Форум » A la guerre comme à la guerre » Мой ангел со мною, и он не спит... 19 сентября 1627 года, утро » Ответить
Мой ангел со мною, и он не спит... 19 сентября 1627 года, утро
Провидение:
Ответов - 34, стр:
1 2 All
Ампаро: Горошинка взяла предложенную долю теплого пирога, повела носом - и правда, с требухой, вкусно. Аккуратно отломила половину и уверенно протянула Пьеро: - Держи, я отлично помню, когда жевала в последний раз, а значит, и не слишком голодна, - и, чтобы не терять времени даром, откусила от своей части, обдумывая ответ. - Девочек украла товарка моя, из наших, маркитанток. Мышью ее все зовут. При ней два солдата в помощниках. А чего им нужно... да денег. Узнала сучья дочь, что у меня монеты на руках были, вот и решила влегкую подработать. Понимает же, что деваться мне некуда - жаловаться не пойду в двух шагах от виселицы. Да к тому же счеты у нее старые - за полюбовника своего, который мне и даром не нужен, - Ампаро досадливо дернула плечом и нахмурилась. Быстро откусила еще и шумно вздохнула. - Только просчиталась она. Нет у меня уже денег, сплыли, как всегда, - словно в доказательство Горошинка растопырила маленькую ладонь: - Они никогда у меня не держатся - утекают что водица, не успеешь и напиться. А девочек они прячут в том сарае у колодца, где дурной дом. Кто-то из солдатни этой их охраняет, я все же думаю, что вряд ли оба, ни к чему. Говорить о том, что деньги не то, чтобы потеряны, а просто судьба их неизвестна, испанка предусмотрительно не стала. На кону жизнь ее детей, а узнай эти двое, что денежки, может быть, лежат еще там, в фургоне... И полторы головы не надо, чтобы понять - чья участь им станет интереснее.
Pierrot/Pierrette: Пирог обратно Николь забрала молча и рассказ маркитантки выслушала тоже молча – или, возможно, не хотела говорить с набитым ртом. Прожевав последний кусок, она смахнула с губ прилипшие крошки и ожесточённо потёрла щёку. – Солдаты… Это очень плохо, солдаты. И один-то для нас много, а если их двое… У них ведь и оружие наверняка есть… – Теперь она обращалась только к Лапену. – Тут не драться надо. Надо их как-то отманить. Ты же понимаешь, чего мои ножи стоят, против настоящего-то оружия… Да и бросать их всерьёз я ещё не умею. Слушай! Она стремительно повернулась к Ампаро. – А из какого они полка, ты не знаешь? Если ими начальство их заинтересуется…
Лапен: Лапен жевал пирог, молча переводя разговор с Ампаро на Пьеро. На слова жонглера он только кивнул: мол, ясное дело, согласен, хитростью завсегда лучше одолеть, чем дракой... И насчет ножей не стал спорить, хотя считал, что нож, брошенный внезапно и без предупреждения, предотвратит драку и не даст противнику пустить в ход "настоящее оружие".
Ампаро: Горошинка ловко справилась со своим куском пирога - она умела есть в разной степени живости, в зависимости от обстоятельств, а сейчас они таковы, что вкушать некогда. Потерев ладони и стряхивая крошки, Ампаро внимательно слушала Пьеро и соглашалась - выманить, оно, конечно, лучше. Со всех сторон. Затем резко повернулась к ней. - Полк? - удивленно вскинула изогнутые брови испанка и качнула головой: - Нет, не знаю. Мы с Мышью дружбу не водили, и кто там к ней шастал - мне без интереса. Но вот насчет выманить - это ты и правда, голова! Полторы! И, чтобы та и не сомневалась, Горошинка легонько хлопнула ее по руке. Затем потерла лоб ладонью, напряженно размышляя. - Выманить... - Ампаро вдруг вспомнилось о том, ради чего все паскудниками и затевалось - ради наживы. Она бросила тереть смуглый лоб, убрала черную прядку под шапку, живо обежала глазами своих сообщников и, понизив глос, сказала: - Они жадны как шакалы, на любую падаль кинутся. А что, если солдат, сидящий в том сарае, вдруг заметит двух проходимцев, которые ведут себя странно - оглядываются, вздрагивают, пугаются, ну вы поняли, а потом... - Горошинка выдержала небольшую паузу и заявила: - Что-то прячут! Там же место подходящее - никого не бывает, и если вдруг кому-то нужно добычу схоронить на время - лучше и не придумать. Так вот, неужели потом, когда бродяги уйдут, солдат не выйдет посмотреть? Даже я бы вышла. И вот когда он будет ковыряться, то... Горошинка горящими глазами взглянула на Пьеро: - Твои ножи окажутся очень кстати. Жалко, что топоры метать не умеешь.
Pierrot/Pierrette: Николь напряжённо слушала, даже не заметив, казалось, что её похвалили – или посчитав слова Ампаро пустой лестью. Пока та излагала свой план, акробатка сосредоточенно хмурилась, то и дело поглядывая на Лапена, но в конце фыркнула. – Ты не понимаешь. На подмостках ножи метать – это одно, а в жизни, да ещё в человека… Да и не умею я по-настоящему ещё, как пить дать промахнусь. Но вообще-то… Ухватив товарищей за руки, она притянула их совсем близко и зашептала: – Деньги будут. Настоящие. Здесь показывать не буду, но есть у меня кое-что. Закопаем россыпью, а пока они возиться будут да пересчитывать, да проверять, не осталось ли чего, мы девочек и заберём. Только разменять надо. К старьёвщику пойдём. Там же и переоденемся. А?
Лапен: - А настоящие-то зачем? - удивился Лапен. - Ты не думай, я не из жадности... Но кто ж будет прятать деньги, закапывая их мелочью и россыпью? Как их потом самому откапывать? Если у этих солдат на плечах не пустые горшки, то они с первого медяка смекнут, что их морочат. А вот если они тайком подсмотрят, что мы роем глубокую ямку, кладем туда мешок, потом утаптываем сверху землю... а если рядом есть камешек потяжелее, так и его сверху кладем... Лапен ухмыльнулся. - Знаешь, я бы им в этот мешок положил что-нибудь приятное, вроде дохлой кошки, чтоб их развлечь и порадовать... И тут же стал серьезным: - А если надо еще малость задержать, так мешок в яму можно вообще не класть. Простенький фокус. На глазах у зрителя вроде как мешочек в яму кладем, но тут один другого загораживает... Мешочек остается под плащом, мы зарываем и утаптываем яму и уходим. А они роют, ничего не находят и впадают в недоумение: может, надо рыть глубже? А пока они там соображают, мы хватаем девчонок и утаскиваем... Кстати, а девчонки крик не подымут? Они же нас не знают!
Ампаро: Горошинка завороженно глядела на своих пособников, по-детски приоткрыв рот - до того было захватывающе интересно. Ее живое воображение сначала рисовало две толкущиеся фигуры, старательно заделывающие, словно крупные семена, монеты в землю. А потом -таинственный сверток, закопанный и бесследно растворившийся в земных недрах. - А когда откапывать будут, хорошо бы привидение выплыло из колодца, - внесла посильную лепту Ампаро, а потом с сожалением вздохнула: - Жалко, что врут, поди, про него. Затем вскинула на Лапена настороженный взгляд: - Так утаскивать вместе будем, а меня девочки в любом наряде узнают. Если знак подам - не пискнут, понятливые. Они даже дерутся молча. Так что - идем?
Pierrot/Pierrette: Сомнение было написано большими буквами на лице Николь, и, даже не зная грамоты, его несложно было прочесть. Бросив на Лапена встревоженный взгляд, она механически направилась вниз по улице, но, не пройдя и квартала, резко остановилась. – Если их двое, – начала она, помолчала, кусая губы, и наконец смущённо продолжила, – Анрио, может, я чего-то не понимаю. Думаешь, они так вдвоём и пойдут? Не останется один? Может, нам ещё поспорить погромче? Будто мы друг другу не доверяем? Чтобы они тоже перестали? А коли не выйдет, если только один пойдёт… Сколько они требовали-то? Она вопросительно глянула на маркитантку.
Ампаро: Мысли Горошинки были полностью заняты тем, что им предстояло увидеть, обдумать и сделать. Она даже не сразу заметила, что Николь остановилась, и только сделав несколько торопливых шагов вперед, опомнилась и вернулась обратно, толком не разобрав о чем говорилось. Зато слово "сколько", она расслышала вполне отчетливо. - Тридцать золотых, - не задумываясь, ответила Ампаро, вспомнив про тайник, и виновато пожала плечами. А потом быстро взглянула на Лапена, спихнув на того возможность сказать что-то умное и по делу.
Лапен: - Тридцать золотых - это у них губа не дура... - глядя себе под ноги, задумчиво протянул Лапен. А затем вскинул взгляд на Пьеро. - Сцену разыграть - это ты правильно говоришь. Что друг другу не доверяем... да, должно сработать. А если один все-таки останется, так это все-таки солдат, а не осадная башня! Справимся как-нибудь. Эх, жаль, твои юбки в фургоне остались. Тебе бы туда войти в женском наряде! От женщины не ждут, что она набросится... а тут бы и я помог. Но раз нету женского наряда - значит, нету. Будем выманивать.
Pierrot/Pierrette: Глаза Николь тоже расширились при названной сумме, и на её лице мелькнуло что-то вроде разочарования, как если бы она надеялась, что её нескольких золотых хватит для выкупа или что негодяи требовали слишком мало, чтобы биться насмерть. Но сожаление тут же сменилось непритворным изумлением. – Почему вдруг «остались в фургоне»? – Она кивнула на баул, который несла на плече. – Не все конечно… Акробатка осеклась – как видно, вспомнив, почему её вещи так удачно оказались при ней, и не сообразив вовремя, что её арест тоже это объяснял.
Ампаро: Горошинка поняла, что несколько сбилась с мысли - золотые, юбки, фургон... Она негромко кашлянула и одернула куцую куртенку. - Сдается мне, что для начала осмотреться бы. Ведь никто из нас там не был, так? И судя по рассказу местной лоточницы, в той стороне вообще давно никто не появлялся. Наверное, за годы там все здорово быльем поросло. Это нам на руку - подобраться можно поближе незаметно, оглядеться. А вот потом и военный совет держать, а? Горошинка переводила нетерпеливые глаза с одного соратника на другого.
Лапен: - Осмотримся, - кивнул Лапен. - Вслепую не полезем. Он шел рядом с Ампаро с самым деловитым видом. Ни лицо, ни взгляд его не выдавали смятения, которое охватило парня при словах "тридцать золотых". Значит, та маркитантка полагала, что у вот этой девицы имеются тридцать золотых? Вот как? С чего бы это? Вот его, Лапена, сроду не подозревали в том, что он владеет приличной суммой денег... А если все немножко не так? Если эти гады думают, что у девицы денег нет, но она может их раздобыть? А где раздобыть? Не у барона ли Брешвиля?
Pierrot/Pierrette: – Я посмотрю, – быстро сказала Николь. – Её, – она кивнула на Ампаро, – сразу узнают, а тебе переодеться не во что. Есть у меня идея… Бабёнка. Жильё ищет, дома обходит, только понятно для чего и в таком платье, что её добрые горожане и на порог не пустят. Чтобы время зря не терять. Уходя, она взяла с собой лишь те из своих костюмов, которые представляли для неё особую ценность – либо потому, что их можно было продать, либо потому, что вложила в них немало труда или изобретательности. Наряд дамы Пьеретты слишком выбивался из обыденного, чтобы от него была хоть какая-то польза, но спадающие юбки мамзель Жюпон, надевавшиеся прямо на штаны, были отлично знакомы Лапену, и он должен был сразу догадаться, что она имеет в виду.
полная версия страницы