Форум » A la guerre comme à la guerre » «Я на правую руку надела Перчатку с левой руки». 17 сентября 1627 года, после двух часов дня » Ответить
«Я на правую руку надела Перчатку с левой руки». 17 сентября 1627 года, после двух часов дня
Провидение:
Ответов - 34, стр:
1 2 All
Марверт: Марверт невольно поморщился. - Я не могу не отметить, что на сцене ты играешь гораздо лучше, чем в жизни, - вздохнул он и, не удержавшись, все же переплел свои пальцы с ее. – Но к делу. Мне нужно, чтобы ты помогла одной преступнице сбежать из городской кордегардии. За вознаграждение, разумеется.
Pierrot/Pierrette: - Вы шутите, ваша милость? – растерянно улыбнулась Николь. Ответный взгляд судейского был достаточно красноречив, и молодая женщина решительно замотала головой. – Ваша милость, я, конечно, комедиантка, но это же не значит… Я представления не имею, как это делается. У меня ничего не получится. Я наверняка попадусь. Это просто… глупо. То есть, я хотела сказать… вы, наверно, просто не подумали. Осторожно она попыталась высвободить руку. – Наконец, я боюсь! Вы же меня проверяете зачем-то? – Лукавая улыбка скользнула по её губам, и голос неожиданно окрасился в соблазнительно-ласковые тона: – У меня, право, слишком дурная репутация, чтобы я мог позволить себе вести себя недостойно. Пусть ей никогда не приходилось играть обманщиков, некоторые из чужих реплик отложились в её памяти, всплывая иногда совершенно некстати. Извиняюсь за взгляд, если я ошибся, всё уберу. Не хотелось ограничиваться одним лишь "Вы шутите?"
Марверт: Марверт невольно сжал пальцы, удерживая руку комедиантки в своей. Там, где другой услышал бы отказ, для него прозвучало почти согласие: все ее возражения были сугубо практичными, а уж эта попытка пококетничать... Судейский мгновение помолчал, подбирая подходящие слова. – Ты останешься вне всяких подозрений, - пообещал он. - Я же не предлагаю тебе опоить тюремщика сонным зельем или подкупить капитана городской стражи. Все, что тебе понадобится сделать, это передать ей напильник. И у тебя будет прекрасный повод навестить ее, а потом исчезнуть. Видишь ли, она маркитантка, а это значит, что у нее есть фургон, который ей, как приговоренной к смертной казни, больше не понадобится. Ты же, с другой стороны, имея повозку и лошадь, сможешь уехать и создать свою труппу, разве нет? Забросив эту наживку, он отпустил ее руку и приподнялся на локте, как бы случайно задев при этом лежавший у изголовья кошелек, который в ответ приятно звякнул. Пусть будет взгляд
Pierrot/Pierrette: Передать напильник… В задумчивости Николь принялась наматывать на палец прядь почти неприлично коротких для женщины волос. Лошадь и повозка. Труппа, в которую смогут войти Жанна и Ренар. Взгляд комедиантки на мгновение снова задержался на кошельке. Приговорённая к смерти с радостью обменяет всё своё земное достояние на шанс остаться в живых, тут даже платить не надо. Реквизит и декорации есть, костюмы есть… Ещё минута напряженного раздумья, и молодая женщина подняла голову. – Ничего не выйдет, – почти с облегчением сказала она. – Никто не поверит. Если её должны казнить, зачем ей деньги? Устроившись на кровати поудобнее, она с интересом взглянула на судейского. – Если не секрет, сударь, а вам-то это к чему?
Марверт: - Умница, - согласился Марверт, усилием воли заставляя себя сосредоточиться на разговоре. Похоже, обещая ей безопасность от своих посягательств, он сам себя недооценил. – Но, видишь ли, у нее есть дети, поэтому и ей будет прямая выгода позаботиться о них, и ты, спасая ее, совершишь на самом деле почти богоугодное дело. Оценив произведенное впечатление, он уселся, опираясь спиной на подушки, и улыбнулся самой благожелательной своей улыбкой. - Что же до того, зачем мне это нужно – всей правды я тебе все равно не скажу, а полуправда тебе ничего не объяснит. Эта женщина мне нужна живой и на свободе, где до нее не смогут добраться другие. Судейский плотно сжал губы, осознавая, что уже сказал слишком много.
Pierrot/Pierrette: - Дети, - повторила Николь. – И мне нужно только передать напильник?
Марверт: - Только это, - подтвердил Марверт. – Перепилить решетку она сможет сама, но вот разве что… там в камере, когда я уходил, должен был остаться табурет. Если его забрали, попробуй убедить их принести его снова, иначе она, пожалуй, до окна не дотянется. Хотя это не единственная причина, по которой я не поручил кому-то из своих людей просто передать ей напильник снаружи. Он наклонился вперед и снова взял ее за руки, пристально глядя ей прямо в глаза. – Помоги мне, - тихо попросил он. – Я не хочу оставаться для тебя случайной связью. Согласись, мы не должны были встретиться во второй раз, да еще в ставке его величества под Ларошелью. Я уверен, что это судьба, и поэтому готов доверять тебе. А если она сведет нас еще раз – жениться на тебе. Только в последней части этого объяснения, произнесенного с опущенными глазами и даже слегка прерывающимся голосом, содержалось какое-то зерно истины, да и в том, он слишком хорошо осознавал, безумия было больше, чем здравого смысла. При том, что ни одну женщину он не желал так, как эту, превратись она в добродетельную или не очень добродетельную супругу – и исчезнет все то, что делало ее настолько привлекательной. Выказанное ею, однако, сочетание наивности и практичности позволяло надеяться, что, не приняв его совершенно всерьез, она все же не сможет устоять перед соблазном.
Pierrot/Pierrette: – Жениться?! Резким движением высвободив руки, Николь соскочила с кровати и, сделав круг по комнате, подошла к окну. – Я, сударь, конечно, умностям всяким не обучена, а на подмостках по большей части простаков играю, но нечего меня совсем уж за полную дуру держать! Если бы у неё, у этой женщины, не было детей, послала бы я вас к чёртовой матери! Ложь вроде как не любите, а между тем – и судьбу приплели, и брак посулили, а уж про доверие что говорить! Моему слову против вашего никто не поверит, вот и всё доверие! – Она с силой ударила кулаком в раму, шарахнулась, когда та осыпала её дождём щепок и деревянной пыли, и уже более спокойным тоном добавила: – И где я, по-вашему, напильник возьму, чтобы меня не запомнили все и каждый?
Марверт: – Не доламывай мне дом, я еще не сегодня уезжаю, – сухо сказал Марверт, мысленно призывая на голову комедиантки громы и молнии и обзывая самого себя сентиментальным идиотом. Мало того, что она действительно была умнее, чем старалась казаться, но и вообще не следовало думать о ней как о женщине. С трудом отрешаясь равно от желания и раздражения, судейский снова взглянул на выпрямившуюся у окна фигуру, словно пытаясь разглядеть в ней скрытую под столькими масками душу. Если судить по её словам, она не поверила ему вовсе – но говорила ли она правду? – Ты недооцениваешь меня, – вкрадчиво произнес он и принялся загибать пальцы. – Во-первых, я достаточно хорошо осознаю твое нынешнее положение, чтобы понимать, что ты почти что не можешь не согласиться: актриса на вторые роли, посреди военного лагеря, без покровителя и без гроша в кармане... ведь вы уже показали здесь все, что могли, не так ли, а сегодняшнее твое представление... вряд ли ты скоро рискнешь его повторить. Во-вторых, не так уж сложна услуга, о которой я тебя прошу, чтобы я не мог перепоручить ее своим слугам. В-третьих, напильник у меня есть и я его сейчас принесу... а ты пока подумай, зачем мне обещать тебе брак, когда в этом нет ни малейшей необходимости, да еще только в том случае, если мы встретимся снова. Завязывая пояс, он направился было к двери, но с полпути вернулся, взял с кровати кошелек и бросил его комедиантке. – Если ты не хочешь мне верить, можешь идти. Осторожно ступая босыми ногами по рассохшемуся паркету, он вышел из комнаты, сбежал вниз по лестнице и вошел в кухню. Никола, с аппетитом жевавший кусок пирога, и Арно, отскребавший у окна закопченный котелок, разом вскинули головы. – Мне нужен напильник, – без предисловий сказал Марверт. Слуга отложил мочалку. – Сию минуту, сударь. При всей странности этого требования, невозможным оно не было: когда, пытаясь попасть накануне в Горелый дом, они обнаружили, что проржавевший насквозь замок на запиравшей ворота цепи не поддается ни хранившемуся у мэра ключу ни предложенной письмоводителем отмычке, Арно извлек на свет божий напильник, служивший, как подозревал судейский, исключительно для ревизии трактирных погребов на предмет лучшего вина и провианта – в отличие от своего господина, слуга никогда не вольничал с законами. – Месье Морель не уехал, сударь, – сообщил меж тем письмоводитель. Судейский нетерпеливо кивнул, каждое мгновение опасаясь услышать скрип входной двери, и через пару минут, показавшихся ему вечностью, снова переступил порог спальни.
Pierrot/Pierrette: К тому времени, как судейский снова появился в спальне, уже и сам чёрт не смог бы прочитать по лицу комедиантки, что она успела передумать за время его отсутствия, и она встретила его целым градом вопросов: - А если, сударь, я не смогу остаться с ней наедине? Она вообще знает, что кто-то должен ей помочь? А если она не сможет перепилить решётку или её услышат из караулки? И как её вообще зовут? И откуда я знаю, что у неё есть фургон, и дети - не вы же мне рассказали?
Марверт: Марверт мысленно вздохнул с облегчением: комедиантка никуда не делась и явно готова была выполнить его поручение, а стало быть, приняла его обещания на веру. То, что она ни словом о них не обмолвилась, только подтверждало его вывод: небось, боялась сглазить. - Очень хорошие вопросы, - признал он, снова усаживаясь на кровать. – Если по порядку, то зовут ее Ампаро, и я попытался дать ей понять, что ей следует ожидать чего-то необычного, но уверенности в том, что мне это удалось, у меня нет. Если ты не сможешь остаться с ней наедине, не рискуй понапрасну, возвращайся и дай мне знать. Если ее поймают, я бы на ее молчание не рассчитывал, так что лучше бы, чтобы к вечеру тебя в Этре уже не было. Что же до всего остального, вряд ли кто-то тебя спросит, но на меня действительно лучше не ссылаться. Хотя… надо же дать ей понять, что ты от меня… Марверт на мгновение задумался. Никола никогда не задавал таких неудобных вопросов. Хотя с другой стороны, Никола знал его гораздо лучше. Наконец он щелкнул пальцами. - Услышала ты про Ампаро от какой-то другой маркитантки, а меня ты сможешь упомянуть, когда будешь о продаже говорить – ведь договор-то составить нужно, иначе никто тебе этот фургон не отдаст. Ты, конечно, знать не знаешь, что живущий в Горелом доме судейский – слишком важная шишка, ну да тебе это объяснят, и выйдет совершенно естественно. Еще что-нибудь?
Pierrot/Pierrette: – Нет, сударь. Николь пересекла комнату и подхватила свой баул. На самом деле, любопытство её было ещё отнюдь не удовлетворено, но изменившийся тон судейского ясно показывал, что новых вольностей он может и не простить. Лучше убраться, покуда цела. Уже поворачиваясь к двери, она вспомнила про напильник и нерешительно вернулась к кровати, протягивая свободную руку.
Марверт: К этому моменту судейский в достаточной мере овладел собой, чтобы не сделать ни малейшей попытки удержать комедиантку, но все же позволил себе напомнить: – Дашь мне знать, что и как. Удачи, и до встречи. Надеюсь.
Pierrot/Pierrette: – Да, сударь, – пробормотала Николь, пряча глаза, и поспешила уйти. Сбежав по лестнице, она нечаянно повернула не в ту сторону и, распахнув дверь в конце коридора, оказалась на пороге благоухающей жареным мясом кухни. Две пары глаз уставились на неё с нескрываемым любопытством. Проглотив ругательство, комедиантка бросилась прочь. Эпизод завершён?
полная версия страницы