Форум » A la guerre comme à la guerre » И шестерка может быть козырем. 20 сентября 1627 года, после часа пополудни » Ответить
И шестерка может быть козырем. 20 сентября 1627 года, после часа пополудни
Провидение:
Ответов - 31, стр:
1 2 All
Pierrot/Pierrette: В тёмных глазах Николь на миг мелькнула настороженность, тут же сменившаяся привычным простодушным выражением. – Должен, сударь. Сегодня вечером в «Нечестивце». Вы хотите, чтобы я туда пошёл? Чтобы вы могли на него посмотреть? Это будет моё слово против его – а он дворянин. Вряд ли она и в самом деле тревожилась, что Портос не поверит её словам – иначе не стала бы посылать подругу за помощью. Но ни один здравомыслящий человек не сунет добровольно руку в осиное гнездо, а ей столь деятельное участие в предотвращении покушения не могло представляться иначе. Впрочем, возможно также, что она рассчитывала на награду – или же надеялась, что мушкетёр пообещает ей попросту убить того, на кого она укажет.
Портос: Замечание было справедливо, но Портос и не собирался предлагать актеру бросить прилюдное обвинение, только посмотреть на таинственного офицера, но тут ему пришла в голову еще одна мысль – как показалось мушкетеру, весьма удачная. - А что, если вы попросту скажете ему, что поручение выполнено? – предложил он. – Меня он не знает, и я в самом деле смогу его разглядеть. Или поедемте в лагерь, и вы опишете этого мерзавца господину де Тревилю так же убедительно, как описали мне – ручаюсь, что если это настоящий офицер, капитан его узнает!
Pierrot/Pierrette: Теперь замешательство на лице акробатки стало очевидным: похоже, ни одно из двух предложений Портоса не привело её в восторг. Прежде чем ответить, она покосилась на Белль, словно рассчитывая на её поддержку. - С вашего разрешения, сударь, одних моих слов ему будет недостаточно. Господин Атос, по его словам, везёт какие-то бумаги, и я должен их ему доставить. Как доказательство. О Тревиле не было сказано ни слова: хотя при первой встрече с капитаном Николь предстала перед ним в облике дамы Пьеретты, вряд ли она не понимала, что он вполне в состоянии её опознать, и вряд ли могла желать второй встречи.
Портос: - Гм… - пробормотал Портос. Дело осложнялось на глазах. Бумаги, бумаги… какие еще бумаги? Поскольку Портос точно знал, что в ставку короля Атос не собирается, то он даже предположить не мог, что такое его друг должен был везти. Хуже того, сам Атос этого тоже, скорее всего, не смог бы предположить. И какого, собственно, черта этот актер мнется и жмется, словно не он настоял на этой встрече? - Тогда едем к Тревилю, - чувствуя, что начинает понемногу терять терпение, объявил мушкетер. – Если я не могу увидеть вашего нанимателя и вы не опишете его капитану – мы так никогда и не сможем узнать, кто он.
Pierrot/Pierrette: – Едем, – согласилась Николь. Чего бы она ни опасалась, на её лице, в полном соответствии с её ролью, это не отразилось. – С вашего разрешения, сударь, моя подруга… она может вернуться в город? Мы можем проводить её хотя бы до дороги? Как бы ни закуталась Белль в свою накидку, одинокая женщина всегда может стать добычей солдатни, а брать её с собой туда, где её судьба будет зависеть от расположения духа капитана де Тревиля, Николь явно не хотела.
Портос: - Я могу ее даже отвезти, - великодушно согласился мушкетер, радуясь, что актер наконец принял какое-то решение. – И не беспокойтесь, доставлю в целости и сохранности, куда пожелаете. А потом вернусь сюда, или встречусь с вами возле лагеря. Идет?
Pierrot/Pierrette: Какой бы ни была первая мысль Николь, высказывать её она не спешила – напротив даже, сжала губы в узкую полоску, и глаза ещё отвела. Белль молчала, и взгляд, брошенный на неё искоса акробаткой, ничего, похоже, не прояснил – иначе вряд ли она помедлила бы, прежде чем ответить. – Сюда, – настолько уверенно прозвучало это слово, что выводы к которым пришла Николь, должны были быть очевидны: для её же собственной безопасности часовые не должны были видеть её рядом с Портосом. – Я подожду. А господин Атос… Он же не приедет? Возможно, она не задумывалась ещё, как она попадёт в лагерь незамеченной, а может, думала, что на дворянина, пусть даже пешего, не обратят внимание, если он сопровождает мушкетёра.
Belle Fleur: Белль, которая до сих пор не вмешивалась в беседу мушкетера и подруги, но ловила при этом каждое их слово, робко подала голос: - Разве господину де Тревилю не все равно, кто опишет ему злодея? И Вы ведь сами сказали, господин Портос, что капитан узнает его лишь в том случае, если тот – «настоящий офицер». А что, если он такой же офицер, как... Белль указала на эфес шпаги, болтавшейся на боку ее подруги, как будто сравнивала поддельного дворянина с поддельным же офицером. - И бумаги тоже...- продолжила она. – Капитану де Тревилю, верно, известно, что за бумаги везет господин Атос? Если это так, почему бы не передать злодею поддельные бумаги, но такие, чтобы он поверил, что сведения, в них изложенные, - настоящие? Отвезите меня к капитану, господин Портос: я все ему расскажу в вашем присутствии, а если он снабдит меня липовыми бумагами, тогда я вернусь сюда и отдам их моему другу для передачи злодею. Пока Белль говорила, ее взгляд не отрывался от подруги, как будто она просила одобрения прежде всего у нее, а не у господина Портоса. От нее не укрылась запинка, с которой Николь согласилась на предложение мушкетера отправиться с ним в военный лагерь на встречу с могущественным капитаном де Тревилем.
Портос: Портос хмыкнул – весьма скептически, оставив вопрос актера без ответа. Не то чтобы он кому-то не доверял, но все же... Капитану де Тревилю известно… Должно быть, ему тоже крайне интересно, что за бумаги такие неизвестный офицер так стремился заполучить. Если бы только они существовали, эти бумаги! - Интересно, как это вы будете описывать злодея, если никогда его не видели? – поинтересовался он. – Ценю ваш пыл, сударыня, но это не годится. А поддельные бумаги… Не беспокойтесь, господин капитан обдумает все возможные выходы. Если этот человек, кем бы он ни был, так уверен, что Атос ездил в Сабль-д'Олон, то, значит, он и не подозревает о существовании настоящего письма из форта. Стало быть, ему нужно не оно. Но что тогда? Единственное, что приходило в голову Портосу – это то самое злополучное поддельное письмо, из-за которого было столько шуму и крови. Но черт побери, уж он-то должен, наверное, знать, что оно поддельное – так за каким чертом заваривать такую кашу? Сначала пытаться его заполучить, потом подбрасывать, потом опять пытаться заполучить… Портос потряс головой, чувствуя, что запутался окончательно. Нет, тут что-то другое! - Де Тревиль разберется, - твердо заверил он и протер рукавом мокрое от дождя седло. – Я отвезу в город вашу подругу, сударь, и тотчас вернусь.
Pierrot/Pierrette: Николь, судя по выражению её лица, искренне расчитывала, что её колебания не выдадут её сокровенных мыслей. Предложение подруги явно стало для неё громом среди ясного неба – её глаза расширились, а затем потемнели, сделавшийся тяжёлым взгляд, соскользнув на миг к мокрой траве, упрёком возвратился к лицу Белль и снова впился в Портоса. Одни лишь невольно стиснутые кулаки за спиной могли бы намекнуть на её чувства: мужская ли роль требовала от неё не бояться, или она сама не переносила в себе любые проявления женских слабостей, проницательность, с которой Белль обнаружила её нежелание видеться с капитаном, должна была показаться ей сверхъестественной. Другая на её месте, возможно, увидела бы в этом всю глубину привязанности, позволявшей подруге заглядывать в самые тайники её души, но если Николь и заподозрила подобное понимание, долго её это не радовало – притушенный опущенными ресницами огонёк ярости в её глазах был слишком красноречив. – Я подожду, – неживым голосом повторила она.
Belle Fleur: Добравшись до города под охраной королевского мушкетера, комедиантка сердечно поблагодарила своего провожатого и, попрощавшись, поспешила в церковь. Храм был почти или совсем пуст - занятая своими мыслями, Белль мало смотрела по сторонам, и только звук шагов ее ножек, обутых в тяжелые деревянные сабо, отражался от каменных плит и устремлялся вверх, к высоким сводам. В кружке для пожертвований звякнули две мелкие монетки, выданные ей подругой утром. Спустя мгновение к ним присоединился золотой экю.Сев на самую дальнюю скамью, комедиантка положила руки на спинку той, что стояла впереди, уронила на них голову и принялась молиться так горячо, как не молилась еще никогда в жизни. Эпизод завершен?
полная версия страницы