Форум » A la guerre comme à la guerre » "Как приятно найти родственную душу!". 16 сентября 1627 года, в пятом часу вечера. » Ответить
"Как приятно найти родственную душу!". 16 сентября 1627 года, в пятом часу вечера.
Мари де Шеврез: Гостиница "Герб Аквитании" Действующие лица: Мари де Шеврез, Анри де Нуаре
Ответов - 28, стр:
1 2 All
Мари де Шеврез: Многие были склонны считать герцогиню де Шеврез особой легкомысленной. Это суждение совершенно не соответствовало истине. Разумеется, Мари не могла отрицать, что любит в жизни приключения и остроту ощущений, и потому авантюры самого разного свойства находят ее сами. При этом она была женщиной на редкость практичной и сметливой, обладала живым, острым умом, и считала, что представительницы прекрасного пола должны ни в чем не уступать мужчинам. Видимая слабость и нежность, соблазнительная внешность – это своего рода приз, данный природой Евиным дочерям. Пусть мужчины воображают о себе что хотят. Умная, красивая женщина всегда стоит больше, чем умный, красивый мужчина. Мари прекрасно понимала, что добилась только временного успеха. Она сумела сбежать – что правда, то правда. Но ей просто повезло. Возможно, у нее в запасе есть дня два или три. Лейтенант де Жюссак – сообразительный малый. К тому же она позаимствовала у него лошадь, а этого лейтенант гвардейцев точно ей не простит! Следовательно, у него есть не только желание реабилитироваться перед Кавуа и кардиналом, но и личный интерес в том, чтобы вновь встретиться с герцогиней. Где спрятаться в военном лагере? Ее наверняка будут искать переодетой, скорее всего - в мальчика-пажа. Установят надзор за всеми гостиницами. Выход оставался один – женский монастырь в Этре. Настоятельницей была дальняя родственница по линии матери. Это окончательно определило выбор мадам де Шеврез, и Мари без колебаний направилась туда. Она и Кэтти страшно устали за время пути, потому герцогиня позволила себе неслыханную роскошь: спала десять часов кряду. Зато после сна пришло время действовать без промедления. Мари решила, что на сей раз примет вид послушницы. Мать-настоятельница возражать не стала, только потребовала, чтобы милая родственница все же посещала службы и выполняла хотя бы ту часть устава, которая предписывала послушницам не выходить за стены обители без ее личного разрешения. Понятное дело, разрешение Мари получила тотчас. Остальное было делом ее ловкости. Шагая по дороге, Мари думала, что нужно срочно найти человека, который был бы ее ногами и глазами. Самой лишний раз появляться вне монастырских стен по меньшей мере неразумно. Она была уверена в том, что в ближайшем кабачке обнаружится какой-нибудь сговорчивый малый из простонародья… ну, а если прекрасным личиком послушницы соблазнится какой-нибудь дворянин из числа младших офицеров – это будет просто превосходно. Конечно, преданность будет требовать вознаграждения. Мари имела на этот случай кое-какие денежные сбережения, а сверх того – цепочку, которую можно подарить молодому человеку в знак верности. Молодые люди так любят, когда чувства подкрепляются чем-то вещественным! Впрочем, про чувства с ее стороны даже речи не шло. Благодарность, причем не вечная – это максимум, что она могла испытать. А что расплачиваться придется не столько деньгами, сколько иным способом, герцогиню ничуть не заботило. Это – деловые отношения. Примерно в таком настроении Мари перешагнула порог гостиницы «Герб Аквитании». Сделала она это в крайне неподходящий момент - навстречу ей устремлялся паренек с ведром, содержимое которого даже на расстоянии трех-четырех шагов источало жуткое зловоние. Мальчишка был тщедушным, а ведро - большим. Нетрудно было сообразить, что остановиться он уже не сможет, а если и остановится, то результат окажется тем же самым. Быть облитой помоями Мари не желала. Она резко отпрянула в сторону... и оказалась сидящей рядом с каким-то мужчиной! Точнее говоря, не сидящей, а беспомощно полулежащей на столешнице рядом с его рукой. Все же пол-стакана вина - это не ведро помоев! Тем более, что на платье попала лишь малая часть, остальное разлилось по столу. Стакан откатился к краю стола. - Сударь, прошу простить меня, - герцогиня поспешно выпрямилась, уселась как положено и прижала руку к груди в знак сожаления и смирения. в текст вносились правки
Анри де Нуаре: Накануне, поскольку самый популярный мужской способ отдохнуть и расслабиться Анри благополучно упустил (причем, спасая собственное самолюбие, он сумел убедить себя в том, что сам принял такое решение), а возвращаться к опостылевшим лагерным будням отчаянно не хотелось, лейтенант попытался прибегнуть ко второму самому популярному мужскому способу бегства от реальности. Иными словами, лейтенант прочно уселся в зале гостиницы, и компанию ему составили три бутылки бургундского. Он рассчитывал на относительно спокойный вечер, который можно будет завершить в лагере, подцепив сговорчивую маркитанточку, но, увы, надеждам не было суждено осуществиться. Не успел Нуаре пригубить стакан, как на пороге зала, злорадно, как ему показалось, звеня шпорами, возник вестовой. - Господа офицеры, прошу всех на срочный совет в штабную палатку! Пришлось поспешить. После совета Нуаре мигом втянул водоворот лагерной жизни - разбирательство с фуражирами, головомойка подвернувшемуся под горячую руку солдату, обязанности разводящего, проверка караулов… Словом, возобновить свою попытку расслабиться лейтенант смог лишь на следующий день. Мэтр расторопно выставил перед мрачным посетителем все те же три бутылки, помня, что накануне молодой человек до двух так и не добрался, сыр, зелень и ретировался. Первый стакан отправился по назначению почти мгновенно, но, прислушавшись к своим ощущениям, Анри понял, что ожидаемого облегчения не наступило. Напротив, в голову упорно лезли неприятные мысли. Полученная от капитана выволочка, конечно, дело почти привычное, но вот намек на то, что он, Нуаре, не справляется со своими обязанностями… Настроение портилось с каждой секундой, и как раз в тот момент, когда оно приблизилось к отметке «позвольте пнуть вашу собаку» - за стол лейтенанта в самом прямом смысле свалилась некая благочестивая голубица. То есть, возможно, она и была благочестивой, этого Анри утверждать не мог, но вот что неуклюжая – точно: женщина в платье послушницы так резко шарахнулась от трактирного служки с ведром помоев, что едва не своротила его стол. Бутылки отчаянно задребезжали, стакан опрокинулся, вино выплеснулось на столешницу и отчасти на скромное коричневое платье незнакомки. Правда, справедливости ради стоило заметить, что в приличных заведениях, каковым лейтенант до сих пор полагал «Герб Аквитании», помойные ведра не выносят через зал для посетителей. - Черт побери! – вырвалось у Нуаре. Повод сорвать злость был найден. – Какого дьявола этот щенок… сударыня, это не ваша вина, но могли бы быть и поосторожнее! – После вчерашней неудачи все красивые женщины временно вызывали у лейтенанта смутное раздражение, а поскольку виновник происшествия, не без оснований опасаясь наказания, уже успел вышмыгнуть за дверь (тяжелая ноша лишь придала ему дополнительное ускорение) – раздражение это обрушилось на «голубицу». Тем более, что вместо того чтобы, извинившись, исчезнуть с глаз долой, послушница не без изящества уселась на свободном табурете. Вот в чьей компании Нуаре сейчас нуждался менее всего, так это в компании «христовой невесты»!
Мари де Шеврез: Мари, уже успевшая осознать, что она цела и невредима (капли от вина - не в счет!), впилась взглядом в молодого дворянина. Ей хватило пары мгновений, чтобы сделать первые выводы. На рьяного поклонника Бахуса не похож, а на столе - несколько бутылок. Значит, явился праздновать успех или заливать горе. Судя по всему - второе, ибо тот, кто пьет от полноты сердца, непременно ищет себе компанию. Этот сидел в полном одиночестве. Выражение привлекательного лица молодого человека явственно свидетельствовало: если бы на месте Мари оказался дворянин, то уже сейчас нарушителя спокойствия пригласили бы прогуляться на свежий воздух. О, женская безнаказанность! Хвала тебе! Как мы уже говорили, мятежная герцогиня обладала быстрым умом и была практична. Она тотчас оценила все возможные плюсы и минусы ситуации. Минусов пока не наблюдалось (пятно на платье Кэтти выведет в два счета, синяк на руке может и не появиться!), а плюсы... Намечалась забавная игра. Как минимум. Мари приняла самый виноватый вид, захлопала глазами и с трогательной непосредственностью неискушеной юной пансионерки приоткрыла прелестный алый ротик: - Сударь, не гневайтесь на меня! Этот мальчишка появился здесь так неожиданно.... Затем она наморщила лоб. Чуть-чуть. - Мне казалось, что здесь достаточно приличное место, чтобы ощущать себя в безопасности! Скажите, сударь, здесь тихо? Меня... - щеки герцогини очаровательно порозовели от якобы накатившего смущения, титулованная комедиантка медленно опустила вниз длинные темные ресницы, - меня... - нежный голосок задрожал, опасаясь выговорить какое-то нечестивое, мирское слово. Затем последовал короткий, похожий на всхлип выдох и еще один взмах ресниц - на сей раз стремительный. Огромные голубые глаза смотрели на возможного кандитата в рыцари с надеждой и восторгом одновременно. - Меня... не обидят здесь? Столько военных... столько простолюдинов... они такие грубые порой, фи! Восклицание было направлено на то, чтобы незнакомец понял: неловкость дамы вызвана стремлением сохранить незапятнанными наряд, дворянскую репутацию и доброе имя обители. Ее личная неуклюжесть исключается напрочь! К тому же только слепой бы не понял: дама совершенно не знает мирских законов и нуждается в покровительстве.
Анри де Нуаре: - Сударыня, я такой же грубый военный, как и прочие здешние посетители, - сухо отозвался Нуаре, даже не скрывая своего неудовольствия. Бросаться опекать эту курочку, неизвестно за каким чертом забредшую в «Герб Аквитании», он не собирался – своих забот хватало. – А на вашем месте я сидел бы за стенами монастыря, под крылышком у настоятельницы, поскольку здесь могут повстречаться вещи и более опасные, чем ведро с помоями. Война, знаете ли. Подняв стакан и придав ему вертикальное положение, Анри потянулся за бутылкой, искоса глянув на округлившийся от его некуртуазности ротик послушницы. Ротик, конечно, был вполне себе ничего, и вырисовывающиеся под складками апостольника очертания пышной груди тоже, но связываться с невинной девицей – нет, игра решительно не стоит свеч!
Мари де Шеврез: Мари мысленно усмехнулась: достойный ответ. Парень достаточно умен, чтобы показать свою досаду, не прибегая к сильным выражениям. Даже нельзя сказать, что он сильно груб: герцогиня сталкивалась с настоящими хамами, и могла сравнивать. Кроткой голубице указали на необходимость сидеть в стенах обители? - Мать настоятельница послала меня к его высокопреосвященству с жалобой на произвол со стороны военных. Я пока не приняла священных обетов, потому могу появляться в мире. И напрасно вы думаете, что я не знаю про опасности и соблазны, которые подстерегают женщину вне монастырских стен. Мне остается лишь уповать на помощь высших сил, сударь. Она проговорила это тоном оскорбленной невинности, но в это же время поправляла так удачно съехавший от резкого движения апостольник. Из-под ткани выбился светлый локон, Мари неторопливо пристроила его на место. Руки, поднятые вверх в совершенно естественном жесте, как бы невольно смахнули покров стыдливости и благочестия: под свободным одеянием отчетливо обрисовалась фигурка, которая сводила с ума кавалеров куда более искушенных, чем этот офицер. Герцогиня закончила приводить свой туалет в порядок и с прежней неспешностью поднялась с места. Намеренная грубость офицера требовала ответа. Мари встала в пол-оборота, ее ручка нырнула под ткань, прикрывающую грудь, достала маленький кошелек. На стол упала монета. - Выпейте за мое здоровье, сударь, и потрудитесь впредь разговаривать с дамами поприветливей. Они будут лучше к вам относиться! Реплика сопровождалась красноречивым взглядом: «У нас мог бы получиться разговор, но вы не хотите понимать этого!». Чтобы офицер окончательно понял, что теряет, Мари как бы случайно уронила кошелек – не на пол, а на скамейку. Не теряя ни секунды, наклонилась. Конечно, наряд послушницы не предполагал наличия декольте. Но платье, которое подошло Мари по росту, было рассчитано на более скромные формы. Герцогиня попросту не стала застегивать ворот наглухо: вольность прекрасно скрывала тройная плотная ткань нагрудной накидки. Разумеется, можно было взять кошелек и спрятать его, стыдливо отвернувшись. Можно… но не нужно. Мари действовала достаточно неторопливо, чтобы смазливый нахал сумел разглядеть все, что ему так непринужденно продемонстрировали. - Что ж! Вы не берете то, что вам предложили от чистого сердца? – спросила насмешница, выпрямляясь.
Анри де Нуаре: Полную сдержанного негодования речь дамы Нуаре выслушал вполне равнодушно, даже с удовольствием – вот и славно, по крайней мере, сейчас оскорбленная девица уберется морочить голову какому-нибудь более галантному кавалеру - но непринужденное движение послушницы невольно привлекло его внимание. Натянувшийся бесформенный балахон, который язык не поворачивался назвать женским платьем, явил взглядам всех желающих весьма соблазнительные формы. Поэтому Нуаре машинально проследил глазами за жестом, обещающим показать еще немного. Он еще не успел сообразить, как отреагировать на брошенную на стол монету (брать деньги у женщины, фи! То есть брать их прилюдно, наедине лейтенант не был столь щепетилен…), но тут кошелек с глухим звяканьем шлепнулся на скамью, дама грациозно нагнулась… Нуаре готов был поклясться, что выпрямляться она не спешит, давая ему прекрасную возможность обозреть все, что открылось между разошедшихся краев апостольника. Между тем там было чем полюбоваться: благочестивая скромница не озаботилась застегнуть платье, как подобает, до самого верха. Полная и даже на вид восхитительно упругая грудь покачнулась прямо перед глазами лейтенанта, и из соблазнительной ложбинки выскользнул и заискрился десятками розблесков алмазный крестик на тонкой золотой цепочке. И если первое заставило Анри судорожно сглотнуть, то второе навело на мысль, что более близкое знакомство с «голубицей» может оказаться весьма выгодным. А все вместе подсказывало, что перед ним, пожалуй, отнюдь не такая уж невинная девица, как ему показалось вначале. Нуаре повернулся на стуле и окинул выпрямившуюся собеседницу заинтересованным взглядом, заодно отметив жемчужные четки на поясе… нет, решительно, дама весьма состоятельна! - А ваше предложение в самом деле чистосердечно? – вполголоса осведомился он, недвусмысленно ощупывая глазами то, что вновь скрыла плотная ткань, и давая этим понять, что именно он имеет в виду.
Мари де Шеврез: Мари перехватила этот взгляд, намеренно удержала его некоторое время. - Если я делаю предложение, то только от чистого сердца, и иду в своих намерениях прямым путем, до конца! Последнюю фразу герцогиня сопроводила тем, что чуть-чуть раздвинула края апостольника. Крестик посверкивал из-под ткани, волнительная ложбинка была видна только Нуаре. Мари понимала, что теперь кавалер уже не сорвется с крючка. Но после этого она с нарочитой скромностью опустила глазки, вновь возвращаясь в роль недотроги. В конце концов, они не одни. Нечего позорить обитель, давшую ей приют. Тем более нечего привлекать к себе излишнее внимание посторонних людей. Это удивительно, что к ним за стол все еще никто не подсел. Не иначе, офицер доплатил трактирщику. Или, что куда вероятней, пригрозил ударом шпаги, если его уединение будет нарушено. Похоже, ее новый знакомец - мастер решать проблемы именно таким способом. Кстати, о знакомстве! Герцогиня вскинула ресницы давно отрепетированным движением. Если нельзя напропалую кокетничать, то никто не возбраняет подбадривать кавалера взглядами... и не только! - Вы не поделитесь со мной капелькой вина? Только капелькой, я не могу больше... я уже жестоко поплатилась за бутылку, которую выпила в компании одного друга моих родителей... - Мари облизнула губы. - Он оказался... - тяжелый вздох. - бесчестным человеком. "Люинь наверняка попал в ад за свои проделки. Пусть теперь не злится, что я так бессовестно вру!". Еще один тяжелый вздох, а затем - взгляд, полный надежды. - Но ведь вы не бесчестный человек? Ах... Мари не стала дожидаться, когда кавалер решит вопрос "угостить ли даму". Она кликнула пробегавшего мимо служку, точно забыв о том, что только что просила "капельку вина" у офицера. Парень поклонился и живо принес мнимой послушнице скромный обед: несколько кусков рыбы, немного зелени и запотевшую бутылку шамбертена. - Впрочем, о чем я? - Мари убедилась, что их никто не подслушивает, и ничьи нескромные глаза не наблюдают за мирной беседой. Можно было начинать генеральное сражение. - Королевские офицеры бедны... я угощаю вас, сударь! Кстати, меня зовут Камиллой. На нежно любимую кузину, которая посмела посягнуть на святое, то есть на одного очень красивого и очень пылкого мушкетера, Мари имела преогромный зуб, и теперь не могла удержаться от улыбки - маленькая месть. Очень маленькая, но такая приятная! - Вы разделите со мной трапезу?
Анри де Нуаре: - Анри де Нуаре, к вашим услугам, - Лейтенант склонил голову, что должно было изображать вежливый поклон. – Но чему я обязан столь любезным предложением? Анри предоставил собеседнице самой догадаться, какое из двух ее предложений он имеет в виду. Он мог быть невежлив или даже попросту груб, но вот растяпой Анри де Нуаре не бывал сроду, и, когда речь заходила о личной выгоде – соображал и действовал со стремительностью голодного волка. А здесь, похоже, выгода как раз намечалась, причем неплохая. Красотке от него что-то нужно, в этом Нуаре уже ничуть не сомневался, иначе зачем бы разыгрывать такую комедию? И она готова заплатить за оказанную услугу или нечто другое. Оставалось выяснить, что именно ей требуется – и какова будет плата. Опущенные глазки и трепещущие ресницы ни на секунду его не обманули: перед ним сидела отнюдь не скромница. Чтобы проверить свое предположение, Анри как бы невзначай коснулся коленом ее колена – благо разделявший их стол был не слишком широк.
Мари де Шеврез: - Сударь, мне нужна помощь честного и благородного человека, - доверительный разговор требует, чтобы собеседники смотрели друг другу в глаза, и потому Мари придвинулась поближе, да так ловко, что господин де Нуаре теперь мог ощущать тепло ее тела, а его ладонь при желании могла погладить ее колено. Поза говорила об одном, губы готовились произнести совершенно иное. - Я никому не могу довериться, а действовать нужно быстро! Иначе я навсегда останусь за монастырскими стенами, а это невыносимо! Я не имею никакого расположения к монашескому призванию, я слишком люблю жизнь! Комедиантка бросила на своего визави взгляд, полный отчаяния. Мари прекрасно знала, что от волнения ее щеки раскраснелись и глаза особенно выразительно блестят. - Могу ли я довериться вам? Дело очень важное и опасное. Я не буду скрывать от вас степень опасности. Мои родные... - она запнулась, точно подбирая подходящее слово. - Мои родные - очень состоятельные и влиятельные люди. Здесь, в королевских войсках, мой кузен и мой дядя... Мари снова сделала паузу, но уже по другой причине. Молодой человек был привлекателен. Он удивительным образом напомнил герцогине другого военного... внешнего сходства, конечно, не было никакого, зато незримая, но вполне осязаемая волна, которая от него исходила... Колени женщины и мужчины продолжали соприкасаться, и Мари вынуждена была признаться самой себе: господин Нуаре щедро наделен тем, что сводит с ума понимающих толк в любви дам. "Это забавно, но я, кажется, хочу его...". - Если вы не боитесь опасности навлечь на себя гнев влиятельных людей, то... О, сударь, как я буду благодарна вам... и не только я! Вы мне кажетесь храбрым и решительным человеком... Вы сказали, что вы военный? Стало быть, вы можете беспрепятственно передвигаться по лагерю?
Анри де Нуаре: Движение собеседницы, которая и не подумала отстраниться, заставило Нуаре вспомнить поговорку о чертях в тихом омуте. Ай да послушница… Судя по блеску глаз, красотка действительно любит жизнь. Во всех ее проявлениях. Колено женщины, округлое и теплое даже сквозь грубое монашеское одеяние, недвусмысленно прижалось к его колену, и на некоторое время у лейтенанта напрочь вылетело из головы упоминание об опасности и влиятельных родственниках. Если бы речь шла о настоящем рыцаре, то, вероятно, можно было бы сказать, что кровь прилила к его сердцу, заставляя его забиться чаще; но не будем кривить душой – Нуаре ощутил прилив крови совсем к другому месту. - Я офицер пикардийского полка, мадемуазель Камилла, и получаю свое жалованье именно за опасную службу, - пожал плечами Анри, незаметно придвигаясь к собеседнице еще ближе и с истинно военной прямолинейностью кладя руку ей на бедро. После длительных и бесплодных реверансов со своей предыдущей визави он был настроен действовать решительно. – Расскажите же, сударыня, какого рода помощи вы ищете? Пальцы Нуаре легонько сжались, в то время как сам лейтенант пристально наблюдал за реакцией благочестивой кокетки.
Мари де Шеврез: Мари сама любила говаривать о том, что завоевывает сердца мужчин очень простым способом: просто дает им прикоснуться к ее бедру. Господин офицер это сделал. Мари подняла на мужчину глаза. "Да, я расскажу вам все, и будьте уверены - задаток вы получите в любом случае. И деньгами, и любовью". Не было надобности изображать нахлынувшее желание - оно было вполне естественным. Мари, страстная от природы, наконец-то осознала, что слишком долго живет монахиней. А господин Нуаре вполне подходил для того, чтобы провести с ним приятные час-другой. Она торопливо потянулась к своему стакану, сделала большой глоток, а затем облизнула губы. Все это можно было истолковать как проявление нерешительности... а можно - как дополнение к томному взгляду. Герцогиня не только не отшатнулась - она придвинулась еще больше и совершенно не препятствовала мужской руке делать то, что та хотела. Если говорить начистоту, то Мари даже поощряла предприимчивость молодого человека! - От вас требуется всего лишь найти человека, внешность которого я опишу. Это... это дядя моего возлюбленного. Человек, которого я люблю всей душой, беден, а потому неугоден моим родителям. Они же считают, что я должна выйти замуж за мужчину, с которым обручена с трехлетнего возраста. Он старше меня. Пауза, опущенные глаза и пылающие щеки. Как забавно говорить почти правду. Они с Шеврезом сначала очутились в постели, а уж потом одурманенного Клода можно было вести куда угодно. В том числе и к алтарю. - Я уже не девица, - тихо, словно через силу произнесла Мари. - Он подпоил меня и овладел мной... Но и это не остановило моего возлюбленного. Мы с ним бежали, но нас поймали прежде, чем священник успел соединить наш союз. Меня отправили под Ла-Рошель. Мать настоятельница - дальняя родственница моей матери. У меня есть два пути: покориться родительской воле или принять монашество. Но я хочу любить, хочу носить красивые платья, веселиться на балах. Если дядя моего возлюбленного сейчас даст знать своему племяннику о том, где я... Теперь вы понимаете? За этим человеком, за дядей моего любимого, наверняка установлен надзор. Нужно подойти к нему и передать записку. Я заплачу вам. Я хорошо заплачу вам! Вы согласны?
Анри де Нуаре: Однако! Реакция прекрасной Камиллы (впрочем, Нуаре готов был прозакладывать голову, что на самом деле ее звали совсем иначе) была самой что ни на есть обнадеживающей, Анри даже не рассчитывал на столь быстрый отклик. Молодая женщина льнула к его руке, щеки у нее горели. И такая откровенность, граничащая с чуть ли не бесстыдством… Дело обещало быть не только прибыльным, но и весьма, весьма приятным. Что ж, откровенность за откровенность. - Сударыня, - лейтенант понизил голос, придвинулся еще чуть ближе и склонился к прелестному ушку собеседницы, борясь с искушением немедленно впиться поцелуем в нежно розовеющую мочку, - я всегда готов оказать услугу красивой женщине… особенно за хорошую плату. Но вы ведь предлагали не только презренный металл, не так ли? Ладонь Нуаре сдвинулась чуть выше, многообещающе поглаживая женскую ножку. Черт бы побрал эти тряпки, не одежда, а броня!
Мари де Шеврез: Мари поспешно поправила апостольник. Негоже компрометировать себя так открыто только потому, что их с господином Нуаре планы и цели на ближайшие полчаса или даже час явно совпадают. Монастырь в Этре – заведение уважаемое. Если королевский офицер прямо в трактире проявляет недвусмысленный интерес к хорошенькой послушнице, а та только млеет и позволят мужчине видеть ушко и прелестные светлые локоны… нет-нет, нужно срочно что-то предпринять! Иначе выйдет совсем плохо! Но сохранять внешнее спокойствие было неимоверно трудно. Мужская рука, забравшаяся куда выше колена, заставляла Мари трепетать, прикрывать глаза и дышать глубоко и взволнованно. Если Нуаре едва сдерживал себя, то Мари испытывала то же самое. В какой-то момент она поняла, что пытается вспомнить лицо барона – но не может. Вообще не может думать ни о чем, кроме того, что этот офицер ей нужен. Во всех смыслах. Пауза затягивалась. Молчание следовало прервать ей. Говорить о деле не следовало – и это была разумная мысль, которая показывала, что герцогиня еще находится в здравом рассудке. Второй разумной мыслью было переложить кошелек из внутреннего кармана в потайной карман накидки. Там точно не потеряется, даже если станет очень жарко. Про накидку Мари забыть никак не могла, поскольку та скрывала все вольности ее туалета. Третью мысль тоже следовало считать разумной. Мари кое-что подсчитала в уме, вздохнула и решила, что отвар спорыньи всегда ее выручит в случае затруднений. Думать об этом следовало раньше. - Может быть, мы продолжим наш разговор в более спокойной обстановке, без свидетелей? – герцогиня, наконец, нашла нужные слова. Голос ее прозвучал тихо, с очаровательной хрипотцой, которая лучше всего показывает кавалеру, что стоит поторопиться…
Анри де Нуаре: - О, это прекрасная мысль! – Нуаре не мог не заметить, что дама уже вполне созрела и готова, фигурально выражаясь, упасть… ну, скажем так, ему в руки. Впрочем, сам он тоже отнюдь не остался равнодушным. При виде учащенно вздымающейся под апостольником груди Камиллы ему стало жарко, однако кое-какое здравомыслие лейтенант пока сохранял. Более спокойная обстановка… черт побери, ситуация требовала безотлагательного решения! И тут Анри осенило. - В Этре сейчас из рук вон плохо с жильем, сударыня, но… возможно, у меня есть кое-что на примете… Эй, милейший! (далее - фрагмент из "Крыша над головой нужна каждому")
Мари де Шеврез: Мари видела, как поспешно молодой офицер взлетел вверх по лестнице. Комната на втором этаже? Это удобно, но... неразумно! Плотское влечение было сильным, однако, герцогиня пыталась думать об осторожности. Нет-нет... никаких лишних глаз, никакого скандала! Мнимая послушница подозвала к себе слугу и попросила выставить счет. За себя и за господина офицера, с которым последние полчаса вела душеспасительные речи. У молодого человека совсем немного денег. Пусть это станет для него приятным сюрпризом... Она говорила самым елейным голоском и старалась унять дрожь во всем теле. Приходилось прилагать массу усилий к тому, чтобы не бросить на здорового широкоплечего парня томный взгляд. Если уж кидаться с головой в омут удовольствий после долгого перерыва, то следует предпочесть более утонченного спутника. Мысли в голову лезли исключительно небогоугодные. К счастью, парень оказался туповат. Он принес сдачу и принялся убирать со стола, не обращая ни малейшего внимания на особу в монастырском облачении. Пять минут... семь... Мари начинала терять терпение. Неужели сбежал? После всех авансов, которые ему были розданы?! Такого удара женское самолюбие герцогини не вынесло бы! По двадцатому разу оглядывая посетителей, Мари вдруг заметила в углу съежившуюся тщедушную фигурку. Давнишний мальчишка, который вздумал выносить дрянное ведро через общий зал, получил заслуженное наказание. Теперь он оплакивал свою горькую участь. Герцогиня неожиданно подумала о том, что мальчишка, пожалуй, не старше ее сына. Ведро было тяжелым... Еще четверть часа назад Мари первая отвесила бы этому дурачку подзатыльник: чтобы помнил. Но теперь она думала о том, что если бы не этот оборвыш, она бы вряд ли так быстро и ловко решила вопрос с возможным агентом. Пусть это агент не настоящий, а всего лишь временный пособник, который толком ничего не знает и даже не подозревает, для чего в действительности его наняли, но... - Эй, малыш! - окликнула герцогиня. Мальчишка подошел только после того, как дама поманила его пальцем и приветливо улыбнулась. - Тебя наказали? Мальчишка засопел и стал ковырять коросту на подбородке. - Как тебя зовут? К чему ей было знать его имя? Ах, какие только фантазии не придут в голову, когда не вполне владеешь собой! - Трашан, - тихо сказал мальчишка. - Рене Трашан. Мари прижала руку к груди. Рене... Ре-не-е-еее... Словно откупаясь от собственной памяти, герцогиня сунула в ладонь мальчишки всю сдачу, которую получила. Мальчишка в полном обалдении смотрел на невероятное богатство. - Это мне? - Тебе, тебе! - Мари потрепала мальчишку по лохматой голове. Она уже не смотрела на него - с лестницы скатился в общий зал господин де Нуаре.
Анри де Нуаре: Подстегиваемый досадой и опасением упустить сговорчивую красотку, лейтенант и впрямь спустился с галереи едва ли не быстрее, чем взбежал на нее. К немалому облегчению, еще с верхних ступенек он узрел, что предмет его вожделения все еще сидит за столом. Однако как же быть? Черта с два в Этре сейчас найдется хоть что-нибудь подходящее! Оставалось проверенное веками и поколениями прибежище влюбленных парочек – сеновал. Нуаре, как лицо, напрочь лишенное романтичности характера, предпочел бы что-нибудь менее пасторальное, но выбора у него не было. Лишь бы дама не оказалась слишком уж привередливой. Прочее же – вопрос времени и умения. - Сударыня, - приблизившись к столу и придав своей подвижной физиономии максимально благочестивое выражение, заговорил Анри, - сударыня, мой друг напомнил мне, что окрестности города полны мародеров, и хотя я чрезвычайно спешу, с моей стороны было бы величайшей оплошностью отпустить вас в монастырь без провожатого… а по дороге вы могли бы продолжить наставлять меня на истинный путь. Вы согласитесь вверить мне свою безопасность? – Украдкой лейтенант сверкнул глазами на мальчишку, который разинув рот глазел на офицера, и тот моментально испарился. Нуаре же, небрежно положив на стол несколько монет и кивнув хозяину, галантно склонился перед мнимой послушницей и, протягивая ей руку, полушепотом добавил: - Совсем неподалеку найдется укромное и уютное местечко, где нам никто не помешает!
Мари де Шеврез: - Н.. никто? - запинаясь, проговорила Мари. Хотя бы четверть часа... Пять минут назад у нее были несколько здравых мыслей, теперь - только одна. Она касалась конкретных действий: встать, опереться на руку господина офицера, сжать его пальцы своими... - Ах, нет! Я уже заплатила за себя и за вас! Королевские офицеры бедны... обитель не бедствует... Господь дает своим овечкам кров и пропитание... Мари сама забрала деньги со стола и протянула их Нуаре. Они покинули гостиницу рука об руку, но направились отнюдь не к дороге. Хорошо, что двор совершенно пуст! - Сеновал! - задыхаясь, промолвила Мари. - Ах, только бы там никого не было! Но прежде... Она углядела укромный уголок за бочкой для стока воды, метнула быстрый взгляд по сторонам. Никого! Какое счастье! Она буквально прижала молодого человека к стене и жадно впилась губами в его губы. Пусть окажется сколь угодно грубым и некуртуазным! Сейчас ей без разницы. Сводить синяки... пить мерзкий отвар и неделю после этого валяться в постели без сил... политика... Анна... Гастон... Генри... Джордж... Людовик и кардинал... к чертям!!! Она имеет право подумать о себе?! М-м-м... а он неплохо целуется! - Если это... ваше укромное место... дальше... чем эта чертова конюшня... я непристойно отдамся вам прямо здесь! - прошипела Мари, когда ее рот оказался свободным.
Анри де Нуаре: - Еще несколько шагов, Камилла! – Нуаре и сам едва сдерживался. И вот об этой женщине он было подумал как о невинной овечке? Как бы не так! Да в ее огне может без остатка сгореть весь Этре вместе с Ларошелью впридачу! На мгновение Анри даже ощутил сочувствие к неведомому ему дяде вкупе с кузеном прекрасной Камиллы, а также к ее престарелому жениху. Тут и святой бы не устоял. Запирать в монастыре такую красотку – все равно что пытаться удержать ветер ладонями! - Если в вашем монастыре все послушницы таковы, то я готов принять сан – лишь бы иметь возможность их исповедовать! Лейтенант воровато оглянулся и, крепко обхватив свою спутницу за талию, потянул ее в сторону деревянной лестницы, приставленной к стене сарая. Там, наверху, их точно никто не побеспокоит, да и на спину не накапает.
Мари де Шеврез: Мари послушно следовала за молодым офицером до того момента, когда он подвел ее к лестнице. Лестница оставляла желать лучшего: старая, рассохшаяся, без пары ступенек. Будь герцогиня в мужском платье, ее бы это не остановило. Но залезать наверх, рискуя в любую секунду запутаться в юбках и совершенно не грациозно сверзиться вниз? Нет-нет, ни за что на свете! Мадам де Шеврез растерянно поглядела на своего спутника. - Сударь?
Анри де Нуаре: Распаленный лейтенант замешкался лишь на секунду. Если верно то, что для любви нет преград, то для страсти и подавно не может стать преградой какая-то женская боязнь рассохшейся лестницы! Тем более, что лестница была еще вполне крепкой. - Не бойтесь, моя красавица, - Нуаре притянул женщину к себе, сорвав еще один поцелуй, - я вам помогу! Анри поставил ногу на нижнюю ступеньку и с ловкостью взбирающегося по вантам матроса почти взбежал наверх. Лестница даже не шаталась – отлично, стало быть, панического визга удастся избежать. Лейтенант опустился на колено в дверном проеме, протягивая вниз руки. - Лестница вполне надежна, сударыня! Один шаг, только один шаг, и нас ждет царское ложе! Он ожидал, что Камилла будет карабкаться медленно и боязливо, и был приятно удивлен, когда та взглянула наверх – и решительно, без тени страха принялась подниматься по имеющимся ступенькам. Несколько мгновений – и голова и плечи молодой женщины оказались выше порога. Тут она замешкалась, добравшись до отсутствующей перекладины, но Нуаре, поскольку дама оказалась уже в пределах его досягаемости, крепко обхватил красотку за бока и рывком втащил на сеновал. Правда, отступая назад, лейтенант зацепился каблуком за торчащую доску и рухнул навзничь вместе со своей драгоценной ношей, но приземлились они в огромную груду сена – куда, собственно, и стремились. При этом края апостольника разлетелись, и прямо перед носом Анри очутилось восхитительное декольте Камиллы – зрелище, способное лишить самообладания даже монаха. Платье явно готово было капитулировать под напором бурно вздымающейся груди, и лейтенант, тихонько зарычав от вожделения, нетерпеливо рванул крючки, так, что верхний с треском оторвался. - О, Камилла…
полная версия страницы