Форум » A la guerre comme à la guerre » Вольному - воля. Ночь с 17 на 18 сентября 1627 года » Ответить
Вольному - воля. Ночь с 17 на 18 сентября 1627 года
Serviteur:
Ответов - 30, стр:
1 2 All
Serviteur: - Значит, я и верну, - отозвался Никола, не спеша выпускать из рук сверток. Месье де Марверт предупреждал, что девица может заупираться, а то и попытаться сбежать. И пусть на этот случай у письмоводителя оставалась еще парочка карт в рукаве, отобранные у нее юбки были в этой игре, безусловно, козырным тузом. – На Топкий выгон идем. Здесь недалеко. Как спрятать беглянку в городке, битком набитом военными, где не то, что чуланчик, место на сеновале не найдешь? Никола немало гордился предложенным им решением, а ведь, если бы не непонятная не то баба, не то парень в кринолине, черта с два ему пришла бы в голову такая замечательная мысль. Старый амбар, снятый разбежавшейся труппой для своих представлений, по-прежнему пустовал, и вряд ли его владельцу, человеку, как и большинство провинциалов, честному, взбредет на ум снова сдать собственность, за которую уже получил арендную плату, а значит, незваных гостей можно было не опасаться. Конечно, ветхая крыша слегка протекала, но под добротно сколоченной сценой бывшей маркитантке будет и сухо, и надежно.
Ампаро: Не отдаст, хоть скользким ужом крутись. А если про пистоли сказать, то и подавно - сразу себе заберет, а судейский ей и не поверит. Хотя если та девица с напильником приходила от него, то и про деньги он должен знать. Фургон Горошинка честно продала. Деньги выручила по всем правилам, да только кто ей теперь их отдаст, правила-то они для каждого случая свои бывают. И судейские поди тоже пистоли любят. Ампаро незаметно вздохнула - Соледад совсем из платья выросла, хоть бы половину девчонкам передать, она бы исхитрилась, сумела. Горошинка покосилась на спутника. - Юбки только не выбрасывай. И его милость попроси - хотя бы часть - девочкам. - Ничего больше говорить Ампаро не стала, что толку. Понятно, что одежду он ей не вернет, думает поди, что сбежит. И правильно думает. Откуда ей знать, что там судейский замыслил, понятно - не постели ему взбивать. И думать бы не стала - юркнула бы в любую подворотню, ищи ее. Не судьба. Ладно, что гадать, узнает. Деваться ей теперь некуда. Пока ... Топкий, значит, топкий. Выгон. Идем, сукин ты сын.
Serviteur: Никола, даже не подозревавший, какое сокровище скрыто в старых юбках, бросил на Ампаро цепкий взгляд, но в темноте все равно не смог прочитать выражение ее лица. Соврала, стало быть, не хозяйское там добро, ее собственное. Крепче прижав к себе сверток, письмоводитель потянул маркитантку за рукав рубашки, сворачивая с площади в еще один узкий проулок, почти сразу выведший их к амбару. Приподняв ножом щеколду, запиравшую изнутри боковую дверцу, Никола пропустил свою спутницу внутрь и вошел вслед за ней. Наощупь отыскав заранее сложенную у входа стопку тряпья, он извлек из-под нее фонарь и зажег его. - Здесь одеяло и кое-чего поесть, а там, - приподняв повыше руку с фонарем, он осветил еще благоухающую свежим деревом сцену, – спрячешься внизу, там можно пролезть, видишь? Только обивку за собой затяни и не жги свет попусту. Как смогу, приду за тобой. Ах, да, вода! – он ткнул носком башмака в булькнувший бурдюк.
Ампаро: Ампаро быстро осмотрелась. Вполне хороший амбар. Была тюрьма каменная, стала теперь - деревянная. Зато перед глазами петля гибельная не маячит. А уж что дальше, поживет - увидит. Главное, что поживет. - Понятно, - метнув быстрый взгляд на мужчину, сжимающего юбочный сверток, буркнула Горошинка. Повторять просьбу она не стала, не донесет ее вещи до судейского, так и дурак, даром что канцелярская крыса. Отдаст хозяину - может и ему что обломится. А она, Ампаро, получается что так, что эдак - все дура. Зато живая. Нет, все же умом-то слабоват - посоветовал огонь попусту не жечь. Еще бы велел сарабанду тут не плясать и романсы не распевать. Горошинка деловито подхватила одеяло - хвала Мадонне, что маленькая - два раза завернется. Подтащила бурдюк с водой и тряпичный сверток с едой к едва заметному лазу - надежней когда все нужное под рукой, а еще лучше когда в этой руке крепкая палка - на случай если крысы или мыши на ее скарб позарятся. Горошинка протолкнула внутрь нехитрое имущество, сняла надоевшую шапку и сунула туда же. Тряхнув головой, тщательно подобрала смоляные кудри и старательно заколола их шпилькой. - Ну я пошла, прятаться, - Горошинка повернулась в сторону лаза под свежеструганным деревянным настилом - как есть новая тюрьма. Зато хоть пахнет приятно.
Serviteur: - Дверь за мной запри, - буркнул Никола, протягивая маркитантке фонарь, но с полпути к выходу обернулся. – Может, это… тебе что-нибудь еще нужно? Принести? Тьфу, черт, чуть не забыл! Держи! Наклонившись, он вытащил из-за голенища сапога нож - такой же неприметный как и одеяло и фонарь, не новый, но и не старый, какой можно было найти в любом доме, если это, конечно, не крестьянская лачуга.
Ампаро: Горошинка, уже было собравшаяся юркнуть в темнеющую щель, обернулась, и на ее лице, подсвеченным подслеповатым фонарем, проявился живой интерес. Она резво вернулась к мужчине и взяв нож, крепко обхватила его маленькой ладонью за рукоятку. Бегло осмотрев лезвие, довольно кивнула и опустила руку, будто пытаясь прихватить подол. - А, черт, - досадливо передернула плечами испанка, нащупав вместо привычной ткани пустоту, - И куда мне теперь его приткнуть? А, ладно, придумаю. - Затем подняла глаза на мужчину и чуть усмехнулась, - А юбки и принеси, под ними так удобно прятать нож. Сделав пару шагов в сторону своего временного пристанища, Ампаро обернулась и, приподняв над головой фонарь, всмотрелась в уже неясные очертания мужской фигуры. - Эй, зовут-то тебя как? Я хотела сказать ... спасибо. - И вдруг открыто и широко улыбнулась, - А я - Горошинка. Сейчас она хорошенько закроет дверь, а потом ей останется сделать два важных дела, перед тем как устроиться на ночлег - пристроить поудобнее нож и перекусить. А все остальное завтра.
Serviteur: Никола фыркнул: - Горошинка и есть. Смотри, не укатись никуда, а то ведь съедят. А если попадешься, чем черт не шутит, - держи язык за зубами. Будешь молчать – вытащим, будешь болтать, - он красноречиво развел руками. – Ни разу еще не видел, чтобы его милость сухим из воды не вышел. Сам Марверт мог бы на это сказать, если бы, конечно, захотел, что письмоводитель знал его слишком недолго, чтобы стать свидетелем его ошибок, но поскольку он в настоящий момент ожидал возвращения своего клеврета в Горелом доме, вмешаться в этот разговор он никак не мог.
Ампаро: - Если вдруг черт пошутит ... - Ампаро вдруг чуть удивленно приподняла изогнутые брови и в слабой полу-улыбке приоткрыла рот. Вид у нее при этом стал такой глуповато-заискивающий, будто она силилась что-то сказать, да только не знала о чем, хотя угодливое желание проступало и в широко распахнутых темных глазах и в неуверенно подрагивающих губах, - А я и рада сказать бы, месье, да только не знаю ничего. Меня умницей-то никто сроду не звал, только вот Горошинкой. - Не укачусь, и не скажу ничего ... - выражение недалекой простоватости вдруг растаяло, уступив место усталости, залегшей под глазами легкими тенями. - Пусть его милость только про девчонок моих не забудет, - Взгляд испанки скользнул по тугому свертку в мужских руках. - Здесь буду сидеть, как мышь под метлой. Ей действительно уже ничего не хотелось, кроме как наспех перекусить и, завернувшись в одеяло, заснуть крепко, без сновидений. Только сейчас Ампаро вдруг почувствовала, что смертельно устала. Слишком долго катилась-прыгала. Горошинка.
Serviteur: - Ну комедиантка! – восхищенно выдохнул Никола. – А на дыбе так сможешь? Вздохнув, он сделал прощальный жест, переступил через порог и снова свернул к рыночной площади. Не зайти в аптеку было никак нельзя, а то, что месье де Марверт никак заснуть не может, было, скорее всего, самой чистой правдой: не верил верный письмоводитель, что его господин не дождется его возвращения.
Ампаро: На дыбе и не так сможешь - устало вздохнула Горошинка, запирая дверь за своим спутником, юбками и двадцатью пистолями. Оказавшись под деревянным настилом, она быстро осмотрелась - вполне сухо и чисто, бывало и хуже. Быстро расстелила одеяло и, прежде чем в него завернуться, взялась за узелок с провизией. Отломив небольшой ломоть ржаной лепешки и аккуратно отрезав кусок ноздреватого сыра, Горошинка принялась за еду. Попеременно откусывая то одно, то другое, она попыталась было обдумать зачем все же она могла понадобиться тому господину, но очень быстро бросила это занятие - слишком неудобно думать, когда слипаются глаза, да и все одно - не добраться ей до его хитроумия. Вскоре она плотно и бережно замотала оставшуюся еду в тряпку, потушила фонарь и завернулась в одеяло, не забыв перед сном проверить - на поясе ли нож. И, едва успев мягко, по-кошачьи зевнуть, крепко заснула ... ...У нее снова была в руках лепешка - еще теплая, вкусно пахнущая. И, смеясь, она щедро ее ломала, вкладывая душистые куски в протянутые детские ладоши. Снова и снова рвала казавшийся бесконечным хлеб. Лишь бы еще разок услышать родные голоса, похожие на звонкое чириканье, - Мама, мама ... Эпизод завершен.
полная версия страницы