Форум » A la guerre comme à la guerre » Все дороги ведут. 20 сентября 1627 года, поздний вечер » Ответить

Все дороги ведут. 20 сентября 1627 года, поздний вечер

Теодор де Ронэ:

Ответов - 25, стр: 1 2 All

Теодор де Ронэ: – Орфея бы Аделаида Призвать сумела из Аида. Что-что, а подходящих греческих имен хватило бы на три сонета, и Теодор откровенно развлекался. – Вергилий бы Аделаиду Вписал немедля в «Энеиду», И настрочил б «Аделаидий» Ей без сомнения Овидий, Бо краше нет Аделаиды От Атлантиды до Колхиды. Очаровательные губки мадам де Фулэ приоткрылись, а голубые глаза расширились в простодушном изумлении. – С наядой или нереидой Я, восхитясь Аделаидой… Теодор внезапно замолчал и с явным усилием оторвал взгляд от вошедшего как раз в трактир дворянина. Осветившая его лицо неожиданно бесхитростная улыбка, промелькнув молнией, тотчас угасла. На смену ей пришло раздумье. – А дальше, что дальше? – пресытившись ожиданием, белокурая прелестница опустила пухленькую ручку на рукав задумавшегося бретера, но тут же отдернула ее. Стояли они на галерее, у всех на виду, и самый строгий блюститель нравов не нашел бы в этом ничего предосудительного, но мадам де Фулэ покраснела так, словно сделала что-то непристойное. – Я, восхитясь… – опомнившись, Теодор снова улыбнулся красавице и небрежным движением положил на балюстраду свою шляпу, которую до сих пор, по всем правилам приличия, держал в руке. – …Аделаидой, С Афиной или Артемидой Ее сравнил бы. Вызов Сиду Я б бросил за Аделаиду, Когда бы до Вальядолида Со мной была Аделаида! Широкий жест, и шляпа спорхнула вниз.

Рошфор: Видимо, белокурая мадам де Фулэ действительно была редкостной красавицей, поскольку вошедший дворянин не удержался от взгляда в ее сторону, пусть краткого и мимолетного. Но по всей вероятности сейчас он более желал ублаготворить желудок, нежели взор, и повелительным жестом призвал к себе заполошенного трактирного служку. Тот, признав в нем знатную особу, сопроводил дворянина к столу, укромно расположенному в затененном углу, и с усердием стряхнул с выскобленных досок столешницы крошки от предыдущей трапезы. После чего, неуклюже кланяясь, умчался в сторону кухни.

Теодор де Ронэ: Исчезновение слуги совпало с падением шляпы. – Тысяча извинений, мадам, простите, умоляю, мою неловкость! – промолвил кавалер с самым покаянным видом и сбежал вниз по лестнице. Подобрав свою потерю, он словно невзначай снова встретился взглядом с новоприбывшим и, неторопливо возвращая шляпу на голову, на миг задержал руку, показывая ему четыре пальца. Поднял глаза к потолку, усмехнулся и поспешил снова догнать мадам де Фулэ. Которая, оказавшись ненадолго предоставлена самой себе, сделала несколько неуверенных шагов в сторону комнаты, чья дверь была украшена буквой «О». – Вы уже покидаете меня, мадам? Любой бы принял за Киприду Неверную Аделаиду. – За кого?! – дама быстро обернулась. Во всем ее облике сквозило негодование, за которым угадывалось, однако, сомнение. – В Тартар спущусь, взберусь на Иду, Чтоб удержать Аделаиду. – Вы смеетесь надо мной?! – Ничуть, – солгал Теодор. – Меня испортили парижские дамы. Попрощавшись некоторое время спустя с явно не знавшей, что и думать мадам де Фулэ, он, прежде чем направиться к себе, перегнулся через балюстраду и крикнул: – Мадлен, красавица, вина в номер четвертый! В обеденном зале было недостаточно шумно, чтобы этот приказ остался неуслышанным, но вряд ли кто-либо кроме служанки обратил на него внимание.


Рошфор: В номере четвертом, однако, месье де Ронэ уже ждали. Поднявшись по лестнице с другой стороны галереи, давешний дворянин ненамного опередил бретера и теперь встретил его ироничной полуулыбкой. – Проходите же, сударь, – произнес граф де Рошфор. Насмешливый изгиб рта скрадывался теплыми нотами в голосе и взгляде.

Теодор де Ронэ: – Пресвятая дева, только не говорите, что я заставил вас ждать. Вы, верно, проглотили вашего цыпленка не жуя, прямо с костями. Двое мужчин обнялись, и Теодор отошел к кровати, вытаскивая из-под подушки несколько клочков бумаги. – Его высокопреосвященство сказал, что у него найдется чем меня занять здесь. Вы по этому делу? Он уже поведал вам, насколько бесполезен я оказался ему в последний раз?

Рошфор: Рошфор коротко рассмеялся и покачал головой. – По этому. По другому. Или по всем сразу – пока даже не могу сказать, потому что не знаю сам. Посему начнем по порядку, то есть с самого простого: Барон де Буази, Вальдувен, Бонтильян, – на последнем имени он выложил деньги, полученные от кардинала, на стол. – Барон из местной знати, двое других из свиты герцога Ангулемского. Монсеньор дает вам неделю сроку и просит обойтись без шума. Словно невзначай Рошфор отошел на пару шагов от стола, приблизившись к двум дорожным сундукам, громоздящимся башней в углу комнаты вместе с довольно вместительной шкатулкой, и с мимолетным интересом взглянул на изящно выгравированные инициалы на ее крышке.

Теодор де Ронэ: – Из свиты герцога Ангулемского, – повторил Теодор, усмехаясь неожиданному совпадению. – Что же, за неделю я вполне могу в ней оказаться. Очень удачно, я уже третий день сижу без гроша. Ах, дьявол! Как бы ни пора ему было привыкнуть, сколько Ришелье может знать о своих людях, в этот раз привычное недоумение нашло себе ответ. Шарпантье наверняка во всех подробностях рассказал своему господину о несостоявшемся поединке.

Рошфор: Рошфор с любопытством посмотрел на бретера, но, зная его, от вопросов воздержался, лишь по губам скользнула быстрая, едва заметная улыбка. – Не похоже на вас, путешествовать с таким багажом, – он кивнул на привлекшие его внимание сундуки. – О, – оживился Теодор. – Я расскажу вам сейчас про изобретательность моего мошенника! Обещаю, вам понравится. В дверь постучали, он с порога забрал у служанки кувшин, отблагодарил почти братским поцелуем в щечку и снова задвинул засов. – Итак. Повесть о проклятьи одноглазого католика. Вообще-то рассказывать ее должен сам Паспарту, но я возьму на себя и эту его обязанность. Вместе с крошкой Мадлен. – Каков господин, таков и лакей, – вполголоса процитировал Рошфор пословицу, однако изобразил на лице самый жгучий интерес. Он выдвинул стул и с удобством расположился, опершись локтем левой руки о столешницу и приготовившись слушать. – Одноглазый католик – это вы? – уточнил он. – Или вы только послужили прообразом и вдохновением? совместно

Теодор де Ронэ: – Вы меня не то оскорбляете, не то переоцениваете, граф, – отозвался бретер, разливая вино по кружкам. – Причем дважды. Во-первых, мне до моего лакея как до Луны. Во-вторых, вдохновлять сам я не способен органически. Да и не было меня здесь. Итак, вообразите себе положение бедного слуги через две недели моего отсутствия. Жарой томится августовский день, И чахнет Паспарту, один как пень, Чей гордый ствол подрублен непогодой. Стучится в дверь унылый мэтр Бовэ, Чтоб вновь свои потребовать лавэ, Как велено трактирщику природой. Он отхлебнул вина, одарил своего вынужденного слушателя озорной улыбкой и продолжил уже прозой. Тем более что история была хороша и без рифм, а в итоге не было ничего поэтического: – Отсюда и сундуки. Ума не приложу, куда могла на самом деле пропасть мадемуазель Дюбуа… и кто ее наследник.

Рошфор: При первом упоминании имени мадемуазель Дюбуа Рошфор чуть вздрогнул и пристально взглянул на бретера, но почти тотчас же с его губ сорвался смешок, очень к месту и потому очень естественный. Красноречие повествователя не уступало изворотливости героя рассказа. – В самом деле, история занимательная, – согласился граф, отсмеявшись, – но чрезвычайно странная даже для здешних мест и, как сдается мне, не слишком красивая, – помрачнев, заключил он. – Мадемуазель Дюбуа… крайне досадно, что она исчезла.

Теодор де Ронэ: – Да, говорят, что она была весьма хороша собой, – согласился бретер. – Однако – multae pulchraeque sunt feminae. То бишь женщин на свете много. Даже красивых. Рассказывать своих победах он не собирался, но, даже будь у него такое намерение, оно не пережило бы следующего брошенного им на Рошфора взгляда. Который из веселого внезапно стал внимательным – граф не любил бросать слова на ветер. – Не из-за нее же вы здесь? Вы сказали – «досадно». ______________________________ Multae pulchraeque sunt feminae – Женщин много и они прекрасны, намеренно искаженная латынь

Рошфор: – Сказал? – Рошфор выгнул бровь, сделал глоток вина и, почти не поморщившись, деликатно отставил в сторону кружку. – Да, верно. У меня к ней было небольшое дельце, которое, кстати, касалось обнаруженных вами бумажек, – он на мгновение перевел взор на обрывки, извлеченные бретером из-под подушки. – А теперь, – Рошфор непритворно вздохнул, – в свете ее исчезновения небольшое дело перестало быть таковым. Если только мадемуазель не похитил какой-нибудь отчаявшийся поклонник, – на губах графа мелькнула тонкая улыбка. – Чушь, – фыркнул в ответ Теодор. – Кому это нужно, похищать мещанку? Хотя… На его лицо набежала еле заметная тень. Он сгреб колодезные записки в горсть и высыпал на стол перед Рошфором. – Гм. Мещанка мещанке рознь, – возразил ему Рошфор, но без особой убедительности, поскольку его вниманием полностью завладели записки. Ознакомившись с содержимым, в котором по-прежнему сочетались уже виденные им два вида шифров, граф попытался выстроить их в хронологической и более-менее связной последовательности и теперь с заметным сомнением созерцал дело своих рук. В соавторстве

Теодор де Ронэ: Теодор, наблюдавший за ним сперва с явным скептицизмом, а затем с все возрастающим восхищением, протянул руку и поменял местами два клочка бумаги. – Не говорите мне, что вы можете уже это прочитать! Я второй день над ними бьюсь. Вот эта, – он выбрал одну записку, чуть сдвинув ее вверх, – была написана той же рукой, что и первая. Остальные – другой. По-моему, женской. Уж не сама ли мадемуазель Дюбуа их и писала? С деланым равнодушием он отхлебнул вина.

Рошфор: – Наврядли, – не согласился с ним граф. – Таланты мадемуазель Дюбуа, я вас уверяю, лежат в совершенно иной сфере. Ироничная усмешка мелькнула и тотчас пропала, словно он спохватился, что сказал чересчур много. Полуокружность, которую в ответ изобразил в воздухе Теодор, своими очертаниями и местоположением весьма напоминала аппетитную женскую грудь, но от комментариев он воздержался. Мимолетно и со снисходительной укоризной улыбнувшись, Рошфор затем вновь нахмурился, склонившись над бумажной мозаикой. Он внимательно пригляделся к отложенной записке: именно в ней содержались нечитаемые слова, которые, благодаря полученному ключу, он мог понять скорее, чем остальной текст. совместно

Теодор де Ронэ: Теодор поставил на стол почти нетронутую кружку и как был повалился на жалобно скрипнувшую в ответ кровать. – «Плюс пять. Доставьте цепочку…» Или это «цыпочку», а я неверно переписал? Тогда это может быть как раз наша с вами Дюбуа. Но вряд ли, ее-то похитили гораздо раньше, а записка сегодняшняя. «Завернутой в…» Одеяло, плащ или название места, судя по тому, что следует? «На запад, затем с пол-лье по течению ручья, заброшенная хижина. Убежище ваше. Заканчивайте с…» непонятно чем. Или кем. «Скоро буду». Я это уже наизусть знаю. Текст записки согласован

Рошфор: Фиглярство бретера осталось безответным: граф явно предпочел слово написанное слову сказанному. Минуту спустя Рошфор удовлетворенно хмыкнул. Подставлять одни буквы вместо других в воображении было чуть труднее, чем на бумаге, но и только. – Вам знакомо здесь местечко под названием Сен-Рогасьен? – внезапно спросил он. Если перемена темы удивила его собеседника, он ничем этого не выдал. – Нет. Рошфор кивнул, скрывая невольное разочарование. – А ваш изобретательный мошенник? Не занялся ли он на досуге, кроме одурачивания простаков, изучением окрестностей? – Он сейчас не со мной, – взгляд бретера не отрывался от заштопанной прорехи в потрепанном пологе. – Он… Погодите, вы это прочли? Где? Все его напускное безразличие исчезло. Соскочив с кровати, он вернулся к столу и склонился над плечом Рошфора. – Здесь, – граф коротко постучал указательным пальцем по записке с приказаниями. – Шифр довольно прост, – небрежно обронил он, не противясь искушению поддразнить де Ронэ, но все же сжалился над его явственным изумлением и добавил. – Простая подмена букв. С остальным текстом поступили похитрее. совместно

Теодор де Ронэ: – Tbj… – палец бретера остановился на букве о. На его скулах вспыхнули два красных пятна, и он перенес свое внимание на второе зашифрованное слово с поспешностью, выдававшей смущение. – C-h-a-m-p-o-u-x. Это не местный ли пастор? Рошфор поглядел на него с нескрываемым интересом, словно неожиданно обнаружив среди россыпи тусклой меди новенькую золотую монету. – Верно, – подтвердил он. – То бишь, как зовут местного пастора, я не трудился разузнать, но прочли вы верно. Шифр и в самом деле несложен, и позволяет прочесть не только спрятанные с его помощью слова, но и до некоторой степени отправителя сего послания. – И что же вы прочитали? – при всем уважении, которое Теодор испытывал к Рошфору, вовсе изгнать из голоса сомнение он не сумел. – Не так уж много, – с обезоруживающей откровенностью предупредил граф. – Лишь то, что и в Эскуриале, и в Уайтхолле сыщется немало знатоков тайнописи на любой вкус. – В Эскуриале… но мы-то в Этре, – возразил было бретер, и тут же рывком повернулся к собеседнику. – Вы хотите сказать, это писал местный? Гугенот? – Увы, – голос Рошфора преисполнился ехидной скорби, – о вероисповедании автора записка мне ничего не поведала, хотя… Покончить с пастором прикажет скорее католик, чем гугенот. – «Закончить», не «покончить», – парировал Теодор. Мгновением позже его губы искривились в усмешке, которая легко бы сошла за зеркальное отражение улыбки графа. – Но выбор шифра мог быть обусловлен не автором, а адресатом. Мне бы писали вообще без шифра. В соавторстве

Рошфор: – Не преувеличивайте. Первым правилом тайной переписки является обоюдная договоренность сторон о шифрах, – любезно просветил его Рошфор. – Никто не оставил бы вас в неведении. Однако ближе к делу, – не меняя тона, проговорил он. – Самым примечательным в записке, при всем уважении к господину пастору, мне кажется указание точного места встречи и обещание: «Скоро буду». Назначенное свидание обещает быть интересным, поскольку адресат отнюдь не горит желанием туда прибыть. «У тетушки сильнейший жар, вашу вечеринку придется отменить. Ищу кавалера». Хотел бы я там присутствовать… – задумчиво протянул он. Веки графа опустились, наполовину прикрыв взор, заблестевший азартом и предвкушением. Пальцы правой руки выбили по столешнице замысловатую быструю дробь.

Теодор де Ронэ: – В роли кавалера? – не удержался Теодор. – Не потеряет ли дама от вас голову? Понять, на основе чего Рошфор сделал свой вывод, он не мог. Не было ли дело в третьей записке? Которая также не содержала ни единого зашифрованного слова, оставаясь столь же непонятной. «Для танцев все подготовлено, все играют один мотив. Прикуп плюс пять, выигрыш на обычном месте». Смог ли мальчишка перехватить все послания или половины попросту не хватало? В любом случае, эту тоже писала дама, и в руки ему она попала раньше остальных… Граф в притворном удивлении приподнял брови. – Вы мне, право, льстите, – усмехнулся он. Невольную мысль о том, что участники провинциального заговора, скорее будут повешены, чем обезглавлены, он отстранил как в данную минуту неуместную. – Бессовестно льщу, – согласился Теодор и уже серьезнее продолжил. – Но, боюсь, на это свидание вы уже не успеете. Мне принесли эту записку еще до полудня. Как, впрочем, и остальные. Вчера, по словам его шпиона, колодезная почта бездействовала, но мальчишка мог попросту проворонить послание. В этот самый миг в дверь постучали, и ручка тут же задергалась под чьей-то нетерпеливой рукой. Одним движением бретер смахнул записки в сторону и поставил сверху грязную тарелку. – Кто? – Я это, – после короткой запинки ответили снаружи. Произношение указывало на местного уроженца, но для взрослого голос был слишком высокий. – Никак это мой Гермес, – прежде чем шагнуть к двери, Теодор вопросительно глянул на графа. Тот, помедлив мгновение, слегка кивнул и вместе со стулом отодвинулся от стола и света, скупо раздариваемого единственной кривобокой свечой. Бретер отодвинул засов, впуская в комнату заметно возбужденного мальчишку. – Чего же вас целый день не было! – с порога воскликнул тот. – Я уж думал, унесут ее. В соавторстве

Рошфор: – Это конечно нехорошо со стороны месье, – раздался в ответ преувеличенно серьезный голос Рошфора, – но как ни тараторь сейчас, упущенного дня не наверстать. Глаза графа тем временем неторопливо и цепко рассматривали юного визитера, от вихрастой макушки и лукавой рожицы бесенка до замызганных пальцев босых ног. В глазах мальчишки вспыхнул ответный озорной огонек. – Это да, ваша милость, – степенно согласился он. – Что правда, то правда. Но вот подвезло, задержка у них, видно, вышла, а я вот раз так десять к месье бегал. Теодор меж тем безмолвно протянул руку за тут же врученным ему листком бумаги, аккуратно сложенным вчетверо. Один взгляд, и бретер опасно сощурился. Почерк не совпадал ни с одним из двух предыдущих: «Вечиринка состаится, тетушка должна быть. Спишите, я не хочу преежжать». – Ты, стало быть, умеешь писать, Жанно? – он передал записку графу. – Я? – мальчишка чуть сместился в сторону двери. – Никак нет, сударь, не умею. Рошфор мельком глянул на одну-единственную строчку: угроза в ней была почти не скрыта, а нетерпение – почти яростным. – Каким же образом буквы перепрыгнули на эту бумажку? – поинтересовался он, небрежно помахав листком. совместно



полная версия страницы