Форум » A la guerre comme à la guerre » Собака на сене, 17 сентября 1625, в пятом часу вечера. » Ответить
Собака на сене, 17 сентября 1625, в пятом часу вечера.
Провидение:
Ответов - 39, стр:
1 2 All
Эмили-Франсуаза де К: Совершенно не ожидавшая от пожилого, как ей казалось, господина такой прыти, Эмили не успела не то, чтобы взвизгнуть, даже ахнуть, когда ощутила себя летящей. Чудом перебирая ногами по ступенькам и тщетно пытаясь зацепиться за перила, она неминуемо в конце лестницы рухнула бы на пол, если бы ее не подхватили сильные руки… увы, того, кого она так страшилась снова увидеть! - Ничего! - растерянно выдохнула мадам де Бутвиль и весьма нелюбезно добавила: - А что, умирать пора уже?
Жерар де Кюинь: Барон аккуратно поставил дочь ступенькой выше, что вовсе не помешало ему по-прежнему взирать на нее сверху вниз. - Умирать никогда не пора, - сухо отозвался он, - но если вы будете продолжать в том же духе, у вашего супруга возникнет прямо противоположное убеждение. Что вы, черт вас побери, делаете здесь в таком виде? Вы понимаете, что мне теперь следует отправиться вслед за маркизом де Ротленом, потребовать у него извинений, которых он, разумеется, не пожелает принести, и вызвать его на дуэль? Или, по-вашему, мне надлежит перепоручить это дело вашему мужу и надеяться, что он решит, что вы не заслуживаете такого беспокойства? За каким чертом, спрашивается, вы ставите тех, кто за вас отвечает, в подобное положение? Разумеется, даже будь Эмили не замужем, Кюинь еще двадцать раз подумал бы, прежде чем следовать описанному им курсу событий, но девчонке знать об этом было незачем, да и к тому же, в этом случае у него не было бы ни малейшей причины раскрывать ее инкогнито.
Эмили-Франсуаза де К: Щеки Эмили вспыхнули. Луи-Франсуа уже имел из-за нее дуэль. В будущем, правда, но она ни за что на свете не желала бы для него новой опасности по своей вине. Вот только не барону ей выговаривать! Графиня сморщила нос, вольготно оперлась на перила (не хватало только вытянуться перед папашей в струнку, подобно провинившемуся школяру!), насмешливо посмотрела отцу в глаза и поинтересовалась: - А почему, собственно, вам нужно перепоручать это все моему мужу, батюшка? Отчего бы вам не побеседовать с господином маркизом самому, вас ведь внезапно очень заботит доброе имя дочери? Может быть, вы опасаетесь, что вам не удастся так запросто убить его сиятельство де Ротлена, как вы убили бедного Ги де Лавалле?
Жерар де Кюинь: - Ваше доброе имя меня ничуть не заботит, - в тон отозвался барон. – Меня заботит мое имя, под которым вас, кажется, никто не знает, за исключением, разумеется, бедного шевалье де Лавалле, который имел наглость рассказать мне, что он думает о женщине, которая бегает по городу без юбки на смех трактирной прислуге. Полагаю, что на его месте я пришел бы к тем же самым выводам, хотя и молча. Ну а поскольку я был не на его месте, а на своем, то мне пришлось принять меры к тому, чтобы он тоже научился держать язык за зубами. Если вы скажете мне, что этой смерти недостаточно, я, конечно, вызову господина маркиза.
Эмили-Франсуаза де К: - Вызовете господина маркиза? – все также насмешливо отозвалась достойная дочь. – Полно, он ведь может ответить! А если вы вознамерились уничтожить всех, кто знал меня под вашим именем и видел в штанах, вам придется изрядно повозиться. На самом деле ей было до крайности тошно. Неужели Лавалле погиб из-за нее и эта смерть на ее совести?! Нет, разумеется, барон лжет, это были его темные делишки, и все же… Эмили посмотрела в обеденный зал и проговорила нарочито задумчиво: - А я то, глупая, все думала, чем это вам не угодил дядюшка? А оказывается, он поплатился за то, что приучил меня к этому наряду и не стеснялся называть именем моего отца. Эта смерть тоже на мне, не так ли?
Жерар де Кюинь: - Про дядюшку лучше забудьте, - мрачно посоветовал барон. Также бросив взгляд вниз, он не обнаружил ничего заслуживающего внимания, но все же счел нужным вызвать на лице любезную улыбку. – Если бы вы и ваши друзья приехали чуть раньше, он кончил бы свои дни на виселице рядом с вами. Теперь же… да, боюсь даже теперь, он может доставить крупные неприятности и мне, и вам, и вашему мужу. Хотя последнего, вы, кажется, как раз и добиваетесь, я не ошибся?
Эмили-Франсуаза де К: - Вовсе нет, я ему помогаю! – горячо возразила Эмили и тут же осеклась: кому она объясняет?! Постаравшись взять себя в руки и лишний раз напомнив себе, что барон – не любящий отец, а, скорее всего, хладнокровный убийца, добавила: - Впрочем, вас это ни в коей мере не касается. Что я делаю и как я выгляжу – не ваше дело. Не вам говорить о честном имени.
Жерар де Кюинь: - Вы можете оскорблять меня безнаказанно и как женщина, и как моя дочь, - по невозмутимому виду барона никак нельзя было угадать захлестнувшую его на миг ярость. – Но скажите мне, дитя мое, вы и в самом деле считаете, что пересуды о его супруге помогут вашему мужу? Вы вышли замуж в этом городке, значит, видны в нем, как свечка в фонаре, и каждый местный знает, что в этом неподобающем виде разгуливает графиня де Люз. О, я охотно поверю, что сплетни простонародья не заденут честь отпрыска Монморанси, но долго ли до того, как вас начнут обсуждать его друзья и сослуживцы? Вряд ли кто-то упрекнет вас ему в глаза, но вы думаете, ему будет приятно осознавать, о чем шепчутся у него за спиной? Даже если вы вышли замуж по расчету, вы ведете себя глупо.
Эмили-Франсуаза де К: - Граф сам послал меня на кухню… - Эмили растерялась. Мужа, похоже, ее внешний вид нисколько не смущал, а значит… - А уж он лучше знает, как следует выглядеть графине де Люз и что ей подобает делать! Да и платья у меня нет… Невольно новоиспеченную графиню задели последние слова отца. Да, все кругом будут думать, что она вышла замуж по расчету, воспользовавшись минутной слабостью и благородством Бутвиля, и что-то доказывать бесполезно, но удержаться Эмили просто не могла: - Я вышла замуж вовсе не по расчету! Конечно, граф оказал мне честь, но вы его просто не знаете! Он… он … он самый лучший! Даже вас… мой муж ведь согласен был принять вас в нашем доме, вы могли бы жить спокойно в любви и заботе и нянчить внуков, а вы… А вы убили его друга.
Жерар де Кюинь: Барон честно попытался представить себе, как он будет выглядеть с младенцем, а то и с двумя на руках, и чуть не расхохотался. Если граф де Люз действительно был таким идиотом, каким выставляла его жена, то… то, может быть, оно и к лучшему. Уже то, что он женился на бесприданнице с темным прошлым и мутным настояшим, о многом говорило, а любовь-то, оказывается, взаимная. - Дитя мое, как вы думаете, сколько мне лет? - саркастически поинтересовался наемник, прикидывая, как получше использовать открывшуюся ему слабость молодых супругов. – Мне лично кажется, что я еще способен на большее. Да хотя бы на то, чтобы приобрести вам платье. Кстати, почему бы вам не забрать одежду покойной мадам де Кюинь на первое время, пока я не найду вам что-нибудь получше? Конечно, графине де Люз может быть зазорно носить обноски, но ведь в день свадьбы ей это не помешало? Может, граф был так суеверен, что был готов настолько пренебречь приличиями? Если так, то дело плохо. Однако, если потомок Монморанси не может одеть свою жену простолюдинкой, то помощь простого наемника ему не помешает. В обычное время в городишке вроде Этре никак нельзя было отыскать что-то приличное, но сейчас… в числе прочих бесполезных сведений, почерпнутых им в «Нечестивце», была и печальная новость о развалившейся труппе. И пусть кто-нибудь скажет, что он не может нарядить свою дочь, как королеву!
Эмили-Франсуаза де К: - Вам тридцать девять лет, - удивленно ответила Эмили, прекрасно помнившая, сколько лет ее отцу. – Но уж не знаю, на что вы там еще способны, только приобретать мне ничего не нужно. Мой муж вполне может обеспечить меня всем необходимым, а наследство вашей супруги, поверьте, меня нисколько не привлекает. Так что не стоит утруждаться. На самом деле барон де Кюинь, ко всему прочему, был способен, например, еще раз жениться и подарить графине де Люз братика или сестричку, но говорить (да и думать) об этом почему-то не хотелось.
Жерар де Кюинь: Барон закатил глаза: в кои-то веки пытаешься сделать доброе дело, и вот тебе благодарность! Поверить в то, что граф де Люз позволяет жене ходить в столь неподобающем виде по собственному желанию, он никак не мог, а значит, либо Эмили лжет, притом на редкость убедительно, либо ее муж решил делать хорошую мину при плохой игре. - Я понимаю, что потомку Монморанси чужие пересуды могут быть безразличны, - хмуро сказал он. – Но вы, сударыня, несколько менее родовиты, а потому потрудитесь пройти со мной наверх, Агнесса поможет вам переодеться. Или вы ждете, пока трактирная прислуга начнет водить не только местных жителей, но и солдат, чтобы они на вас потаращились? Красноречиво скосив глаза, он указал дочери на какого-то случайного посетителя, как раз в этот момент взглянувшего на них обоих.
Эмили-Франсуаза де К: Эмили проследила за взглядом барона и вспыхнула до корней волос. Точно, уже таращится какой-то проходимец! Ну и черт с ним… А почтенный (а точнее, совсем уж не почтенный) батюшка зануда похлеще герцогини Ангулемской! На себя бы посмотрел! - Я помню, что моими родственниками не стоит гордиться. – едко ответила она. – Не надо было и напоминать. И никуда я с вами не пойду. Графу это не понравится. Ему вообще не понравится, что я с вами разговариваю.
Жерар де Кюинь: - Вы так много знаете о своих родственниках? – деланно удивился барон. – Я имею в виду тех, чье имя вы носите? С трудом совладав с собой, он с кажущимся равнодушием отвернулся от дочери и наградил ни в чем неповинного зеваку таким мрачным взглядом, что тот поспешил уставиться в свою тарелку. - Впрочем, действительно будет лучше, если вы пойдете не со мной. Просто ступайте к Агнессе и скажите, что я велел ей отдать вам вещи баронессы. Поскольку он уже изъял из сундука покойной супруги все, что могло бросить тень на него или на нее, он таким образом ничем не рисковал.
Эмили-Франсуаза де К: - Представьте, я довольно много знаю о тех родственниках, чье имя ношу сейчас. Но говорила я о тех, чье имя носила еще третьего дня. Как ни странно, о них я знаю гораздо меньше, но, по крайней мере, о родстве с двумя из них не стоит упоминать в приличном обществе. Нарочно оскорбляя отца, Эмили ощущала какое-то мрачное удовольствие. Надо же, явился, чтобы читать ей нотации! А сам-то! Вот и пусть получит. - Я же уже сказала, что мне ничего не нужно. Экий вы… непонятливый. А вот идти мне и вправду пора, меня ждут.
Жерар де Кюинь: Если при первом подобном оскорблении барон был слишком взбешен, чтобы задуматься, то теперь вторично брошенное ему в лицо обвинение заставило его насторожиться: в самом деле, военная служба, пусть даже и под разными флагами, еще ни на кого не бросала тень. Почему же девчонка относится к нему подобным образом? Не оттого же, действительно, что он пристрелил ее малопочтенного дядюшку? Из-за смерти этого щенка? Так ведь поединок был совершенно честным, хотя и неравным. - Дитя мое, - хмуро сказал он, - я понимаю, вам трудно любить меня после смерти сэра Джорджа, но когда и почему я потерял право на ваше уважение? Только не говорите мне, что ваш муж думает так же. На самом деле ни малейших заблуждений по поводу чувств своего зятя наемник не испытывал, но разных людей вызывают на откровенность разными способами.
Эмили-Франсуаза де К: - Разумеется, он думает так же! – отрезала Эмили, почувствовав, что в носу у нее защипало. Когда этот человек потерял право на ее уважение?! Что бы только она ни сделала, лишь бы он оказался достойным, что бы только ни отдала! Сделав небольшой шаг вперед, она пристально глянула отцу в глаза и потребовала: - Поклянитесь своей честью и дворянским именем, что вы не совершили ничего такого, что могло бы лишить вас уважения вашего ребенка! Вы не убивали безоружного? Вы не предавали доверившихся вам женщин, друзей, … своего короля?
Жерар де Кюинь: Последующие действия барона не имели ни малейшего отношения к его предыдущим расчетам, о чем он с прискорбием признался самому себе позже. Услышав вопрос подобного рода, дворянин не мог повести себя иначе, вне зависимости от того, был ли ответ «да» или «нет» и кто его об этом спрашивал. Единственное, что ему удалось в пылу захлестнувшего его бешенства, это несколько сдержать силу удара, оставив на щеке наглой девчонки яркое алое пятно вместо того, чтобы наградить ее синяком под глазом или, по крайней мере, спустить с лестницы. - Если ваш супруг пожелает видеть меня – я к его услугам, - выдохнул он прямо в лицо новоиспеченной графине, краем глаза отмечая, как повскакали на ноги посетители трактира. Ну да услышать что-то они не могли, а учитывая, как повел себя предыдущий собеседник мнимого пажа, опасаться и вовсе было нечего. – Никто не смеет обвинять меня в измене, но уж точно не пособнице английского шпиона болтать что-то о чести. Не дожидаясь ответа, он поспешил наверх, мысленно клянясь свернуть дочери шею, если та вздумает кричать что-либо ему вслед. Хотя платье для нее все-таки придется поискать.
Эмили-Франсуаза де К: Опешив от боли и неожиданности, Эмили схватилась за щеку. Глаза дочери сверкнули точно такой же яростью, как и мгновение до того глаза отца, но тут же брызнули слезы – она никогда не была терпеливой. Из-за этой своей слабости юная дама не успела достойно ответить обидчику, а ей было, что сказать! И что, если она и пособница, то не по его ли, батюшкиной, воле к англичанину попала? И что только что ее честь его очень заботила, передумал уже дочку защищать? Барон мог услышать еще многое, но, к несчастью или счастью, ушел быстро, а даже мадам де Бутвиль сообразила, что кричать ему вслед не стоит. Ничего, она еще скажет ему все, что думает! Эмили потрогала нос и губы, потом посмотрела на пальцы. Не до крови, слава Богу! Теперь придется подождать немного где-нибудь в уголке, чтобы след (а наверняка же есть!) на щеке был не таким ярким. Потому что граф, конечно же, ничего не должен знать…
полная версия страницы