Форум » A la guerre comme à la guerre » Предрассветные тени, часть II. 20 сентября 1627 года, около 6 утра. » Ответить

Предрассветные тени, часть II. 20 сентября 1627 года, около 6 утра.

Атос:

Ответов - 39, стр: 1 2 All

Арамис: - Постойте, Атос... - Арамис чуть тронул друга за локоть. Там, где Атос увидел усмешку, он явственно разглядел улыбку. В палатке лекаря молодой человек понял достаточно, чтобы ни о чём не расспрашивать. Во всяком случае, самому Атосу он задавать вопросы не собирался - кое-какие подробности можно при желании легко узнать у Базена и у того же Дарлю. Тревиль мог быть жёстким, решительным, иногда - коварным, часто - умелым интриганом, лавирующим между интересами различных людей, но никто, никогда не обвинил бы капитана мушкетёров в том, что он злоупотребляет своей властью. Посмеяться над чьей-то бедой? Они все здесь не знали, что может случиться завтра, они не раз провожали в последний путь боевых товарищей, каждый из них понимал, что в следующую минуту его самого может не стать - и ни разу, ни разу Арамис не видел, чтобы капитан проявлял неуважение к смерти! Пусть даже это и была всего лишь смерть женщины. Женщина выполнила свой долг лучше, чем многие мужчины, потому что... Ах, следовало ли сомневаться, по какой причине! - Капитан, - смело сказал он, в эту минуту не ощущая ни усталости, ни боли, - прежде, чем вы узнаете о судьбе первого письма, скажите: что стало с девушкой, которая была в лазарете? Вы сказали про похороны... да, мы уже знаем. И я бы действительно желал посмотреть на бедняжку и помолиться за... Следовало сказать "спасение её души", но Арамис продолжил: - Успех всего, ради чего она рисковала жизнью. Мне будет дозволено это сделать?

де Тревиль: Перемены в лице Атоса и его слова настолько поразили Тревиля, что он ответил не сразу, невольно давая тем самым возможность Арамису задать свой вопрос. Капитан не собирался беседовать о судьбе столь не безразличной Атосу девицы при посторонних, но Арамис не оставил ему выбора. Впрочем, никто не заставлял его раскрывать чужие тайны. – Похороны, – повторил он, пристально глядя на мушкетера. Что-то он несомненно знал, но как много, и распространялось ли это знание на двух его друзей? – Обязательно. Я хочу предупредить вас, д'Артаньян – ваше отсутствие в лагере в последние два дня было вызвано необходимостью позаботиться о похоронах для… – имя он не помнил, но продолжил без малейшей паузы, – бедной девушки. Даже после убийства барона де Кюиня она могла быть для кого-то опасна, а ввиду последних событий… Я велел, чтобы ее тайно перевезли в местный монастырь, и распустил слухи о ее смерти. Доверенное ему Атосом кольцо по-прежнему лежало у него, но не отдавать же его сейчас! – Но это, право, сейчас несущественно, господа. Я возвращаюсь к первому письму. И выпейте, наконец, вина. В особенности вы, Арамис, вы слишком бледны. Вы ранены? Целью этого вопроса было как отвлечь от Атоса внимание, так и дать ему время прийти в себя. Ответ капитан знал – недаром все четверо отправились в лазарет.

Арамис: - Не стоит внимания, капитан, - Арамис поморщился. - Сущий пустяк. Я получил удар по голове и благодаря этому пропустил укол в руку. Думаю, если королю завтра будет угодно отдать приказ о штурме крепости, я буду способен идти на приступ вместе с остальными. Молодой человек вовсе не хотел, чтобы его считали немощным инвалидом. Закончив реплику, он слегка поклонился и занял прежнюю позицию, предоставив д'Артаньяну продолжать доклад. Слова Тревиля о судьбе Агнессы порадовали Арамиса: значит, Атосу не о чем печалиться.


Шарль д`Артаньян: Д`Артаньян скупо улыбнулся: добрые новости! Расслабляться, впрочем, было рано, поскольку Тревиль требовал немедленного и подробного отчёта. Прекрасно понимая, что капитану нужно знать правду, и только правду, гасконец постарался рассказать обо всём как можно более подробно. Атос справился бы лучше, чем он. Когда требовалось, старший из мушкетёров проявлял талант прирождённого оратора. Но Атос предпочёл молчать, потому д`Артаньян почти четверть часа говорил, делая лишь краткие паузы между предложениями. Когда он закончил свой рассказ, больше напоминавший военный рапорт, горло у него изрядно пересохло. Вино же молодой человек пить боялся: усталость всё больше давала о себе знать, клонило в сон, лишь усилием воли д`Артаньян заставлял себя сохранять бодрость. - Кажется, я ничего не забыл? - спросил он, обращаясь к Атосу.

Атос: Вмешательство Арамиса дало Атосу возможность справиться со своей вспышкой, хотя и заставило до боли закусить губу – он не понимал, зачем будущему аббату понадобилось вникать в подробности и зачем де Тревиль эти подробности описывает, словно получая от этого удовольствие. Возможно, именно поэтому мушкетер не сразу осознал, что именно говорит капитан. Кюинь убит… а Агнесса… жива и в монастыре? Слухи о смерти? Есть все-таки в этом мире справедливость! «Боже, благодарю тебя!» Нахлынувшее чудовищное облегчение, смешанное с благодарностью – Всевышнему, Тревилю, Арамису за вовремя заданный вопрос – и одновременно смутным пожеланием, чтобы гасконское хитроумие провалилось к всем чертям – на миг лишило его остатков сил; к счастью, все взгляды были обращены на де Тревиля. Атос отер лоб, молясь про себя, чтобы этого никто не заметил, и заставил себя вслушаться в то, о чем рассказывал д'Артаньян. Речь шла о составлении письма; прошлой ночью в форте гасконец, не без оснований полагая, что его друг не станет сам просить Туара, чтобы тот обошел молчанием некоторые щекотливые подробности, взял этот труд на себя. Письмо было написано так, чтобы, попади оно в чужие руки, никто не смог заподозрить Атоса в сокрытии первого. Скрывать правду от короля никто не собирался, но королю эту правду должен был поведать де Тревиль, притом на словах – таким образом, Атос мог уже не опасаться нового обвинения в измене. - Ваша память непогрешима, д'Артаньян, - с признательностью проговорил мушкетер. – Да и вообще, наша экспедиция увенчалась столь полным успехом лишь благодаря вам.

де Тревиль: Слушая д'Артаньяна, Тревиль краем глаза следил за Атосом, ровно настолько, чтобы увидеть, что тот снова взял себя в руки. Тогда он снова перенес свое внимание на гасконца, что, впрочем, не помешало ему в то же время выдвинуть ящик стола. - Вы совершили почти невозможное, господа. Я сейчас же еду к его величеству. В ночь с двадцатого на двадцать первое или с двадцать первого на двадцать второе? Сегодняшний совет в Этре — это последняя возможность для союзников покойного Кюиня добиться того, ради чего они затевали эту авантюру с поддельной припиской. Возможно, там я узнаю что-то новое. Он обошел стол, чтобы вручить д'Артаньяну сложенную пополам бумагу с его лейтенантским патентом, и одновременно, не привлекая внимания, вернул Атосу его кольцо. - Я позволю себе напомнить вам, господа, что Атос не может вернуться из Сабль д'Олон раньше полудня. Арамис, зайдите ко мне часов около пяти вечера. Портос... - он дружески кивнул гиганту-мушкетеру. - А вы, д'Артаньян, задержитесь на минуту. Официально он собирался сказать гасконцу пару слов про его новые обязанности. А неофициально – напомнить, что скрытничать он может с кем угодно, но не со своим капитаном.

Шарль д`Артаньян: Д`Артаньян, разглядев бумагу, которую держал капитан, вдруг подумал о самом плохом. Невозможно сейчас расспросить Арамиса, куда пропало злополучное расшифрованное письмо. Вдруг Арамис потерял его или оставил на видном месте, и листок кто-то принёс Тревилю? Чёрт бы побрал все эти тайны! Насколько проще и приятней иметь дело с честным Атосом или бесхитростным Портосом! Но ведь Арамис - тоже друг им всем, и действовать ему во вред невозможно! Только что они сражались плечом к плечу, как не раз уже бывало! - Атос слишком расхваливает меня, - сказал гасконец, чтобы отогнать дурные мысли. - Каждый из нас сделал своё дело, и друг без друга мы бы не справились. Мне повезло со шпионом, капитан - что верно, то верно, но без Атоса я бы просто не смог добраться до форта и вернуться назад. И мы оба с Атосом погибли бы на берегу, если бы не вмешательство Портоса и Арамиса.

Портос: Портос, за прошедшие несколько минут узнавший столько ошеломляющих вещей, что хватило бы и более взыскательному любопытству, успел последовательно испытать целый ряд противоречивых эмоций: восхищение ловкостью и хитроумием друзей сменилось опасением, что капитан не похвалит их за упущенный важный документ, а недоуменная обида на совершенно внезапную и ничем, казалось, не оправданную жестокость капитана превратилась в бурную радость, когда он услышал, что девушка жива. И, наконец, дружеский кивок капитана окончательно успокоил простодушного мушкетера. Все складывалось как нельзя лучше, де Тревиль был доволен, все были живы – действительно все! Портосу очень хотелось облечь свои чувства в слова, но слова не находились – зато, возможно, как раз от избытка чувств, внезапно защекотало в носу, и мушкетер, неожиданно даже для себя, громогласно чихнул. - Чертов дождь! – смущенно пробормотал он. – Так мы можем идти?

Атос: Губы Атоса дрогнули в улыбке: как видно, для того, чтобы окончательно прийти в себя, ему не хватало именно непосредственности Портоса. Пошатнувшийся было мир снова стал прежним. - Полагаю, да, - пристально глядя на Тревиля, проговорил он. Надо полагать, капитан, вручивший д'Артаньяну некую бумагу, желал остаться с гасконцем наедине для приватного разговора. Какого – Атос не знал, да и, по правде говоря, не желал знать, по крайней мере сейчас. Сейчас его интересовало лишь одно. И какая, собственно, разница, что подумают об этом друзья? Все, что было можно и даже более того, они уже подумали – мушкетер в этом не сомневался. - Господин капитан, только один вопрос, с вашего разрешения, прежде чем мы вас оставим. Если я пожелаю лично поблагодарить мадемуазель Бомон, смогу ли я навестить ее в монастыре? Второй вопрос – о состоянии Агнессы – Атос задавать не стал. Если мэтр Дарлю позволил перевозить раненую, значит, ее жизни уже ничто не угрожало.

де Тревиль: – Вам придется обождать с этим, – отозвался капитан, радуясь возможности окончательно прояснить дело, – пока, по крайней мере, она не встанет на ноги. В женском монастыре, боюсь, вас не пустят дальше приемной. Будьте здоровы, Портос! Ступайте отдыхать, господа, подвиги, подобные вашим, утомительны. Взгляд, который Тревиль при этом устремил на гасконца, ясно показывал, что тому надлежит задержаться.

Шарль д`Артаньян: Д`Артаньян молча сделал шаг в сторону, пропуская товарищей. Судя по всему, его ждёт изрядная трёпка, и Тревиль не желает, чтобы у этой сцены были свидетели. Пусть даже и такие, как Атос, Портос и Арамис. Хотя Тревиль мог просто оставить его, чтобы дать очередное поручение, ведь именно д`Артаньян исполнял обязанности офицера. Или написать рапорт. Или ещё что.

Портос: Тон де Тревиля, хотя и доброжелательный, не оставлял сомнений в том, что им следует покинуть палатку, поэтому Портос, как бы ни хотелось ему узнать, чего капитан хочет от д'Артаньяна, подчинился без малейших возражений. Лишь отойдя на десяток шагов, он позволил себе раскрыть рот. - Ну что, все хорошо, что хорошо кончается, - пробормотал он все еще смущенно. – Ведь так? И… - великан вопросительно взглянул на Арамиса, - в монастырях, конечно, строгие порядки, но, может быть, вы… Спохватившись, что, быть может, допускает очередную бестактность, великан окончательно смешался и замолчал.

Арамис: - Милый Портос! - Арамис заставил себя улыбнуться, хотя любое движение губ доставляло ощутимую боль. - Любой, даже самый строгий устав, допускает некоторые послабления, а если у человека к тому же нет внутренней предрасположенности к соблюдению правил, то нарушения обязательно будут. Главное же - не переступать через определённые границы. Апостол Павел не зря говорил, что верующему всё можно, но не всё полезно. Он был не уверен, что понял ход мыслей Портоса, но более подходящих слов не нашёл, да и не желал находить. Довольно было того, что Портос за последние часы трижды спас его своей силой, верностью и доверчивым простодушием, не допускавшим даже тени сомнения в том, что друг может оказаться способным на предательство, пусть и невольное. - Нас отпустили отдыхать! - продолжил он как можно более спокойным тоном. - Все философские споры о монастырях и строгости порядков оставим на утро, если вам будет угодно продолжить наш разговор. Думаю, что д'Артаньян скоро присоединится к вам. Я же пойду к себе в палатку - и даю вам слово, никакой предмет в мире меня не заботит сейчас так, как желание очутиться в койке и спать до полудня!

Портос: Портос слегка свел брови в усилии понять, что имел в виду его благочестивый друг. Ответ был больше похож на проповедь, с той только разницей, что истолковать его можно было по-разному: то ли Арамис намекал на то, что никаких сложностей не предвидится и он сумеет помочь проникнуть за монастырские стены, то ли, наоборот, на то, что именно в этом монастыре не понадобится ничья помощь – Бог ведает. А может быть, он посчитал, что раз Атос молчит и ни о чем не спрашивает – лучше вовсе не затрагивать эту тему? На всякий случай мушкетер утвердительно кивнул, соглашаясь сразу со всеми постулатами, и тут вспомнил, что у них остался еще один щекотливый вопрос. - Погодите, Арамис! Мне нужно вам кое-что рассказать, это про того самого Нюайе, который… - Слова «нас предал» попросту не шли с языка – Портос так и не сумел привыкнуть к мысли, что кто-то из полка оказался способным на предательство. – Дело касается еще одной особы, которую вы все знаете, так что вам лучше бы это услышать. Гигант оглянулся на темнеющий позади шатер капитана, соображая, что проще – дождаться д'Артаньяна или повторить свой рассказ дважды. В конце концов, мучить усталых друзей ожиданием не хотелось, а с гасконцем он так и так встретится у себя в палатке. - Давайте я провожу вас с Атосом, чтобы не тратить зря времени, - решительно произнес он наконец. – А по пути как раз успею все объяснить. Не знаю почему, но мне не хочется оставлять это на утро! Согласовано. Если ни у кого нет возражений или желания дополнить, эпизод завершен.

Арамис: При упоминании имени Нюайе Арамис живо забыл, что только что собирался лечь в постель. Глаза его блеснули, он схватил Портоса за руку. - Да, да, конечно! Рассказывайте, мой друг! Я просто своим ушам не поверил, когда Тревиль сказал, что произошло. Неужели подобное возможно?

Атос: Сырой утренний воздух, особенно свежий после душноватой из-за горящих свечей палатки капитана, слегка разогнал сон и усталость. Атос уже шагнул было в сторону их с Арамисом палатки, когда слова Портоса заставили его обернуться. - В самом деле, Портос, - спохватился он. – Простите мою рассеянность! Мушкетер взял друга под руку с другой стороны. - Рассказывайте, - предложил он.

Портос: - Только имейте в виду, Тревиль настаивал, чтобы об этом пока не знал никто, кроме нас, - с некоторым запозданием понизив голос, предупредил Портос. – Иначе может пострадать честь полка, вы понимаете… и к тому же сюда впутана мадам де Бутвиль. Бывшая мадемуазель де Кюинь. Если говорить коротко… Совсем коротко изложить историю у Портоса не вышло, хотя мушкетер старался как мог. Однако, к тому моменту, как все трое подошли к палатке Атоса и Арамиса, он сумел достаточно связно и последовательно рассказать, что их однополчанин Нюайе, назвавшись чужим именем, пытался куда-то заманить юную графиню де Люз, утверждая, что отвезет ее к раненому отцу, и преуспел бы в этом, если бы не вмешательство одноглазого шевалье де Ронэ; о гибели Нюайе и о том, что они с де Тревилем обнаружили в вещах покойного кошелек с кругленькой суммой; о проявленной одноглазым заботе о графине; и, наконец, о том, что Нюайе участвовал в вылазке, в которой погиб дю Санж. - Все это случилось как раз восемнадцатого, - закончил Портос. – А француз, который был вместе с англичанами в засаде, утверждал, что и о вылазке в форт баронесса де Бре узнала именно от мушкетера нашей роты. И я уверен, что это тоже был Нюайе. Подслушать разговор в палатке де Тревиля не так уж сложно… Не может такого быть, чтобы в полку оказалось сразу два предателя! В голосе Портоса прозвучала глубокая убежденность.

Арамис: Признаться в совершённой ошибке, покаяться друзьям? Нет, Арамис не мог этого сделать, и лишь мысленно дал обет молиться за грешную душу однополчанина. Какие причины подвигли Нюайе стать предателем? Может быть, и он оступился для начала в чём-то незначительном, чему даже не придал значения? Один грешник никак не может осуждать другого, особенно если согрешивший сознательно своей гибелью прикрыл грешника поневоле. - Спасибо за рассказ, Портос. Вы сказали то, о чём нужно знать всем нам. Само собой, мы будем молчать. Да, Атос? - глухо промолвил он. Арамис знал, что от Атоса невозможно скрыть нюансы интонации, но друг, честный и прямой, спишет всё на усталость. Он испытывал именно усталость. Позор, пусть и оставшийся неведомым для друзей, смыт кровью. Согрешивший невольно заработал наказание согласно тяжести своего греха. Пусть так. Это справедливо: ведь тот, кто предал сознательно, расплатился собственной жизнью. Арамис почувствовал, что земля уходит из-под ног, и поспешно опёрся о плечо Атоса.

Атос: - Разумеется. – Атос быстро подхватил пошатнувшегося приятеля под локоть, поддерживая, ввел в палатку и усадил на постель, после чего обернулся к Портосу. – Скверная история, и Тревиль прав – незачем, чтобы о ней знал кто-нибудь еще. Мушкетер утомленно потер лицо ладонями. Снова мадемуазель де Кюинь… и снова, уже во второй раз, рядом с ней оказывается этот де Ронэ. Случайность? Или? Вновь навалившаяся усталость сделала мысли медленными и вязкими, словно патока, сосредоточиться не удавалось. Кому помешала свежеиспеченная мадам де Люз… - Два предателя действительно слишком много, - пробормотал он, чувствуя, что говорит что-то не то. – Черт возьми… Портос, у меня к вам добрый десяток вопросов, но, кажется, я засыпаю прямо на ходу, да и вы, должно быть, тоже. - Поговорим завтра, - согласно кивнул Портос. – Вернее, уже сегодня, но не раньше полудня. Доброго вам отдыха! Проводив Портоса взглядом, Атос опустился на свою койку. Теперь, когда можно было наконец расслабиться, когда почти все тревоги остались позади, силы кончились сразу и окончательно. Уже на грани яви и сна мушкетер смутно осознавал, что рядом с Арамисом хлопочет Базен, что с него самого кто-то стаскивает камзол и сапоги… На этом реальность временно прекратила свое существование. Написано в соавторстве. Эпизод завершен.



полная версия страницы