Форум » A la guerre comme à la guerre » «Я на правую руку надела Перчатку с левой руки». 17 сентября 1627 года, после двух часов дня » Ответить
«Я на правую руку надела Перчатку с левой руки». 17 сентября 1627 года, после двух часов дня
Провидение:
Ответов - 34, стр:
1 2 All
Марверт: Капитан де Тревиль был не единственным человеком в толпе, для которого имя прекрасного возлюбленного Геракла было не пустым звуком. Ошарашенный дерзостью «дамы Пьеретты», Марверт, которого до сих пор представление интересовало куда больше, чем она, поспешно начал проталкиваться к канату. Не обладая лошадью и не будучи дворянином, он потерпел бы в этом неудачу, если бы по счастливой случайности не оказался позади также пробивавшихся вперед солдат. Достигнув своей цели, он только задумался было, под каким предлогом принять пари, столь не подходящее ему ни по фигуре, ни по статусу, когда пикинер решительно занял место выбывшего из игры мальчишки. - От такого предложения я отказаться не могу, - с коротким смешком произнес он. – Пустишь меня к себе? Не дожидаясь ответа, солдат сбросил свой камзол, стащил через голову перевязь и, сунув и то и другое в руки одному из своих товарищей, подошел к дальнему дереву и снял сапоги. Комедиант - а по внезапной сосредоточенности, сменившей кокетливую улыбку на лице «дамы Пьеретты», Марверт окончательно убедился, что перед ним не женщина - молча отступил назад и ухватился за ветку «своего» клена. С неожиданной ловкостью пикинер взобрался на канат, и тот, задергавшись было под двойным весом, быстро выровнялся. - Похоже, я не все еще забыл! – пройдя несколько шагов вперед, солдат остановился. В толпе засвистели, захлопали, и он торжествующе ухмыльнулся. – Чего делать-то? Хочешь, можем чем-нибудь покидаться, что у тебя там в сумке? - Да он с ней заодно, жонглер только! – обрадовалась какая-то матрона. Солдат покачал головой, а его товарищи тут же принялись объяснять направо и налево, что они, мол, Жерома уже с год знают, и ежели его кто в жульничестве заподозрит, то сразу в глаз и получит. Марверт мысленно выругался: судя по плохо скрытой растерянности на лице «дамы Пьеретты», подсадной уткой пикинер не был. - Попрыгаем? – к вящему восторгу толпы, солдат так и сделал. - Потанцуем, споем? Действия и бездействие «дамы Пьеретты» согласованы с игроком
Pierrot/Pierrette: Нет ничего хуже для комедианта, чем полностью потерять контроль над происходящим, но к тому моменту, когда Николь наконец опомнилась, зрители были уже полностью на стороне пикинёра и на хороший сбор рассчитывать больше не приходилось. - Распрыгался, лягушонок, - протянула она самым насмешливым тоном, на какой была способна. - Да даже если я тебя поцелую, из тебя принца не выйдет. - Так я не целоваться хочу, - сделав паузу, солдат добавил: - красавица. Переждав последовавший за тем взрыв хохота, Николь смерила шутника высокомерно-презрительным взглядом. - Освободи место, умник. Солдат послушно отступил назад и в свою очередь схватился за ветку, пристально наблюдая за действиями комедиантки. Снимая с запястья веер, Николь лихорадочно пыталась сообразить, что делать. Если она сорвётся, то ей и из жалости ничего не дадут, а перелом это последнее, что сейчас нужно... Потерпев неудачу, пикинёр может всерьёз разозлиться... Нет ничего зазорного в том, чтобы проиграть собрату по профессии, пусть даже и бывшему, да и вряд ли он и впрямь станет требовать то, что она так неосторожно пообещала... Встряхнув головой, Николь обеими руками разгладила юбки, вытирая внезапно повлажневшие ладони. Будь на ней штаны, она не колебалась бы ни мгновения, но платье, пусть даже должным образом утяжеленное и подшитое… - Попрыгаем, значит. - Николь сделала три стремительных шага вперёд, оттолкнулась, выбрасывая руки вверх и перед собой, и зрители дружно ахнули, когда ладони комедиантки, сперва одна, затем вторая улеглись на канат, тело вспорхнуло в воздух, юбки разлетелись, на миг обнажив пару мелькнувших над головой ног, и она вновь приземлилась на свою шаткую опору прямо перед носом отпрянувшего от неожиданности пикинёра. В улыбке, осветившей всё её лицо, не было в этот раз ничего кроме чистого триумфа. – Твоя очередь!
Марверт: Полуоглушенный восторженными воплями толпы, в которых с постоянством, заслуживающим лучшего применения, повторялись девочки и ножки, Марверт счел за лучшее исчезнуть с переднего плана, однако задержался неподалеку, продолжая наблюдать за происходящим. Дурак не тот, кто ошибается, а тот, кто повторяет свои ошибки. В первый раз увидев этот нескромный трюк, он уверился, что женщина на такое неспособна. Хорош бы он был, если бы сделал эту глупость еще раз. Она или он? Она или нет? Даже мысленно стащив с «дамы Пьеретты» белокурый парик, он еще сомневался. Черт бы побрал эти проклятые белила! - Ты думаешь!.. – взбешенный пикинер перекричал, наконец, всеобщий восторг. – Ты что думаешь, я так не смогу?! Марверт был почти уверен, что не сможет, и не потому даже, что будь солдат более уверен в себе, он, верно, требовал бы уже, чтобы ему освободили канат. Но он ушел из акробатов не меньше года тому назад, неужто не промахнется? Хотя… судейский снова перевел взгляд на комедиантку, гадая, найдется ли у нее в рукаве еще один туз.
Pierrot/Pierrette: Сама того не подозревая, Николь пришла к тем же выводам, что и Марверт, но всё же на всякий случай отступила назад по канату, прежде, чем ответить: - В платье, дружок? – и, не давая публике рассмеяться, продолжила: - А ну-ка, кто одолжит господину солдату юбку? Желающих, разумеется, не нашлось, как бы местные весельчаки не изощрялись, уговаривая своих соседок, но и необходимости в том, конечно, не было. Пикинёр, красный от злости, попытался было сослаться на естественный порядок вещей, но его никто не слушал, и, видимо решив не рисковать, он соскочил с каната. - Эй, моё су?! Сорвав с головы товарища шляпу, пикинёр бросил туда монетку и принялся обходить публику, приговаривая: - Подайте, подайте бабушке на новые ножки! В толпе засмеялись, захлопали и начали расходиться. Николь открыла было рот, чтобы пообещать второе действие, но тут же плотно сжала губы: не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что продолжить представление ей не удастся. Похоже, надо было проигрывать. Несколько минут спустя всё было кончено, толпа разбрелась, пикинёр бросил на землю две мелкие монетки и удалился, издевательски помахав шляпой на прощанье. Соскочив на землю, Николь перебросила за спину сумку с туфлями и реквизитом и одним рывком распустила завязанный на клёне узел. Полпистоля и три су. Вздохнув, она принялась сматывать канат, когда чья-то рука цепко взяла её за локоть. - А разрешение на выступление у тебя есть, голубушка?
Марверт: Задав этот вопрос, Марверт разжал пальцы и отступил на шаг, впиваясь пристальным взглядом в лицо комедиантки. На таком расстоянии он видел, что представленный публике образ был еще более поддельным, чем казалось на первый взгляд. Подрисованные брови, обозначенные углем «гусиные лапки», даже губы, кажется, были припудрены, искажая очертания рта. Какая женщина станет так себя уродовать, и, главное, зачем? Марверт был почти уверен в ответе, но на всякий случай состорожничал: - И где твоя труппа? Если это была та же самая комедиантка, что и в Пуатье, вопрос сойдет за приветствие, если нет – прозвучит совершенно естественно. Судейский сам не знал, чего он хочет больше: ошибиться или оказаться правым.
Pierrot/Pierrette: Вздрогнув от неожиданности, Николь обернулась и обнаружила совсем рядом не какого-нибудь сержанта городской стражи, а невесть откуда взявшегося в захолустном городишке судейского. Не то, чтобы это что-то меняло, потому что всем им было нужно одно и то же, но… полпистоля и три су! Не хватит, почти наверняка не хватит, а если её сейчас арестуют!.. Уже раскрывая перед ним ладонь с четырьмя монетами, она поняла, что это широкое лицо было ей знакомо. - Это вы, сударь? – растерянно спросила она, отчаянно пытаясь восстановить в памяти, откуда она могла его знать. – Я… у нашего директора было разрешение, мы даже перед Месье выступали. То есть разрешение у него до сих пор есть. Разумеется. Мысленно проклиная себя за глупую оговорку, она, наконец, вспомнила, с кем имеет дело, и позволила себе робкую нерешительную улыбку. Так даже интереснее
Марверт: Марверт с интересом изучил предлагаемые ему монеты и чуть было не сказал: «Мало», но потом решил, что его могут принять всерьез. - Перед Месье вы выступали, и разрешение у тебя есть, только оно у директора, а директор неизвестно где? Собери свой канат, я приглашаю тебя в гости.
Pierrot/Pierrette: Николь заставила себя посмотреть прямо в глаза судейскому и улыбнулась. Совершенно вернуться в шкуру «дамы Пьеретты» не получалось, но этого и не требовалось. - Он действительно неизвестно где. А если точнее, то третьего дня сбежал со своей дочкой, так что труппы у меня сейчас нет, кажется. Имени своего собеседника Николь не знала, но не спрашивать же о нём сейчас, да и не скажет он. Почти никто из тех, кто заинтересовывался не то Пьеро, не то Пьереттой, то ли Никола, то ли Николеттой, не назывались. Обращаться к ним ко всем полагалось одинаково, а с набитым кошельком ты к себе вернёшься, с синяком под глазом, с ожогами или с чем похуже – от имени никак не зависит. Николь дёрнула за второй конец каната, и узел тотчас развязался. - А вы теперь в Этре живёте, ваша милость?
Марверт: - Нет. Дождавшись, пока комедиантка уложит свой канат в сумку, судейский цепко взял ее за локоть и повлек за собой. Прохожие оглядывались, но не удивлялись. А вот если бы он попробовал просто идти рядом… Марверт искоса глянул на свою спутницу. Фривольных мыслей та не вызывала, но если она должна была выступать без труппы, то лучше это делать именно в таком виде. - А скажи-ка мне, голубушка, ты вообще знаешь, кто такой Гилас? Покинув рыночную площадь, они свернули на улицу, которая вела к «Гербу Аквитании».
Pierrot/Pierrette: Лёгкая улыбка скользнула по губам комедиантки, и она перехватила свой баул поудобнее. - Знаю, разумеется. Возлюбленный Геракла. Правда, про самого Геракла я ничего не знаю кроме того, что мой отец выступал под его именем. Возникшее у неё на лице выражение наивного недоумения плохо вязалось с обликом «дамы Пьеретты», а оттого выглядело ещё более нелепым. Возможно, осознав это, она задержала шаг, с сомнением глядя на болтавшуюся впереди вывеску трактира. - Вы не знаете, ваша милость, там во дворе колодца нет, чтобы грим смыть? А то ведь меня в таком виде и на порог не пустят.
Марверт: - Может быть, и не пустят, - согласился Марверт. – Но нам там все равно делать нечего. Перейдя через улочку, они вошли в подворотню полузаброшенного особняка. - Геракл – это античный герой, известный своей силой, и ты на его роль никак не подходишь. Если бы офицер, с которым ты кокетничала, понял, что ты имела в виду, то, боюсь, он швырнул бы в дерево не яблоко, а тебя. Подумай, и, может быть, поймешь, почему. Обнаружив на крыльце Арно, который, при всем своем самообладании, явно был не в состоянии отвести глаз от комедиантки, Марверт с неудовольствием окликнул его: - Принеси в спальню воды. Поклонившись, слуга исчез в недрах Горелого дома.
Pierrot/Pierrette: Если целью судейского было отвлечь комедиантку от окружившей её разрухи, то он совершенно в том преуспел. Понять, что он имел в виду, было нетрудно, и даже грим не смог скрыть яркий румянец, проступивший на щеках Николь. Благодарность за разъяснение прозвучала бы на редкость глупо, но ведь не спрашивать же его, какие сравнения будут более подходящими! С другой стороны, заброшенная ею приманка все-таки оказалась схваченной. Вертя головой во все стороны, комедиантка поднялась вслед за судейским на второй этаж, где и обнаружилась упомянутая им спальня. Стоявшая посреди комнаты огромная кровать была аккуратно застелена, но на поддерживающих балдахин столбиках лежал такой толстый слой пыли, что от одного взгляда у Николь запершило в горле. Слуги нигде не было видно, но около задернутого ветхими занавесками окна на столике обнаружился прикрытый полотенцем таз, а рядом – потрескавшийся фаянсовый кувшин. - Вы позволите? С облегчением бросив в углу свой баул, она торопливо принялась умываться. Если господин де Марверт не позволит, я уберу последнюю строчку.
Марверт: - Позволю, - буркнул Марверт, закрывая за собой дверь. – И даже помогу тебе переодеться. Подойдя к молодой женщине, он несколько мгновений полюбовался на вышивку на ее корсаже, прежде чем взяться за шнуровку. Возможно, следовало бы удивиться, откуда у комедиантки взялось придворное платье прошлого столетия, но судейского больше занимало, кто помогал ей его надевать. - Если не ошибаюсь, в прошлый раз я очень просил тебя не тратить мое время на всякие выдумки. Что на самом деле случилось с твоей труппой?
Pierrot/Pierrette: - Я ничего не выдумывала. - Стащив белокурый парик, Николь с облегчением встряхнула коротко остриженными волосами. - Или вы думаете, я про Месье соврала? Чистая правда! Такой куш сорвали! Я думала, мы новый фургон купим, лошадей хороших, а вместо этого… Швырнув парик в тот же угол, где уже лежал её баул, она повела плечами, позволяя платью соскользнуть вниз по обнажённой коже.
Марверт: Марверт облизнул внезапно пересохшие губы. Со спины в открывшейся его взору фигуре не было ровным счетом ничего женского, а рисунок мышц под гладкой кожей мог бы послужить моделью для античной статуи. Отступив на несколько шагов, он тяжело опустился на кровать и хрипло позвал: - Иди сюда!
Pierrot/Pierrette: * * * Получасом позже Николь соскользнула с кровати и, опустившись на корточки около своего баула, принялась в нём рыться. Из-под связки булав поочередно появились рубашка, штаны, полотняная куртка, которую вполне мог бы надеть честный ремесленник и, наконец, пара ботфорт. Готовясь к своему представлению, комедиантка вполне допускала возможность ареста, а потому за подкладкой её сумки было, к тому же, зашито несколько мелких монет. Торопливо переодеваясь, она несколько раз поглядывала в сторону своего покровителя и, в конце концов, решилась: - Ваша милость, если вы возвращаетесь в Пуатье, вы не возьмёте меня с собой? Хоть слугой, хоть кем? Здесь-то я уж точно себе другую труппу не найду. Умалчивая о предложении мэтра Саломона, она, конечно, прямо нарушала приказ судейского, но ведь не тратить же его время на такие мелочи? Тем более, что, даже сказав «да», Николь всё же надеялась найти лучший вариант. Если получаса мало, готова заменить на час.
Марверт: Сквозь приятную истому Марверт рассеянно наблюдал за тем, как молодая женщина приводит себя в порядок. Невозможно казалось даже поставить рядом исчезнувшую даму Пьеретту и на глазах возникающего перед ним юношу, но ведь, черт побери, у нее действительно были причины скрывать свой истинный облик. Если одеть ее поприличнее… Превратиться в достойную мещанку уж всяко не сложнее, чем изображать танцующую на канате дворянку... Тут мысли судейского приняли совсем уж непрактичное направление, что не помешало ему улыбнуться в ответ на вопрос комедиантки. - Взять тебя с собой? – тут он представил себе, как на это посмотрит Бернар, и невольно рассмеялся. – Нет, малыш, это совершенно невозможно. И не обижайся, я знаю, что говорю. Кряхтя, он слез с кровати, прошлепал босыми ногами к стоявшему в углу комнаты сундуку и, приподняв тяжелую крышку, вытащил оттуда приятно звякнувший мешочек. Дважды подбросив его на ладони, он вернулся в постель и с наслаждением засунул ноги обратно под одеяло. - У меня есть для тебя предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Садись, - он приглашающе похлопал рукой, - поговорим. Как тебя зовут, кстати? Полчаса – это много. Не будем тратить время на пустяки.
Pierrot/Pierrette: - Я не малыш. Николь завязала пояс, один за другим натянула сапоги и подняла с пола сброшенное второпях платье. Скрутив его в неуклюжий сверток, она попыталась засунуть его в баул, потерпела полную неудачу и торопливо принялась освобождать и складывать нижние юбки. Даже без них платье все же занимало слишком много места, и комедиантка аккуратно отстегнула фижмы. - Меня зовут Николь, - сказала она, не поднимая головы. - А вас?
Марверт: - Андре Корбо де Марверт, - хотя он и не ожидал ответного вопроса, судейский не колебался ни секунды. – Но я разрешаю тебе называть меня по имени только при одном условии. Я осознаю, что ты вряд ли испытываешь ко мне страстную любовь, но неужели я внушаю тебе такое отвращение, что ты не готова даже присесть рядом? Смею тебя заверить, что в ближайшем будущем ты можешь не опасаться каких бы то ни было посягательств с моей стороны. Внутренне потешаясь, Марверт все же придал своему лицу самое постное выражение.
Pierrot/Pierrette: Отбросив платье, комедиантка подошла к кровати. - Помилуйте, ваша милость, какое отвращение? – Примостившись на краешке, она неловким движением взяла судейского за руку. - А что вы хотели мне предложить? Взгляд молодой женщины невольно вернулся к так красноречиво звякнувшему мешочку и тут же соскользнул куда-то в сторону.
Марверт: Марверт невольно поморщился. - Я не могу не отметить, что на сцене ты играешь гораздо лучше, чем в жизни, - вздохнул он и, не удержавшись, все же переплел свои пальцы с ее. – Но к делу. Мне нужно, чтобы ты помогла одной преступнице сбежать из городской кордегардии. За вознаграждение, разумеется.
Pierrot/Pierrette: - Вы шутите, ваша милость? – растерянно улыбнулась Николь. Ответный взгляд судейского был достаточно красноречив, и молодая женщина решительно замотала головой. – Ваша милость, я, конечно, комедиантка, но это же не значит… Я представления не имею, как это делается. У меня ничего не получится. Я наверняка попадусь. Это просто… глупо. То есть, я хотела сказать… вы, наверно, просто не подумали. Осторожно она попыталась высвободить руку. – Наконец, я боюсь! Вы же меня проверяете зачем-то? – Лукавая улыбка скользнула по её губам, и голос неожиданно окрасился в соблазнительно-ласковые тона: – У меня, право, слишком дурная репутация, чтобы я мог позволить себе вести себя недостойно. Пусть ей никогда не приходилось играть обманщиков, некоторые из чужих реплик отложились в её памяти, всплывая иногда совершенно некстати. Извиняюсь за взгляд, если я ошибся, всё уберу. Не хотелось ограничиваться одним лишь "Вы шутите?"
Марверт: Марверт невольно сжал пальцы, удерживая руку комедиантки в своей. Там, где другой услышал бы отказ, для него прозвучало почти согласие: все ее возражения были сугубо практичными, а уж эта попытка пококетничать... Судейский мгновение помолчал, подбирая подходящие слова. – Ты останешься вне всяких подозрений, - пообещал он. - Я же не предлагаю тебе опоить тюремщика сонным зельем или подкупить капитана городской стражи. Все, что тебе понадобится сделать, это передать ей напильник. И у тебя будет прекрасный повод навестить ее, а потом исчезнуть. Видишь ли, она маркитантка, а это значит, что у нее есть фургон, который ей, как приговоренной к смертной казни, больше не понадобится. Ты же, с другой стороны, имея повозку и лошадь, сможешь уехать и создать свою труппу, разве нет? Забросив эту наживку, он отпустил ее руку и приподнялся на локте, как бы случайно задев при этом лежавший у изголовья кошелек, который в ответ приятно звякнул. Пусть будет взгляд
Pierrot/Pierrette: Передать напильник… В задумчивости Николь принялась наматывать на палец прядь почти неприлично коротких для женщины волос. Лошадь и повозка. Труппа, в которую смогут войти Жанна и Ренар. Взгляд комедиантки на мгновение снова задержался на кошельке. Приговорённая к смерти с радостью обменяет всё своё земное достояние на шанс остаться в живых, тут даже платить не надо. Реквизит и декорации есть, костюмы есть… Ещё минута напряженного раздумья, и молодая женщина подняла голову. – Ничего не выйдет, – почти с облегчением сказала она. – Никто не поверит. Если её должны казнить, зачем ей деньги? Устроившись на кровати поудобнее, она с интересом взглянула на судейского. – Если не секрет, сударь, а вам-то это к чему?
Марверт: - Умница, - согласился Марверт, усилием воли заставляя себя сосредоточиться на разговоре. Похоже, обещая ей безопасность от своих посягательств, он сам себя недооценил. – Но, видишь ли, у нее есть дети, поэтому и ей будет прямая выгода позаботиться о них, и ты, спасая ее, совершишь на самом деле почти богоугодное дело. Оценив произведенное впечатление, он уселся, опираясь спиной на подушки, и улыбнулся самой благожелательной своей улыбкой. - Что же до того, зачем мне это нужно – всей правды я тебе все равно не скажу, а полуправда тебе ничего не объяснит. Эта женщина мне нужна живой и на свободе, где до нее не смогут добраться другие. Судейский плотно сжал губы, осознавая, что уже сказал слишком много.
Pierrot/Pierrette: - Дети, - повторила Николь. – И мне нужно только передать напильник?
Марверт: - Только это, - подтвердил Марверт. – Перепилить решетку она сможет сама, но вот разве что… там в камере, когда я уходил, должен был остаться табурет. Если его забрали, попробуй убедить их принести его снова, иначе она, пожалуй, до окна не дотянется. Хотя это не единственная причина, по которой я не поручил кому-то из своих людей просто передать ей напильник снаружи. Он наклонился вперед и снова взял ее за руки, пристально глядя ей прямо в глаза. – Помоги мне, - тихо попросил он. – Я не хочу оставаться для тебя случайной связью. Согласись, мы не должны были встретиться во второй раз, да еще в ставке его величества под Ларошелью. Я уверен, что это судьба, и поэтому готов доверять тебе. А если она сведет нас еще раз – жениться на тебе. Только в последней части этого объяснения, произнесенного с опущенными глазами и даже слегка прерывающимся голосом, содержалось какое-то зерно истины, да и в том, он слишком хорошо осознавал, безумия было больше, чем здравого смысла. При том, что ни одну женщину он не желал так, как эту, превратись она в добродетельную или не очень добродетельную супругу – и исчезнет все то, что делало ее настолько привлекательной. Выказанное ею, однако, сочетание наивности и практичности позволяло надеяться, что, не приняв его совершенно всерьез, она все же не сможет устоять перед соблазном.
Pierrot/Pierrette: – Жениться?! Резким движением высвободив руки, Николь соскочила с кровати и, сделав круг по комнате, подошла к окну. – Я, сударь, конечно, умностям всяким не обучена, а на подмостках по большей части простаков играю, но нечего меня совсем уж за полную дуру держать! Если бы у неё, у этой женщины, не было детей, послала бы я вас к чёртовой матери! Ложь вроде как не любите, а между тем – и судьбу приплели, и брак посулили, а уж про доверие что говорить! Моему слову против вашего никто не поверит, вот и всё доверие! – Она с силой ударила кулаком в раму, шарахнулась, когда та осыпала её дождём щепок и деревянной пыли, и уже более спокойным тоном добавила: – И где я, по-вашему, напильник возьму, чтобы меня не запомнили все и каждый?
Марверт: – Не доламывай мне дом, я еще не сегодня уезжаю, – сухо сказал Марверт, мысленно призывая на голову комедиантки громы и молнии и обзывая самого себя сентиментальным идиотом. Мало того, что она действительно была умнее, чем старалась казаться, но и вообще не следовало думать о ней как о женщине. С трудом отрешаясь равно от желания и раздражения, судейский снова взглянул на выпрямившуюся у окна фигуру, словно пытаясь разглядеть в ней скрытую под столькими масками душу. Если судить по её словам, она не поверила ему вовсе – но говорила ли она правду? – Ты недооцениваешь меня, – вкрадчиво произнес он и принялся загибать пальцы. – Во-первых, я достаточно хорошо осознаю твое нынешнее положение, чтобы понимать, что ты почти что не можешь не согласиться: актриса на вторые роли, посреди военного лагеря, без покровителя и без гроша в кармане... ведь вы уже показали здесь все, что могли, не так ли, а сегодняшнее твое представление... вряд ли ты скоро рискнешь его повторить. Во-вторых, не так уж сложна услуга, о которой я тебя прошу, чтобы я не мог перепоручить ее своим слугам. В-третьих, напильник у меня есть и я его сейчас принесу... а ты пока подумай, зачем мне обещать тебе брак, когда в этом нет ни малейшей необходимости, да еще только в том случае, если мы встретимся снова. Завязывая пояс, он направился было к двери, но с полпути вернулся, взял с кровати кошелек и бросил его комедиантке. – Если ты не хочешь мне верить, можешь идти. Осторожно ступая босыми ногами по рассохшемуся паркету, он вышел из комнаты, сбежал вниз по лестнице и вошел в кухню. Никола, с аппетитом жевавший кусок пирога, и Арно, отскребавший у окна закопченный котелок, разом вскинули головы. – Мне нужен напильник, – без предисловий сказал Марверт. Слуга отложил мочалку. – Сию минуту, сударь. При всей странности этого требования, невозможным оно не было: когда, пытаясь попасть накануне в Горелый дом, они обнаружили, что проржавевший насквозь замок на запиравшей ворота цепи не поддается ни хранившемуся у мэра ключу ни предложенной письмоводителем отмычке, Арно извлек на свет божий напильник, служивший, как подозревал судейский, исключительно для ревизии трактирных погребов на предмет лучшего вина и провианта – в отличие от своего господина, слуга никогда не вольничал с законами. – Месье Морель не уехал, сударь, – сообщил меж тем письмоводитель. Судейский нетерпеливо кивнул, каждое мгновение опасаясь услышать скрип входной двери, и через пару минут, показавшихся ему вечностью, снова переступил порог спальни.
Pierrot/Pierrette: К тому времени, как судейский снова появился в спальне, уже и сам чёрт не смог бы прочитать по лицу комедиантки, что она успела передумать за время его отсутствия, и она встретила его целым градом вопросов: - А если, сударь, я не смогу остаться с ней наедине? Она вообще знает, что кто-то должен ей помочь? А если она не сможет перепилить решётку или её услышат из караулки? И как её вообще зовут? И откуда я знаю, что у неё есть фургон, и дети - не вы же мне рассказали?
Марверт: Марверт мысленно вздохнул с облегчением: комедиантка никуда не делась и явно готова была выполнить его поручение, а стало быть, приняла его обещания на веру. То, что она ни словом о них не обмолвилась, только подтверждало его вывод: небось, боялась сглазить. - Очень хорошие вопросы, - признал он, снова усаживаясь на кровать. – Если по порядку, то зовут ее Ампаро, и я попытался дать ей понять, что ей следует ожидать чего-то необычного, но уверенности в том, что мне это удалось, у меня нет. Если ты не сможешь остаться с ней наедине, не рискуй понапрасну, возвращайся и дай мне знать. Если ее поймают, я бы на ее молчание не рассчитывал, так что лучше бы, чтобы к вечеру тебя в Этре уже не было. Что же до всего остального, вряд ли кто-то тебя спросит, но на меня действительно лучше не ссылаться. Хотя… надо же дать ей понять, что ты от меня… Марверт на мгновение задумался. Никола никогда не задавал таких неудобных вопросов. Хотя с другой стороны, Никола знал его гораздо лучше. Наконец он щелкнул пальцами. - Услышала ты про Ампаро от какой-то другой маркитантки, а меня ты сможешь упомянуть, когда будешь о продаже говорить – ведь договор-то составить нужно, иначе никто тебе этот фургон не отдаст. Ты, конечно, знать не знаешь, что живущий в Горелом доме судейский – слишком важная шишка, ну да тебе это объяснят, и выйдет совершенно естественно. Еще что-нибудь?
Pierrot/Pierrette: – Нет, сударь. Николь пересекла комнату и подхватила свой баул. На самом деле, любопытство её было ещё отнюдь не удовлетворено, но изменившийся тон судейского ясно показывал, что новых вольностей он может и не простить. Лучше убраться, покуда цела. Уже поворачиваясь к двери, она вспомнила про напильник и нерешительно вернулась к кровати, протягивая свободную руку.
Марверт: К этому моменту судейский в достаточной мере овладел собой, чтобы не сделать ни малейшей попытки удержать комедиантку, но все же позволил себе напомнить: – Дашь мне знать, что и как. Удачи, и до встречи. Надеюсь.
Pierrot/Pierrette: – Да, сударь, – пробормотала Николь, пряча глаза, и поспешила уйти. Сбежав по лестнице, она нечаянно повернула не в ту сторону и, распахнув дверь в конце коридора, оказалась на пороге благоухающей жареным мясом кухни. Две пары глаз уставились на неё с нескрываемым любопытством. Проглотив ругательство, комедиантка бросилась прочь. Эпизод завершён?
полная версия страницы