Форум » A la guerre comme à la guerre » Феспид и Фемида. 18 сентября 1627 года, около пяти вечера » Ответить

Феспид и Фемида. 18 сентября 1627 года, около пяти вечера

Марверт:

Ответов - 24, стр: 1 2 All

Марверт: Не без некоторого усилия судейский пресек попытки Бернара обсудить сегодняшние происшествия, вручил ему записку для месье д'Арро и отправил в военный лагерь. Меж тем вестей от сержанта Руже по-прежнему не было, Агнесса, узнав, надо полагать, об аресте своего господина, не спешила возвратиться в «Герб Аквитании», а ждать Лурмо не было никакого резона. И наконец, не в силах более терпеть вынужденное бездействие, Марверт направился в амбар, где Никола спрятал Ампаро. В конце концов, скрывать свой интерес к Пьеро ему больше не нужно, а под его прикрытием можно разузнать о маркитантке. Первое, что он сумел различить, перейдя из сумерек в полумрак, это жалкие остатки сцены, над которыми усердно трудились двое мужчин – по виду плотник и его подмастерье. В груди тут же нехорошо екнуло: беглянку уже наверняка нашли. Марверт сощурился, ища взглядом актеров. Про то, что сцену должны разобрать, писал Пьеро

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор Ла Моннэ сидел в углу залы, как он упорно называл этот опостылевший амбар, на трехногом табурете, и мрачно созерцал процесс уничтожения сцены. Мысли его крутились вокруг намерения уйти в монастырь (но где взять пристойный вклад и как скрыть актерское прошлое?) или удалиться в теплые края, например, в веселый город Тулузу или еще дальше - в Марсель, открыть табачную лавочку и забыть театр как кошмарный сон? Никогда еще театр и все, что с ним связано, не вызывал у директора труппы такого отвращения, как сейчас. Уж больно много всего противного и непонятного происходило с ним и с актерами в последнее время! Но как только в амбаре появился посетитель, Герцог немедленно насторожился и придал своему лицу величественно-безмятежный вид. Как знать, вдруг этот незнакомец принесет ему неожиданную удачу? - Вы кого-то ищете? Чем могу быть полезен? - поднявшись с табурета и подойдя ближе к пришельцу, вежливо осведомился он.

Марверт: При виде Герцога Марверт испытал чувство, весьма похожее на зависть. Судя по некоторым неуловимым признакам, актер был его ровесником, но сохранился намного лучше и мог бы вполне еще играть героя-любовника. Впрочем, по словам Пьеро, так оно и было. С другой стороны, акробат мог и солгать: на мошенника комедиант не походил вовсе, а Пьеро и сам признавался, что был не вполне откровенен. Шляпы Марверт не надел, но легкий кивок, который он адресовал директору труппы, не оставлял больших сомнений в разности их общественных положений. - Я - Марверт, - отрекомендовался он, намеренно опуская и частицу «де», на которую он не имел никаких прав, и гордое звание президента следственной палаты города Пуатье, которое явно не соответствовало его нынешним целям. - Я здесь по делу, связанному с одним из ваших актеров, жонглером Пьеро. Он, кстати, не здесь? Марверт огляделся, как если бы вопрос не был риторическим. Неужели все-таки уехал? Сейчас это было бы очень некстати.


Мельхиор Ла Моннэ: Опытным глазом Мельхиор оценил внешность пришельца и понял, что тот наверняка относится к судейскому сословию. Час от часу не легче! Какое может быть дело у такого почтенного господина к этому вертопраху? Вот уж о ком он сейчас предпочел бы забыть навсегда. Что он еще натворил? - Пьеро? - хмуро переспросил Ла Моннэ. . - Непосредственно здесь, сударь мой, его, как вы можете убедиться, нету. Но где-то на некотором расстоянии отсюда он, по-видимому, обретается. А я бы предпочел, чтобы он обретался как можно дальше. Болван, нахал, пустомеля, вот он кто, ваш Пьеро... А зачем он вам, простите за любопытство, нужен?

Марверт: Судейский, вспомнивший к тому моменту, что разговаривает с комедиантом, способным и короля изобразить, не говоря уж о честном человеке, согласно покивал: – Молодые люди в наши дни, увы, совершенно лишены всех и всяческих добродетелей. Но Пьеро, с коим я уже имел случай беседовать, показался мне лучше прочих. Неужели внешность столь обманчива? Мне страшно представить себе, какие пороки должны скрываться в человеке, чтобы вы готовы были потерять его услуги в предстоящей вам постановке. При том, что, как мне кажется, ваша труппа не слишком велика. Продолжая между тем изучать собеседника, Марверт не мог не признать, что тот более чем мог стать объектом неразделенной любви. А то, как он отзывался о Пьеро… да любовники и не то друг о друге говорят, когда страсть поутихла!

Мельхиор Ла Моннэ: - Я готов был потерять актера? - вскричал Мельхиор, высоко подняв брови и хлопнув себя ладонью по груди. - Это он, он был готов потерять голову при любом удобном случае - всё-то ему казалось, что где-то за поворотом лучше, чем сейчас и здесь. Что касается пороков, сударь, то никаких особых изъянов, кроме излишней любви к деньгам и склокам, за ним, честно говоря, не водилось. Но в таком тесном кругу как наш, театральный, этого вполне хватило, чтобы отравить мне жизнь. Однако неучтиво с моей стороны обрушивать на вас эти внутренние дрязги... Вы ведь пришли по делу. Скажите же, зачем вам, собственно, Пьеро?

Марверт: Марверт не знал, что и думать: не говорят так равнодушно о любовницах, нынешних или бывших, опостылевших или еще дорогих сердцу. Но, напомнил он самому себе, перед ним стоял комедиант. – Деньги всякий любит, – глубокомысленно отметил он. – Но Пьеро мне был бы желателен, чтобы снова подтвердить, какую сумму вы ему должны. Неприятно будет, согласитесь, если ваша постановка будет омрачена, а то и, чем черт не шутит, сорвана судебным процессом. На лице судейского изобразилось при этих словах глубочайшее огорчение.

Мельхиор Ла Моннэ: "Ах, вот оно что, - подумал Мельхиор и сразу внутренне напрягся. - Эта мерзавка вздумала испортить мне жизнь в качестве прощального подарка? Только этого мне не хватало! Эх, господин хороший, запугивать-то меня не стоит..." - Я, сударь, право, недоумеваю, - холодно начал он, - на каких основаниях мог бы случиться упомянутый вами судебный процесс. О каком долге идет речь? Правильно ли я вас понимаю, что Пьеро подал жалобу на меня? Официальную жалобу, в письменном виде? И что же там сказано - приложена ли к жалобе расписка за моей подписью, что я-де обязуюсь что-либо выплатить? Будьте добры, посвятите меня в подробности дела - оно как-никак меня близко касается!

Марверт: Мгновенная перемена тона, которым актер с ним разговаривал, немало позабавила Марверта, хоть и была вполне ожидаема. А уж избранная тем тактика… Впрочем, вряд ли директор труппы знал, что разговаривает с судейским. – Ну что вы, сударь, – благодушно отозвался он. – К чему усложнять? Речь ведь идет всего лишь о невыплате тех денег, что причитаются ему за прошлые спектакли. Никоим образом я не стал бы советовать человеку, который обратился ко мне за помощью, начинать судебный процесс, не попытавшись сперва договориться! Я могу распорядиться о необходимых мерах хоть сейчас, но есть ли в этом необходимость? Тем более, если, как вы говорите, этот человек не заслуживает доверия. Наверняка вы ведете точнейший учет в таких делах, и вам не составит ни малейшего труда предъявить мне расписки Пьеро в получении заработанных им денег.

Мельхиор Ла Моннэ: "По-моему, он надо мной издевается, - подумал Ла Моннэ. - Играет, как кот с мышкой. И плетет, и плетет словеса - думает, я попадусь? Но чего ему нужно на самом деле?" Вслух он произнес все с той же прохладной учтивостью: - Сразу видно, сударь, что вы привыкли вращаться в кругу людей почтенных, ведущих размеренный образ жизни. У таких всегда каждый денье учтен и записан. И порядку ради, и потому, что деньги - это основа их жизни и занятий. Я это очень хорошо знаю, ибо сам родом из такой семьи. Но, увы, любовь к искусству увела меня далеко от родного дома. А жизнь служителей Мельпомены - неверная и неустроенная. Всегда в пути, всегда под угрозой неприятных приключений. Какие уж там расписки! Где мне их хранить? Наш круг невелик, сколько причитается каждому за участие в спектакле, всем хорошо известно, сколько денег получено - тоже. К тому же, добавлю, потому как вы, видимо, о том не осведомлены, этот самый Пьеро вовсе грамоте не обучен.

Марверт: Марверт благосклонно наклонил голову в ответ. На самом деле, вряд ли у директора труппы не было приходно-расходной книги, и то, что тот отрицал ее существование, позволяло заключить, что Николь говорила правду. Но как любопытно – неужто всем и в самом деле все известно? – Иными словами, – уточнил он все с тем же добродушием, – и вы точно знаете, сколько полагается Пьеро, и любой другой из ваших комедиантов, включая его самого? Так давайте уточним, сударь, о какой сумме у нас идет речь! Несмотря на эту тираду, судейский не на минуту не забывал, что акробата беспокоили вовсе не деньги. Беда, однако, была в том, что стоявший перед ним комедиант вел себя так, словно не подозревал за расспросами судейского ничего большего.

Мельхиор Ла Моннэ: - Между актерами принято заключать договор, - терпеливо объяснил Мельхиор, по-прежнему не понимая, чего нужно Марверту и к чему тот клонит. - Оговаривается, кому какая доля выручки за каждое представление положена, иногда в виде постоянного пая, иногда - в зависимости от сложности роли и участия в спектакле. Но больше десяти человек в труппе никогда не бывает, обычно меньше. Потому каждый знает, сколько ему положено, и я знаю, само собой. Высчитывать долю всякий раз приходится, это да - ведь выручка-то бывает разная. Эти подсчеты я, конечно, записываю, чтобы не ошибиться при дележе. Да только если говорить о Пьеро, так ему я ничего не должен. Я хотел расплатиться после спектакля, ведь мы ожидали приличную выручку, ему же больше перепало бы, между прочим. Да он, видно, уже решил удрать, и такой скандал из-за своих денег учинил, что я вынужден был сразу всю его долю отдать. Это вся труппа знает. Потому, сударь, я ваших намеков не боюсь. И, честно говоря, недоумеваю: какой бы ни был Пьеро поганец, требовать по второму разу то, что уже уплачено, не стал бы... Может, он успел где-то что-то еще натворить, и вы потому им интересуетесь?

Марверт: С самым огорченным видом Марверт развел руками. Причина для того у него имелась: если актеры подтвердят слова своего директора, на что тот явно рассчитывал, то Пьеро было не на что надеяться. В том же, что ему лгут, судейский не сомневался: разве тревожился бы Герцог сейчас о судьбе акробата, если бы и вправду думал, что тот сбежал? Нет, он поливал бы его грязью за предательство и тревожился бы только о спектакле! – Не могу отказать вам в проницательности, сударь, – с глубоким вздохом отозвался он. – Но сказать больше, чем я уже сказал, я не имею права. Теперь же, дабы покончить с этим неприятным делом, покорнейше прошу вас позвать сюда двух-трех из ваших комедиантов, чтобы они оказали мне любезность поставить свои подписи под свидетельством о том, что вы рассчитались с Пьеро и за все прошлые спектакли и за тот, который ставите сейчас. Не слишком справедливо в отношении Пьеро, но ведь и тот был не вполне честен! Тем более что у Марверта начала формироваться новая идея в отношении акробата – если тот удачно останется без труппы.

Мельхиор Ла Моннэ: - Исполнить ваше желание будет весьма затруднительно, - кисло ответствовал Мельхиор, уже понимая, что этот добродушный с виду господин относится к той же породе, что и клещ, который, как известно, не отвалится, пока вдоволь не напьется крови. - Во-первых, народ разбрелся кто куда, сию минуту я вам их не соберу. Во-вторых, одно дело - знать, кому сколько причитается, другое - присутствовать при моменте расчета. Что же вы думаете, директор труппы - то же, что старшина, скажем, плотницкой артели? Получил плату у заказчика, собрал работников в кружок и каждому раздает его су и денье? У людей искусства все по-другому! Один забирает деньги немедля после спектакля, другой - завтра, третий вообще попросит придержать жалованье, чтобы не пропить его в первые же два дня... За все прошлые спектакли я с этим акробатом рассчитался, да. Кроме самого последнего. Я должен был срочно выехать в Париж, чтобы не упустить выгодный ангажемент, потому и не успел. (Мельхиор столько раз рассказывал эту версию событий разным людям, что теперь уже полностью уверовал в нее сам.) Но тут отцам города вздумалось устроить представление для его величества, и сержанта Шувре послали, чтобы вернуть нас с дороги. До того ли мне было, чтобы выплачивать этому типу его гроши, когда тут такая ответственность? И столько расходов на подготовку... Я ему сказал, что рассчитаюсь полностью после того, как мы отыграем для короля. А что касается оплаты за спектакль, который еще не сыгран, вы уж простите, сударь мой, такого вообще не бывает: за что платить, коли работа не сделана? Сыграл - получи!

Марверт: Как ни странно, при ответе комедианта Марверт воспрял духом, что выразилась лишь в кажущейся угрюмости, омрачившей его широкое, как полная луна, лицо. И актеров-то сейчас рядом нет, и не знают они на самом деле, кому директор сколько должен, и рассчитался-то он не за все спектакли… Судейский был вполне удовлетворен: шанс добиться желаемого рос на глазах. Теперь следовало подготовить почву. – Огорчительно, чрезвычайно огорчительно, – вздохнул он. – Я, грешным делом, полагал, что все куда проще. Но не смею более вас задерживать: на первых порах, сами понимаете, довольно и того будет, чтобы вы засвидетельствовали своей подписью то, что изложили мне сейчас устно. С вашего разрешения, я сейчас прямо и составлю нужный документ, что вы, мол, с акробатом Пьеро за все спектакли труппы, кроме последнего, рассчитались и более ему ничего не должны. То есть, ошибаюсь, должны – за этот самый спектакль. Сколько это будет? Одновременно Марверт прикидывал, как подойти к сбору прочих данных. Тот, кого дражайший племянник нанял для серенады, к примеру, что скажет? Если директор не уехал за ангажементом, а, как утверждал Пьеро, попросту сбежал, то акробат явно был не единственным, кому он недоплатил. Кого еще она упоминала? Субретку?

Мельхиор Ла Моннэ: "Какая прелесть! - мысленно прокомментировал Мельхиор. - Такого хитрого лиса давненько встречать не приходилось! Копает, копает... А что именно? К чему клонит?" Поскольку ответов на эти весьма существенные вопросы у Герцога пока не было, ему оставалось только разыгрывать начатую партию дальше. Соответственно, состроив не менее хмурую физиономию, чем его назойливый собеседник, он произнес, широко разведя руки: - Мне чрезвычайно жаль, почтенный господин Марверт, что мои попытки разъяснить вам дело оказались неудачными, и только огорчили вас. Увы, среди многочисленных сыгранных мною ролей не было ни одного стряпчего или судьи, и потому я не могу подобрать такие слова, которые помогли бы вам все правильно понять. Но я попробую еще раз... Теперь Мельхиор скрестил руки на груди, слегка склонил голову к плечу, вздохнул и продолжил: - Я действительно ничего не должен вышеупомянутому Пьеро. Несмотря на то, что и в самом деле не заплатил ему за последний спектакль. Мы уговаривались, что сумма будет выплачена после той постановки, которую мы в данный момент готовим. ("Готовим! - горько подумалось Мальхиору. - Разве это можно назвать подготовкой?" Но чужому человеку вовсе незачем было знать о заботах директора.) При условии, что Пьеро будет на месте и примет в новой пьесе соответствующее участие. Но, посудите сами: за что платить человеку, который дерзит, оскорбляет директора труппы, обвиняет его чуть ли не в воровстве, а потом еще и манкирует репетициями, и вообще исчезает неведомо куда? Я не дворянин, актеры - не мои слуги. Наказать их за плохое поведение я могу только таким способом! И посему, ежели вы составите бумагу, в которой будет изложена именно эта ситуация, я со спокойной совестью ее подпишу. Но насчет того, что я якобы ему должен... Не-е-т, увольте. Зря потратите чернила, сударь!

Марверт: Кислое выражение исчезло с лица судейского, сменившись чем-то похожим на смущенную улыбку. – Ну разумеется, сударь, – ответил он. – Признаться, поначалу я опасался, что не сумел верно понять суть дела, но вижу теперь, что, невзирая на недостатки моего изложения, вы смогли все же вычленить из него самое главное. Рассказывая о побеге директора труппы, Пьеро упомянул также представление для герцога Орлеанского. Которое, Марверт был готов поспорить, и было их последним спектаклем – принц вряд ли поскупился, а с таким кушем соблазн бросить все и сбежать мог стать чрезмерным. Но, скрепив признание о задолженности своей подписью, директор окажется в цепких лапах правосудия: было бы желание, а раздуть дело из вопроса о том, какую сумму следовало удержать из долга в возмещение убытков (ежели они были), понесенных в результате действий акробата, несложно. Если Герцог говорил правду, то речь шла о сумме, которую сам господин президент следственной палаты города Пуатье счел бы ничтожной, незачем тратить чернила. Но если он лгал, то это же самое признание дорого ему обойдется, едва найдется еще один свидетель, готовый подтвердить слова Пьеро. Опять же, было бы желание. – С вашего разрешения, – продолжил он, – я составлю акт о том, что вы утверждаете, что заплатили акробату, именуемому Пьеро, за все сыгранные им в составе вашей труппы спектакли, вплоть до… Какого числа, простите, состоялся последний спектакль? А затем, с вашего разрешения, я составлю также и второй акт, в коем будет уточнено, что вы воздерживаетесь от уплаты оному Пьеро его доли в доходах за последний сыгранный им спектакль по причинам, которые вы мне только что указали. Мне, кстати, также потребуется знать, как вас зовут.

Мельхиор Ла Моннэ: - Крестили меня, сударь, Мельхиором, а родовое мое имя - Ла Моннэ, - с достоинством ответствовал актер. - Честное и достойное имя, и мне скрывать его незачем, хоть я и не пошел по стопам моих отца и деда, увлеченный служением Мельпомене. Не сомневаюсь, что в составлении всякого рода бумаг вы основательно поднаторели, и все же, хоть вы их дюжину напишите, пока я не пойму, что побуждает вас, столь важного господина, заниматься таким пустячным, мелким делом, я, уж не обессудьте, ничего подписывать не стану. А дело-то, как ни крути, не стоит даже той бумаги, что вы на акты изведете. И как-то не верится мне, будто Пьеро, простите за выражение, вас нанял, чтобы меня в суде помытарили! А если не он - то кто же? Неужели кому-то из высокопоставленных особ важны закулисные дрязги актеров?

Марверт: Судейский испустил еще один тяжелый вздох, который в этот раз был практически непритворным: удивительно только, что этот деликатный вопрос пришел в голову актеру лишь сейчас. – Жажда справедливости, – с достоинством ответил он, глядя прямо в глаза Герцогу. Не будучи сам комедиантом, он тем не менее понимал, что преисполненный искренности взгляд, равно как и проникновенный тон, будут сейчас не к месту, и говорил спокойно, ровным голосом, который одинаково хорошо мог бы скрывать истинные чувства или иронию. – Можно сказать, что я действую сейчас pro bono publico. Разумеется, понудить вас что-то подписать не в моих силах, поэтому мне придется вернуться сюда с заслуживающими доверия свидетелями. Что, конечно, потребует дополнительных расходов. Марверт со значением взглянул на директора труппы, выдержал паузу и полюбопытствовал: – Так о какой сумме, по-вашему, у нас идет речь?

Мельхиор Ла Моннэ: Покойный батюшка Мельхиора, в силу своей профессии, относился к людям недоверчиво. "Лучше не верить никому, - наставлял он сына. - Умильные взгляды, слезы, уверения в собственной честности - все это может быть обманом, игрой. Не верь - и тебя не обманут!" Как знать, может, эти наставления и были первым толчком, направившим отпрыска туда, где игра и притворство доведены до степени искусства? В данный момент Герцогу было не до философских максим, но господину Марверту он не поверил без колебаний. - Очень благородно с вашей стороны так бескорыстно заботиться о справедливости, - точно таким же ровным тоном произнес он, одобрительно кивая головой. - В судейском сословии такие люди редки! Но позвольте мне осведомиться, почему вы думаете, что нахождение надежных свидетелей потребует дополнительных расходов? Вам придется везти их издалека и оплачивать дорогу? Или... хмм... эти свидетели потребуют с вас платы за свои достоверные показания? И на все это вы готовы, лишь бы восстановить справедливость в небольшой актерской труппе? Я потрясен, право! Что же касается той суммы, которую вам хотелось бы узнать, с какой стати вам полагаться на мои слова, если вы столь явно не доверяете мне? Мало ли что я могу сказать! Давайте подождем до появления упомянутых вами свидетелей - при них я просто вынужден буду говорить правду, не так ли?

Марверт: Мысленно Марверт проклял совершенно неуместную сейчас осторожность комедианта. Не иначе как мошеннику уже случалось нарушать закон. Иначе откуда бы такой опыт? - Помилуйте, месье Ла Моннэ, - заметно скандализированным тоном сказал он. - Ума не приложу, почему бы вы могли заключить, что я не доверяю вашему слову. Если бы это было так, разве стал бы я просить вас дать мне письменное свидетельство? - Судейский выдержал небольшую паузу. - Напротив, это я со своей стороны недоумеваю вашим вопросам. К чему бы мне свидетели, которых здесь никто не знает, и чье слово посему, безусловно, будет под сомнением? С укоризненным вздохом он обратил на директора труппы вопросительный взгляд. Ответ и в самом деле его интересовал, потому что он мог бы пролить свет на совершенно непонятную самоуверенность Герцога. Должно быть, сумма долга была достаточно высока, раз тот не сделал ни малейшей попытки вступить в переговоры — а ведь при таком соотношении сил исход дела был практически предрешен.

Мельхиор Ла Моннэ: - Вот и я так полагаю, что ни к чему, сударь, - спокойно ответил Мельхиор. - А ежели я ошибочно понял ваши слова не в том смысле, в каком вы их произносили, то прошу простить - служителям муз редко бывает понятен язык служителей Фемиды. Посему я до сих пор так и не сообразил, что заставило вас заниматься этим смешным, по сути, делом, и тратить на него столько времени, которое наверняка драгоценно. Как по-вашему, десять пистолей - достаточно большая сумма, чтобы вы ради нее трудились?

Марверт: Если бы Марверт еще умел свистеть, он бы присвистнул самым вульгарным образом. Десять пистолей – а этот мошенник ведет себя так, будто это не стоящие внимания гроши! Поразительнее мог быть только отказ Пьеро принять эти деньги у него самого – деньги, на которые акробат мог бы прожить не менее полугода, если не целый год. Мысленно судейский начал подготавливать для себя путь к отступлению – милые бранятся, только тешатся. Да и, что греха таить, надежда найти чертову маркитантку была основной причиной, по которой он пришел, и судя по всему, тут она не отыщется. Куда она могла подеваться? Если бы актеры нашли ее, одно его появление вызвало бы больше тревоги. – Я уже сказал вам, что действую не из корыстных мотивов, – напомнил он. – И что кажется безделицей нам с вами – вопрос жизни и смерти для другого. Но ваше время, сударь, как вы мне сами сейчас напомнили, не менее ценно, чем мое, и я не смею его более тратить. Засим желаю вам, месье Ла Моннэ, доброго вечера, но не прощаюсь навсегда. Судейский учтиво поклонился. Если капитан де Барло внял его предупреждению и проклятая история закончится благополучно для Пьеро, то возвратиться надо будет с кем-нибудь из столпов местного общества – например, тем же месье Дрюйе.

Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор мысленно испустил вздох облегчения - выказывать это чувство наглядно он поостерегся. Тщательно подбирая слова, он вернул г-ну де Марверту не менее учтивый поклон и светски улыбнулся: - Жизнь весьма сложная штука, сударь, и пути человеческие неисповедимы. Попрощаться навсегда можно с молодостью или - не про нас будь сказано - с жизнью. А люди порой встречаются вновь в самых неожиданных обстоятельствах. Посему и я не прощаюсь с вами. Мне было приятно убедиться, что в наше время среди судейского сословия есть еще бескорыстные люди. Желаю удачи в делах! Эпизод закрываем?



полная версия страницы