Форум » A la guerre comme à la guerre » "Три тысячи дукатов - сумма изрядная" (с) Трактир «Красный бык», 16 сентября 1627, после полудня » Ответить

"Три тысячи дукатов - сумма изрядная" (с) Трактир «Красный бык», 16 сентября 1627, после полудня

Belle Fleur: [more]Начало здесь Дорога в никуда[/more] Альбер: -Не будь упрям, мой милый Соломон; Давай червонцы. Высыпи мне сотню.

Ответов - 47, стр: 1 2 3 All

Belle Fleur: Пребывание путников в «Красном быке» затянулось. Подковав мула, кузнец наложил на ногу Ангела повязку с целебной мазью и пообещал, что через день-два опухоль исчезнет, но пока что животному нужен отдых. Порешили задержаться еще на сутки. После похода в кузню Мельхиор с дядюшкой Фуршоном засели за карты и до обеда играли в полиньяк*. Игра была прервана великолепным окороком с травами, нашпигованным говядиной, и яичницей с петушиными гребешками, поданными мамашей Луизон. Отобедав, оба ушли прогуляться. Белль, изнывая от безделья, предложила трактирщице помощь в мытье тарелок, но та только хмыкнула: -Ты на руки свои посмотри: такими белыми ручками да лезть в жирную грязную воду? - А давайте, я Вам почитаю вслух? – воскликнула девушка, радуясь, что может скрасить хозяйке «Красного быка» скучные будни. Она быстро сбегала в свою комнату и вернулась с томиком Ронсара, который бережно хранила и часто перечитывала. Усевшись на скамью неподалеку от лохани, Белль открыла первую попавшуюся страницу и с подлинной страстью в голосе начала: -Я бы хотел, блистательно желтея, Златым дождем разлиться и сверкнуть, Кассандре вдруг низринуться на грудь, Когда крыла раскинет сон над нею. Трактирщица прервала декламацию и мытье посуды: - Ну и имечко…Был тут один, проездом, на кобыле по кличке Кассандра. Уж как он за ней ходил, как заботился! Заставлял меня смачивать овес сидром – это на конягу-то сидр переводить! Эх, господа-господа…Нет бы назвать лошадь как-нить по-людски, Белянкой или Зорькой, так все одни Лукреции да Кассандры вокруг. Ладно, дальше читай. -Я бы хотел, быком огромным млея, Красавицу коварно умыкнуть, Когда ее на пышный луг свернуть Уговорят фиалки и лилеи. – с придыханием продолжила Белль. -Угу, вот так они нас и умыкают да уговаривают, - подтвердила Луизон-Кремень. – Помню, еще когда девушкой была, позвал меня вечером молодой Сезар на дальний выпас. Пришли – а там племенной бык. А я - в красной юбке. «Ты юбку-то сними», - говорит Сезар, - «Быки – они завсегда на красное кидаются.» Я, дура, и поверила…А он, подлец, на следующее утро в город подался, с тех пор ни слуху, ни духу, вот уж тридцать лет тому… -Я бы хотел Нарциссом хоть на миг В Кассандру, превращенную в родник, Пылая от блаженства, погрузиться. – ничтоже сумняшеся, продолжила Белль, и сердце ее затрепетало, а глаза затуманились: она вспомнила недавнюю страстную ночь, проведенную с красавцем-вельможей. -Куда погрузиться? – недоуменно переспросила Луизон. Добрая женщина нахмурилась, пытаясь проникнуть в смысл услышанных строк и, по-видимому, не в состоянии отделить странное имя от запомнившейся ей лошади. – Ты что мне такое читаешь? – возмущенно воскликнула она, превратно поняв строки поэта и погрозив Белль мокрой тряпкой. – Что за охальник такое придумал?! Белль с досадой захлопнула книгу. -Нет, это невозможно! – в отчаянии воскликнула она, пораженная невосприимчивостью трактирщицы к поэзии, - Это же господин Ронсар! Великий поэт! Гордость Франции! Я лучше пойду, мамаша Луизон. -Да уж иди, делом займись, - беззлобно проворчала трактирщица. – Чулки отцу заштопай, если знаешь, с какой стороны нитку в иголку вдевать. И волосы прибери, распустеха. Тут всякий народ мимо ходит, увидит какой вояка такую красу - да и хвать за косу. А у меня и без того хлопот полон рот. И она вернулась к своим грязным тарелкам, бормоча себе под нос что-то нелицеприятное о господах поэтах. Белль, сумрачно вздыхая, вышла из кухни в общий зал и села у окна за большой обеденный стол.Взяв в руки колоду, оставленную игроками, она рассеянно и наобум стала вытаскивать по одной карте. Выходили все сплошь неблагоприятные, поэтому девушка перетасовала колоду и принялась по новой. Трефовый валет навязчиво лез на глаза. Вместе с ним упорно появлялись пиковый туз острием вниз и шестерка треф. «Зачем в дороге дальней мне валет трефовый, когда необходим король бубновый! Кто это может быть? Паж знатного вельможи? Трефы – к деньгам. Пики – к слезам. О Боже!» Смешав карты, Белль подперла голову рукой и стала смотреть на пляшущие в очаге языки огня. Polignac – старинная карточная игра французского происхождения

Salomon Chouvreux: После разговора с актерами Шувре не медля направился к единственному в городке торговцу скотом, у которого получил подробнейшее описание двух мулов, обменянных накануне отцом Белль. Услышанное заставило его изменить свои ближайшие планы и, заглянув еще по пути к местному стряпчему, исполнявшему по необходимости роль серого кардинала, он галопом покинул Этре. Выбрав сперва дорогу на Париж как ту, которую избрал бы сам, он вскоре был вознагражден: в первой же встречной деревушке, где ему охотно рассказали обо всех необычных путниках, он удостоверился, что не ошибся. Несколько одиноких часов спустя, привязав лошадь у коновязи, он вошел в полутемный зал "Красного быка". – Вина! – зычно позвал он, едва переступив порог. – И овса моей кобыле. А! Доброго дня вам, барышня! Разумеется, сидевшая в полном одиночестве у очага девица никак не могла претендовать на то положение в обществе, на которое намекал ее наряд, но Шувре предпочитал играть, не раскрывая карт раньше времени.

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиора не слишком радовало затянувшееся пребывание в этой забытой богом деревне, однако деваться было некуда - лучше потерять пару дней, чем дорогого и в целом приличного мула! Он утешался тем, что старательно играл роль зажиточного и практичного горожанина, и вошел в неё настолько, что уже подумывал - не проститься ли с неверной карьерой актера, не открыть ли лавочку в каком-нибудь солидном и спокойном городе, например, в Туре - там когда-то он бывал с труппой, и ему понравилось, как кормят в тамошних трактирах. Впрочем, и мамаша Луизон, несмотря на пренебрежение чистотой, готовила преизрядно, и это также настраивало Ла Моннэ на благодушный лад. Оставив на улице дядюшку Фуршона, который разговорился с местными жителями об урожае винограда и погоде, Мельхиор направился "к себе", как он мысленно выражался, в предвкушении ужина, не менее приятного, чем обед и завтрак. Постоялый двор уже казался ему чем-то вроде личной усадьбы, и потому, когда он, войдя в общую залу, обнаружил там нового пришельца, тот сразу вызвал у него раздражение как незваный гость. Тем более что по виду этот субъект никак не походил ни на богатого купца, ни на дворянина, с которым можно было бы хотя бы скоротать вечерок за изящными разговорами. А тут - не поймешь кто, да еще позволяет себе, кажется, глазеть на дражайшую дочь! - У нас пополнение? - с кислой миной осведомился он, подойдя к дочери и присев рядом с нею на трехногий табурет. - Дитя мое, у тебя все в порядке? Мне кажется, или ты чем-то огорчена?


Belle Fleur: Безмолвно отвечая на вопрос отца, Белль улыбнулась теплой и ободряющей улыбкой, которая как будто говорила: «Вы со мной, батюшка, что же может меня расстроить или огорчить?» Но на самом деле ощущала она совершенно иное. Столь неудачно затеянное ею карточное гадание и последующее появление в трактире "трефового валета" поселили в ее душе смутную, ничем пока не оправданную тревогу. Ну да Бог с ними - с королями, валетами и тузами - попыталась успокоить она свои опасения: завтра поутру они с отцом навсегда покинут это место, оставив позади и трактир, и его постояльцев. Она не успела ответить на приветствие вновь прибывшего гостя: на его зычный зов из кухни торопливо выскочила толстуха трактирщица, на ходу вытирая мокрые от мытья посуды руки, и затянула свою привычную песню, не сбиваясь с раз и навсегда выбранных тона и ритма: -Здравствуйте, гостюшка дорогой! Военного человека издаля видать! Ох, и уважаю военных - защитников нашего доброго короля и честных католиков! Вина принесу, какого пожелаете: есть анжуйское, есть бургундское, есть целебная настойка на травах. Кушать чего изволите? Фаршированный окорок, свиные уши, петух в вине, омлет, виноградное желе? Лошадке вашей овса насыплю вдоволь. – мамаша Луизон зыркнула на Белль, как будто говоря: «Вот увидишь – и этот на Кассандре заявился»

Salomon Chouvreux: Шувре уселся на ближайшую скамью и со вздохом облегчения вытянул ноги. – Местного плесни, – приказал он, совершенно осознавая, что ничего лучше он в захудалом придорожном трактире не получит, и не желая платить втридорога за Бог весть какую дрянь. – А с едой погоди пока. Поужинаем вместе, барышня – и вы, сударь? Или прямо сейчас поедем, авось к ночи будем уже в Лажарри?

Мельхиор Ла Моннэ: - Вы что-то слишком скоры распоряжаться, как я посмотрю, - поджав губы, промолвил Мельхиор, стремительно переходя от состояния "все прекрасно и мир хорош" в позицию "чую неприятности". Пришелец был, на его взгляд, слишком бесцеремонным, на почтенного горожанина или поселянина он также не походил, и приглашение этой мутной личности поужинать вместе отнюдь не привлекало. - О том, с кем и как будет ужинать барышня, договариваться нужно не с нею, а с отцом, вам не кажется? И ежели вам надобно ехать в Лажарри на ночь глядя, извольте, я вас задерживать не собираюсь! А мы уж тут как-нибудь сами потихоньку обойдемся. Он взглянул на дочь, чтобы убедиться, что она разделяет его негодование, и многозначительно пожал ей руку, как бы подавая сигнал: "Дитя мое, будь осторожна!"

Belle Fleur: В этот самый момент из кухни с большим кувшином в руках вернулась ходившая за вином мамаша Луизон, на лице которой были написаны сильнейшее беспокойство и уныние. - Сударь, - бесцеремонно встревая в разговор, обратилась она к приезжему, разводя руками и тряся пустым кувшином - местное-то закончилось, ни капельки не осталось…Но вы не серчайте: я сбегаю к соседям, пусть из бочки нацедят! Одна нога там – другая здесь, оглянуться не успеете, как вернусь! И трактирщица выскочила за дверь с быстротой, удивительной для ее дородного сложения, чуть не сметя со своего пути входившего Фуршона. Тот хотел было присоединиться к честной компании, но, взглянув на незнакомца, пожевал губами и, коротко кивнув Мельхиору, направился к лестнице. Пока Луизон сетовала на несовершенство своих припасов, Белль ласково и почти неуловимо для постороннего взгляда ответила на отеческое рукопожатие, подтверждая, что полностью согласна с оценкой манер незнакомца. Впрочем, оправданием гостю могло служить то, что он еще не знал об их родственных отношениях. Что ж с того! Хорошо, что отец умеет поставить на место невежу! Тем не менее, опасаясь возможного столкновения двух мужских характеров, она поспешила перевести разговор в более миролюбивое русло и ангельским голоском проговорила: -Отец, я как раз собиралась спросить у хозяйки того виноградного желе, которое она так горячо расхваливала. Может быть, и Вам оно придется по вкусу. С нажимом произнося слово «Вам», актриса бросила молниеносный, но весьма красноречивый взгляд на незнакомца, так что никто не мог бы уверенно сказать, адресованы ли ее последние слова только отцу, или и гостю тоже.

Salomon Chouvreux: Рассеянно кивнув мамаше Луизон, Шувре вновь обратил все свое внимание на актеров. - А чего же мне одному назад возвращаться, когда я, почитай, полдня уже потерял, за вами гоняясь? - деланно изумился он. – Вы вот уехали, а его величество - наоборот. Так что получается, вы с дочкой слишком хороши будете, чтобы перед королем комедию ломать? Опять же, должки за вами кое-какие остались. Вот интереса ради, актеры ваши, они с вами на паях были или на жаловании?

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор испугался. Он не понимал, откуда взялся этот нахал, откуда все знает про актеров, и какая ему, черт побери, нужда во всем этом? На мгновение ему представилось, что разгневанные сотоварищи наняли убийцу. чтобы с ним расправиться. Но это дурацкое предположение сразу же улетучилось. Нужно было держать фасон, а уж чего-чего, а это Герцог умел. Опершись кулаками о колени, он выпрямился, сожалея, что у табурет нет спинки и нельзя на нее вальяжно откинуться, прищурился и произнес с самым натуральным спокойствием: - Ежели вы, почтенный, вздумали зачем-то за кем-то гоняться, полдня там вы потеряли или сколько, не моя печаль. Речи ваши, простите, представляются мне совершенно бессвязными, хотя вы, кажется, не пьяны. Но ежели у вас есть ко мне дело, так давайте ближе к нему! Кто вы такой, прежде всего, хотел бы я знать? - тут Мельхиор прищурился уж совсем грозно, выразительно пошевелив своими округлыми бровями. - Докажите сперва, что вы не проходимец с большой дороги, а там потолкуем! Сочтя, что для первой реплики сказано довольно, он обратился к дочери с пояснением: - Видишь ли, душенька, этот неизвестный нам человек чего-то хочет непонятно от кого. Мы не должны отворачиваться от него, ведь, возможно, мы ему можем помочь... по-христиански.

Belle Fleur: Манера незнакомца сыпать туманными и угрожающими намеками доверия не вызывала, осведомленность - пугала. Только к чему он упомянул короля и комедию?! Щеки у Белль разгорелись, она забеспокоилась и насторожилась, как норовистая бретонская гончая, почуяв в густых зарослях его речей не то свирепого волка, не то жирного кролика. Однако голоса не подала, приняв к сведению предостережение родителя. Приличнее было бы ей тотчас встать и уйти, дабы не мешать мужскому разговору, да не хотелось оставлять отца наедине с подобным господином, и любопытство томило. Поэтому решила и дальше разыгрывать простушку и молча потупилась, перебирая пальцами ткань юбки и всем своим видом выказывая то христианское смирение, о котором упомянул Мельхиор: пусть гость думает, что перед ним не слишком сообразительная девица, полностью соответствующая своему сценическому амплуа и не знающая, куда деваться от смущения. Но уши навострила, стремясь не пропустить ни слова из того, что скажет незваный гость. Вездесущая трактирщица, вернувшаяся с вином, со стуком поставила полный кувшин на стол и присовокупила к нему три кружки. Стрельнув глазами на собеседников и ничего не сказав, она медленно уплыла на кухню. Бретонская гончая – средневековая охотничья порода. Во времена Анны Красивой, дочери Людовика XI, из бретонских гончих формировали стаи для охоты на волков. О некоторых старинных французских охотничьих породах и специфике их использования можно посмотреть здесь, картинки здесь

Salomon Chouvreux: – Ну какой же я проходимец? – с широкой ухмылкой отозвался Шувре. – Напротив даже, весьма почтенный человек, сержант городской стражи города Этре. Хозяюшка наша меня, конечно, не знает, а вот если я решу отправиться к местному сеньору – вы, верно, видели его дом, за деревней-то? – он, думаю, за меня охотно поручится. А уж если я ему расскажу, зачем приехал… Не закончив предложение, он смерил сначала Мельхиора, потом Белль многозначительным взглядом, потянулся за кувшином и широкой струей наполнил одну из кружек. Уже поднося ее ко рту, он спохватился и плеснул вина обоим своим невольным собеседникам.

Мельхиор Ла Моннэ: - Ах, сержа-а-нт, - как можно более пренебрежительно протянул Мельхиор, нарочито не замечая налитого столь неучтиво вина и поспешно прикидывая в уме - могли брошенные им собратья по искусству нанять представителя стражи, чтобы догнать беглецов, или не могли? Исходя из денежных дел труппы на момент бегства, выходило, что суммы, достаточно соблазнительной для городского человека, чтобы все бросить и мчаться вдогонку, актеры явно собрать не могли. И потом, вздумай сержант всерьез арестовать беглого директора, он бы явился не один и при оружии, скажем, при алебарде, каковая и есть символ власти стражника. Значит... значит, этот скользкий тип что-то разнюхал сам и теперь старается ради своей выгоды. Чтобы проверить правильность своих выводов, Мельхиор бросил пробный камешек: - А скажите-ка, господин сержант, зачем бы это местному сеньору - хорош, наверное, этот владелец захудалой деревушки, ежели у него сержанты в знакомых ходят! - поручаться за вас? Каким таким делом вы намерены заняться, что вам поручители нужны? И главное - при чем тут мы?

Belle Fleur: Белль в очередной раз мысленно поаплодировала дипломатическому искусству своего отца. Она бросила быстрый взгляд на незнакомца, так и не назвавшего своего имени, и на кружку с вином: волнение достигло предела, и ей страшно хотелось отпить хотя бы глоток, чтобы хоть немного успокоить свои взбудораженные чувства. Но она не осмелилась, видя, что отец пренебрег угощением, предложенным приезжим.

Salomon Chouvreux: - Да при том, - объяснил Шувре, пододвигая к красотке ее кружку, - что вы, господа актеры, очень не вовремя в бега кинулись. Мэр нашего городка, конечно, человек незлобивый, но в лужу садиться ох как не любит. А с вашим отъездом, какой он может праздник в честь прибытия его величества устроить? Развлечений у нас маловато, так что любое, можно сказать, на вес золота. Коли не можем спектакль представить, так придется парочку лицедействующих жуликов повесить, чтобы другие знали, что воровать – это все-таки нехорошо. Да вы пейте, господа актеры! Кто знает, какая бутылка окажется последней.

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор был великий мастер делать хорошую мину при плохой игре. Убедившись, что ситуацию понимает правильно, он окончательно успокоился и уверенно повел свою роль. - Так, - Ла Моннэ сурово сдвинул брови, как делал в роли Герцога, собираясь изречь приговор злодею, и пристукнул кружкой по столу, хотя так и не отпил из неё, - давайте-ка, сударь, без вот этих намеков. Вы, понятное дело, должны были в своем городишке поднатореть на ловле жуликов, ибо их там, что, извините, блох на постоялом дворе, но поосторожнее словами кидайтесь в присутствии слуг Мельпомены! - Тут он возмущенно взмахнул рукой и обратился к Белль, рассчитывая, что сообразительное дитя ему подыграет: - Дочь моя, до чего дошел наш мир! Нас, пытающихся спасти эту жалкую труппу, состоящую почти что из одних бездарностей, среди которых единственное подлинное сокровище - это вы, нас, предпринявших это нелегкое путешествие только ради помощи ближним, пытаются сравнить с презренными воришками! Это кто вам, сержант, такое наговорил, хотел бы я знать?

Belle Fleur: Слова сержанта о виселице поразили Белль настолько, что она ополовинила свою кружку с вином и попыталась вслушаться в то, что отец говорил гостю, но слова его пролетали над ее головой как летняя гроза. Зато перед глазами разворачивала свой мрачный свиток картина распада и смерти: вот ее тело, сейчас такое молодое и прекрасное, кружится в пеньковой петле и медленно истлевает и гниет под воздействием солнца, дождя и ветра. Голос отца затих, или просто его губы перестали шевелиться…На глазах у Белль уже закипали предательские слезы, но она быстро сообразила, что такого, как сержант, этим не проймешь, и пребольно ущипнула себя за коленку, чтобы не расплакаться. Актриса встала и, глядя неприятелю в глаза, твердым голосом произнесла: - А что это вы, сударь, стращаете нас местными захудалыми сеньорами да веревкой? Да вы знаете, к кому мы можем обратиться, чтобы защитить свое доброе имя от злостных наветов? И она торжественно воздела к потолку пальчик, на котором ярко сияло памятное кольцо, прозрачно намекая на то, что защитник, чье имя она не раскрыла бы этому проходимцу даже под страшной пыткой, весьма и весьма знатное и влиятельное лицо. И сама на мгновение поверила, что уж он-то ее спасет, если такая необходимость действительно появится. А она, в свою очередь, позаботится о Мельхиоре. Белль опустила руку и спокойно уселась на свое место. -Так что, сударь, не на пугливых напали, и если есть у вас выгодное для нас, как актеров, предложение – не тяните, говорите. Что касается актерского ремесла – тут с нами мало кто потягается, а с преступлениями мы с отцом ничего общего не имеем. Она потянулась к своей кружке и, отсалютовав ею сержанту, сделала еще один добрый глоток.

Salomon Chouvreux: Будь Шувре дипломатом, он удовлетворился бы проявленной беглянкой готовностью начать деловые переговоры и позволил бы лицедеям сохранить лицо. К сожалению, сержант всей душой принадлежал к тем, для кого существует только ultima ratio regis. – С жуликами мне и правда приходилось иметь дело почаще, чем с комедиантами, хотя бы потому, что не знаю я ни единого из них, кто сам не был бы жуликом, – презрительно сообщил он обоим актерам. – По вашему, стало быть, выходит, что хозяин труппы, который сбегает со всей выручкой, делает это только лишь из человеколюбия? Ежели вы, господин Ла Моннэ, и в самом деле столь никудышный скоморох, то мир и вправду выиграет, когда и вы и ваша дочка задрыгаете ногами в паре футов от земли. И нечего мне на Месье намекать, не пройдет: знаю я, и как ему ваш фарс понравился, что он едва с середины не ушел, и насколько ему захочется своему царственному брату объяснять, что не желает он, чтобы вы перед кем-то еще свою комедию ломали, да вот только подзабыл вам свое имя дать и ко двору пригласить. Да! Осушив кружку, он неторопливо снова наполнил ее. – Твое здоровье, красотка!

Мельхиор Ла Моннэ: - Вы, сударь, ничего в актерской жизни не понимаете и топчетесь тут, будто конь в посудной лавке, - фыркнул Мельхиор, успокоительно обнял дочь за плечики, поцеловал в лоб, и лишь тогда вновь удостоил вниманием назойливого невежу. - У нас обычай такой: удачу надо ловить, а если удача сама к тебе не идет, за ней нужно бежать, что бы там другие о твоих действиях не думали. Конечно, на самом-то деле мои актеры не так уж и бесталанны, это я сгоряча их очернил, однако они - как дети, никаких практических способностей, право слово, как дети! Он вздохнул, покосился на вино, однако пить все-таки не стал. Наклонился к сержанту поближе, понизил голос: - Мне сообщили... из достоверных источников, понимаете? Что в столице некое высокопоставленное лицо желает стать меценатом актерской труппы... Э, да вы не знаете, что такое меценат, верно? Проще говоря, есть некто, желающий обеспечить нам постоянное помещение и возможность давать спектакли, не скитаясь по свету! Мельхиор врал... ну, или импровизировал... вдохновенно: он понимал, что тупого вояку нужно срочно ставить на такое место, где он будет удобен и не опасен. - И вот сами посудите: мог я прямо сказать своим, что намечается? Ведь кроме нас есть и другие труппы, и доброхоты у них найтись могут тоже, вдруг да объедут нас по кривой? А своим-то разве мог я деньги оставить? Да они их в мгновение ока растранжирили бы на вино, сладости и тряпки, у них же руки дырявые.... А до Парижа путь неблизкий, да и там, глядишь, чтобы к особе-то пробиться, нужно и привратнику что-то дать, и дворецкому, да мало ли что! Вот, изволите ли видеть, спешили-спешили, а наш замечательный мул взял и захворал... Сидим тут, а там, быть может, лакомый кусок уже уплывает в чужие руки... Эх! Ла Моннэ не успел начать этот монолог, как уже всецело поверил в собственную выдумку, и теперь печаль его была неподдельна. Как бы невзначай он поднес ко рту кружку с вином, понюхал, сделал глоток,поморщился и окончательно отказался от идеи напиться.

Belle Fleur: Вино, отдававшее старой бочкой, ударило Белль в голову, но ласка отца и его журчащая речь успокоили лучше травяного отвара. Ее вдруг охватили необоримые и сладкие истома и сонливость. Чтобы чувствовать себя под надежной родительской защитой, девушка привалилась к Мельхиору и положила свою прелестную белокурую головку ему на плечо, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд на лице сержанта, которое стало расплываться и принимать самые причудливые и гротескные очертания. «Если бы этот человек действительно собирался нас арестовать и повесить, он уже давно бы это сделал, а не сидел бы тут, ведя разговор околичностями», - поняла она и окончательно расслабилась. Но услышав слова «лакомый кусок», произнесенные отцом, снова встрепенулась. Встав и слегка покачнувшись, она ухватилась за плечо Мельхиора и заплетающимся языком проговорила: -Батюшка, я схожу на кухню к мамаше Луизон, распоряжусь насчет ужина...

Salomon Chouvreux: Сама того не зная, Белль заблуждалась: отправляясь в погоню за беглецами, Шувре рассчитывал всего лишь слегка припугнуть их, а затем пообещать более чем приличное вознаграждение, выделенное на устройство спектакля бережливыми отцами города. Однако, раз взявшись за кнут и обнаружив, что, подобно волчку, актер ловко изворачивается под его ударами, он напрочь позабыл о прянике. Пожелает ли местный сеньор вздернуть двух вороватых лицедеев, он не знал, но погрузить их связанными в телегу и отправить в Этре он точно не откажется. А там уж, в городской караулке, директор наверняка окажется куда сговорчивее. В крайнем случае, угостим его величество таким фарсом, которого он больше в жизни не увидит. - Придется мне взять ваших детишек под свое родительское крылышко, папаша, - сообщил он, отхлебывая из своей кружки. – Тех, что еще не разбежались из отчего дома. А вы, господа актеры, раз уж ваш меценат вам больше не светит, а перед его величеством вы выступать не желаете, расскажете эту сказочку… да хотя бы капитану де Барло.

Belle Fleur: Услышав слова сержанта, Белль остановилась на полдороге и, оглянувшись, замерла, прижав руку ко рту. Так значит, их все же арестуют и отправят в тюрьму, а на выходе оттуда их встретит палач с огненным ангелом за спиной. Боже! Боже! Она быстро перебрала в уме все имеющиеся в ее распоряжении ночные рубашки – ведь именно в таком виде придется предстать сначала перед любопытной толпой, а затем - перед Высшим Судией. Винные пары выветрились у нее из головы. Пошатываясь от страха, она нетвердой походкой вернулась к столу и упала перед сержантом на колени. -Сударь, сжальтесь, пощадите… – быстро заговорила Белль, мысли у нее путались. – Не надо капитана…Мы не отказываемся играть перед Его Величеством: да как вам такое в голову могло прийти! Вы же толком не объяснили ничего…Какая вам выгода с того, что два талантливых актера сгниют в узилище почем зря? Мы вам еще пригодимся…вот, возьмите… Она торопливо сняла кольцо и, схватив сержанта за руку, насильно вложила драгоценность ему в ладонь и сжала его пальцы в кулак. Она изо всех сил крепилась, чтобы не заплакать, но горячие слезы сами собой потекли из глаз и окропили руки сержанта. Перемена хода согласована с Мельхиором Ла Моннэ Сержант, если за руку брать нельзя, Белль просто положит кольцо на стол, но подобный жест мне кажется неестественным

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиору все меньше нравилось то, какой оборот принимал разговор: сержант оказался человеком на редкость неприятным и, что хуже, упрямым. Все эти угрозы вместо того, чтобы сесть и учтиво объяснить, что, собственно, заставило его пуститься вдогонку за двумя актерами, чего он ждет и на что рассчитывает - какая нелепость! К сожалению, актер знал по опыту, что люди такого склада совершенно нечувствительны к тонким дипломатическим приемам и уклончивым намекам - они ломятся вперед, словно бешеные быки, и понимают только язык грубой силы, а поскольку Ла Моннэ был Герцогом лишь на театре, никакими средствами устрашения он, увы, не обладал. Все эти соображения вихрем понеслись в мозгу благородного отца, и он не успел еще решить, как далее вести себя, но тут его милая, умненькая дочка сделала свой ход - и можно было надеяться, что сделала правильно. Играет ли она в этот момент или на самом деле испытывает страх, было несущественно: главное, чтобы её голос, её слезы, её щедрый жест подействовали на эту бесчувственную скотину! - Устами младенца глаголет истина, - с достоинством произнес Мельхиор, подойдя к дочери и ободряюще положив ей руку на плечо (передачи кольца он как будто даже и не заметил). - Вы испугали мою бедную девочку, но она сказала верно: мы оба весьма искусны в театральном деле, и если вы спокойно и вразумительно растолкуете, зачем мы вам понадобились и при чем тут его величество, то, я уверен, мы сможем полюбовно договориться.

Salomon Chouvreux: Не для таких как сержант такт и деликатность! Высвободив руку из цепких пальчиков актрисы, Шувре вытер ее об полу камзола и с нескрываемым удовлетворением осмотрел доставшееся ему кольцо, даже попробовав его на зуб. – Поговорим, – согласился он, пряча добычу в укромное место, поближе не то к сердцу, не то к желудку. – Как вы, скорее всего, не знаете, его величество только что перенес свою ставку в наш город, а это, любой вам скажет, повод для праздника. А какой же праздник без представления? Если, конечно, в репертуаре вашей высокоталантливой труппы найдeтся что-то достойное внимания короля. Выпустив эту отравленную стрелу, он снова вытащил кольцо и откровенно залюбовался игрой света в драгоценном камне.

Мельхиор Ла Моннэ: Ядовитую реплику сержанта Герцог оставил без внимания. Пусть себе треплет языком, невежа. Колечка, отданного этому грубияну, было немного жаль, но... будут спектакли, будут и знатные зрители, и пальчики его дочурки не останутся без украшений. Да они и так неплохи... Главное - разговор принял деловое направление, и даже довольно заманчивое! - Мы, собственно, намеревались съездить в столицу и договориться там о представлениях для знатных особ, - сказал Мельхиор спокойно. (Он сам уже поверил, что такова была причина их бегства - а когда верит актер, то верят и зрители... если только они не чурбаны бесчувственные вроде этого Шувре.) - Если высшее общество переместилось в Этре - что ж, наше место здесь. Пьесы найдутся, уж не сомневайтесь - и комические, но благопристойные, и трагические, и героические... Так что это очень даже хорошо, что мы с вами встретились. Если бы вы еще вели себя поучтивее да выражались пояснее, мы бы уж давно договорились! - не подпустить эту шпильку Мельхиор не мог! - Итак, будьте добры, по порядку: во-первых, почему именно вы поехали нас догонять? Вам кто-то дал соответствующее поручение? Вас наняли? Или вы надумали это сами?

Belle Fleur: Пока сержант был занят осмотром щедрого подношения, Белль тихонько переменила диспозицию: сначала, пятясь и по-прежнему на коленях, отползла чуть в сторону, поближе к надежному родительскому тылу, и только потом осмелилась занять свое прежнее место на скамье за столом. Ее просто распирало от негодования: "Каков!" – возмущалась она про себя, глядя как сержант пробует кольцо на зуб, - "За кого он меня принимает?! Уж, наверное, я не из тех девиц, которым в качестве заслуженной награды подсовывают дутое золото." Отец, как всегда, оказался на высоте, и Белль с трепетом ожидала ответов сержанта на поставленные ребром вопросы: сердце так и билось в груди, как пойманный в силки щегол. Сама она много чего могла порассказать и о трагедиях, и о репертуаре, и о прочих интересных предметах, но пока прикусила язычок: радоваться было рано. Подарок-то вояка взял, а веревку тем не менее не поленится намылить собственноручно: ишь как брезгливо вытер о свой камзол ее искренние горькие слезы, за каждую из которых любой благородный человек надел бы на ее пальцы по кольцу. Белль перевела взгляд на темный угол, в котором большой паук неторопливо, но настойчиво подбирался к мухе, пойманной в сплетенную им густую паутину. Наблюдая за напрасными подергиваниями несчастной жертвы, Белль невольно задумалась, долго ли еще продлятся ее мучения. Вздохнув, она снова обратила взор на сержанта, придав лицу выражение самого подобострастного внимания.

Salomon Chouvreux: - Если вы считаете, что я всего лишь мальчик на побегушках, то это не так, - разочаровал комедиантов Шувре. – Но город у нас маленький, каждый человек на счету, так что как нужно что-нибудь малоприятное сделать, так сразу ко мне и обращаются. Со всеми вопросами, стало быть, которые вас касаются, разбираюсь я. А ежели вы хотите с месье Дрюйе побеседовать, так имейте в виду, что он мне приходится дядюшкой. Про то, что мэр города во всем слушался адвоката и в любом случае не стал бы ссориться с сержантом, он говорить не стал, резонно полагая, что внутренняя жизнь Этре посторонним не особо интересна. Снова отхлебнув из своей кружки, он перевел глаза с актера на актрису как раз вовремя, чтобы встретить ее преисполненный почтения взгляд. - А поехал я за вами, - продолжил он, - потому что актеры ваши все разбежались, остались только Пьеро, Субретка да Лис. Конечно, фарс можно и вчетвером поставить, но когда я узнал, каких мулов вы купили… - не закончив, он утопил в кружке вырвавшийся у него смешок. Единственный торговец, торгующий в городе вьючным скотом, после нескольких минут доверительного разговора перестал скрывать от своего кузена подробности сделки с отцом и дочерью Ла Моннэ, и хотя, по-хорошему, сержант рассчитывал нагнать их значительно раньше, врожденное упрямство не позволило ему еще три часа назад повернуть обратно.

Мельхиор Ла Моннэ: - Мулы? А что мулы? - фыркнул Мельхиор. - Хорошие животины, только вот подковы им кто-то ставил... эээ... левой рукой и в пьяном виде. Но теперь я вижу, что все к лучшему - если бы не захромал наш мул, мы бы уж далеко уехали, и не узнали бы о таком выгодном предложении! Что актеры разбежались, меня, знаете ли, и не удивляет, и не волнует. Не так уж они были хороши, чтобы я по ним вздыхал. Оставшиеся - из лучших, я бы сказал, особенно Пьеро. Когда мы к ним присоединимся, считайте, еще два амплуа тем самым обеспечим. И каких амплуа! Моя дочь исполнит любую роль блестяще, да и импровизировать умеет. Я тоже, можете не сомневаться, не лыком шит. Ну, а всяких там статистов нетрудно набрать даже в таком городишке, как Этре, лишь бы соображали, что им говорят, да два слова связать могли. Когда Мельхиор испытывал прилив воодушевления, ему море было по колено и трудности переставали существовать. Причем, что интересно, в таком состоянии он действительно легко находил выход из почти любых затруднений. А прилив таковой мгновенно настиг Герцога при мысли о том, что высшее общество, прибыв следом за королем в Этре, избавило его от необходимости ехать в столицу и там пробиваться наверх, расталкивая локтями конкурентов, что деньги и славу он теперь без труда добудет, и в немалом количестве... - Пьесу-то найдем, как я уже сказал, - деловито потирая подбородок, добавил он. - Даже если новую возьмем, разучить роли, подобрать костюмы - это дело нескольких дней. Да вот только как узнать, что пожелает видеть высокая публика? Одно ли потребуется представление или несколько? В каком вкусе? Смешное, патетическое, аллегорическое? Как бы нам это вызнать? Можете ли вы подсказать, к кому обратиться, кто нам поможет? Он вопросительно взглянул на сержанта, давая понять, что уже видит в нем своего союзника и даже как бы руководителя.

Belle Fleur: Белль, слушая комплименты отца, только важно кивала головой, молчаливо подтверждая все им сказанное, а сама уже уносилась мечтами в блистающее будущее. Играть для Его Величества! Да после этого можно и умереть с чувством глубокого удовлетворения. Или выйти замуж и оставить сцену навсегда. Единственное, что ее немного разочаровывало, было бегство двух актеров, но, с другой стороны, чего еще можно было ожидать после их с отцом внезапного исчезновения? Итак, заносчивого Лелия больше нет, и слава Богу! А вот Атланта терять жаль, очень жаль. Глаза актрисы увлажнились: по сути, это был ее единственный друг. Остались Жанна, Пьеро и... Почему сержант назвал третьего актера Лисом? Белль нахмурилась. Может быть, он имел в виду хитрюгу Лапена? Точно! Кого же еще? Она немного забеспокоилась, представив возвращение в Этре и встречу с оставшимися комедиантами: какие оправдания выдумать? Лапена – того на мякине не проведешь, а Пьеро, конечно, промолчит, но так посмотрит…Может быть, Жанна ей посочувствует? Оставила ведь она ей целый золотой за причиненное беспокойство! Вот только нашла ли его субретка? И сохранились ли оставленные в фургоне костюмы? Пьеро же со всеми старьевщиками на короткой ноге – небось, в первый же день продал или заложил все до единого… И Химерин парик туда же… Ох! Если так – она ему покажет! Щеки у нее заполыхали от возмущения, когда она представила, как цепкие пальцы ростовщика грубо перебирают и щупают ее любимые наряды, и, чтобы не расстраиваться еще больше, актриса вся обратилась в слух: отец взял быка за рога, что же ответит сержант? Сама она в любом случае будет только поддакивать, да и то, если попросят.

Salomon Chouvreux: - Да ко мне же и обращаться, - презрительно откликнулся сержант, чье мнение о директоре труппы стремительно ухудшалось с каждым его словом. – Сказал же я вам: со всеми вопросами, которые вас касаются, разбираюсь я, а значит, я же вам и отвечу. Отставив кружку, он выставил вверх большой палец и важно помахал им в воздухе. - Раз: спектакль понадобится только один. Два: - Шувре наставил указательный палец на Мельхиора, - никаких непристойностей. Ни слова, ни вздоха, ни взгляда. Чтобы никакой там любви, а то знаю я вас, комедиантов. Одна ухмылочка - и над невинной девой рыдать уже не хочется. Или хочется, но от смеха. Чуть подумав, он добавил: - Или, ежели хотите любовь, то пускай в конце все умерли. Есть в вашем репертуаре такая пьеса? Без новых постановок, костюмов и постороннего сброда на сцене. Пусть лучше на нее вон любуются, чем каким-нибудь новичкам слова подсказывают.

Мельхиор Ла Моннэ: Прежде чем ответить сержанту, Мельхиор стал загибать пальцы, подсчитывая, сколько персонажей в той пьеске, которую он вдруг припомнил, услышав слова "все умерли". Два отца - один благородный, другой комический. Двое влюбленных. Старуха-кормилица и аптекарь. Слуга и служанка. Итого восемь. Там были еще какие-то друзья героя и подруги героини, или маменьки того и другой, но без них точно можно будет обойтись. А кормилица и аптекарь - роли второго плана, их можно отдать исполнителям ролей слуг. Итого шесть. Отлично! - Есть пьеса... Называется "Роковая шутка". Её переделал из какой-то итальянской новеллы один мой приятель. Я слыхал, что на ту же тему играли пьесу при дворе королевы Англии, и она шла с успехом. Там возвышенная любовь и в конце все умерли. Ну, не все, но главные герои. Весьма эффектно. Можно вставить танцевальный номер и подпустить музыку с пением. И хватит шести актеров!

Belle Fleur: Последние слова сержанта вселили в Белль надежду на благоприятный исход разговора. Но тут из кухни высунула свое круглое, как луна, лицо мамаша Луизон, с любопытством прислушиваясь к беседе постояльцев, и Белль прикусила губу, представив разбитную трактирщицу на сцене – вот на кого зрители полюбовались бы всласть! А что? Старуху-кормилицу она сыграла бы с блеском! Пьеса, о которой говорил отец, действительно стоила того, чтобы показать ее королю. Белль, как водится, исполнит главную роль – невинной, трепетной и робкой, как лань, красавицы. Да, но кто будет ей подыгрывать в любовном дуэте, если главный герой сбежал? Актриса почувствовала укол в сердце: все же, как ни крути, а Лелий был дьявольски хорош в своем амплуа! Неожиданная, пришедшая ниоткуда, мысль заставила ее внимательнее, чем обычно, приглядеться к сержанту: интересно, смог бы он исполнить роль пылкого возлюбленного? Она вздохнула: нет, даже ей, при всем ее сценическом опыте, вряд ли удастся добиться, чтобы свершилось такое невероятное перевоплощение: что и говорить, военный! А это совсем другая история. Ну да ладно, отец разберется, кому и что играть. Белль загрустила: ей припомнились все актеры труппы и сыгранные ими пьесы. Она поняла, что скучает по сцене и хочет как можно скорее снова оказаться в привычной обстановке, чтобы начать репетировать новую роль.

Salomon Chouvreux: Сержант шумно вздохнул, одним глотком допил свою кружку, наполнил ее снова, отхлебнул еще раз, поморщился и только тогда посмотрел на актера. – Вы меня словно и не слушаете, – укоризненно проговорил он. – Я же сказал: лучше хорошо забытое старое! Конечно, выразился он иначе, да и сам сейчас понял, что сказал не совсем то: – Забытое публикой, не вами, – поправился он. – И без всяких там шуточек в названии. Например, "Роковая любовь". Или, как их зовут, ваших главных героев? Скажем, "Ронсар и Жюли". То есть, не Ронсар, конечно... Шувре обреченно махнул рукой и решительно отставил вино в сторонку: не иначе как хозяюшка, пытаясь улучшить мерзкий вкус, подбавила в него что-то покрепче. – А у красотки в этой пьесе хорошая роль? – полюбопытствовал он и развязно подмигнул Белль.

Мельхиор Ла Моннэ: - Еще какая хорошая! Волнительная, я бы сказал! - с искренним энтузиазмом воскликнул Мельхиор. - Скромная, милая особа, жертва роковых обстоятельств! Зрителю предоставляется возможность восхищаться, сочувствовать, плакать и так далее. Даже если партнер по роли окажется слабоват, моя дорогая дочурка сумеет заставить публику забыть об этом. Что же касается названия, почтенный сержант, оно не столь уж существенно. Если вам кажется, что лучше убрать слово "шутка", мы его уберем. "Роковая любовь" - это неплохо, вполне недурно, я бы сказал. Решено - мы ставим эту вещь! Но тут вот какой еще вопрос возникает. Ежели вас, так сказать, уполномочили устроить это представление, значит ли это, что нас... эээ... ангажируют городские власти Этре? Еще короче: кто нам заплатит и сколько?

Salomon Chouvreux: - Нет-нет-нет-нет! – Шувре покачал пальцем перед самым носом собеседника. – Никаких новых постановок. Вы что же думаете, его величество ждать будет, пока вы роли разучите? Спектакль нам нужен завтра. В крайнем случае, послезавтра. Тем более, что подмостки, которые вы в амбаре на Топком выгоне соорудили, до сих пор стоят. Что же до цены… Сержант задумчиво почесал в затылке. Как ни смешно, он действительно был едва ли не единственным человеком в городе, который не сделал бы ни малейшей попытки нажиться за счет комедиантов - что, разумеется, не означало, что он не принимал интересы месье Дрюйе ближе к сердцу, чем выгоду странствующих лицедеев. - Труппа ваша разбежалась, времени на репетиции нет, да еще и ездить мне за вами пришлось, считай два дня потеряли. Вот вы бы сколько потребовали?

Мельхиор Ла Моннэ: - Как разбежались, так и сбегутся, - уверенно ответил Герцог, крепко подумав . - Нам достаточно будет одной репетиции, конечно, будут и еще разные хлопоты, но не слишком сложные. Послезавтра представление будет дано, это я вам ручаюсь. А цена... Если за одно представление... - он потер подбородок, изображая задумчивость, хотя сам уже все решил. - Шестьсот ливров, и ни лиаром меньше. Называя эту цифру, он учел все: и то, что костюмы должны найтись, и готовые подмостки, да, кстати, там же в амбаре лежит, свернутый, и расписной задник с изображением городских домов - значит, накладные расходы сведутся только к покупке свеч... С другой стороны, городские власти заинтересованы в спектакле, но город небогатый, много просить нельзя... Да, шестьсот - хорошая сумма. - И свечи, - добавил он. - Для освещения зала. За счет города. Не могут же знатные господа сидеть в темноте!

Salomon Chouvreux: - Шестьсот ливров?! – Нельзя сказать, чтобы от изумления сержант полностью протрезвел, однако кружку он отставил так стремительно, что вино расплескалось по столешнице. – Да вы смеетесь, сударь! За такие деньги можно весь Бургонский отель из Парижа пригласить. Со своими свечами. Двести.

Мельхиор Ла Моннэ: - Двести? - Мельхиор широко улыбнулся: начиналась самая захватывающая часть ангажемента, а именно торг! - Вы простите, дорогой сержант, я не сомневаюсь, что в своем военном деле вы мастак, но уж театральные-то суждения ваши только смеха и достойны. Вы так близко знакомы с труппой Бургонского отеля? Бывали на их представлениях? За двести ливров самый последний актер из них и носа из столицы не высунет! Я, кстати, находясь в столице, тоже и говорить бы не стал при таком предложении. Но раз уж мы здесь совсем рядом... накладные расходы небольшие... Сами посудите - на шесть человек труппы, да еще с добавкой парочки статистов из местных, да служителя, чтобы за свечами следил, поделите-ка - на каждого придется просто какая-то мелочь! Свечи, кстати, имейте в виду, в торжественных случаях всегда город поставляет, вроде как делает подарок знатной особе от себя - а тут сам король, шутка ли! Да ваши торговцы и квартирохозяева в жизни еще столько не наживали, сколько сейчас благодаря придворным - что же, поскупятся отблагодарить хотя бы свечами? А я вот, ради чести выступать перед его величеством, готов немного уступить. Пятьсот шестьдесят!

Salomon Chouvreux: Со стуком поставив локти на стол, сержант переплел пальцы и опустил на них подбородок, с откровенной ухмылкой разглядывая директора труппы. - В театральном деле я как раз разбираюсь, - ехидно сообщил он. – Сам топтал подмостки, сам следил за свечами, сам принимал плату за вход, так что кто сколько получает – я знаю не хуже вашего. Сколько в тот амбар народу набьется? Если вы хотя бы за одно представление сотню ливров набрали, я свою шляпу съем, и даже без горчицы. Двести, а свечи город, так и быть, поставит, только не больше, чем потребуется.

Мельхиор Ла Моннэ: - Вы подвизались в театре? - искренне изумился Мельхиор и оглянулся на дочь, как бы приглашая её разделить его чувства. - Любопытно, в каком же это амплуа? И вы, имея некоторый опыт, позволяете себе говорить о двухстах ливрах как достаточной плате? Что касается свеч, лишние мне без надобности - я свечными огарками не торгую. Но деньги... У нас впереди зима, нам нужно до весны прочно устроиться в каком-нибудь приличном городе, а пока экипироваться как следует, купить теплые вещи, ну и так далее. И вы, зная, что такое странствующий театр, считаете, что двухсот хватит на все и на всех? Если хотите, чтобы вам хватило на горчицу в достаточном количестве, присоединяйтесь к нашей труппе, и когда мы получим свои пятьсот ливров, вам перепадет приличная доля.

Belle Fleur: Белль дар речи потеряла, услышав, что сержант когда-то был причастен к театральной жизни, и не только как сборщик платы за вход (в этом амплуа она как раз легко могла его представить), но и как актер! Изумление отца она полностью разделяла, но промолчала, не желая прерывать самую важную часть беседы: торги. Только ответила родителю понимающим взглядом и еле заметно повела плечами. «Упаси Бог, еще захочет присоединиться к нашей постановке, пользуясь случаем! Когда еще ему подвернется счастливая возможность показаться на глаза самому королю!» - подумала комедиантка. – «Впрочем, на безрыбье… то есть в отсутствие Лелия, и сержанта можно научить принимать правильные позы, раз уж кое-какой актерский опыт у него имеется» На том и успокоилась, и снова обратилась в слух. Далее снова пропускаю ход

Salomon Chouvreux: Другой на месте сержанта надбавил бы еще пятьдесят ливров, объясняя это теплыми воспоминаниями о товарищах по сцене, однако, к чести Шувре, он был почти безукоризненно искренен. Умалчивая, что спектакль им предстояло ставить днем и на улице, а потому свечи им не понадобятся, он, по его понятиям, не лгал и не притворялся, и если бы не торг, хихикнул бы сейчас в кулак, но дело было слишком важное для такой веселости. - Как я уже говорил вашим актерам, на подмостки я пойду только по необходимости. И, - тут он снова наставил на Мельхиора указательный палец, - в очередной раз повторяю: никаких помощников из местных. Вот кучу денег и сэкономили, а зимовать вы в Ларошели будете, не сегодня-завтра возьмем ее, так что двухсот пятидесяти ливров вам за глаза хватит. А ежели за сценой что-нибудь делать придется, то я вам и бесплатно помогу.

Мельхиор Ла Моннэ: "И чего он так старается? - подумал Мельхиор. - Ему-то какой интерес, что он и на подмостки выходить не намерен и даже готов служить бесплатно? Ну не из бескорыстной же любви к искусству? Может, хочет угодить какому-нибудь важному скряге?" Что-то не укладывалось в привычную картинку, где-то был скрыт подвох, но напрасно гадать сейчас Герцог не хотел. Сперва ухватить этот ангажемент, а там видно будет... - Это ваше "сегодня-завтра" мы уже много месяцев слышим, - иронически усмехнулся он. - А даже если оно и сбудется, самое место для актеров - гугенотский город сразу после осады и штурма! Эти еретики - народ скучный, скупой, увеселения они считают грехом даже в обычное время. А уж в этих условиях... Да мы там с голоду поумираем все! А король и двор в Ларошели не задержатся, что им в разоренном городе делать? Не-е-т, господин Шувре, на искусстве экономить нельзя! За предложение помощи спасибо, мы ею воспользуемся, ежели будет нужно, но оплата... Триста пятьдесят ливров, почтенный сержант, именно триста пятьдесят - видите, я вхожу в ваше положение и запрашиваю весьма скромно!

Salomon Chouvreux: Что послужило той искрой, от которой вспыхнул костер? Новое упоминание о короле, благодаря которому так долго предвкушаемое звание лейтенанта уплыло из рук Шувре? Разговоры о гугенотах – а о своей вере он вынужден был в последнее время вспоминать все чаще и чаще? Готовность, с которой Мельхиор принял как должное его обещание подсобить за кулисами? Алый отблеск расплескавшегося по столешнице вина? Все или ничего - но челюсть сержанта отвисла, а взгляд остекленел, как если бы он внезапно нашел доводы директора абсолютно неотразимыми. - Триста пятьдесят, - тупо повторил он, смутно припоминая, что именно эту сумму месье Дрюйе назвал своим последним словом. – А кто у вас в пьесе Злодея играть будет, спрашивается? Пожалуй, мне придется войти с вами в пай.

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор мысленно поздравил себя с успехом: он-то отлично понимал, что даже двести ливров были бы отличным гонораром за наспех состряпанное представление - а ничего лучшего в предложенных условиях и не получилось бы. Но выказывать свое ликование опытный Герцог не стал, чтобы не спугнуть удачу: сержант отличался довольно странным нравом, и кто знает, что его может обидеть? Исходя из этих соображений, Мельхиор напустил на себя благодушный вид с некоторым оттенком огорчения и вздохнул: - Эх, времена военные, все-то у нас делается наспех да как попало... Сойдемся на трехсот пятидесяти, так уж и быть. Злодей в сей пьесе имеется, а как же, думаю, вы его сыграть сумеете... (Пьеса англичанина была не совсем обычной, некоторые привычные амплуа там отсутствовали, однако брат главного героя, подстрекатель драки между двумя враждующими родами, мог при некоторой переделке вполне за Злодея сойти. Но эти подробности Ла Моннэ уточнять не стал.) Насчет пая поговорим, когда соберем всю труппу - негоже обсуждать это важное дело за спинами собратьев по искусству. А сейчас - ударим-ка по рукам, не так ли, господин сержант?

Salomon Chouvreux: - На трехсот пятидесяти? – опомнившись, сержант всем видом изобразил изумленное возмущение, правда, надо признаться, несколько вяло. – На триста, я, так и быть, соглашусь, и то только потому, что сотоварищей по труппе обижать – это совсем гиблое дело. Он выставил правую руку ладонью вперед, но от уверенности, с которой он торговался минуту назад, не осталось и следа, как если бы душа у него больше не лежала продолжать беседу. Картины, которые проносились сейчас перед его мысленным взором, привели бы Мельхиора в ужас, если бы он сумел их увидеть, но для постороннего взгляда лицо Шувре, потеряв обычную напряженность, выглядело сейчас почти благодушно.

Мельхиор Ла Моннэ: - Совершенно верно! - горячо поддержал сержанта Мельхиор. - Обижать товарищей по труппе грешно! Мне кажется, или вы что-то приуныли? Ну, видно, следует и мне немного пойти вам навстречу. Давайте триста двадцать, и конец! Забудем об этих меркантильных делах, нам еще поужинать нужно да на боковую отправиться пораньше, чтобы выехать завтра чуть свет... Итак, вы готовы? Он сопроводил свои слова дружеской улыбкой, хотя другом своим мог бы назвать сержанта разве что под угрозой смерти, и, обернувшись к дочери, ласково взглянул на нее, будто приглашая порадоваться, как хорошо он провернул сделку.

Salomon Chouvreux: – По рукам! Не сделав ни малейшей попытки скрепить заключенный договор рукопожатием, сержант поднялся из-за стола, бормоча что-то о необходимости развеяться, а также договориться с хозяйкой о ночлеге и корме для лошади, и покинул обеденный зал почти что бегом.



полная версия страницы