Форум » A la guerre comme à la guerre » Игра чужими фигурами. Часть II. 21 сентября 1627 года, около пяти часов пополудни » Ответить

Игра чужими фигурами. Часть II. 21 сентября 1627 года, около пяти часов пополудни

Провидение: Продолжение. Часть первая тут

Ответов - 36, стр: 1 2 All

Провидение: Капитану, похоже, не поверил никто. Лицо д'Эстиссака, который был слишком хорошо воспитан, чтобы дать своим подозрениям проявиться, стало холодным. Россильяк обычно владел собой не хуже, но его выдержка испытывалась уже чересчур долго, и он не удержался от скептической усмешки, которая, впрочем, тут же исчезла. – Господин кардинал послал вас сюда за этими господами? – с преувеличенной вежливостью переспросил он. – Что же, после тех неприятностей, которые они мне доставили, я не удивляюсь, что для их ареста нужен капитан. Не стану вас задерживать – и напротив, позволю себе к вам присоединиться. – Гм, – пробормотал д'Эстиссак, которого подобная перспектива очевидно отнюдь не прельщала. Но возможно, он, как и Кавуа, хорошо знал репутацию Атоса, поверил его слову и задумался о том, как легко можно исчезнуть в суматохе отъезда. К примеру, отправляясь оседлать лошадь, пожелав захватить фляжку или решив отдать последние распоряжения.

Атос: - Если господин де Кавуа желает избежать случайных домыслов, - спокойно заметил Атос, - то, полагаю, прежде чем покидать лагерь, следует установить, кто выпустил пулю, убившую Бертейля. Господин де Россильяк утверждает, что это был я. Не соблаговолит ли он объяснить, каким образом я стрелял, если, как мы уже установили, - мушкетер слегка поклонился в сторону полковника д'Эстиссака, - в момент выстрела правая рука у меня была занята? Вздумай Россильяк настаивать на своем обвинении и заявить, что мушкетер стрелял левой, его ждало бы жестокое разочарование. Кровь на рукаве высохла и стала почти незаметной под слоем дорожной пыли, но сама рана никуда не делась. Атос мог сносно владеть левой рукой, но прицельно стрелять из пистолета он бы не смог, и ни один из присутствующих в этом бы не усомнился. Кстати, Кавуа мог это подтвердить. Атос гадал про себя, что заставило капитана гвардии примчаться сюда в такой спешке – в озвученную капитаном версию он не поверил так же, как и все остальные. Совпадение? Или это как-то связано с де Ронэ? Обвинять Россильяка в убийстве лейтенанта и покушении на мадам де Люз он пока не стал: без доказательств это прозвучало бы неубедительно. А вот после того, как выяснится, что полковник лжет…

Провидение: На лице д'Эстиссака впервые появилось сомнение, что человеку, знавшему его, могло показать, что на самом деле сомневаться он начал значительно раньше. Россильяк его знал и не раздумывая снова бросился в атаку. – Помилуйте, господин Атос! Все знают, что вы владеете обеими руками одинаково хорошо, вы не раз это доказывали. Неужто вы вдруг разучились пользоваться левой?


Луи де Кавуа: - Как долго он держал Бертейля на прицеле перед выстрелом? - вдруг спросил капитан, умышленно демонстрируя в очередной раз некоторое непонимание ситуации. - Или... Не Бертейля? Кавуа вовремя вспомнил слова про несчастный случай. – Ни мгновения, – быстро ответил Россильяк, – он в него вообще не целился, он стрелял в меня. Я же сказал – несчастный случай. – Язык отрежу, – не сдержался бретер и действительно взялся за рукоять даги. – А вы что скажете, сударь? – д'Эстиссак взглянул на Атоса. - С какого расстояния? - немедленно бросил Кавуа, краем глаза заметив движение Ронэ, но не придав ему большого значения. Не станет же он в таком кругу?.. Наверное, это было не очень вежливо по отношению к Атосу, но капитану очень хотелось кое-что прояснить - пока Россильяк вообще что-то говорил, - и Кавуа понадеялся, что мушкетер поймет, к чему он клонит. В соавторстве

Атос: Во взгляде Атоса мелькнула искорка, и, чтобы ее скрыть, мушкетер на миг опустил глаза. Кавуа не мог забыть подробности их сегодняшней встречи. И вот уже второй раз подряд не давал ему ответить. Не хотел, чтобы он раскрывал карты раньше времени? Возможно… Атос презрительно пожал плечами, словно не желая оправдываться. - Ну, раз уж господин Россильяк начал, то пусть он и продолжает. Я подожду. Он не знал, правильную ли выбрал тактику, но пикардийский хитрец явно что-то замыслил. А раз так – следовало ему подыграть.

Луи де Кавуа: – Прошу прощения, сударь, – с некоторым высокомерием Россильяк глянул на Кавуа, – я не понимаю, что вы имеете в виду. Нас разделяло едва ли несколько шагов… но промахнуться может каждый. – Особенно если стрелял не он, – снова вмешался бретер. Щиток даги пополз вверх, соскользнул вниз и вновь начал подниматься. Кавуа улыбнулся полковнику так вежливо, что впору было снова не поверить. Он был гвардейцем. Атос тоже был гвардейцем, и, хоть и выступал не на той стороне, оставался достойным противником. Капитан не мог поверить, чтобы телохранитель короля мог промахнуться с нескольких шагов. Как не промахнулся бы он сам. Но раненая рука, разумеется, могла подвести. И... Ах, черт... Всем известное пристрастие мушкетера к выпивке тоже могло послужить причиной промаха. Утром он был трезв, и Кавуа мог поклясться, руки у него не дрожали. Но это было не то свидетельство, которое капитан хотел произносить. Он повернулся к мушкетеру, продолжая краем глаза наблюдать за Россильяком. - Шевалье де Ронэ обмолвился, что вы пришли без пистолетов. Капитан не хотел произносить это сам. Он и без того вмешивался более, чем стоило себе позволять. Но у гасконца выходил какой-то набор совпадений: Атос пришел его убить, не взял пистолет, стрелял с раненой руки, и промахнулся, конечно! И теперь мушкетер, известный своей честностью, лжет напропалую, а вместе с ним и Ронэ. Поведение бретера заставляло следить и за ним, рассеивая внимание, и капитан тихо молился про себя, чтобы тот не вздумал атаковать. Только не сейчас. В соавторстве

Атос: - Пистолеты остались в седельных кобурах, - снова пожал плечами Атос, кивнув в сторону коновязи. – В этом легко убедиться. И вам не кажется, что было бы довольно глупо с моей стороны оставить их там, если бы я собирался кого-то застрелить? Выходит, что я явился застрелить господина Россильяка, но не позаботился об оружии. Допустим, я схватил пистолет с его стола, каким-то чудом не расплескав при этом вино – часовой подтвердит, что кубок был почти полон. А главное, я, должно быть, заранее рассчитывал промахнуться, стреляя левой рукой, а не правой – потому что не далее как вчера я был ранен в левое плечо, что, как вы понимаете, тоже легко проверить. Атос холодно улыбнулся. - Объясните все это, господин де Россильяк, будьте так добры.

Провидение: Д'Эстиссак неожиданно хищно улыбнулся. В Кавуа он знал равного себе, а в Атосе – угадывал, и подтверждение того, что он не ошибся, не могло его не обрадовать. - Мне тоже это чрезвычайно интересно, господин де Россильяк. Россильяк молча уставился на Атоса, и при всем его самообладании на его щеке неудержимо задергался какой-то мускул. О том, что Атос накануне был ранен, он знать не мог. Единственный возможный свидетель, Канувиль, ничего такого не рассказал. Возможно, потому, что уехал раньше, или не счел заслуживающим внимания. Но теперь, когда об этом было сказано, гасконец ясно различал под дорожной пылью следы крови. А это означало только одно: игра закончена. И опять из-за этого проклятого мушкетера. Снова и снова он вставал на его пути, один за другим нарушая его планы. И в захлестнувшей его ярости Россильяк не подумал, что сам же своей настойчивостью навлек на себя подозрения. Сделавшись бледнее своего воротника, он выхватил дагу и кинулся на мушкетера.

Теодор де Ронэ: Рука Атоса уже взметнулась, чтобы перехватить руку Россильяка, когда Теодор вступил между ними, и его дага, с которой он ни на мгновение не снимал руки, вошла в грудь гасконцу. На какое-то мгновение оба замерли, затем рука Россильяка разжалась, и его кинжал мягко шлепнулся на землю. Бретер рывком выдернул оружие и ударил снова. Если бы Кавуа хоть миг раздумывал, кого из них ловить, он бы не успел. Он и так не успел, хотя они с Ронэ шагнули вперед почти одновременно, одинаково вкрадчивым шагом прирожденного убийцы. Бретер ударил первым. Со вторым ударом вышла незадача. На пути оказался Кавуа. И ладно бы просто оказался. Не имея другой возможности вклиниться, он сбоку перехватил бьющую руку Ронэ, ушедшую в замахе чуть назад, и рывком продолжил ее движение - назад же. Более легкого и невысокого бретера развернуло на гвардейца и, случайно или нет, на его пути оказался затянутый в перчатку кулак. Кавуа очень хотел сохранить Россильяку возможность подробно исповедаться. Удар был недостаточно сильным, чтобы сбить Теодора с ног или даже заставить потерять равновесие, но дыхание перехватило. В следующее мгновение он ударил в ответ. Не думая, снизу вверх, в челюсть. В соавторстве

Атос: Голова гвардейца мотнулась, его отбросило от бретера. Еще один нетвердый шаг назад, пытаясь удержаться на ногах, он сделал сам. В первые мгновения капитан был похож на пьяного - окружающий мир начал плыть, силуэты людей - размазываться, и он бросил руку к эфесу, на рукоять шпаги. Стоял Кавуа не очень уверенно и было кристально ясно, что капитан видит противника не совсем там, где он есть. Удар Ронэ пришелся очень удачно. Бретер тем временем отступил на шаг скользящим движением и замер с окровавленной дагой наготове, чуть заметно пригнувшись и не сводя с капитана яростного взгляда. - Назад! – Атосу хватило одного взгляда, чтобы понять: еще миг – и эти двое выхватят шпаги. Допускать этого он не собирался. В следующее мгновение мушкетер очутился между капитаном, все еще не опомнившимся от удара, и взбешенным де Ронэ, и его пальцы до хруста стиснули запястья бретера. – Довольно, черт бы вас взял! Написано в соавторстве.

Провидение: Все произошло настолько быстро, что вмешаться не успел никто. Д'Эстиссак, также бросившись вперед, подхватил Россильяка и в тот же миг рявкнул «Стоять!» – так, что оба стоявших у палатки часовых чуть не столкнулись лбами, заглядывая внутрь. – Довольно! – поддержал он Атоса, опуская тело на пол. – Гюйе, помогите ему! Брен, за лекарем, живо! Раненый слабо застонал, и второй часовой вылетел из палатки, в то время как первый замялся, явно не зная, что делать.

Луи де Кавуа: Пока мушкетер держал Ронэ, Кавуа успел вытащить шпагу. Он слышал крики, но смысл их ускользал, а привычка хвататься за оружие успела въесться в плоть и кровь. Капитана заметно пошатывало, но когда на плечи легли крепкие руки и раздался знакомый голос, он честно попытался понять, что ему говорят. А еще - почему он до сих пор жив. У Ронэ в руках была дага, он должен был ударить. Вийе терпеливо повторил: - Командир, не надо. Витерб, убедившись, что Кавуа не настолько оглушен ударом, чтобы отбиваться от своих, направился к раненому. Он, в отличие от часового, представлял, что делать. Опустившись рядом с гасконцем на одно колено, он увидел, что кровь пузырится, выходя из раны, и закрыл ладонью дыру в груди, плотно надавив. До прихода лекаря этого было достаточно.

Атос: Теодор стремительно отступил, одновременно рывком опуская, поворачивая и разводя в стороны руки. Едва освободившись, он отпрыгнул в сторону, чуть не споткнувшись о ноги Россильяка, глянул на Кавуа и с силой рванул рукоять шпаги, сбрасывая ножны. Прием, которым бретер высвободился, был не нов, но от этого не стал менее действенным, и Атос успел лишь отшатнуться назад, иначе острие даги проехалось бы по его ноге. - Ронэ! – Мельком оглянувшись на Кавуа, мушкетер выругался и вновь встал между двумя союзниками, готовыми вот-вот стать друг другу врагами. Он не обнажал оружия, поскольку это могло только подлить масла в огонь. Бывало, что в таких случаях миротворцу доставалось сразу с двух сторон, но бывало и так, что случайно пролитая кровь, наоборот, охлаждала буйные головы – хотя, глядя на одноглазого бретера, верилось в это с трудом. Гвардеец, оставшийся за спиной, по крайней мере вел себя смирно и клинком пока не размахивал. - Ронэ, остановитесь наконец!

Луи де Кавуа: Кавуа, у которого картинка перед глазами наконец прояснилась, вел себя смирно только потому, что на плечах у него продолжал висеть Вийе, придерживая командира во всех смыслах. - Россильяк жив? - глухо спросил он, едва слыша свой голос. Челюсть болела в том месте, куда пришелся кулак. Понимает Ронэ, что, убей он гасконца, и никто уже не докажет, что они с Атосом явились сюда не за этим?.. - Еще да, - отозвался гвардеец. Бросок Россильяка был, конечно, говорящим. Но будет ли он достаточно весомым для... Кавуа оборвал мысль на полуслове и шевельнул плечами, аккуратно стряхивая руки товарища. Он почти не видел Ронэ за Атосом, но видел выразительно поблескивающее лезвие аялы. - К черту, - во рту стоял знакомый солоноватый привкус. Искушение продолжить было очень велико, но Кавуа знал, чем все кончится. Смерти Ронэ он не хотел - все еще не хотел, это было даже удивительно. Ришелье тоже не желал ее. - Атос, отойдите, прошу! Мушкетер вел себя умнее, чем они оба. Нужно было бросить шпагу обратно в ножны. Наступить на горло собственной песне и втоптать получше. Но кто скажет, что за этим не последует удар? Не должен, но... Но... Весь опыт телохранителя волком выл, требуя "не делай этого". На лице пикардийца отражалась нешуточная внутренняя борьба. - Ронэ, я приношу вам свои извинения, если вам угодно их принять, - проговорил Кавуа так, словно ему и вправду наступили на горло. - А если нет, черт с вами. "Только не здесь". Сухо звякнул эфес, соприкасаясь с оковкой ножен. На лицах гвардейцев тоже отражалось что-то странное. Кавуа и извинения - да и кому?.. - это было ново. Правда, выражены они были так, что могли стать очередным поводом для дуэли, и это несколько успокаивало.

Теодор де Ронэ: Теодор не поверил своим ушам. Извинения? Капитан де Кавуа – и извинения? Ярость никуда не ушла, но – от неожиданности, не иначе – проснулся здравый смысл. Скрестить шпаги сейчас, как бы велико ни было желание, было безумием. Тем более когда он ровным счетом ничего больше не понимал. Почему Кавуа вообще здесь? Не затем же, чтобы и в самом деле их арестовать! – Приняты, – зло выдохнул он и, чуть помедлив, вернул клинок в ножны. Нога Россильяка удачно оказалась рядом, и бретер опустился на одно колено, чтобы вытереть дагу об его штанину. Не то чтобы он не хотел по-прежнему прикончить гасконца – но момент был упущен. Если до сих пор он продолжал приглядывать за Кавуа искоса, то теперь взглянул прямо, и в его взгляде вновь полыхнул огонь. Да и тупая боль под ребрами любви к ближнему не способствовала.

Провидение: При неосторожном движении Ронэ рука д'Эстиссака дернулась к эфесу шпаги, и это словно вывело его из оцепенения, в которое повергли его слова капитана. – Кавуа! Да вы с ума сошли! За что?.. – Он осекся и плотно сжал узкие губы. Возмущение, растерянность и недоумение сползли с его лица, словно стертые с грифельной доски мокрой тряпкой. – Впрочем, вы знаете, что делаете. Гюйе! Вызовите подкрепление. Да где же этот чертов коновал! Если бы не волнение, он не проговорился бы так просто. Но его дальнейшие намерения, даже если бы он не сопроводил свою оговорку быстрым взглядом на бретера, вряд ли могли остаться тайной для капитана кардинальской гвардии. Продолжение эпизода



полная версия страницы