Форум » A la guerre comme à la guerre » Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. 20 сентября 1627 года, первая половина дня » Ответить

Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. 20 сентября 1627 года, первая половина дня

Марверт:

Ответов - 44, стр: 1 2 3 All

Бернар Фабьен: - Это кто же подсыпает отраву соседу по столу, а сам демонстративно не ест ничего — смотрите, мол, я тут и кусочка не проглотил! - возмутился Бернар с таким видом, будто сам он травит соседей каждый день и знает все правила. - Это ж сразу будет ясно, чьих рук дело! Ну не совсем же глупая ваша графиня! Он посмотрел на Николя и очень естественно смутился, только что не покраснел. - То есть... я не хотел ничего такого...

Dramatis personae: – Так она же не знала… – начал Никола. – Ничего-то ты в бабах… – усмехнулся в то же время Матюрен. Оба осеклись и переглянулись, прежде чем одарить юношу одинаково снисходительными гримасами. – Это же женщина, – презрительно буркнул лакей. – Где уж им думать! Письмоводитель промолчал, не отводя хмурого взгляда от трупа под простыней. В его опыте умных убийц не было – или попадались только те, что поглупее.

Бернар Фабьен: - Не знала, что отраву подсыпала? - «не понял» Бернар и с самым глубокомысленным видом добавил: - Нет, господа, что ни говорите, а незачем графине супруга убивать. А вот господину Огюсту... Все же и титул, и богатство. Говоря это, юноша думал, что хорошо будет, если Матюрен, выслушав его, разозлится. Человек, когда зол и собой не владеет, много чего может сказать.


Dramatis personae: – Да не мог он! – возмутился Матюрен. – Я же сказал, он за тем же столом ужинал! Вы, месье Ферре, помощнику своему пасть заткните, а то он такого наболтает! – Он при посторонних болтать не будет, – пообещал Никола, – это только при своих. Я ему как сказал, что вы – все равно что участник расследования, так он язык и распустил. При всей своей замкнутости при этом признании лакей не сумел скрыть удовлетворения. – Я, конечно, месье Огюста, то есть нового господина графа, не очень хорошо знаю, – веско проговорил он, – но вот не такой он человек, мне кажется. Благородный же человек. На своем веку письмоводитель повидал немало дворян, особым благородством не отличавшихся, но противоречить он не стал. – Так если он все то же самое ел, – заметил он, – то не в ужине была отрава. Сам он уже понял, что надо проверить. Отчего молчит Матюрен? Просто туп или что-то скрывает? Сейчас Бернар ему подскажет, и посмотрим.

Бернар Фабьен: - Да подумаешь, ел тоже самое! - Бернар продолжал гнуть свое. - Бывает, что в кружку потихоньку подсыпят или в тарелку... Матюрен Бернару не нравился, злой человек и склочный. Чем ему так напакостила графиня, интересно? - А еще! - «осенило» молодого человека. - Яд мог быть в лекарстве! Пил же граф какое-нибудь лекарство?

Dramatis personae: К этому моменту Никола уже пришел к выводу, что, даже если юный граф и не дотронулся до какого нибудь блюда – например, жаркого, от которого ничего не осталось – пристрастный лакей об этом не расскажет. Поэтому разлившаяся по лицу Матюрена бледность стала для него неожиданностью. – Лекарство… – прошептал он. – Но… нет, но как же? Оно же у кровати стояло! Неужто не заметил бы никто? – Стояла? – переспросил Никола. – А теперь – не стоит? Можно же проверить… – Как не стоит? – голос лакея прозвучал почему-то чрезвычайно неуверенно. – Я не трогал… То есть в кладовку отнес. Все-таки деньги плочены, мало ли, пригодиться может.

Бернар Фабьен: - Так надо же посмотреть! - подскочил Бернар. - Если не стоит — точно, лекарство было отравлено, а убийца его спрятал! Про себя парень хохотнул над «пригодиться может». Интересно, кого и от чего собирался пользовать Матюрен? - Давайте поторопимся, вдруг кто полечиться захочет? Хотя... тогда ясно станет, был ли яд.

Dramatis personae: Разумеется, Матюрен не мог спокойно снести предложение поторопиться, исходившее от зеленого юнца. Дав ему вдосталь поворчать и посокрушаться над ужасными манерами молодого поколения, Никола выразил полное с ним согласие и предложил вернуться в дом Патаров. Несколько умиротворенный лакей почти без жалоб преодолел обратный путь из крипты к заветному порогу, отпер дверь своим ключом и сразу же повел двоих следователей в кладовку. Из графининых комнат донеслись на миг женские голоса, и Матюрен невольно передернулся, буркнув себе под нос что-то недоброжелательное. На кухне обнаружилась чрезвычайно недовольная мадам Патар, едва различимая в клубах дыма. - Куда приперся? - раздраженно приветствовала она графского лакея. - Не видишь?.. А это еще кто? Никола отрекомендовался сам и представил Бернара, но хозяйка не смилостивилась. - Вот ведь еще наказание господне! Полуобуглившаяся тушка на вертеле, в которой едва можно было угадать курицу, красноречиво указывала на причину ее раздражения.

Бернар Фабьен: - Ну отчего же мы наказание, мадам? - Бернар подарил женщине самую обворожительную свою улыбку. - Разве мы вас чем-то обидели? Конечно, это... - он кивнул на тушку — очень неприятно, но все же... Давайте-ка впустим немного свежего воздуха... Он распахнул створки окна. - Сейчас все выветрится. Это был обед госпожи графини? Уверен, она подождет.

Dramatis personae: - Ах ты ж лапушка моя, - проворковала заметно тронутая мадам Патар. - Мало того, что хорошенький, как картинка... Эй, куда?! Возмущенный возглас был обращен к Матюрену и Никола, которые, пока Бернар улещал грозную хозяйку, сделали попытку пробраться в кладовку. - Лекарство он там оставил, - объяснил Никола. - Лекарство? Какое еще лекарство? Нешто у меня там аптека? - Господину судейскому, - Матюрен глазами указал на Никола, - графское лекарство требуется. - Так пусть в аптеку и идет! - возмутилась почтенная женщина. - Да не болен я! - запротестовал письмоводитель. - Но вот у вас в кладовке... - И этому кот мой понадобился!

Бернар Фабьен: - Кот?! - удивленно воскликнул Бернар, и без того про себя изрядно веселящийся из-за предполагаемой болезни Никола. - Уверяю вас, милая хозяйка, месье Ферье не собирался отбирать у вас кота! Он представил себе письмоводителя, прыгающего по полкам в кладовке за здоровенным отчего-то черным котом и не удержался от смешка. - Но позвольте вас спросить, что такое в вашем коте, что он считается лекарством? И кому еще он был нужен?

Dramatis personae: - Да другому парню, - отозвалась мадам Патар настолько бесхитростно, что Никола всерьез усомнился в ее искренности. - Вчера с господином президентом приходил. И все ему бедная животинка покоя не давала. Да куда же?!.. Матюрен, успевший между тем заглянуть в кладовку, возвратился с вытянувшимся лицом. - Нет там ничего. - То есть как нет?! - возмутилась хозяйка дома. - Довольно, сударыня, - перебил Никола. - В кладовке была бутыль с лекарством. Куда она делась? - Понятия не имею, - хмуро отозвалась мадам Патар.

Бернар Фабьен: - Неужели кот выпил? - изумился Бернар. - Или тот парень? «Тот парень», верно, был Лурмо. Но как не любопытно было Бернару узнать, зачем Антуану понадобилось животное (разве что напоить тем лекарством и поглядеть, что будет), исчезновение таинственного снадобья делало его состав по-настоящему подозрительным. - Но скажите, мадам, кому еще позволено бывать в кладовке?

Dramatis personae: Никола скрыл довольную ухмылку, кашлянув в кулак. Хороший вопрос, правильный. Не про кота, конечно, но и этот тоже был небесполезен. Если хозяйка дома над ними подтрунивает, ей не может не понравиться. – Ты чего, парень, совсем дурак? – влез Матюрен. – Не мог кот лекарство вылакать, там пробка! – И бутылка бы тогда осталась, – добавил Никола. Для Бернара, в основном – чтобы понял, что еще искать. Аптекарская склянка – не та вещь, которую легко выбросить. Мадам Патар, переводившая явно растерянный взгляд с одного мужчины на другого, наконец снова посмотрела на юношу. – Да никого я туда не пускаю, – оторопело сказала она. – Только разве кто меня спрашивает? Он вот, бутылку свою отнес, потом унес… – Да не забирал я ее! – воскликнул лакей. – Кто в доме бывает, любой зайти может, – не обращая на него внимания, грустно подытожила хозяйка.

Бернар Фабьен: - Да помилуйте, сударыня, - Бернар даже руками развел. - Никогда я не поверю, чтобы у такой замечательной хозяйки, как вы, кто попало в кладовку ходил и, что заблагорассудится, брал. Это же чер... ох, простите, мадам... это же разбой!

Dramatis personae: Мадам Патар, как видно, не предполагала, что ее слова будут восприняты настолько всерьез. - Ну не кто попало, конечно, - пробормотала она смущенно, - но все-таки соседи заходят… и кумушки.

Бернар Фабьен: - Соседи к вам в кладовку заходят?! - изумился Бернар. - И кумушки? Да зачем?! У них своих, что ли, нет?

Dramatis personae: – Погодите, погодите! – перебил Никола. – Сегодня кто мог в вашу кладовку зайти? И вчера тоже? В общем, после смерти господина графа? Как несложно предположить, круг подозреваемых был, на самом деле, не столь уж широк. Разумеется, за вчерашний день в доме перебывало множество разного народа, ибо жителям Этре было любопытно поглазеть на место происшествия. Большая их часть, однако, не ступала дальше большой комнаты. Служанка мадам Патар, Франсуаза, признав, пусть и после некоторого нажима со стороны хозяйки, что и кухня подверглась нашествию зевак, с негодованием отвергла саму мысль, что кто-то из них посмел бы вторгнуться в кладовку. – Да я бы заметила, – возмущенно добавила она, – если бы кто-нибудь что стащил! Как Никола потом объяснял своему господину, он позволил себе в это не поверить, но спорить не стал: тяга к смертоубийству без малейшей на то причины может обнаружиться в ком угодно, но с точки зрения следователя, эта гипотеза бесполезна. – Но лекарство-то пропало, – заметил он. – Так и я к кухне не привязана, – набычилась служанка. Письмоводитель, заметивший, что она, как и ее госпожа, весьма благосклонно поглядывала на юношу, промолчал, предоставляя ему задать следующий вопрос.

Бернар Фабьен: - Ну конечно, не привязаны! - мягко улыбнулся Бернар, - Но кто лучше вас знает, что в доме делается. Ведь вы же правая рука нашей доброй хозяйки, не так ли? Убежден, что служанку внимательней и прилежней во всей округе не сыщешь. Разумеется, это была лесть грубая и непритязательная, но молодой человек рассудил, что вряд ли служанка так привыкла к комплиментам, что ее станет тошнить от их излишней сладости.

Dramatis personae: Опасное это дело – хвалить служанку перед лицом госпожи, как Бернар тут же и обнаружил. – Ну да, как же! – возмутилась мадам Патар. – Ни внимательней, ни прилежней – если только среди слепых мышат искать! – Что же вы меня так, сударыня? – обиделась Франсуаза. – Коли я за бутылью этой не уследила, так откуда ж я знала? Небось не собака я, чтоб на цепи сидеть и охранять! – Ты ее вообще в кладовке видела? – вмешался Никола, прежде чем хозяйка успела ответить. Если Матюрен солгал… Надежде этой не суждено было осуществиться. Обе женщины, и служанка, и госпожа, аптекарскую бутыль запомнили, но так и не смогли сказать, когда они видели ее в последний раз. – Может, мэтр Патар?.. Закончить письмоводителю не дали – достойная супруга и мать семейства чуть ли ногами не затопала, яростно отрицая самую возможность подобного подозрения.



полная версия страницы