Форум » A la guerre comme à la guerre » О чем сказать, о чем смолчать. Утро 20 сентября 1627 года » Ответить

О чем сказать, о чем смолчать. Утро 20 сентября 1627 года

де Тревиль:

Ответов - 57, стр: 1 2 3 All

де Тревиль: Жареный каплун истекал ароматами под самым его носом, но Тревиль не чувствовал и тени голода. Если король настаивает, ему нельзя не подчиниться. А репутация мадам де Бутвиль… После такого начала вряд ли его величество станет об этом сплетничать. - Я всего лишь не желал бы посвящать в эту историю посторонних, сир. И только потому что, проясняя ее, эта дама могла бросить тень на свое доброе имя. Речь идет о мадам де Бутвиль, в девичестве – мадемуазель де Кюинь. Барон де Кюинь, ее отец, также перешел недавно в руки его высокопреосвященства, так что я не могу сказать вам, что он поведал, но то, что он предатель и английский шпион, представляется мне несомненным. Нюайе, пытаясь похитить его дочь, прикрывался именем ее отца, и именно это заставило меня заподозрить шпиона и в нем. Предупреждение монарха было не таковым, чтобы его можно было пропустить мимо ушей, но Тревиль, не услышав в нем королевского гнева, скорее воспрянул духом. Его величество явно находил хитроумного прелата полезным, но любить его, похоже, не любил. А это для капитана было гораздо важнее, чем все воздаваемые тому почести. Хотя смириться с высочайшим выбором это ему не помогало, и более понятным его не делало.

Людовик XIII: Тревиль ошибался, но, к счастью или нет, узнать этого он не мог. Вступать в пространную дискуссию относительно своих привязанностей и достоинств кардинала де Ришелье его величество не имел намерения, будучи занятым иными размышлениями. - А де Люз женился? Надо же... И именно на дочери английского шпиона, - губы короля скривила усмешка. - Относительно него у вас нет подозрений? У него есть веские основания быть недовольным. Чем дольше он сидел на троне, тем меньше удивлялся всем несуразностям и странностям, случавшимся в непосредственной близости от него. Однако количество загадочных историй, решивших разразиться именно здесь и сейчас, начиная с вылазки Бутвиля в Ла Рошель и заканчивая шпионской интригой - и снова не обошлось без графа! - не говоря уже о смоченной в вине фальшивке с острова Рэ, превосходило все ожидания. - И не он ли убил этого Нюайе? Про себя Людовик отметил, что надобно расспросить министра о бароне де Кюине, не забыв и Ришелье напомнить о том, что верховная власть в стране принадлежит сыну Генриха де Бурбона, а не главного прево.

де Тревиль: Тревиль принужден был задуматься. До сих пор ему и в голову не пришло заподозрить в чем-либо недостойном мужа мадам де Бутвиль. Напротив даже – именно ему, если верить Портосу, тот и был обязан пленником. – Нет, сир, он здесь ни при чем. Вернее даже будет сказать, что он как раз оказал короне немалые услуги. Вся вылазка не могла бы состояться без него. И кроме того, во время своего краткого пребывания в городе они сумели нанести ларошельцам немалый ущерб, взорвав тюрьму, в которой находился один из арсеналов. В пересказе Тревиля это вышло куда более гладко, чем в отчете мушкетера. – Вся его вина, – продолжил он, – состоит в том, что он полюбил девушку, оказавшуюся дочерью врага, и женился на ней. Но отец – это не то же самое, что и дочь. Именно из опасения навлечь на нее подобные подозрения я и не хотел называть ее имя. Однако господа Портос и д'Артаньян заверили меня, что она не имеет к делишкам своего отца никакого отношения, и я им верю.


Людовик XIII: Заслышав - в который раз! - имена Портоса и его приятеля из Тарба, король покачал головой. - Воистину эти господа не ведают покоя, - усмехнулся он, вновь принимаясь за пулярку. - И все же немного дисциплины им не повредит. Не удивлюсь, если выяснится, что это именно ваши мушкетёры так влияют на графа. Адъютант герцога Ангулемского бросается чёрт знает в какое мероприятие... Право, это более подобает молодцу из вашей роты, чем вельможе. Приспешников Сатаны его величество поминал либо в минуты ярости, либо в обществе близких компаньонов. Тревиль мог быть уверен, что высочайший гнев уже схлынул. - К слову, о ваших бравых бойцах. На окраине Этре, рассказывают, живёт некий пастор, которого кто-то грозится прирезать. Кардинал посоветовал мне приставить к нему охрану из числа наших солдат-гугенотов, - капля жира угодила на стол рядом с тарелкой, и Людовик машинально промокнул её салфеткой. - Я же полагаю, что на их месте особенно красноречиво будут смотреться голубые плащи.

де Тревиль: В вопросе того, что подобает или не подобает мушкетерам, ему самому и вельможе вроде графа де Люз, Тревиль, как правило, придерживался взглядов чрезвычайно либеральных, от которых, впрочем, тут же отступал, стоило речи зайти о гвардейцах его высокопреосвященства или о самом кардинале. Вслух он, однако, свое мнение высказывать, разумеется, не стал – и почти сразу убедился, что поступил правильно. – Сир… Голубые плащи? Для охраны пастора? – Он решительно отложил в сторону так и не запачканный столовый нож и встал. – Ваше величество, это невозможно. Мне еле хватает людей для охраны вашей ставки, а ввиду того, что я только что имел честь вам поведать, и этого… Вам уже сообщили, сир, что прошлой ночью была сделана попытка взорвать часовню святого Николая?

Людовик XIII: - Должен заметить, господин капитан-лейтенант, о новостях мне изволят сообщать в последнюю очередь, - сухо заметил Людовик, с силой сжимая столовые приборы. - Что вы, что другие. Как будто не стоит ставить меня в известность о том, что творится вокруг. Голос короля начал повышаться, и собака, мирно спавшая возле камина, вскинула голову и навострила уши. - Для моей охраны требуется не так много людей. А учитывая то великолепное обстоятельство, что ваши любимчики постоянно покидают лагерь, дабы ввязаться в очередную авантюру, то вам это должно быть очевидно. Сядьте, Тревиль! Очень хотелось стукнуть кулаком по столу, однако Людовик сдержался. - Что с часовней?

де Тревиль: Лицо капитана ясно выразило обиду. – Мои люди, ваше величество, – Тревиль не сдвинулся с места, – покидают лагерь и ввязываются, как вы изволили выразиться, в авантюры, лишь для того, чтобы лучше нести свою службу. Мне горько думать, что я до сих пор неправильно понимал, в чем она заключается. Позвольте доложить: в ночь с 19-го на 20 сентября в часовне святого Николая, что неподалеку от Этре, произошел взрыв. Поскольку это та самая часовня, из которой начинается ведущий в Ларошель тайный ход, мне показалось естественным предположить, что это дело рук гугенотов – но это не мое дело, об этом думать. В будущем я приложу все усилия, дабы вовремя докладывать вашему величеству обо всех хоть сколько-нибудь заслуживающих внимания происшествиях и буду действовать только после вашего разрешения и в соответствии с вашими указаниями. Разумеется, он не думал, что король действительно хочет, чтобы капитан-лейтенант мушкетеров бегал к нему с каждой мелочью. Но, назначая человека на пост, требующий ответственности, не стоит удивляться, что он сам решает, когда и как докладывать о вверенных ему попечения делах.

Людовик XIII: Увы, его величество никак не мог согласиться с гасконцем, во всяком случае, сейчас, когда он изволил пребывать в брюзгливом расположении духа, своем самом неприятном для окружающих состоянии. - Я буду весьма признателен вам за это, капитан, - Людовик поджал губы, хмуро глядя на визитера и напоминая упрямого бычка, вздумавшего во что бы то ни стало поднять дерзкого обидчика на рога. Несмотря на всю сердечность, что он испытывал к этому вояке, нынче король с трудом удерживался от колкостей в его адрес. - Кто еще осведомлен об этом ходе? Возле часовни выставлен караул? Пес, решивший, что ничего интересного более не произойдет, вновь распластался возле огня, несмотря на раннюю осень, уже потрескивавшего в камине, но перед тем как забыться в грезах об охотничьей погоне, он медленно перекатил лапой изгрызенный и смятый мощными клыками лист бумаги, более напоминавший теперь бесформенную массу.

де Тревиль: Гасконское упрямство было свойственно обоим собеседникам в равной степени, и Тревиль снова поклонился. – Прошу прощения, сир, ничего о карауле мне неизвестно. В мои обязанности как капитан-лейтенанта мушкетерской роты это не входит. Возможно, его высокопреосвященство позаботился об этом, или господин герцог Ангулемский. Мне о взрыве сообщил господин де Барло, капитан городской стражи Этре, которому, насколько я знаю, об этом ходе не известно. Ни я, ни господин Портос об этом не болтали, ни о ком другом я не осведомлен. Вообще-то, к кругу лиц, посвященных в эту тайну, надо было бы добавить и д'Артаньяна, но рассказ этого третьего гасконца был слишком туманен, чтобы можно было понять, что ему было и не было известно. Или, может быть, капитан, поднятый с постели, на которой вкушал ставший столь редким для него отдых, со сна этого не понял. А переспрашивать он тогда поленился.

Людовик XIII: По голосу капитана Людовик понял, что тот задет, как выволочкой за не предоставленный доклад, так и требованием отправить мушкетеров охранять протестантского священника. Это и злило короля, и в то же время заронило в его душу зерно сомнения в собственной правоте. Однако последнее могло быть принято за слабость, а казаться немощным, особенно ввиду разговоров о том, что кардинал-де обращается с монархом как со своей марионеткой, его величеству совершенно не хотелось. - Что ж, я надеюсь, что вы вскоре откроете мне еще какую-нибудь тайну, - ехидно заметил Людовик. - С такими солдатами, как четверка ваших протеже, ждать придется недолго. Он бросил взгляд на оставленные тарелку и приборы Тревиля. Поморщившись от досады, он продолжил: - Если у вас более нет ко мне иных новостей, не смею вас задерживать, сударь.

де Тревиль: Ах, как жалел Тревиль, что у него или у четырех друзей в запасе нет еще какой-нибудь тайны, которую он смог бы на следующий день триумфально раскрыть перед его величеством! Проблема с подвигами в том, что они не совершаются по заказу. – С разрешения вашего величества… – капитан запнулся, и его глаза сузились в раздумье. А что, если? – С разрешения вашего величества, я хотел бы выполнить обещание и доложить вашему величеству обо всех недавних подозрительных происшествиях в лагере или с моими людьми. Итак: в одной из палаток вспыхнул пожар; на господина Арамиса, когда он возвращался с исповеди, напали и попытались задушить; господин де Митьенэ был послан мною в Сабль-д'Олон для дополнительных расспросов на месте, он должен к полудню вернуться; господин Дарлю пожаловался о пропаже какого-то средства для растирания. Если вы позволите, сир… Капитан снова поклонился, всем видом выражая готовность немедленно удалиться.

Людовик XIII: Капитан явно издевался над его приказом докладывать обо всем случившемся, и Людовик, не желавший уступать, сделался ещё мрачнее. - Превосходно, господин де Тревиль, - процедил он сквозь зубы. - Ваш Арамис прямо-таки желанная мишень для убийц. Летом, насколько мне помнится, он уже подвергался нападению. Король про себя посчитал до десяти, стараясь не сорваться на солдатскую брань. - Что-то ещё столь же ценное?

де Тревиль: Тревиль не мог не признать, что испытывать терпение монарха – дело, во-первых, опасное, а во-вторых, глупое. – Те, кто хочет добраться до вашего величества, должен сперва избавиться от ваших мушкетеров, сир, – ответил он с очередным поклоном, как если бы король не упрекнул его, а похвалил. – За некоторыми из этих происшествий может стоять большее, чем кажется. Здесь он был искренен. Пропавшая настойка для растирания в свете того, что вспомнилось ему вдруг из рассказа д'Артаньяна, внезапно перестала казаться такой безобидной. Да и у Арамиса надо было спросить, не было ли второй попытки. Два поджога – один в городе, другой в лагере…

Людовик XIII: - Что вы имеете в виду, капитан? - спросил король, уловивший в голосе гасконца ту перемену, что заставляла со всей серьёзностью отнестись к его словам. - Вы что-то подозреваете за всеми этими событиями? По мнению Людовика, всё вышеперечисленное звучало как набор банальных происшествий, не считая покушение на горе-аббата, ничем не примечательных и случавшихся порой во время всякой кампании. - Снова шпионы? - его величество дёрнул плечом, настолько неприятной представлялась ему сама мысль об этом.

де Тревиль: Тревиль был бы дурным придворным и худшим интриганом, если бы не воспользовался предоставленной возможностью. – Я пока не знаю, сир. Если будет на то воля вашего величества, я попытаюсь в этом разобраться. Как делал до сих пор. Ничего кроме почтительности и очевидного желания послужить монарху в его голосе было не услышать. Капитан был стреляный воробей, и ультиматумов не предъявлял – даже мысленно. Но не мог же король не понимать, что утонет в мелочах, если ему будут докладывать все всё обо всем!

Людовик XIII: Расчет Тревиля оказался верен. Претендовать на всеведение было не под силу смертному, и даже монархам приходилось распределять дела между помощниками разного ранга. Да и упрямый порыв, охвативший его величество в ходе перепалки с гасконцем, подугас, вернув Людовика в привычную ему меланхолическую сосредоточенность. - Что ж, поступайте, как считаете нужным, - пробормотал он, даже не пытаясь казаться сердитым, дабы капитан не почел себя победителем в их нынешнем словесном противостоянии. Немного помолчав, он добавил. - Однако вы проявили оскорбительную непочтительность к моему повару. Я бы на вашем месте попробовал искупить эту вину и прикончить каплуна. Не зря же он пожертвовал своей головой, право слово.

де Тревиль: Лицо Тревиля, отвесившего уже поклон, который он сам считал последним в аудиенции, озарилось той редкой солнечно яркой улыбкой, которая позволяла ему развеивать порой меланхолию своего повелителя. – Каплун, павший на плахе, сир! За дуэль, должно быть? Пусть же узнают все, что и после смерти нарушителей королевских эдиктов постигнет кара! – Шутка была, быть может, грубовата, но от души. – Конфисковать его добро! Отсечь ему крылья! Он снова занял место за столом, и никакая тень более не омрачила ни конец завтрака его величества, ни дальнейшую беседу. Эпизод завершен?



полная версия страницы