Форум » A la guerre comme à la guerre » Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется... 17 сентября 1627 года, Этре. » Ответить

Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется... 17 сентября 1627 года, Этре.

Belle Fleur: Белль Флер на улице к товарищу подходит, волнуется, с Лапена глаз не сводит И говорит ему так сладко, чуть дыша: «Как постановка наша будет хороша! Но только вот без Вас, Анри мой милый, играть мы будем максимум вполсилы! Я что угодно Вам готова дать лишь только для того, чтоб с Вами вновь играть! Вернитесь в труппу, дорогой Лапен. Все остальное в жизни – боль, печаль и тлен. Слугою чьим-то быть совсем негоже: сегодня гладят – завтра бьют по роже. Зато в театре Вам запишут в счет и Ваш талант, и славу, и почет!» Сказав все это, выпустивши пар, актриса под руку ведет его в амбар. P. S. Что будет дальше, нам пока не ясно, но все же Белль старалась не напрасно.

Ответов - 35, стр: 1 2 All

Belle Fleur: Белль призадумалась: да так, что даже вынуждена была присесть обратно на скамью, правда, на самый краешек. Ремесло актера, мягко выражаясь, было не из самых уважаемых – это она прекрасно знала. - Анри, не трусь! Мы тебя так загримируем – не то что граф, родная мать не узнает. Это я беру на себя. Впрочем, Пьеро лучше справится с гримом. Но скажи: неужели твой новый хозяин не знает, что ты был актером? И неужели он настолько предубежден против нас, комедиантов? Раз ты уверен, что он придет на представление, значит он - завзятый театрал? И если твое выступление ему понравится, он еще и хвастать будет перед своими друзьями, что у него такой талантливый слуга!

Лапен: Не сдержавшись и ненадолго забыв обиду, Лапен заговорил с искренним волнением: - Да не знаю я!.. Ничего я про него не знаю!.. Ты вспомни, давно ли мы с тобой последний раз виделись? Так вот, моя милая, я за это время двух хозяев поменять успел! Двух, понимаешь! К одному приткнулся - его тут же на дуэли убили. Теперь вот граф меня в слуги взял - так ты думаешь, у меня было время узнать вкусы и привычки его сиятельства? Он сказал: с испытательным сроком... как ежели в самом начале испытательного срока он своего слугу на сцене увидит... кто ж его знает, может, на этом моя служба и кончится? Тут Лапен спохватился, что разоткровенничался с девицей, которой доверять было совершенно ни к чему. И закончил ворчливо: - Новички, говоришь? Кто такие и какое у них амплуа?

Belle Fleur: Белль покачала головой: -Не знаю, Анри, вот тебе крест: ничего не знаю. Пьеро и Жанна сказали, что прибились к нам двое новеньких, а кто такие, толком не объяснили. Одного Пьеро очень хвалил: Ренаром зовут, по прозвищу Лис. О нем и сержант упоминал, а я еще подумала, что это он о тебе…Но откуда он взялся – это ты у Пьеро спросишь, или у него самого, если в амбар завтра придешь. Приходи, Анри! Не любишь ты меня, не веришь мне – твое право, так ради Пьеро и Жанны приходи. Белль помолчала, возя пальцем по столешнице, и тихо довершила: - Знаешь, я хорошо тебя понимаю: самой надоело юбками подмостки мести.


Лапен: - Ренар по прозвищу Лис... - свел прямые брови Лапен, стараясь что-то припомнить. - Где-то я слышал... погоди-ка... Нет, вроде не встречался с таким... И второго не знаю. И посерьезнел: - Ради Пьеро и Жанны я на многое готов - но не на всё. Терять службу у его сиятельства не хочу даже ради них. Если удастся их выручить, не гневая его сиятельство, я вам что угодно сыграю, понадобится - на голове по сцене буду прыгать, отталкиваясь ушами. Постараюсь завтра прийти, если удастся отпроситься, а там поглядим... Давай, рассказывай: что за амбар и когда мне надо там быть.

Belle Fleur: Место и время встречи взято отсюда - Да тот же, что и раньше, Анри, - ответила Белль, - Ты ведь помнишь амбар, в котором мы играли «Кастильскую невесту»? Ну тот, что за лугом. Срок аренды еще не закончился, там и репетировать будем. А играть в другом месте, на городской площади. Сержант так решил, ему виднее. Репетировать начнем рано, с рассветом: сам понимаешь, надо управиться за один-единственный день.

Лапен: - Всемером-то и без меня бы управились, - буркнул Лапен, наливая вино. - Хотя... чего уж там... Обошла ты меня со всех сторон и теперь ведешь, как бычка на веревочке. Воспоминания взяли власть над парнем. Вот он в роли старухи Паскуалы убеждает оруженосца Панчо в своей девственности, а потом, преобразившись в Дикаря, пляшет боевой танец с копьем... Вот ведь дурацкое вышло представление... хорошо еще - зрители не побили... а вспомнить - душа радуется! - Ладно. Говори, какую пьесу ставите. И какую роль мне там играть. И что я с этого буду иметь. А еще не забудь сказать, что за сержант такой, из какой тучки он на нашу голову свалился, кого играет и почему "ему виднее"...

Belle Fleur: От слов Лапена Белль воспряла духом настолько, что даже отпила глоточек из кружки. - Да что сержант! – воскликнула она, - Ты же сам сказал: встречал таких, и не раз. Появился как снег на голову, предложил выступить перед королем. Но знаешь, Анри, - она огляделась, и, перегнувшись через стол к Лапену, прошептала, - Если бы он не был сержантом городской стражи, я бы решила, что он из гугенотов: ну ни капельки на доброго католика не похож! Черствая корка хлеба и та приятнее на вид. - А пьеса обычная, - продолжила она самым что ни на есть светским тоном, - любовь и козни. Пообещали нам три сотни ливров – вот и посчитай, сколько на твою долю придется. Только вот… не знаю как и сказать тебе, - комедиантка бросила на актера смущенный взгляд и на щеках ее, дотоле бледных, выступил яркий румянец. – Ох, пресвятая дева, не могу… Она беспомощно пожала плечами и потупилась.

Лапен: Лапен покрутил головой. Это что за похабень такая должна будет происходить на сцене, если у Белль язык не поворачивается про нее сказать? Хотя все равно скажет, куда денется... Лапен даже переспрашивать не стал. Даже виду не показал, что ему это интересно. Заговорил о другом: - Любовь и козни - это на каждом представлении, а что за пьеса-то? Как называется? Мы ее раньше играли? Кого там я представлять-то буду? Дикаря, Доктора, Мошенника, Хитрого Слугу?

Belle Fleur: Белль лихорадочно размышляла, что же ей делать: скажешь правду – Лапен, чего доброго, встанет и уйдет. Соврешь – он все равно узнает на репетиции, какая неблаговидная роль ему досталась. Нет, она не будет оттягивать неизбежное, скажет все как есть – и будь что будет. - Мужайтесь, Анри, - сказала она, - То есть я хочу сказать, что вместо пропавшего Лелия нам нужен талантливый и красивый актёр на роль возлюбленного главной героини, которую, как ты сам понимаешь, буду играть я. Кроме тебя больше некому, это просто счастье, что я тебя сегодня повстречала. Чтобы смягчить удар, комедиантка добавила: -Совсем позабыла: сержант, хоть и участвует в спектакле, но денег не берет, а потому, когда будешь высчитывать свою долю, его в расчет не принимай.

Лапен: То, что ему придется играть возлюбленного красивой гадючки, Лапена не взволновало. Сколько раз он видел, как на сцене герой сражал мечом злодея, а потом оба мирно шли в ближайший кабак праздновать удачно прошедшее представление. А вот амплуа... - Белль, - охнул Лапен, - я же комик! Куда с моим рылом произносить любовные монологи? Неужто ни один из новичков не тянет на героя-любовника? И этот... как его... сержант... Тут до него дошло то, что ошарашило его окончательно: - Денег не берет?! Лапен потер лоб. - Что вообще происходит? Сержант. Возник ниоткуда. Играет на сцене. Денег не берет. И при этом ты через слово говоришь "сержанту виднее"...

Belle Fleur: - Комик ты гениальный, Анри, - согласилась Белль, - только правду говоришь: рожей ты не вышел для комика. Красив - аж дух захватывает. – Сказала она это без всякого кокетства и лести, поскольку действительно так считала. - А раз наш наипервейший красавец ушел и адреса не оставил, ты один такой в труппе остался. Мельхиор по возрасту не подходит, так-то он бы сыграл. Роль несложная: будешь смотреть на меня коровьим взглядом да слюнки пускать. Понимаю, что для такого актера как ты это все скучно и неинтересно, но деньги-то большие, ради них можно и поскучать пару часиков. Белль задумалась о своем амплуа. Проклятие какое-то иметь такие наивные голубые глаза, светлые волосы и ангельское личико. Ей бы совсем другие роли играть, даже субреткой быть и то соблазнительнее: тут тебе и характер, и козни с интригами, и комическое об руку с трагическим. А что Простушка? Открывай себе рот да произноси заученные глупости, хлопая ресницами и приподнимая подол, чтобы показать изящную щиколотку или кружевную подвязку. Да еще и лезут под этот подол все кому не лень, - с необычным для себя ожесточением подумала актриса и уважительно посмотрела на Лапена: этот даже и не пытается, видит в ней не просто пустоголовую красотку, с которой только на перине кувыркаться, а человека, пусть и неприятного с его точки зрения. - У Пьеро лучше спроси, откуда сержант возник, мне это неизвестно. Да и новичков я еще не видела, кто такие – знаю только по именам, от Жанны и Пьеро. А сержант денег не берет, это так. У него какой-то другой интерес, но какой именно, сказать не могу: таинственная он личность, но нам-то что с того? Наше дело – отыграть на совесть и деньги получить, а если повезет и мы королю понравимся, может быть облагодетельствует нас Его Величество: выделит средства из казны на новые постановки, или, - тут у Белль даже дух захватило, - присвоит нам звание королевской труппы! Еще вернешься к нам от своего графа, Анри, помяни мое слово! Актерами не становятся – ими рождаются, согласен?

Лапен: Лапен хмуро и недоверчиво покосился на собеседницу. Дух у нее захватывает, видите ли... Парень знал свой хорошо подвешенный язык и ценил в себе способность уболтать даже гордую и строптивую красотку. Но красавцем себя не считал никогда. Раз уж Белль этаким соловьем разливается - стало быть, действительно Лапен нужен... Дело выглядело все более странным - и эта постановка, и нанятая с бору по сосенке труппа, и загадочный сержант... Но странность была притягательной. Интересно же!.. Когда Белль предположила, что Лапен еще вернется в труппу, парень хотел было обрезать нахалку. Как же! Он, слуга графа, оставит такое расчудесное место и сызнова пойдет на помостках кувыркаться? Но он вовремя прикусил язык, вспомнив про испытательный срок. Что, если не удастся его выдержать? Или, храни господь и все святые, и этого хозяина кто-нибудь убьет... здесь ведь, кажется, война? И наивно ожидать, что Лапена тут же позовет на службу какой-нибудь герцог... Что тогда останется? Вернуться в труппу? Вот тогда потешится над ним белобрысая злючка! А потому Лапен ответил примирительно: - Кто знает... Ты права: актерство - это тяжкая болезнь, зачастую неизлечимая. Вдруг действительно затоскую по бродячей жизни, по фургону вместо дома, черствой корке вместо сытного обеда, гриму на физиономии и вечным странствиям из города в город... до старости... до смерти под чужим забором... Парень так расчувствовался от собственных слов, что, всхлипнув, продекламировал: Опять искать свой путь и новым капитаном Потрепанный корабль вести к безвестным странам, Но, чувствуя в душе то мужество, то страх, Надежду потопить в неведомых морях...* И залпом допил остаток вина в кружке. Матюрен Ренье

Belle Fleur: Белль невольно повторила про себя строчку из процитированного актером стихотворения: «Но чувствуя в душе то мужество, то страх…» Страх заполнял ее душу целиком, не оставляя даже самого крохотного местечка для мужества. Она уже и сама не понимала, кого и чего боится больше: сержанта, судейского из Пуатье, того, что труппа развалится окончательно, или же, напротив, сохранится в прежнем составе, и тогда…Воспоминание обожгло ее, как вымоченная в соленой воде плеть спину осужденного солдата: Жанна и Николь в фургоне поют слаженно, как две птички на веточке. Белль подняла на актера потемневшие от боли глаза, но все же смогла улыбнуться: Лапен-то тут при чем, коль она - Простушка и была все это время слепа, как крот, вылезший из темной норы на яркое солнце. - Хорошие стихи, Анри, жизненные. Давай по маленькому глоточку выпьем за успех королевской постановки и за то, чтобы никто из нас в накладе не остался. Твое здоровье, Анри! Комедиантка быстро плеснула из бутылки в опустевшую кружку Лапена и одним махом опорожнила свою, впрочем, там и оставалось не так уж много. Отодвинув от себя кружку, она заплетающимся языком пробормотала себе под нос, чувствуя, что голова у нее кружится от ярости, хмеля и трактирной духоты: «О ревность, как впиваешься ты в сердце! Немыслимое делаешь возможным И явью — сон. Откуда власть твоя? Мелькнувший призрак одеваешь плотью — И человек погублен. И ничто, Преобразившись в нечто, существует, И мозг отравлен, ум ожесточен.»

Лапен: Лапену вся эта затея по-прежнему не нравилась. Королевский спектакль, загадочный сержант, не берущий денег... Но мысль о том, чтобы увидеться с товарищами по труппе (хотя бы напоследок, хотя бы разок!) уже целиком завладела парнем. - В этой жизни каждый должен быть на своем месте, - сердито сказал он. - Актер на сцене, слуга в прихожей у господина, а ежели ты сержант, то служи в страже и цепляйся к горожанам из-за всякой ерунды. "Природа каждому оружие дала: орлу - горбатый клюв и мощные крыла, быку - его рога, коню - его копыта..."* Вот зачем сержанту на сцену лезть и монологи произносить? Но раз уж ты меня уболтала - приду в амбар. Если мой граф не запретит. Слова "мой граф" Лапен произнес со сдержанной гордостью собственника. *Ронсар

Belle Fleur: Белль еле слышно вздохнула: кажется, все в порядке! Задерживаться в трактире дольше она побаивалась: вдруг нарушится то хрупкое равновесие, что в конце концов установилось между ней и Лапеном. Раз актер пообещал, что придет в амбар, значит, придет, если, конечно, не вмешается его новый хозяин. Но Белль, благодаря своим юным годам, еще была способна верить в светлое будущее. Комедиантка просунула пальцы в кошелек и достала монету – по странной случайности это оказался золотой экю. Еле заметно пожав плечами, она положила монету рядом с бутылкой как свою долю за ужин: они с отцом Лапену кругом должны, так что не будет она мелочиться. -Да, ты прав, Анри! Каждый должен быть на своем месте, а если это место хорошее – и того лучше. Значит, договорились: встретимся утром в амбаре, только не забудь! Все будут счастливы снова тебя увидеть, Пьеро так колесом по сцене пройдется! Я сейчас пойду поищу отца, надо его обрадовать известием о том, что ты согласен играть и уговорить пойти пообедать, у него ведь с самого утра маковой росинки во рту не было. Комедиантка поднялась со своего места, и обойдя стол, поцеловала Лапена в щеку легким, как дуновение ветерка, поцелуем: -До встречи, Анри! - улыбнувшись, она быстрым шагом направилась к выходу из трактира. Эпизод завершен



полная версия страницы