким таким чудом ему удалось так легко найти комнату – пожалуй, он бы мог даже счесть это везением, но только Фортуна почти всегда обходила его стороной, так он почёл за лучшее принять сей факт за удачное стечение обстоятельств. Да и удачное ли? Необходимость вести двойную жизнь заставляла подозревать подвох в каждой случайности… Впрочем, сейчас ему до этого было мало дело: он устал и хотел только остаться, наконец, в одиночестве. Просто отдохнуть, не видя вокруг ничьих лиц, не играя и не притворяясь, не подозревая в каждом врага… Да и подумать было о чём, хотя и не хотелось. Хозяин встретил его на пороге, загородив своей не отличавшейся излишней стройностью фигурой весь проход, - но Лавалле едва заметил это, с наскоку сметя прочь это досадное препятствие. Но почтенный хозяин не отставал, тащился за ним по лестнице и, цепляясь за мокрый грязный плащ, лепетал что-то про комнату, герцога, Этре, Дампьер, важного господина и ещё про какую-то ерунду. - Да идите вы к чёрту с вашими сплетнями! – взъярился, наконец, Лавалле, и без того уже бывший сверх всякой меры раздражённым. – Неужели вы не видите, что мне нет до этого никакого дела? Я заплатил вам за комнату, а не за болтовню, и теперь я желаю, чтобы меня оставили в покое. Ясно? Вырвав из рук опешившего от столь «неласкового» обращения хозяина край плаща, Лавалле распахнул дверь комнаты, да так и замер на пороге, только что не присвистнув от удивления, увидев в ней незнакомого дворянина. «А у хозяина, погляжу, губа не дура – это что же, он решил у себя селить партиями?» - усмехнулся про себя Лавалле. – «Ах, ну да, конечно! Вон, ещё на полу сколько места пропадает!» Лавалле глянул на хозяина, да так, что тот сразу отвёл глаза и принялся смущённо переминаться с ноги на ногу, а потом, войдя в комнату, прислонился к дверному косяку и, окинув незнакомца оценивающим взглядом, светским тоном поинтересовался: - И чему же я обязан столь поздним визитом?

Монтрезор: Клод только-только успел снять перевязь, расстегнуть камзол и присесть на край постели, лениво раздумывая, приказать ли стянуть с себя сапоги или повременить. Жерве успел притащить его дорожный сундук, злополучный плащ был аккуратно расправлен на спинке стула, а для нужд господина был вынут другой, попроще, сам же верный слуга был занят тем, что встряхивал и расправлял намокшие перья на шляпе хозяина. Гостей граф де Монтрезор не ждал, но, похоже, сами гости ничего об этом не знали. По крайней мере, тот незваный гость, что вдруг возник на пороге, сопровождаемый треском с силой распахнутой двери. - Вот ведь дьявол! – изумился граф. – Вы, собственно, кто?!

Ги де Лавалле: - Кто я? Во всяком случае, не дьявол, - криво усмехнулся Лавалле. Похоже, незнакомец и вправду был удивлён не менее него самого, вот только Ги это тронуло мало. Во-первых, сам факт, что его комната, за которую он честно заплатил, оказалась занятой, был возмутителен. А во-вторых… во-вторых, за сегодняшний день он так устал выяснять отношения, что теперь ему меньше всего хотелось снова браться за это неблагодарное и утомительное дело. А всё, между тем, к тому и шло… - И, хотя я первым задал вопрос и искренне рассчитывал получить на него ответ, - со всей возможной невозмутимостью продолжил Лавалле, - я отвечу на ваш. Я, собственно, тот человек, который не далее, как несколько часов назад, заплатил этому милому господину, - небрежно кивнул он в сторону притаившегося за створкой двери хозяина, - за то, чтобы эта комната находилась до утра в полном моём распоряжении. И в связи с этим, - подчёркнуто официально прибавил Лавалле, невольно припомнив разговор со следователем, - мне бы очень хотелось знать: по какому праву вы расположились здесь, словно у себя дома?

Монтрезор: - Забавно… - протянул Монтрезор, вставая. – Милый господин – это, по- видимому, та прячущаяся за дверью каналья, которой я заплатил за эту комнату еще вчера? Похоже, сударь, нас с вами надули. Однако не стойте в дверях, войдите! Граф прошелся по комнате и опустился на предусмотрительно подставленный Жерве стул, закинув ногу на ногу. - Я – Клод де Бурдей, граф де Монтрезор, приближенный его светлости герцога Орлеанского. С кем имею честь?

Ги де Лавалле: - Похоже, - почти беззвучно прошипел Лавалле, любуясь спиной «милого хозяина», спешившего прочь – убедившись, что на время его упустили из вида, он, по всей видимости, решил, что лучше ему убраться подобру–поздорову. Известное ведь дело: коли господа ссорятся, простому человеку лучше под руку не лезть. Даже если этот самый простой человек и явился причиной ссоры… - Однако, сдаётся мне, надули, главным образом, меня, - неохотно продолжил Лавалле, войдя в комнату, но оставшись стоять почти у самой двери. Забавно? Вот уж, право, забавным он это не считал! – По всей видимости, нынче ночью я останусь не только без крыши над головой, но и без денег, заплаченных за неё. Признавать это было неприятно, но и не признавать – глупо: ясно, что во всём виноваты происки корыстолюбивого хозяина. Так что и предъявлять дальше свои претензии было бы неразумно. «Приближённый герцога Орлеанского! Ну надо же! Кого только не встретишь нынче в этой славной дыре!» - без особого, впрочем, восторга, подумал Лавалле. Комнаты своей он уже лишился, и кто её занял, было не так уж важно. Пусть хоть сам герцог Орлеанский – легче от этого почему-то не становилось. «Однако, сударь, вы до ужаса скромны!» - подумал ещё Ги и, в свою очередь, представился: - Шевалье де Лавалле, сударь. Не волнуйтесь, я не стану докучать вам своим обществом слишком долго, - с едва заметным вздохом прибавил он, прикидывая, удастся ли хотя бы выбить из хозяина свои деньги. – Мне только хотелось бы узнать, как могло получиться, что эта, как вы выразились, каналья, предлагала эту комнату, как совершенно свободную? Признаюсь, меня это удивило, ибо с жильём в этом очаровательном городе даже хуже, чем можно представить. Могу лишь предположить, что хозяин отчего-то решил, что вы уж не вернётесь, но почему?

Монтрезор: - А черт его знает! – совершенно искренне отозвался Клод. – Я был занят при Месье весь день и вчерашнюю ночь тоже. Да не стойте же, присядьте! Расторопный слуга тотчас подставил гостю табурет и, повинуясь небрежному жесту графа, поставил перед господами две кружки и разлил вино. - Прошу вас, - Монтрезор кивнул Лавалле на кружку. Не то, чтобы он так уж проникся сочувствием к незваному гостю, но, черт возьми, ему не нравилось, когда благородного дворянина пытаются оставить в дураках. А останься он сейчас с герцогом – и в дураках мог остаться он сам! – Вино недурное. Жерве умудряется найти нечто приличное в любой дыре. Постойте-ка… этот пройдоха, наш хозяин, бурчал что-то про переезд, про Дампьер… Я право, не разобрал, - граф отпил из своей кружки и глянул на слугу: - Ступай, узнай, что означает весь этот бред. Господину де Лавалле тоже надо где-то спать. Молча поклонившись хозяину, Жерве тотчас ушел. - Превосходный слуга, - заметил Монтрезор. – Умный, расторопный и преданный. Он узнает все, что можно. Вы приехали издалека?

Ги де Лавалле: - Благодарю вас, сударь, - кивнул Лавалле и не глядя опустился на табурет. Весь этот день (да и, положа руку на сердце, не только этот), казалось, состоял из одних неудач. И вот, пожалуйста! - ещё одна, когда он совсем уж было решил, что сможет, наконец, отдохнуть хоть несколько часов. Забыться коротким сном, не думать ни о чём больше... А думать было нужно, хотя задача эта и казалась ему, измотанному телом и душой, почти непосильной. Оттого он и был благодарен хотя бы за эту краткую передышку: всё же не выставили прочь ко всем чертям, хотя и ясно было, что ему здесь никто не рад - что, впрочем, ничуть не удивительно. Лавалле взял предложенную кружку, с отсутствующим видом повертел её в руках, точно не зная, что с ней делать, а на самом деле и не думая о ней вовсе, поставил её обратно, устало потёр лоб и, наконец, негромко отозвался: - Да, сударь, я приехал издалека, и впереди меня ждёт путь ничуть не меньший, чем тот, что я проделал. И я нисколько не сомневаюсь в достоинствах вашего слуги, но, что бы он ни узнал, это вряд ли окажется мне полезным. В любом случае, ясно то, что причиной всему непомерное желание любезного хозяина заработать на приезжих господах как можно больше, а переезд, Дампьер, да и всё прочее - только лишь повод. Увы, насколько я понимаю, ко времени моего приезда в этом городе расхватали не только все комнаты, но и чердаки, и сараи. А позаботиться об этом заранее у меня, к сожалению, возможности не было. Ну да теперь ничего уж не попишешь, - со вздохом прибавил Лавалле и отпил всё же вино, едва почувствовав его вкус. Ну куда, в самом деле, теперь деваться? Как назло, в голову ничего не шло, а задерживаться здесь было бессмысленно. К тому же Лавалле и так уже чувствовал себя неловко оттого, что его вот так вот запросто выставили полным дураком. Ну да ладно, с хозяином он ещё разберётся - может, хоть здесь душу отведёт, - но главного это всё равно не решало.

Монтрезор: - Возможно, Жерве что-нибудь найдет, - это было маловероятно, но не гнать же господина де Лавалле взашей из-за того только, что хозяин оказался жаден. Найти же ночлег в Этре нынче было нереально. Клод припомнил, когда говорили про переезд в Дампьер :свита герцога не могла разместиться. Сам граф позапрошлую ночь провел бок о бок с шевалье де Верленом, а тот нализался до полного умопомрачения и всю ночь поминал какую-то Лизон, норовя ухватить Монтрезора за грудь. Счастье, что сегодня де Верлен дежурил при особе Месье. - А, ладно! – махнул рукой Клод. – На войне, как на войне! Оставайтесь! Надеюсь, вы не знаете Лизон?

Ги де Лавалле: - Увы, сударь, в этом распрекрасном городе я мало кого знаю, - невольно рассмеялся Лавалле, - и мадемуазель Лизон – кем бы она ни была – в число моих знакомых совершенно точно не входит! Предложение остаться было до крайности заманчивым, тем более, что идти ему и в самом деле было решительно некуда, а в окно нещадно хлестал бесконечный осенний дождь. Лавалле зябко повёл плечами: конечно, он устал, и совсем не виноват в том, что его оставили без крыши над головой… Но навязываться на ночь глядя едва знакомому человеку, который, по сути, тоже ни в чём не виноват, и явно не рассчитывал на подобный свалившийся ему на голову «подарочек»… - Это очень любезно с вашей стороны, граф, - посерьёзнев, ответил Лавалле. – Но только было бы несправедливо с моей стороны навязывать вам своё присутствие и стеснять вас по чужой вине. Я и так отнял уже у вас минуты драгоценного отдыха. – Отбросив остатки нерешительности, Лавалле поднялся с табурета. – Кто знает, быть может, мне ещё повезёт найти что-нибудь…

Монтрезор: - Мадемуазель Лизон, вероятно, какая-то местная шлюха, умудрившаяся вскружить пьяную голову Верлена, из-за чего он не давал мне спать позапрошлую ночь, - хмыкнув, пояснил Клод. – Если вы, в свою очередь, не вообразите вдруг, что я – ваша милая, я вполне в состоянии перенести ваше общество. Очень сомнительно, чтобы вы что-нибудь нашли, а на улице дождь. Впрочем, как хотите. Граф лениво отпил из кружки. В конце концов, было бы предложено. Если кому-то охота ночевать под забором – жалко, что ли, пусть себе ночует.

Ги де Лавалле: Слова графа оказались куда более меткими, чем он мог ожидать, и болью отозвались в душе Лавалле, словно кто-то нечаянно ткнул в, казалось бы, заживающую уже рану, о которой ему иногда даже удавалось забыть. Пара сказанных случайным знакомым слов – и снова все события слишком недавнего прошлого встают перед глазами. И глаза… те глаза, что толкнули его на тот путь, которым он идёт сейчас. Путь, который ведёт к пропасти – о, в этом он не сомневался с самого начала! Поначалу он шёл по нему почти с гордостью, неся свою ненависть, точно знамя, и лишь со временем понял, насколько это тяжкая ноша. Вот и сейчас, за сотни миль от того места, где всё случилось, эта тяжесть навалилась с такой силой, что, казалось, заставит вот прямо сейчас упасть ничком на пол. И было даже всё равно, что этот дворянин увидит. Пусть видит – что ему за дело! Но вслед за тяжестью пришло и спасение от неё – тупое равнодушие, приносившее странное чувство, будто он смотрел на себя со стороны. И человек, которого он видел, был очень смешной и жалкий – но ведь ему было всё равно… - Я не знаю никаких шлюх, и милой у меня нет, - едва слышно отозвался Лавалле, точно каждое слово застревало в горле, впиваясь в него острыми колючками. – И я знаю, что вы во всём правы, граф: мне действительно ничего не удастся найти. Посему было бы глупо не воспользоваться вашей любезностью и уйти сейчас. Впрочем, я обещаю, что постараюсь не слишком вас стеснять. Я не привередлив: мне достаточно уже и того, что есть крыша над головой. К тому же, я уйду рано, как только рассветёт. Только я, право, не знаю, как я смогу отблагодарить вас за вашу помощь…

Монтрезор: - Мы с вами похожи, шевалье, - хохотнул Монтрезор, жестом приглашая Лавалле снова сесть к столу. – У меня тоже нет милой. И знаете, я все больше убеждаюсь, что по-настоящему честна лишь продажная любовь. Шлюха не скрывает, чего она хочет. Клод время от времени вспоминал веселую гасконскую вдовушку, тронувшую его душу и воображение. Когда бы она не исчезла так быстро, возможно… Однако не в правилах Друга Месье было долго горевать о чем бы то ни было. Как не в его правилах было долго философствовать. Граф сделал еще один глоток из кружки и продолжил: - И знаете, в чем преимущество провинции? Девки здесь свежи, миловидны и неизбалованны. Так отчего бы нам с вами не посетить местный храм Венеры? Спать все равно еще рано. Вы составите мне компанию, тем и отблагодарите.

Ги де Лавалле: «Похожи? Вот уж вряд ли», - безрадостно подумал Лавалле, послушно сев обратно за стол. Отчего-то ему всё это отнюдь не казалось смешным. А впрочем, что этот человек знает о нём? Что вообще один человек может знать о другом? Чужая душа – потёмки, - вот, во что верил Лавалле. И ещё в то, что люди на земле живут не вместе, а рядом, и жизнь каждого проходит в одиночестве, какой бы толпой он ни был окружён. Любовь? Это слово он слышал лишь от других, и оно не находило отклика в его душе. Только однажды, так недавно и так давно, ему показалось, что что-то шевельнулось там, в глубине, словно крохотный росток робко расправил свои листочки… но его слишком скоро и слишком грубо сорвали и растоптали, чтобы он успел понять, что же это было на самом деле. Всё исчезло, как морок, и только когда он вспоминал об этом, внутри что-то сжималось, словно в тоске по чему-то, навсегда утраченному. Если бы он мог смеяться над этим, как тот человек, что сидит напротив него! «Милая»… Быть может, если бы ему было, кого так называть, не было бы у него сейчас так мерзко на душе, не было тошно от самого себя и от всех вокруг… Сейчас Лавалле хотелось только остаться, наконец, одному и забыться хоть ненадолго сном – но и этого он оказался лишён. Мало того, что придётся делить кров с незнакомым человеком, так теперь ещё и придётся сопровождать его в «храм Венеры». А куда деваться? Сам ведь спросил, как отблагодарить… - Что ж, как вам будет угодно, граф, - коротко отозвался Лавалле. – Однако, должен вас предупредить, что я не слишком подходящая компания для подобного рода развлечений. – Сказать, что ему это просто-напросто противно, он почему-то всё же не решился, понадеявшись, что, в случае чего, ему удастся это утаить.

Монтрезор: - Вот и прекрасно! – улыбнулся Монтрезор. Друг Месье привык к тому, что окружающие поступают так, как ему угодно. Плохая компания, или нет, а все лучше, чем никакая. - А что привело вас в Этре? - поддерживать видимость светского разговора не было необходимости, но Клоду хотелось расположить к себе неожиданного товарища. Хорошая компания лучше, чем плохая.. Вернувшийся Жерве с поклоном протянул Лавалле несколько монет. - Ваши деньги, сударь, - и тотчас же повернулся к своему господину, спеша доложить. – Прошел слух, что Его Светлость переедет в Дампьер, вы и господин де Верлен вчера не вернулись, вот наш хозяин и решил немного заработать. - Да понял я, - отмахнулся граф. – Подай шпагу, мы с господином де Лавалле уходим.

Ги де Лавалле: - Вот спасибо, - хмыкнул Лавалле, взяв неожиданно вернувшиеся к нему деньги. Похоже, граф и в самом деле не преувеличил, расписывая достоинства своего слуги – вряд ли заставить хозяина отдать их обратно было так уж легко. В сущности, денег этих Лавалле было не жаль, но раз уж это единственный способ отомстить не в меру корыстолюбивому подлецу – пусть так. Хотя энтузиазм графа и не вызвал в Лавалле ответного чувства, показывать этого он не стал – так или иначе, а теперь ему придётся терпеть все его прихоти в благодарность за оказанную милость, даже если для этого был выбран один из наихудших способов. В не столь уж отдалённом прошлом Лавалле достаточно повидал подобных заведений: хотя он наведывался туда не в поисках удовольствий, слухов и сплетен об этом ходило предостаточно. Но ему было всё равно, потому что была у него на то причина, которая казалась ему тогда куда важнее репутации и чужого мнения. За это время он устал от этих мест, которые, вне зависимости от того, дорогой товар в них предлагался или дешёвый, были пропитаны одинаковой духотой, каким-то отвратительным тяжёлым смрадом, смесью запахов вина, духов и разгорячённых человеческих тел. Но самым отвратительным были, пожалуй, лица людей, которых вино и похоть делали похожими на зверей, из облика которых медленно, но явно ускользало всё человеческое. И когда Лавалле смотрел на них, он дивился самому себе: как мог он не видеть этого раньше? Как мог не замечать? Но теперь, повидав всё это, ему меньше всего на свете хотелось хоть в малой степени вновь уподобиться тем людям, что будут его окружать. На мгновение он почти с любопытством взглянул на графа: станет ли он таким же, когда вино ударит в голову, а на коленях у него окажется какая-нибудь смазливая девица? И ещё подумалось: что если здесь он найдёт то, чего не мог найти прежде? Но это было уже, конечно, глупо: сейчас он был на другом конце страны, а то, что он однажды потерял, ему теперь не найти и на краю света. Во всяком случае, этого… - Что привело меня в Этре? – рассеянно переспросил Лавалле, ещё погружённый в свои мысли. – Одно поручение, только и всего. Теперь оно исполнено, и я должен возвращаться назад.

Монтрезор: - Вы, верно, служите? - поинтересовался Монтрезор, позволяя Жерве застегнуть на себе перевязь и принимая у него шпагу. Ответ на вопрос был заранее ясен – разумеется, служит, раз исполнял здесь поручение. Клоду было даже не очень любопытно, кому, собственно, служит новый знакомый, но обычная вежливость требовала хоть чуточку поинтересоваться личностью того, с кем он собирался делить стол и кров ближайшей ночью. – Кому, если не секрет? Жерве накинул на плечи господина плащ и подал изящные кожаные перчатки. Граф небрежным жестом поправил волосы, пожалев об отсутствии зеркала. Хотя… перед кем тут красоваться?..

Ги де Лавалле: Прислонившись к дверному косяку, Лавалле без особого интереса наблюдал за тем, как одевается его невольный спутник. До своего одеяния ему дела не было, хотя под дорожной пылью уже терялся его истинный цвет, а насквозь мокрый и грязный плащ неприятно лип к спине. Ну так что? Кому не нравится – пусть не смотрит… - Я служу герцогу де Монморанси, граф, - равнодушно пожав плечами, отозвался Лавалле. В конце концов, этот хоть не следователь, может, не станет донимать его расспросами. Да и какое дело человеку из свиты герцога Орлеанского до какого-то заезжего дворянина? Тем паче, что таких здесь сейчас – полгорода. – А вы давно при дворе? – Откровенно говоря, Лавалле это волновало не слишком, но, раз уж он подвизался в благодарность за проявленное к нему великодушие развлекать его светлость, придётся ему поддерживать бессмысленную светскую беседу.

Монтрезор: - Герцогу де Монморанси? – удивился Монтрезор, взяв из рук слуги шляпу, и, переступив порог, жестом пригласил Лавалле следовать за собой. – Так вы прямо из Тулузы? Путь неблизкий… Граф ни на минуту не задумался о том, что неожиданный его спутник, быть может, устал с дороги. Да и о чем думать – согласился же! - При дворе я с самого детства. Меня приставили пажом к Месье, когда мне было лет восемь или девять. А вы давно служите герцогу?

Ги де Лавалле: Лавалле с кислым видом повертел в руках свою шляпу, разглядывая похожие на мокрую растрёпанную метёлку перья. Сейчас бы поспать хоть немного, а не тащиться, Бог знает куда… - Откровенно говоря, нет. – Лавалле вышел следом за графом и успел краем глаза заметить внизу лестницы мигом юркнувшего за угол рачительного хозяина сего дома. – Ещё совсем недавно я служил графу Франсуа де Монморанси-Бутвилю… Полагаю, вам известно, что с ним произошло, - помрачнев, прибавил Ги. – После его смерти мне пришлось отправляться в Лангедок. – В голосе его промелькнуло не слишком искусно прикрытое сожаление. - Так где находится этот ваш «храм Венеры»? – тряхнув головой, спросил Лавалле. Не хватало только сейчас снова вспоминать о том, что было, да жалеть о том, что ничего нельзя изменить! – Надеюсь, наш предприимчивый хозяин ещё не успел продать кому-нибудь моего коня...

Монтрезор: - Самому Бутвилю? – переспросил Монтрезор, пристально глянув на Лавалле. Он был знаком со злополучным графом, бывал в его знаменитом фехтовальном зале, так же, как и большинство молодых дворян, был возмущен свершившейся трагедией. Но Лавалле он припомнить не мог. Впрочем, может, в свое время не обратил внимания. – Я знал его. Печальная история. У него ведь был младший брат, очень похожий? Но герцог Анри, конечно же, куда лучший покровитель… Тем временем они вышли на улицу. Мелкий дождь уже перестал, но было темно и сыро. Мальчишка лет тринадцати, по-видимому, сын хозяина, вышел вслед за господами с фонарем. - «Храм» - это, конечно, сильно сказано, - хмыкнул Клод. – Обычная провинциальная дыра. Но что здесь еще делать? Это буквально в трех шагах, можно вполне дойти пешком, не мучить лишний раз лошадь. -Эй, любезный! – окликнул он мальчишку. – Проводи-ка нас.

Ги де Лавалле: Счастье, что темнота уже окутала улицу плотным плащом: спутник Лавалле не увидел, как на мгновение исказилось его лицо. О, да! Герцог - куда лучший покровитель, только отчего же тогда Лавалле предпочёл бы никогда не знать его? Ги невольно припомнилось равнодушное выражение его лица, когда он пожал плечами и сказал: "Что ж, ничего не поделаешь..." и словами этими словно расчертил его жизнь на "до" и "после". За сегодняший день Лавалле уже несколько раз приходил в голову вопрос: а что бы сделал граф де Люз, будь он на месте своего кузена? - Я не возьмусь судить, кто был бы лучшим покровителем, граф, - отозвался, наконец, Лавалле, надеясь, что голос его предательски не дрогнет. - Я ещё ребёнком попал в эту семью, после смерти моих родителей, и многим обязан покойному графу. Поэтому после его кончины я принял волю его родни и отправился служить герцогу. Значит, такая судьба... - тихо прибавил он, точно сказал это самому себе, и тут же тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. - А граф де Люз и в самом деле похож на брата... и всё-таки... другой...

Монтрезор: - Я слишком мало с ним знаком, чтобы судить об этом, - рассеянно отозвался Монтрезор, оглядываясь по сторонам. Показалось ему, или нет, что за ними кто-то шел? Фонарь в руках мальчишки давал довольно света, чтобы не споткнуться на дороге, и даже частично освещал стены ближайших домов. Граф готов был поклясться, что заметил позади какую-то тень, но стоило обернуться – и тень пропала. Однако заведение под характерным названием «Нечестивец» и впрямь было в двух шагах. Пожалуй, никто не смог бы с уверенностью сказать, что именно красуется на вывеске над дверью. Определенно, темная фигура, освещенная жалким масляным фонарем, походила на человеческую, а в одной из верхних конечностей держало кружку. Очевидно, местный живописец весьма туманно представлял себе нечестивца. Впрочем, Клод тоже не знал, как именно этот самый нечестивец выглядит … - Вот мы и пришли, - граф де Монтрезор толкнул тяжелую дверь. Изнутри пахнуло теплом и запахами еды. - Входите, шевалье. Клод и сам вошел, щурясь. Внутри было довольно светло, а главное, тепло и сухо. В углу гуляла и, судя по раскрасневшимся лицам и громким голосам мужчин и расхристанному виду и игривому хихиканью сидевших рядом с ними (кто и на коленях) девиц, довольно давно, кучка военных. В другом углу какие-то дворяне играли в кости. Монтрезор, усевшись на скамью, ухватил за подол подскочившую к господам девчонку, развернув ее к Лавалле. - Вот видите? Вполне хорошенькая! Чернявая девчонка лет пятнадцати была и вправду довольно мила. - Принеси-ка нам вина, милая, - граф отпустил служанку и позвал своего спутника: - Садитесь, что же вы?

Ги де Лавалле: Было вполне очевидно, что рассказы Лавалле его спутнику совершенно неинтересны, а потому Ги предпочёл замолчать, лишь равнодушно пожав плечами. К счастью, «заведение» и впрямь располагалось совсем близко, и не было пока что никакой необходимости поддерживать светскую беседу, в коей Лавалле никогда не был мастером. - Благодарю, граф, - отозвался Лавалле, устроившись напротив своего спутника. Усталость, шум и духота отозвались в голове ноющей болью – определённо, это не то место, где он сейчас хотел бы оказаться. – Вы уже бывали здесь раньше?

Шарль д`Артаньян: ...В это же самое время д`Артаньян закончил грызть последний ноготь, который еще оставлялся целым после задушевного разговора с маркитанткой Ампаро. Мысли у гасконца были невеселыми, а настроение - философским. Если так пойдет и дальше, то он, пожалуй, сам станет серьезным умником, от которого только и слышишь изречения на латыни. Латынь... Мушкетера передернуло. Нет уж. Рановато ему в философы. Пока что ум д`Артаньяна занимали шпионы, гугеноты, караулы, а также отсутствие в карманах презренного металла. Деньги можно считать пустяком, когда они имеются в достаточном количестве. Иное дело - их отстутствие. Шпионы шпионят, гугеноты поют псалмы и обстреливают траншеи королевских войск, караулы - неизбежное зло, а вот деньги... Портос уговорил приятеля пойти сюда как раз с целью раздобыть несколько пистолей. Но в итоге увлекся, и теперь совместный капитал двух мушкетеров составлял четыре ливра. Завтрак и обед, причем не слишком обильный. Может быть, ужин. Это если не выручат Атос или Арамис. Где же взять денег на сапоги, когда на еду не хватает? Дворянин, в кармане которого лежали проигранные Портосом деньги, собрался уходить. Час был поздний. Отыграться не представлялось возможным. Оставался сержант дю Мурье. Совершенно безденежный. Он продулся в пух и прах. Во взоре дю Мурье светилась вселенская скорбь. - Что, господа, в лагерь? - уныло сказал он. Вдруг его лицо озарила улыбка. - Кого я вижу! Вон там. Д`Артаньян, редкая удача! Какая птица сюда залетела! - И какая? - гасконец не замечал ничего особенного. - Вон тот лощеный хлыщ - из свиты Месье. У него точно карманы набиты тем, чего нет у нас. Дю Мурье имел обширные связи и знал едва ли не весь лагерь - от высшего командования до последнего канонера. Теперь сержант едва ли не подпрыгивал от радостного возбуждения. - Давайте пригласим его к нам. Поверьте, если я выиграю, вы в долгу не останетесь! Д`Артаньян пожал плечами. Терять было нечего. - Давайте я схожу. Как его зовут? - Монтрезор. Граф Монтрезор. - Монтрезор, - послушно повторил д`Артаньян. - Хорошо, будь по-вашему.

Портос: Настроение Портоса тоже нельзя было назвать лучезарным, но если сержанта дю Мурье проигрыш поверг в уныние, то Портоса череда неудач лишь раззадорила. Мушкетер с досадой думал, что он бы еще сумел ухватить удачу за хвост, но вот беда – в кабаке нет ни одной достойной кандидатуры! Поэтому, услышав о «лощеном хлыще», Портос развернулся на своем месте, обозревая сидящего за дальним столом изящного молодого человека с хищным интересом охотника, обнаружившего на расстоянии выстрела упитанного молодого оленя. - Приближенный принца Орлеанского? – Глаза у Портоса разгорелись. – Надо быть олухами, чтобы упустить такую возможность! А что это за уксусный господин рядом с ним, Мурье? Сержант лишь пожал плечами – «уксусного господина» он не знал. - А впрочем, какая разница! - махнул рукой Портос и принялся с энтузиазмом выбираться из-за стола. Настроение д’Артаньяна ему решительно не нравилось – с таким лучше за игру и не браться, а уж соблазнить кого-то приглашением в веселую компанию и подавно не выйдет. Куда только подевалась знаменитая гасконская живость? - Доброй ночи, господа! – Портос успел подойти к столу придворного одновременно д’Артаньяном и отвесил Монтрезору и его невеселому спутнику церемонный поклон. – Простите мне мою смелость, но нам с другом показалось, что и вы зашли сюда, чтобы скрасить вечер? А нам уже наскучило обыгрывать друг друга – ведь так каждый остается при своих. Не желаете ли составить нам компанию?

Монтрезор: Монтрезор, уже с некоторой тоской оглядывающий собравшееся в кабаке общество в тщетной надежде увидеть хоть кого-то из знакомых, с искренней радостью поднялся навстречу мушкетеру. - С удовольствием, сударь! И я, и мой друг будем счастливы присоединиться к вам, - ответил граф и за себя, и за Лавалле, позабыв спросить последнего о его намерениях и планах и, не задумываясь, причислив его к числу своих друзей. - Граф де Монтрезор, к вашим услугам. А это – шевалье де Лавалле.

Ги де Лавалле: Казалось, этот вечер уже ничто не испортит – ан нет, испортит, и ещё как! «С удовольствием», «мы будем счастливы»… Да неужели? Неужто этот напыщенный граф и в самом деле решил, что Лавалле будет самозабвенно исполнять его прихоти только потому, что тот не вышвырнул его на улицу? «Надо было послать ко всем чертям и его, и того подлеца – хозяина, да придумать что-нибудь самому. А то терпи теперь…» - подумал Лавалле, не слишком приветливо смерив взором нового «знакомого». - Добрый вечер, сударь! – Лавалле, наконец, соизволил подняться, даже не пытаясь изобразить радость от этой встречи. – Разумеется, если графу будет угодно, я так же присоединюсь к вам.

Портос: Откровенно недружелюбный взгляд шевалье на Портоса особого впечатления не произвел: в конце концов, каждый волен проводить свободное время так, как ему заблагорассудится. И если господин Лавалле пришел в кабачок только для того, чтобы всласть поскучать – кто бы возражал! Гораздо больше его сейчас занимал граф Монтрезор. - Мушкетеры роты де Тревиля: Портос, - мушкетер еще раз поклонился, - д’Артаньян, - тут гигант легонько ткнул гасконца локтем в бок, как бы говоря «Да проснитесь же вы наконец!», - и сержант дю Мурье, - последовал кивок в сторону оставленного стола.

Шарль д`Артаньян: Д`Артаньян дернул локтем и сердито посмотрел на приятеля. По-первых, он желал бы сам объясниться с графом Монтрезором, во-вторых, "легонько" в исполнении Портоса чувствительно отозвалось в ребрах гасконца. Попутно молодой человек делал первые выводы. Лавалле не имеет особого желания играть. Вон какое лицо унылое. Если и будет ставить, то по минимуму, не рискуя. А вот Монтрезор казался любимцем Фортуны - знатный, с туго набитым кошельком. Подобные люди расстаются с деньгами весело, с удовольствием. Они отродясь не знали, каково ходить с пустым брюхом и в сапогах, у которых отлетает подошва. Спрятав невольную досаду за любезной улыбкой, д`Артаньян обратился к Монтрезору и Лавалле: - Не угодно ли вам, господа, пересесть за наш стол? У нас больше места и меньше любопытных глаз.

Монтрезор: - А что нам любопытные глаза? – весело ответил Монтрезор.- Впрочем, мы будем рады! - Вот за тот стол! – указал он давешней служанке, уже несущей кувшин вина и пару кружек, и сам последовал вслед за ней туда, где сидел дю Мурье. - Добрый вечер, сержант! – приветствовал граф мушкетера, небрежно усаживаясь на скамье и поворачиваясь к своему спутнику. – Идите сюда, Лавалле! - А ты, милая, - обратился он к служанке, - принеси еще пару кувшинов. И что-нибудь легкое закусить. Сыр, окорок… - Клод оглядел собравшуюся компанию. – Пироги, верно, какие есть. Только чтобы было съедобно, – он достал кошелек и, вынув монету, кинул девушке. – Держи пока.

Ги де Лавалле: Что о нём подумают новые знакомые, Лавалле было, откровенно говоря, безразлично, поэтому он даже не пытался сделать вид, что рад их компании. К столу он направился с таким лицом, точно шёл на эшафот, а подойдя, кивнул сидевшему за столом сержанту, которого прежде одарил таким же недружелюбным взглядом, и уселся на скамью.

Портос: - Вечер становится оживленным, - с удовольствием констатировал Портос, окинув графа одобрительным взглядом. Слова о двух кувшинах несколько подняли ему настроение – чем бы там ни закончилась игра, но она наверняка будет приятной. Решительно, этот молодой человек симпатичнее, чем показался сперва. – Садитесь же, д’Артаньян! А вы что так мрачны, сударь? – Мушкетер повернулся к Лавалле. – Бросьте, право! Как говорит один наш друг, вино – лучшее лекарство от всех горестей… Давайте выпьем за знакомство! С этими словами Портос щедро наполнил кружки и поднял свою. - Как насчет общих ставок, господа?

Шарль д`Артаньян: Уж у д`Артаньяна возражений точно не было. Все деньги, которые имелись у двух приятелей, лежали у Портоса в кошельке. Сам д`Артаньян мог поставить на кон разве что свою новую шляпу с красивым плюмажем - подарок Тревиля. Но начинать игру с такой ставки означало сразу признать свою полную неплатежеспособность. Гасконское тщеславие решительно восставало против подобного варианта. Вон как ловко получилось у Портоса: барственным небрежным жестом достать кошелек, смять его в ладони и эффектно вытащить два ливра. - Начнем с общих! - покладисто согласился д`Артаньян и поднял кружку. - Ваше здоровье, господа!

Монтрезор: - Принимается! – весело отозвался Монтрезор, выуживая из кошелька две монетки и, положив их на столешницу, двумя ловкими щелчками отправил их на середину стола. Отнюдь не пустой кошелек он небрежно оставил на столе, не потрудившись даже затянуть завязки. - За знакомство! – граф отсалютовал собравшимся кружкой и сделал пару глотков

Ги де Лавалле: "Господи, да что вам за дело до того, отчего я мрачен?" - досадливо поморщился Лавалле. Но, на счастье, ответа его никто не ждал - все мысли новых знакомых были обращены лишь к предстоящей игре. К подобного рода развлечениям Лавалле давно уже охладел и считал их пустой тратой времени и денег, но на сей раз деваться было некуда. Дело шло к ночи, и идея ночевать под открытым небом казалась всё менее привлекательной. Значит, придётся пойти на определённые жертвы... - Разумеется, - коротко отозвался Лавалле. Нарочитая небрежность, с которой участники игры демострировали свою платёжеспособность, вызвала у него лишь насмешку, но её весьма удачно удалось скрыть за кружкой с вином.

Портос: Отметив краем глаза, что и сержант внес свою ставку, Портос потянулся за стаканчиком с костями. Итак, на кону пять ливров… не так уж много, но, если они с д’Артаньяном проиграют два раза подряд, останется лишь отправляться спать. Портос решительно отбросил сомнения. Они выиграют. В конце концов, шансы три против двух, очень даже неплохо. - Ваше здоровье! – Мушкетер сделал добрый глоток из кружки и встряхнул кости. – Ну что ж, приступим?

Serviteur: - Па! - раздался зычный бас. - Мурье, Портос! Фы здесь! И фы, каспадин гасконец! Фы сели играть без меня? Это есть некорошо с фашей стороны! Сержант швейцарской сотни Леон де Муртен пребывал в отменном расположении духа. Накануне он получил от родни небольшую посылочку, и теперь кутил второй день подряд. - Добро пожаловать, Муртен! - ответил Мурье. - Прекратите изображать из себя непонятно кого. Всей королевской гвардии: мушкетерам, гвардейцам и самим швейцарцам было известно, что Муртен одинаково чисто говорит по-французски, по-итальянски и по-немецки. - Мне нет нужды никого изображать, поскольку я в действительности являюсь швейцарцем, - Муртен расхохотался и вдруг нахмурил брови. - Хороши друзья! Сидят, играют... - Да мы только начали! - оправдываясь, сказал Мурье. - Присоединяйтесь. Нам для ровного счета как раз не хватает одного игрока. - Тогда вот, - швейцарец любезно поклонился двум незнакомым ему дворянам и высыпал на стол целую пригоршню монет. - Де Муртен, сержант швейцарской сотни, к вашим услугам. Эй, малый! - он окликнул слугу. - Принеси еще вина и что-нибудь перекусить! Приказание было немедленно исполнено. Де Муртен посмотрел на Монтрезора. - Ха! Я вас знаю, сударь! Вы из дворян герцога Орлеанского, не так ли?

Монтрезор: - Вы не ошиблись! – Клод с готовностью подвинулся на скамье. – Присаживайтесь, сержант! Я – граф де Монтрезор, а шевалье де Лавалле, - он кивнул на своего невольного товарища, - здесь проездом по делам. Граф был доволен. Вместо скучного вечера рядом с принцем, который был не в духе нынче, предполагалась бойкая игра в приятной компании. Клод не был очень уж азартен и умел вовремя остановиться сам и даже, что было гораздо труднее, иной раз и остановить месье, но все же игра приятно будоражила кровь.

Ги де Лавалле: "Ну, вот... Ещё один!" - Этот новый персонаж понравился Лавалле ещё меньше предыдущих. Шумный, да ещё, к тому же, бесцеремонный. Впрочем, прицепиться он счёл нужным к графу де Монтрезору - и то ладно. Не пытаясь даже выдавить из себя подобие дружелюбной улыбки, Лавалле молча отодвинулся подальше и кивнул де Муртену, буркнув себе под нос: "Очень приятно..."

Шарль д`Артаньян: Д`Артаньян заметил гримаску шевалье де Лавалле и, прикрывшись ладонью, ухмыльнулся. Арамиса бы сюда! Эти двое составили бы друг другу прекрасную компанию за соседним столом! Заказали бы бутылки две вина и спорили бы до полуночи о смысле жизни или о трактатах Блаженного Августина! Хотя нет. Спутник графа де Монтрезора не похож на книжника и праведника из себя не строит. Ему просто скучно и неловко в незнакомом обществе. Ну, это дело легко поправить. Еще пара стаканов вина, выигрыш после второй или третьей ставки... или, наоборот, небольшой проигрыш... Тут и глаза заблестят, и всякая хандра пройдет. - Игру предложили мы, нам и начинать, - д`Артаньян подмигнул Лавалле, несколько раз энергично встряхнул стаканчик с костями и, не глядя, высыпал костяшки на стол. - Восемь! Неплохо, но любимчиком Фортуны меня никто не назовет. Портос, вы?

Портос: - А вот я сегодня твердо намерен стать ее любимчиком! – Портос метнул кости. В какой-то миг, пока костяшки с ласкающим слух игрока стуком катились по столу, мушкетер испытал внезапный укол неуверенности: Фортуна, как известно, дама весьма капризная и может обидеться на тех, кто без спросу собрался урвать ее благосклонность… Вышло, однако, наоборот: как видно, этим вечером Фортуне была по вкусу напористость. - Десять! – с удовольствием объявил Портос, когда кости остановились. – Попробуйте-ка это побить, господа!

Монтрезор: - Фортуна и впрямь благоволит вам, сударь, - весело отозвался Монтрезор, забирая стаканчик. – Но кто знает, надолго ли! Он встряхнул стаканчик. - Как вы полагаете, Лавалле? Кости вновь покатились по столу. - Шесть! Увы, не в этот раз… Ну да ладно, значит, повезет в любви! – провозгласил граф, притянув к себе на колени принесшую горячие пироги давешнюю хорошенькую служанку. Почти целомудренно поцеловав опешившую от неожиданности девушку в румяную щечку, граф отпустил ее. - Ступай, милая, потом! – и снова обратился к соигрокам: - Играем, господа?

Ги де Лавалле: Лавалле никак и ничего не полагал, а потому ничего и не ответил, продолжив с полнейшим равнодушием наблюдать за игрой. Азартным он никогда не был, жадным до лёгкой наживы - тоже, а какой ещё в этом смысл? Даже горящие глаза сидевших с ним за одним столом людей не заставили его проявить хоть малейший интерес к происходящему. От мимолётной проказы графа его совершенно явственно передёрнуло, и, чтобы хоть как-то сгладить эту неловкость, Лавалле сразу же схватил стаканчик и, вяло встряхнув его, выбросил кости, с неизменным безразличием объявив: - Четыре.

Serviteur: Муртен эффектно потряс стаканчиком над столом. Костяшки разлетелись далеко. - Семь, - обрадовался швейцарец. Он посмотрел на раскрасневшееся лицо Портоса и вдруг хмыкнул. - Знаете, господа мушкетеры, а вам ведь крупно повезло! Вы, видимо, были в карауле в тот день, потому де Тревиль не поручил вам очень щекотливое дельце. В лагерь приезжала мадам де Шеврез! Я сам лично ее видел, потому что она приходила на аудиенцию к королю. Судя по лицам присутствующих, столь интересной новости никто не знал и даже не слыхал о ней. Муртен ощутил себя именинником, который находится в центре общего внимания. - Уж не знаю, - продолжал щвейцарец, - о чем она разговаривала с его величеством, но после ее ухода король был в гневе. Конечно же, он пожелал, чтобы герцогиня немедленно покинула Ла-Рошель. Она всегда так ловко проворачивает свои дела, эта красотка Шевретта, а тут не удалось! Муртен отхлебнул из стакана. Его никто не перебивал, и потому он спокойно закончил свой рассказ. - Но это еще не всё. Ее отправили под конвоем. Король обещал дать в качестве сопровождающих несколько ваших, а кардинал дал своих. Конечно же, Шевретта, не будь дурой, этим воспользовалась. Натравила на де Жюссака кого-то из ваших, а пока те разбирались, удрала! И теперь кардинал ходит чернее тучи, потому что герцогиня как сквозь землю провалилась! Неужели вам до сих пор про это никто не рассказал? Видимо, король не пожелал дать делу широкую огласку!

Шарль д`Артаньян: Д`Артаньян мысленно поблагодарил Всевышнего за то, что сопровождать мадам де Шеврез выпало не им. Следующей мыслью, которая посетила голову гасконца, стала догадка: Арамис наверняка знает или догадывается о том, что герцогиня побывала под Ла-Рошелью. Уж не потому ли он нынче не пошел в караул вместе с Атосом? Д`Артаньян чуть не подпрыгнул на месте. Конечно! Ведь любовные свидания редко назначаются днем. Значит, для Арамиса герцогиня точно под землю не провалилась! Или как раз под землю? Какие-нибудь катакомбы под монастырем, старое кладбище... Ах, кладбище не подходит. Женщины очень пугливы и боятся потусторонних сил! Д`Артаньян сначала улыбнулся, затем вновь стал серьезным. Дело попахивало политикой, госпожа де Шеврез точно была связана с Бекингемом, и лучше бы Арамису, как и всем им, держаться подальше от ее интриг. Занятый своими мыслями, гасконец глубоко задумался. Очнулся он от смеха Портоса. Гигант уверял партнеров по игре, что от такого мужчины, как он, еще ни одна красотка не сбегала, будь она герцогиней или простой гризеткой. Судя по кислому лицу Мурье, самому сержанту только что крупно не повезло. Зато Портос сиял. - Вам везет и в любви, и в игре, Портос, - сказал Мурье, указывая на стол. - Вы воистину любимчик Фортуны! - гасконец хлопнул друга по плечу. действия согласованы с партнерами

Портос: - Разумеется, любезный д’Артаньян, ведь Фортуна - женщина! - с удовольствием хохотнул Портос, пододвигая гасконцу стаканчик с костями. – Повторим? Бросайте, друг мой, я был вам должен шесть ливров и поставлю за вас! Как известно, женщины очень не любят, когда им уделяют недостаточно внимания. Погруженность д’Артаньяна в свои мысли не замедлила сказаться на результате его броска: видно, мадам Фортуна приревновала к тени мадам де Шеврез. Гасконец только рукой махнул, увидев сиротливые три очка. Зато везение Портоса продолжалось. Некоторое время за столом слышался только дробный стук костяшек, перемежаемый восклицаниями игроков. Выиграв еще четыре партии, мушкетер сообразил, что они с д’Артаньяном, во-первых, разбогатели на целых двадцать ливров, а во-вторых, самое время ловить удачу за хвост и поднимать ставки. Можно было и рискнуть. - Как насчет пяти ливров за партию, господа? Удачливость и проскок нескольких партий согласованы с мастерами, как и действия д'Артаньяна - с г-ном д'Артаньяном.

Провидение: В это же самое время два солдата Пикардийского полка, в которых Бутвиль опознал бы уже знакомых ему Бойе и Жувне, сбежали вниз по лестнице, ведущей на второй этаж. В отличие от двух других гостиниц Этре, «Нечестивец» не мог похвастаться ни единым постояльцем, поскольку его владелец еще две недели тому назад пришел к выводу, что две дюжины солдат, снимающих комнату на час, приносят больший доход, чем средней руки путешественник, платящий поденно. Хмурый вид обоих, впрочем, не вязался с репутацией трактира, как если бы выбранная ими девица оказалась старухой, мальчишкой или лейтенантом де Нуаре. Оглядев обеденный зал, Бойе пихнул товарища в бок и указал на расположившихся в углу мушкетеров, один из которых уже положил голову на руки, явно намереваясь заснуть, а второй, судя по его осоловевшему взгляду и полуоткрытому рту, если и не спал с открытыми глазами, то уж точно наблюдал что-то похожее на сон. Переглянувшись, Бойе и Жувне пересекли зал и уселись рядом с двумя приятелями. - Вечер добрый! Мушкетеры пробормотали что-то невнятное, и между четырьмя завязалось некоторое подобие беседы, из которой можно было узнать, что к хозяйке трактира приехала не то племянница, не то крестница, которую жадная сводня явно приберегает для кого-то познатнее, чем простые военные, ежедневно проливающие кровь за короля и Францию. Говорят даже, будто девчонка подбивает клинья к кому-то при дворе, а потому дверь заперла и никого не пускает, даже на поговорить. На этом месте ведущий переговоры Бойе несколько понизил голос, хотя царящий вокруг шум вряд ли позволил бы чьим-то любопытным ушам уловить подробности разговора. Единственным случайным их слушателем мог быть только шевалье де Лавалле, который, благодаря особенностям архитектуры и прихоти Фортуны, оказался именно в той точке, где каждое слово, произнесенное собеседниками, было слышно едва ли не лучше, чем болтовня его партнеров. Таким образом, не особенно даже прислушиваясь, молодой человек мог узнать, почему Жувне, не чинясь, заплатил за две разпитые за разговором бутылки - девчонка, оказывается, прехорошенькая, непонятно, с чего прячется. Но вот ежели господа мушкетеры подсобят, ну там в дверь постучать, сказать девчонке, что, мол, от самого короля пришли, так, глядишь, девчонка поверит, откроет, а там уж договоримся полюбовно. Поломается-поломается да и согласится. А деньги, чтобы ей заплатить, имеются. Уразумев, что от них требуется, мушкетеры не стали отказываться, и решено было, что один из них под тем или иным предлогом отвлечет сержанта де Мурье, от которого, как известно, мало что ускользает, а второй отправится вместе с солдатами. Первая часть этого плана была незамедлительно приведена в исполнение, и трое военных, предводительствуемые нетвердо стоящей на ногах фигурой в голубом плаще, поднялись на второй этаж и исчезли в полутьме галереи.

Монтрезор: - Пять – так пять! – весело отозвался Монтрезор. Он проигрывал, но, сказать по правде, ему было все равно. Вино после третьей кружки казалось хорошим, а подмигивающая ему чернявая девчонка – хорошенькой. К тому же, графа весьма заинтересовал рассказ о появившейся в королевской ставке мадам де Шеврез. Шеврез здесь, и принц об этом не знал. Или знал? Вряд ли. Как правило, Месье делил с Клодом все. Тайны… Шевретту… Перед слегка затуманенным вином взором Монтрезора встал пленительный образ… Восхитительная Мари! Сказать, что она его любила, не повернулся бы язык, как не повернулся бы язык назвать ее непристойным словом. Великолепная Мари, единственная в своем роде! Если она здесь, то это неспроста. И одно это известие стоило какого-то десятка ливров!

Ги де Лавалле: Рассказ сержанта Лавалле слушал вполуха, даже не стараясь изобразить вежливое любопытство, ибо успел уже понять, что если кого-то из присутствующих и интересует в нём хоть что-то – так это содержимое его кошелька. К добру или к худу (скорее, всё же, к добру) Лавалле был бесконечно далёк от придворных интриг, и решительно ничего из слов сержанта не понял. Король, герцогиня… Наверное, это и в самом деле любопытно – во всяком случае, рассказ швейцарца явно заставил оживиться присутствующих, - но расспрашивать об этом своих новых знакомых Ги не стал бы ни за что на свете. К чему выставлять себя наивным провинциалом, с жадным любопытством сующим свой нос в столичные дела? Прикидывая, сколько ещё продлится игра, и когда их сиятельство граф де Монтрезор изволит отправиться почивать, Лавалле, на которого вся атмосфера этого заведения действовала весьма угнетающе, и вовсе отвлёкся от того, что говорилось за его столом. Зато до слуха его долетели обрывки чьего-то разговора – кажется, не менее любопытного. Несколько изрядно подвыпивших вояк, похоже, собирались пуститься в некое приключение, вполне соответствующее духу сего места. И, хотя выглядело всё предельно просто и ясно, что-то Лавалле всё же насторожило. Можно ли предположить, что в таком заведении могла оказаться невинная девица, не подозревавшая даже о возможных опасностях, которые могут ей здесь грозить? Или же просто какая-то шлюха решила набить себе цену? Второе казалось куда более вероятным, но, увидев, что покачивающиеся, точно деревья на сильном ветру, фигуры удалились в сторону лестницы, Лавалле почувствовал, что усидеть на месте просто не сможет. Какое-то время он ещё нервно ёрзал, поминутно оглядываясь через плечо, а потом решительно проговорил: - Надеюсь, вы меня простите, если я вас ненадолго оставлю? – Впрочем, даже если бы не простили, Лавалле всё равно ушёл бы. Во-первых, от этого нечаянно подслушанного разговора душа не на месте, а во-вторых, хоть ненадолго избавиться от всей этой компании – уже счастье. Приличное заведение - "Нечестивцем" не назовут

Портос: Портос лишь пожал плечами: с его точки зрения, местные девицы не заслуживали того, чтобы ради них отвлекаться от игры, но чужая душа – потемки. Если этому олицетворению скуки Венера нравится больше Фортуны – что ж, его дело. - Желаю удачи, - напутствовал он Лавалле. - Если ненадолго – разумеется, простим! – Разгоряченный игрой швейцарец на мгновение отвлекся от катящихся костяшек и подмигнул шевалье. – Ночь длинна, сударь, времени хватит на все… шерт побери! Последнее восклицание относилось уже к неудачному броску; от разочарования в речи достойного Муртена даже прорезался акцент – кости остановились, издевательски являя миру два очка. - Вот если бы мы соревновались, кто выбросит меньше, вы, Муртен, точно стали бы победителем! - Ладно, ладно, - добродушно отмахнулся швейцарец, - должен же я был побить вас хотя бы в этом! Д’Артаньян в это время шептал на ухо Мурье, причем лицо сержанта разом просветлело – видимо, гасконец напомнил приятелю об уговоре разделить выигрыш. Дробный стук костяшек перекрыло торжествующее восклицание Портоса: - Одиннадцать! - Портос, это несправедливо наконец! – притворно возмутился д’Артаньян, встряхивая стаканчик. – Вам так везет, что, следуя поговорке, женщины должны разбегаться от вас как цыплята от коршуна! - Навряд ли, друг мой, - Портос шлепнул пониже спины спешащую мимо служаночку, на что та отреагировала кокетливым хихиканьем, - но всему свое время… Вот видите, и к вам удача вполне благосклонна, а я до сих пор не замечал, чтобы женщины вас чурались! В самом деле, д’Артаньян выбросил девять очков. Описание действий других персонажей - по договоренности с игроками и мастером.

Монтрезор: Вино все же не было достаточно хорошим… Или оно было недостаточно хорошим для благородных внутренностей благородного графа де Монтрезора, о чем эти самые внутренности недвусмысленно оповестили своего хозяина. Клод задумчиво посмотрел вслед Лавалле. Вряд ли нечаянный приятель графа ушел по тому же поводу, он же направился в сторону лестницы. Все же присмотрел себе красотку? Да и Бог с ним.! Природа звала все настойчивее, и Клод поднялся. - Я тоже прошу прощения, господа, однако вынужден отлучиться. Муртен, вы ведь поставите за нас с шевалье? С этими словами Монтрезор выудил из-за пояса небольшой кошелек и бросил на стол. Пистолей двадцать, но должно было хватить… Слегка поклонившись игрокам и не дожидаясь ответа Муртена, Монтрезор поспешил к выходу на задний двор.

Serviteur: - Я сегодня поразительно несчастлив, - Муртен покрутил кончик левого уса и вздохнул. Играть на чужие деньги? Впрочем, он же ставит не за себя - вдруг светским господам повезет? Ан нет! Не повезло. За Монтрезора швейцарец выкинул так себе - семь очков, но за Лавалле - всего три. - Черт бы всех побрал! - выругался в сердцах Муртен, который не любил проигрывать ни за себя, ни за кого-либо. - Придется подождать... впрочем, у меня тут еще на несколько ставок. Они сыграли еще несколько партий. Игра шла с переменным успехом. Ставки Муртена неизменно оказывались неудачными, "Монтрезору" скорее везло, зато "Лавалле" продулся в пух и прах, и вынужден был "влезть в долги" к "Монтрезору". Кости громыхали, монеты со звоном перекочевывали из одного кошелька в другом, тихо булькало вино, которым наполняли стаканы. Все дошли до предела эмоционального возбуждения и, кажется, опьянели. Впрочем, падать под стол никто не собирался! Еще чего! - Господа, у меня есть деньги еще на одну ставку! - объявил швейцарец. - За господина Монтрезора. Господин Лавалле проиграл все, а я... Муртен со вздохом снял с пальца перстень. - На семь ставок этого хватит, если вам угодно. Золото фальшивое, но камень - настоящий. Как решим? Он вопросительно посмотрел на Портоса. Куда более худощавого д`Артаньяна отуманенный вином взор Муртена уже не улавливал.

Портос: Портос, напустив на себя умудренный вид знатока, взглянул на перстень: мушкетер ни за какие сокровища на свете не согласился бы признаться, что разбирается в драгоценностях крайне мало. Вот Атос или Арамис наверняка с первого взгляда сумели бы и определить, что там за камень, и оценить стоимость… Портос же мог с уверенностью сказать только одно: камень. Зеленый. Для изумруда, наверное, бледноват. Или нет? Д’Артаньян последние полчаса отчаянно клевал носом и даже не отреагировал на предложение. На помощь пришел Мурье. - Турмалин! – с оттенком презрения провозгласил он. – Да еще и золото поддельное… Пистолей пятнадцать, не больше. А в этом городишке за него и двенадцати не дадут. Если вообще найдется покупатель! - Ну тогда четыре ставки, - покладисто согласился Муртен. – Играем? - Ставьте ваш турмалин! – решительно махнул рукой Портос, снова оглянувшись на д’Артаньяна. Гасконец издал смутный звук, который мог сойти за согласие: вино и усталость перебороли даже азарт. Еще несколько бросков – и все было кончено. Во всяком случае, для Муртена и отсутствующих. Фортуна в эту ночь так и не покинула Портоса. Сигналом к завершению игры послужил грохот опустевшей, к счастью, кружки, которую столкнул со стола окончательно засыпающий д’Артаньян. - Увы, это все! – развел руками Муртен. – Черт побери, давно не видел, чтобы одному человеку так везло! Сияющий Портос сгреб со стола банк, ссыпал монеты в обширный карман и полез под стол – поднимать кружку. - Портос, что вы там копаетесь? – окликнул его Мурье. Сержанту не терпелось получить свою долю, но по понятным причинам делать этого при Муртене он не хотел. - Сейчас! – Мушкетер дотянулся до кружки и и выбрался на волю, едва не своротив стол. – Не взыщите, Муртен, в следующий раз и вам улыбнется удача… Швейцарец пожал плечами с весьма кислым видом. - А куда, собственно, провалились наши двое приятелей? – внезапно спохватился Портос. – Не слишком ли долго они там ходят, а? Действия д'Артаньяна согласованы с игроком.

Шарль д`Артаньян: Д`Артаньян не ответил: он уже тихонько выводил носом философские рулады. Час был поздний, и господам солдатам и офицерам давно полагалось вернуться в лагерь, поскольку задержка в трактире считалась нарушением дисциплины и могла повлечь серьезное наказание. За чужих подчиненных д`Артаньян ответственности не нес, насчет Муртена ничего не знал - рота швейцарских гвардейцев была совсем уж на особом положении. Сам он наказания не боялся и готов был защитить Портоса - у гасконца в кармане лежала записка от Тревиля с разрешением покидать лагерь в любое время. На утреннее построение они с Портосом тоже частенько не ходили по разрешению того же Тревиля - особенно когда накануне выдавался жаркий денек. "Добрый арманьяк..." - подумал д`Артаньян, не желая признавать очевидное. Его неудержимо клонило в сон не только от усталости, но и потому, что гасконец перебрал лишнего. Тащиться в лагерь в таком состоянии... в ночи... в темноте... да еще эта чертова подметка! Драный сапог напоминал о себе при малейшей попытке пошевелить ногой. Д`Артаньян даже в полудреме не мог забыть о том, что он сидит скорее босым, чем обутым. Мысль не давала покоя. Завтра эти сапоги придется выкинуть, и что тогда? Забирать башмаки у Планше и становиться посмешищем для всего лагеря? Д`Артаньян поморщился - и уловил краем уха какой-то грохот. Совершенно обычное дело в трактире, где никогда не бывает тихо. - Портос! - д`Артаньян усилием воли заставил себя разомкнуть веки. - Сходите, посмотрите, что там за шум. Если будет потише, то мы... - гасконец душераздирающе откровенно зевнул, со стуком сдвинул челюсти и, подперев голову ладонью, почти внятно выговорил окончание фразы. - Мы тут останемся на ночь.

Портос: Портос заинтересованно поднял голову, пытаясь разглядеть, что происходит в полутьме галереи, но глаза, привыкшие к свету масляных ламп, различили только смутные тени и какое-то шевеление за перилами. Между тем долетевший до него шум наводил на мысль, что наверху только что обрушили на пол здоровенный мешок с отрубями. Правда, мешки с отрубями не имеют обыкновения сопровождать свое падение столь красочными выражениями. Выигрыш настроил Портоса на альтруистический лад – в конце концов, именно удалившемуся наверх «уксусному господину» они с д'Артаньяном были обязаны частью своего благосостояния! И если грохот произвел именно он – как знать, не требуется ли молодому человеку помощь? Остальные собутыльники, со всей очевидностью, происходящим ни в малой степени не заинтересовались – Муртен, желая, как видно, утопить досаду в вине, прилежно наполнял свою кружку, Мурье уткнулся в свою, заливая нетерпение тем же целительным бальзамом, а д'Артаньян практически спал сидя. Должно быть, все силы гасконца ушли на последнюю фразу. Портос еще раз глянул наверх, прислушался – нет, там явно что-то происходит! - Я посмотрю, господа! – бросил он и, машинально нащупывая эфес, решительно направился к лестнице. Отправляюсь в эпизод "Приличное заведение - Нечестивцем не назовут!"

полная версия страницы