Форум » A la guerre comme à la guerre » Ищите и обрящете! 18 сентября 1627 года, раннее утро. » Ответить
Ищите и обрящете! 18 сентября 1627 года, раннее утро.
Атос: Участники: Атос, г-н де Тревиль, Провидение.
Ответов - 59, стр:
1 2 3 All
Атос: По лицу Атоса трудно было бы предположить, что его затрагивает исход спора между капитанами: мушкетер стоял, устремив ничего не выражающий взгляд на обшаривающего его камзол солдата, и казался совершенно спокойным, хотя внутри у него все кипело от тревоги и нетерпения. Очередная пособница неуловимого барона была здесь, в лагере, совсем недавно, и Атос дорого бы дал за возможность с ней побеседовать – а время неумолимо уходило. Хотя… скорее всего ее здесь уже нет, да и могла ли она знать что-нибудь важное? Матушка Мартон… навряд ли пожилая женщина успеет быстро покинуть Этре… если, конечно, она в самом деле пожилая… Резкая фраза де Тревиля отчасти возымела действие: движения солдата немного замедлились, а второй, прилежно перелистывающий молитвенник Арамиса, и вовсе остановился, обратив на своего командира вопросительный взгляд в ожидании распоряжений. Атос замер.
Провидение: Кипящий от ярости Сен-Вир с трудом удержался от того, чтобы не сообщить Тревилю все, что он по этому поводу думает. Очевидно же, что тот предпочтет скрыть вину своего солдата! Мечущийся взгляд пикардийца задержался на лице мушкетера, и он снова испытал чувство, весьма схожее с сомнением. Граф де Ла Фер – изменник? С другой стороны, скрывался же он зачем-то под этим странным прозвищем… - Я вынужден предупредить вас, граф, - с усилием произнес он, - что мой разговор с этой экономкой происходил не наедине. Я не могу ручаться, что он останется тайной. Не лучше ли было бы разрешить это дело сейчас? Господин Атос, разве вы не были со мной согласны? Лишь чувство неуверенности, вызванное не только замечанием мушкетера, но и всей его манерой держаться, сообщило некий оттенок просьбы словам, которые иначе могли бы быть восприняты как угроза.
Атос: Атос мог лишь догадываться, что за игру ведет де Тревиль, но понимал, что капитан, не зная деталей, желает во что бы но ни стало оградить его от обыска. Но, черт возьми, как бы это не возымело обратного действия! Уловив колебания в голосе Сен-Вира, Атос коротко глянул на пикардийца. Похоже, тот почти готов был отказаться от своих притязаний, но мушкетер опасался, что под напором де Тревиля ущемленный в своих амбициях Сен-Вир, вместо того чтобы уступить, закусит удила и пойдет до конца. Желание избежать обыска само по себе подозрительно, письмо спрятано надежно – нафаршированная тайной бутылка ничем не отличалась от своих товарок, а кому же придет в голову искать важный документ в вине, словно замаринованную перед готовкой телятину! In vino veritas – но никому еще не удавалось добыть ее со дна стакана. - С вашего позволения, господа, - медленно, тщательно подбирая слова, начал мушкетер, - тень, падающая на одного солдата, падает и на всю роту. Я полностью подчиняюсь решению господина де Тревиля, каким бы оно ни было, - Атос слегка поклонился капитану, - но, дабы господин де Сен-Вир, исполняя свой долг перед королем, имел возможность лично убедиться в моей невиновности, предложил бы довести до конца поиски в палатке. Мушкетер намеренно избежал слова «обыск», как бы давая понять Сен-Виру, что это не уронит его дворянской чести. Мысленно он вознес Господу молитву – только бы де Тревиль не поддался своей гасконской горячности и уловил намек! - Что же до личного обыска, господин де Сен-Вир, - на этот раз Атос подчеркнуто назвал вещи своими именами, с презрительной гримасой, адресованной не столько самому Сен-Виру, сколько его дворянскому достоинству, - то, как верный слуга короля, я обязан подчиниться, но как дворянин – настаиваю, чтобы меня обыскивал человек, равный мне по положению, то есть вы сами. Мушкетер отвесил капитану пикардийцев почтительный поклон и выпрямился со спокойным достоинством человека, уверенного в своей невиновности.
де Тревиль: Де Тревиль все то время, пока Атос говорил, внимательно смотрел на реакцию Сен-Вира. Предложить дворянину собственноручно совершить личный досмотр другого дворянина было сродни откровенному оскорблению. Атос своим предложением фактически приравнял Сен-Вира даже не к рядовому солдату, а к простолюдину, для которого понятия о чести настолько же далеки, насколько для звездочета наблюдаемые им небесные светила. Капитан мушкетеров, конечно, желал бы прекратить этот обыск раз и навсегда, потому что сама попытка Сен-Вира распоряжаться людьми, которые не находятся под его непосредственным командованием, к тому же являются частью элитного королевского полка, де Тревиля невероятно раздражала. Но судя по тому спокойствию, с которым только что граф де Ла Фер настоял на продолжении обыска в палатке, беспокоиться капитану было не о чем. Ну, а после слов о личном обыске у де Тревиля мелькнула злорадная мысль, что есть возможность не только насладится фиаско незадачливого пикардийского капитана, но и посмотреть на его реакцию на столь двусмысленное предложение, кое ему сделал мушкетер с самым невозмутимым выражением лица, явно издеваясь. История, по крайней мере на данном этапе, похоже собиралась превратиться в презабавную штуку. И если до того, как Атос высказал свое желание подвергнуться обыску, де Тревиль планировал заставить Сен-Вира отступить, то теперь он сам возжелал увидеть, чем все это закончится, уверившись в том, что опасности в продолжении этого фарса нет. Поэтому он обернулся, слегка кивнув Атосу, и произнес в сторону Сен-Вира: - Что ж, это вполне разумное предложение, если вам, господа, так хочется довести это дело до конца. Тем более, что вы, шевалье, не откажете господину Атосу в такой простой просьбе и сможете лично обыскать его, если сие является острой необходимостью, не так ли? Свой вопрос, адресованный Сен-Виру, капитан мушкетеров произнес таким тоном, который использовал разве что в придворных кулуарах, будучи запутанным в очередной хитрой политической интриге. Ни дать, ни взять – сама добродетель! Сказав это, де Тревиль отступил на шаг и встал рядом с Атосом, напротив Сен-Вира, перестав быть преградой между ними.
Провидение: Если бы Сен-Вир был придворным, привыкшим улавливать малейший подтекст в обращенных к нему словах, он, несомненно, счел бы ответ Тревиля прямым оскорблением. К счастью для обоих, пикардиец был простым воякой и принял за простодушие то, что на деле таковым не было. Легкая усмешка - можно извлечь гасконца из Гаскони, но Гасконь из гасконца не извлечешь! - искривила его губы, когда он повернулся к Атосу. - Не могу и помыслить об этом, - произнес он. - Мне достанет вашего слова. И, отдав графу де Ла Фер исполненный уважения поклон, он сделал знак своим людям, тотчас вернувшихся к своему занятию, прерванному появлением капитана королевских мушкетеров. С койкой было покончено за какую-то минуту, за ней пришла очередь ларя с припасами, а после, тщетно попытавшись поймать взгляд своего начальника, один из солдат с явной неохотой, но тщательно осмотрел козлы с оружием и даже заглянул в пороховницы и дула мушкетов. Все это время Сен-Вир сохранял на лице все то же выражение, которое сам он полагал непроницаемым, но в коем внимательный взгляд без труда прочитал бы чувство собственного превосходства, вызванное приятным осознанием, что даже будучи другом короля и командиром самого прославленного полка королевства, Тревиль продолжал оставаться худородным гасконским выскочкой.
Атос: Скрестив руки на груди, Атос молча наблюдал за тем, как солдаты перерывают палатку. Когда дело дошло до ларя, скрывавшего бутыль с опасной начинкой, мушкетер невольно подобрался, но солдату, как и следовало ожидать, и в голову не пришло искать истину в вине. Содержимое ларя было тщательнейшим образом выложено, сам он осмотрен изнутри и снаружи – пикардиец добросовестно заглянул даже под днище. Не возвращаясь более к внушительной батарее бутылок, служивый перешел к козлам с оружием, и Атос сдержал готовый вырваться вздох облегчения. Больше в палатке искать было попросту негде. - Вы сами видите, сударь, что вас все-таки ввели в заблуждение, - сказал он наконец, когда солдат поставил на место последний мушкет. – Даю вам слово дворянина, что отец Клемент не только не вручал мне никакого письма, но даже не упоминал о нем. Возможно, дело не в письме и не во мне, а в том, что кому-то потребовалось выставить вас в невыгодном свете? Последнюю фразу Атос добавил, повинуясь внезапному озарению, и не без удовлетворения увидел, как в глазах Сен-Вира мелькнул огонек понимания. Человеку, озабоченному собственной карьерой и репутацией более чем кто-либо, такой ход со стороны завистников и недоброжелателей и должен был показаться как нельзя более правдоподобным. - Возможно, эта женщина еще в лагере… - не сводя пристального взгляда с нахмурившегося собеседника, задумчиво проговорил мушкетер. Намек был понят. Сен-Вир повелительным жестом приказал солдатам покинуть палатку и, отвесив Атосу и де Тревилю несколько торопливый поклон и пробормотав не менее торопливые слова извинения, поспешил следом за своими подчиненными. Еще несколько мгновений Атос молча прислушивался к удаляющимся шагам. Только теперь его отпустило владевшее им напряжение; внезапно обессилев, мушкетер медленно опустился на разоренную койку и отер лоб. - Черт побери… - прошептал он, чувствуя, что рука едва заметно подрагивает. Действия Сен-Вира согласованы с Провидением.
де Тревиль: Все то время, пока солдаты тщательно перетряхивали палатку под повелительным взором Сен-Вира, Тревиль простоял не шелохнувшись с каменным лицом. Извинения пикардийца он принял также невозмутимо. Как только полог за Сен-Виром опустился, капитан обернулся к Атосу, который в полном изнеможении сел на пропитанный кровью тюфяк. - Граф, что с вами? – де Тревиль с искренним беспокойством в два быстрых шагах подошел к мушкетеру, помня о ранении Атоса.
Атос: - Со мной – ничего, - с некоторым усилием ответил Атос, поднимая голову и жестом приказывая заглянувшему было в палатку Гримо остаться снаружи. Чувствовал он себя в эту минуту подобно человеку, чудом удержавшемуся на самом краю пропасти. Запоздалое понимание того, как велик был риск и как тонка удержавшая его ниточка, холодом прошлось по затылку. Если бы Сен-Вир был более уверен в себе. Если бы солдаты искали более тщательно. Если бы… если бы не предупреждение Агнессы, так дорого обошедшееся девушке… Коснувшись рукой края тюфяка и ощутив под пальцами липкую сырость, Атос вздрогнул, отдернул руку и поднялся на ноги так стремительно, словно койка внезапно раскалилась добела; чувство вины и тревоги резануло с новой силой. - На этот раз удар принял не я, господин капитан, - медленно выговорил он. – Со мной все в полном порядке, козырная карта, кажется, перешла к нам в руки… - Атос запнулся и, чувствуя, как стягивает скулы от ненависти, добавил едва слышно, - хотя и дорогой ценой.
де Тревиль: Капитан мушкетеров слегка отпрянул от порывисто вскочившего Атоса и скрестил руки на груди. Волнение и раздражение, владевшие сознанием Тревиля все то время, пока Сен-Вир находился в палатке, уступили место внезапному воспоминанию о причине его прихода в палатку мушкетера. Что-то там о раненой девице лепетал слуга. В голове капитана снова завертелся вихрь мыслей, а взгляд упал на многочисленные следы крови. Конечно! Кто-то был ранен! Опять покушение? - Атос, так что же здесь все-таки произошло? – устало спросил де Тревиль. – Вся палатка в крови. Кто принял удар на себя?
Атос: - Агнесса. – Лицо Атоса вновь окаменело. «Вам подбросили письмо… письмо из форта…» Прерывающийся, слабый шепот отдался в ушах, словно эхо, рука ощутила горячую влагу, будто мушкетер вновь пытался удержать неостановимо убегающую сквозь пальцы жизнь, и Атос невольно глянул на ладонь – ему показалось, что она все еще в крови. Ладонь была чистой. – Ее ударили ножом, но она все-таки сумела предупредить меня об обыске, - неестественно ровно проговорил он. - И о том, что подручный барона подбросил письмо из форта мне в палатку, чтобы обвинить меня в измене.
де Тревиль: - Бедная девушка, - капитан помрачнел и нахмурился, опустив голову. - Как это частенько бывает стала случайной жертвой. Но какова храбрость! Кто бы подумал... Де Тревиль тяжко вздохнул, ощутив, что на него навалилась какая-то громада неприятностей, заполнив собой все пространство в душе. Тем более, что ему невольно передались переживания Атоса, которые тот не мог скрыть, как бы ему не хотелось. Проницательный гасконец не мог не заметить, что случившееся с этой Агнессой для Атоса явилось неким потрясением и сочувствие его совершенно неподдельно и искренно. - Так что же получается, Атос, письмо все-таки существует? И оно... - капитан поднял голову и взглянул на мушкетера. - Оно в палатке?
Атос: - Оно здесь. – Атос коротко вздохнул. Будь оно проклято, это письмо! Несомненно, оно крайне важно – для короля, для осажденного форта, для Франции, черт возьми. Им надо заняться, но… позже. Если оно ждало столько времени, так подождет еще немного. Случайная жертва? Как бы не так! Никакими случайностями тут и не пахло. А как только этот Гаспар, или как его там, доложит барону о случившемся, как Агнесса тут же превратится в очередную мишень… Если она еще жива! Атос выпрямился, сам не замечая, что судорожно стиснул рукоять шпаги. Письмо подождет. - Сударь, прежде чем заняться этим делом, я хотел просить вас о милости, - решительно проговорил он. – Девушка в лазарете, и я боюсь, что если до барона дойдет весть о том, что она жива… если она еще жива… и его замысел провалился по ее вине – ее попытаются добить. Прошу вас, господин капитан, прикажите приставить к ней надежную охрану и позвольте мне нести караул у лазарета - разумеется, после того, как я расскажу вам все, что узнал.
де Тревиль: - Это мы сейчас без каких-либо замешательств устроим, граф, - кивнул де Тревиль и выглянул из палатки. Возле нее по прежнему невозмутимо восседал Гримо, словно безмолвный индеец, не двигаясь, но зорко осматривая окрестности. Он оглянулся на шорох полога и тут же вскочил, увидев высунувшегося капитана мушкетеров. - Сбегай-ка к дежурному мушкетеру и передай приказ от капитана, чтобы немедленно поставили усиленный караул возле лазарета. Если будут задавать вопросы, скажи, что как только я освобожусь, подойду и проконтролирую все лично. И без задержек! Чтобы через четверть часа у лазарета уже была охрана! Гримо молча поклонился и бросился со всех ног выполнять приказ. Тревиль окинул внимательным взглядом то, что происходило снаружи, но снаружи не происходило ровным счетом ничего, только проходившие мимо мушкетеры, издалека увидели своего капитана и поклонились, как обычно. Капитан снова задернул полог палатки и вернулся к разговору с Атосом. - Сейчас у лазарета будет охрана, я отправил вашего слугу к дежурному. Затем вы можете лично проконтролировать караул и даже возглавить его, если считаете необходимым. Но прежде давайте обсудим дальнейшую тактику, - Тревиль понизил голос и добавил: - И разберемся в конце концов с этим чертовым письмом! Что вы собираетесь с ним делать, Атос?
Атос: Атос молча поклонился в ответ на первую половину сказанного капитаном – с благодарностью и несказанным облегчением. Что же касалось второй половины… Первым и самым сильным желанием мушкетера было немедленно отдать письмо де Тревилю и забыть о нем навсегда. Уж Тревиль-то, с его гасконским хитроумием, найдет способ донести его содержание до короля, не упоминая никаких лишних имен. Должно же письмо наконец дойти до адресата, а после визита Сен-Вира для Атоса было бы равносильно признанию в измене лично вручить послание его величеству. Если, конечно, после всех перипетий это несчастное письмо еще можно будет прочитать, хмуро усмехнулся мушкетер своим мыслям. Впрочем, корреспонденция в морском форте обычно пишется несмываемыми чернилами, так что как знать… - Вручить вам, разумеется, - начал Атос и осекся. Передать письмо королю – черт побери, так ведь именно этого и добивался барон, о чем с такой отчаянной настойчивостью шептала Агнесса! Что барону очень, очень важно, чтобы письмо попало к его, Атоса, начальству – чем выше, тем лучше… Мушкетер шагнул к выстроившейся у опустошенного ларя шеренге бутылок и, безошибочно взяв за горлышко ту, что скрывала тайну, повернулся к капитану. Чтобы выяснить, почему вокруг злосчастной бумаги кипят такие страсти и зачем Кюиню так необходимо всучить ее командованию французской армии – письмо прежде всего стоило хотя бы прочитать. Причем так, чтобы ничьи лишние глаза и уши при сем не присутствовали. Лишних глаз в палатке не было, но насчет ушей Атос уже крепко сомневался. Не говоря ни слова, мушкетер вновь поставил бутылку наземь и коротко, без замаха ударил по ней рукояткой пистолета. Раздался краткий дребезг, по земляному полу, быстро впитываясь, побежали винные ручьи, а Атос бережно извлек из-под осколков хотя и размокшее и потемневшее от вина, но целехонькое письмо, скрученное в трубку. - Вот оно, - заворачивая его в платок и протягивая де Тревилю, проговорил он. – В ваших руках оно будет в большей безопасности, чем в моих. Даю слово, что впервые увидел его час назад. И, сударь, если вы не возражаете – я бы предложил продолжить разговор не здесь… пока не вернулся господин де Сен-Вир с известием, что экономка исчезла.
де Тревиль: Капитан бережно принял завернутое в платок письмо и запрятал его под камзол на груди. - Тогда давайте переместимся ко мне в палатку, Атос, - кивнул Тревиль. - Там нам будет намного спокойнее. Все-таки ко мне без предупреждения никто ворваться не может. Тревиль откинул полог и уверенно шагнул наружу с таким видом, будто бы ничего особенного сейчас в этой солдатской палатке не происходило, и он просто заходил проведать раненого мушкетера. С совершенно невозмутимым лицом и доброжелательной улыбкой он поприветствовал проходивших мимо подчиненных, ожидая Атоса. Грудь жгло письмо, содержание которого могло пролить в одночасье свет на целый рой вопросов. Хотелось скорее дойти до своей палатки и нырнуть внутрь, наглухо задернув вход. Лишь бы вино не разъело чернила!
Атос: Атос натянул камзол, отстраненно отметив, что вдевать руку в рукав стало как будто легче, пристегнул шпагу и последовал за капитаном. Базен, мыкавшийся неподалеку от палатки, тут же прошмыгнул внутрь, и оттуда донеслось чуть приглушенное холщовыми стенками страдальческое восклицание – слуга, надо полагать, оценивал размеры предстоящей уборки. Причитания лакея не тронули Атоса, но вот легкость, с какой они проникли сквозь холст, заставила мушкетера бросить по сторонам внимательный взгляд. Он бы не обратил внимания на удаляющегося по проходу между рядами палаток простолюдина, по виду обозную прислугу или конюха, бредущего по своим делам, но тот вдруг оглянулся, и Атос на миг встретился с ним глазами. Простолюдин тут же отвернулся и поплелся дальше походкой человека, которому совершенно некуда торопиться, а Атос слегка вздрогнул. У конюха не должно быть таких глаз – одновременно пустых, как у ящерицы, и колющих, словно две булавки. «Вздор, ерунда! Еще немного, и я начну видеть соглядатая в каждом незнакомце…» Мушкетер тряхнул головой, пытаясь избавиться от смутного, но неприятного ощущения. - Я готов, сударь, - отвечая на вопросительный взгляд де Тревиля, кратко сказал он и зашагал рядом с капитаном. Г-н капитан, если Вы возражаете против вопросительного взгляда - я исправлю. Действия таинственного простолюдина согласованы с администрацией.
де Тревиль: От капитана не ускользнуло странное поведение мушкетера и его тревожный взгляд. Но он разумно решил не расспрашивать Атоса ни о чем, пока они не достигнут капитанской палатки. Навстречу им шли четверо мушкетеров, сменившихся из караула. Они, разумеется, не могли пройти мимо своего капитана и Атоса, остановились, поклонившись Тревилю и поприветствовав по-дружески сослуживца. - Господин капитан, - заговорил один из мушкетеров в сильно запыленном форменном плаще. - Наконец-то вы вернулись в лагерь! - Да, да, господа мушкетеры, - несколько рассеянно ответил капитан, стараясь не задерживаться. - Если будут какие-то проблемы или доклады, я через час у себя в палатке. Мушкетеры расступились, пропуская капитана и Атоса, переглянувшись. Как не старался Тревиль сделать самое беззаботное лицо, но они слишком хорошо знали своего капитана, чтобы не заметить его сосредоточенный и напряженный взор. Дойдя до капитанского шатра, Тревиль остановился у входа и внимательно огляделся вокруг. Никого, кто бы вызывал подозрения, не обнаружилось. Двое караульных привычно отсалютовали. - Ко мне никого не пускать! Следить, чтобы к палатке никто не приближался! - приказал капитан. Письмо, спрятанное под камзолом, будто бы сковало стальным обручем и не давало дышать полной грудью. Давно капитан не испытывал такого волнения. Он приподнял полог и жестом пригласил Атоса пройти внутрь.
Атос: Повинуясь нетерпеливому жесту капитана и едва удержавшись, чтобы не оглянуться, Атос вошел в шатер первым и молча встал чуть в стороне от входа, поджидая де Тревиля. Его внешнее спокойствие скрывало нешуточное волнение. Вот она, разгадка тайны, осталось лишь протянуть руку – но будет ли это разгадка? Что в этом письме, которое стоило жизни солдату из форта, Фаволю, священнику - и чуть было не стоило жизни ему самому… и Агнессе? В душе вновь что-то болезненно натянулось. Чуть было не… или все же стоило? Пальцы Атоса непроизвольно сомкнулись на рукояти шпаги, и мушкетер в который уже раз мысленно поклялся себе найти и раздавить того, кто это сделал, если… если… «Не сейчас, - приказал себе Атос, отгоняя даже тень дурного предчувствия. – Об этом – не сейчас. Есть вещи поважнее. Почему Кюинь так хочет, чтобы письмо попало к французскому командованию?»
де Тревиль: Тревиль шагнул следом за Атосом и плотно задернул полог. Ему очень хотелось, чтобы в эту самую минуту вместо пусть и крепкого полотна палатки оказалась настоящая дубовая дверь, желательно с надежным замком и маленьким слуховым зарешеченным окошком. Машинальным движением капитан отбросил шляпу и плащ и быстро разлил по двум кружкам вино из бутылки, сиротливо приютившейся посреди пустого стола. Молча протянул вино мушкетеру, а сам залпом опустошил свою кружку. Затем так же быстро и молча зажег от одной свечи еще несколько, умножив тем самым свет и танцующие на стенах шатра тени. Не садясь за стол, извлек из-за пазухи завернутое в платок письмо, положил его на стол и, склонившись, стал аккуратно его разворачивать. "Черт побери," - мысленно выругался Тревиль, глядя на потемневшую от вина бумагу. Капитан на секунду остановился и обернулся к мушкетеру. - Атос, посветите мне, - кивнул он на свечу с дрожащим пламенем.
Атос: Пока капитан зажигал свечи, Атос почти машинально пригубил вино и, отпив едва глоток, сунул кружку на дальний край стола: все его внимание было приковано к размокшему письму, которое Тревиль разложил на столешнице. Момент истины – или новые загадки? Мушкетер взял подсвечник и, не замечая, что горячий воск капля за каплей стекает ему на пальцы, впился взглядом в убористые строчки. Что ж, худшие подозрения не оправдались. Выдержанная в красном вине бумага приобрела красно-бурый оттенок, но чернила и впрямь оказались несмываемыми, словно маркиз де Туара предвидел, какая трудная судьба ожидает его корреспонденцию. Выведенные твердой рукой темно-коричневые буквы отчетливо выступали на более светлом фоне. Форт благодарил за присланную помощь, извещал о двух шпионах, схваченных благодаря полученным от Ришелье сведениям и повешенных… Подпись маркиза… приписка… Атос поднес свечу поближе. Черт возьми, так и есть, неверный свет его не обманул. Если текст самого письма совершенно не пострадал от пребывания в бутылке, то строчки ниже изрядно расплылись… и к тому же они были не коричневыми, а черными. Почему? - Почему, черт побери, приписка написана другими чернилами? – негромко проговорил он, поднимая голову. – Вам не кажется, что это странно?
полная версия страницы