Форум » A la guerre comme à la guerre » Не плюй в колодец. 20 сентября, раннее утро » Ответить

Не плюй в колодец. 20 сентября, раннее утро

Pierrot/Pierrette:

Ответов - 43, стр: 1 2 3 All

Провидение: Холодная вода чуть утишила жжение в глазах, и проморгавшись, Поль уставился на комедианта со смесью ярости и недоумения во взгляде. Благодарность была не вовсе ему чужда, но как быть, когда винить в твоем бедственном положении надо того же человека, который тебя из него выручил? По прошествии минуты Поль нашел наконец подходящее решение, грязно выругался, плюнул фигляру под ноги и широким шагом пошел назад в трактир, унося с собой серебряную монету. Поль из эпизода ушел

Pierrot/Pierrette: Только когда солдат оказался почти у самой двери, Николь отставила на край колодца полупустое ведро и позвала: - Флёретта! Твой гребень! Вернувшись к лохани, она встряхнула мокрую рубашку, выплеснула остатки щёлока на пятно и принялась изо всех сил его тереть.

Belle Fleur: Опасливо поглядывая на вход в трактир, Белль пугливой перепелкой приблизилась к колодцу, и, переставив полупустое ведро на землю, принялась пригоршнями зачерпывать из него воду и плескать себе на ноги. Когда источник иссяк, она придирчиво оценила результат омовения, вытащила из рукава белый платочек и поочередно обтерла им свои ступни, покрасневшие от ледяной колодезной воды. Сунув ноги в сабо, комедиантка свернула платок в тугой комочек размером не больше мушкетной пули и спрятала его за корсаж. - Зря я его стукнула, да? – спросила она Николь, терзаясь разочарованием от того, что так и не узнала, кто такая Полетта и где находится «то самое место». – Ну извини, очень уж он противный, хуже постельного клопа и навозной мухи вместе взятых! Так бы и прихлопнула башмаком! Хорошо, что ушел наконец...И я пойду, чтобы тебе не мешать. О гребне она как будто бы напрочь позабыла.


Pierrot/Pierrette: – Душа моя, – пробормотала заметно оторопевшая Николь, – ты мне никогда не мешаешь. Мысли её были явно далеки от обнажённых ножек белокурой кокетки, которые привлекли бы внимание и более разборчивых ценителей, чем простой солдат. Однако, судя по тому, с каким ожесточением она тёрла свою рубашку, ни о чём хорошем она сейчас не думала. – И я уже говорил тебе, – внезапно добавила она. – Если бы ты вела себя поскромнее… Этот парень – от барона де Гортюи.

Belle Fleur: Комедиантка вспыхнула и невольно снова одернула платье, хотя даже самый пристальный взгляд не заметил бы ни полоски обнаженной кожи между краем ее подола и курносыми носами сабо: - Поскромнее?! Я его не звала и не завлекала! Так же, как и его хозяина, если тебе память не отшибло! А ты готова...готов позволить любому вонючему клопу увести меня, куда ему хочется и сделать со мной, что угодно!! И тогда, и сейчас, и всегда! От воспоминания о жестоком бароне, встреченном ими по дороге из Нанта в Париж, Белль передернуло и она хотела добавить еще несколько нелицеприятных слов как в адрес де Гортюи, так и своей подруги, но тут до нее наконец дошла странность всего произошедшего и она присела на корточки у лохани напротив Николь и глядя на нее округлившимися от удивления глазами, без перехода спросила: - Разве барон де Гортюи здесь, в Этре?! Ты его видел? Что ему от тебя нужно? Николь никогда не рассказывала ей, что произошло с ней той достопамятной ночью в шато барона после того, как его владелец выставил ее белокурую подружку на улицу, кинув ей напоследок золотой. И теперь Белль гадала, одной ли постелью тогда ограничилось дело, и был ли вообще вызван интерес барона к переодетой мужчиной акробатке только желанием покувыркаться всласть.

Pierrot/Pierrette: Николь ответила не сразу. Бросив мокрую рубашку в лохань, она достала из-за отворота рукава гребень и сунула его в руки Белль. – Причешись. Возможно, несправедливость брошенных ей подругой обвинений уже не могла задеть её или она привыкла уже видеть свою вину в том, что не всегда могла её защитить, но, так или иначе, она не стала спорить. Вытащив ещё одно ведро воды, она так же молча отжала рубашку и камзол и наконец сказала: – Его самого я не видел. Но тот, кто этого парня послал, мне про него говорил. Хотел, чтобы я делал, что он скажет. Но про тебя он не вспоминал, так что… Не договорив, она не без усилия подняла тяжёлую лохань и понесла её за ворота, где можно было выплеснуть мыльную воду.

Belle Fleur: Белль сунула гребень за рукав тем же точно жестом, что раньше ее подруга, и растерянно посмотрела ей вслед. Она сделала было движение, чтобы побежать за Николь и предложить ей помощь, но тут же остановилась, понимая, что та откажется, сколько ни предлагай. Вместо этого она взяла два выкрученных жгута и направилась в ту сторону, где между шестами были натянуты веревки для просушки выстиранного белья. -Так что..., - бормотала она себе под нос, - Вот именно, что?! Слава Богу, что не вспомнил... Уже дойдя до веревок, комедиантка сообразила, что Николь не успела прополоскать вещи в чистой воде и пошла обратно. Рубаха и камзол были снова положены на край колодца, а Белль вытащила гребень и принялась расчесывать свои волосы, такие длинные и густые, что привязав к ним ведро, можно было бы смело спускать его вниз, зачерпывать воду и поднимать наверх без опасения, что оно сорвется. Занимаясь этим приятным делом, от которого у нее по коже бегали сладостные мурашки, Простушка напряженно размышляла над тем, как уговорить Николь держаться подальше от мерзавца-барона. Предложение господина де Марверта о переезде в Пуатье снова засияло в ее наивной белокурой головке как путеводная звезда. Сама она никуда не поедет: невозможно бросить отца. Но вот уговорить Николетту покинуть Этре ради ее собственного благополучия, -для этого она не пожалела бы усилий. Надо только найти общий язык с господином де Марвертом и на пару уломать Николь уехать из города.

Pierrot/Pierrette: Вернувшись, Николь налила в лохань чистой воды, затем вытащила ещё ведро для прибежавшей стремглав Аннет, трактирной служанки, и лишь когда та отошла подальше, негромко проговорила: - Я пойду в полдень. Куда велено. Пока он не скажет, чего хочет, бояться нечего. Но дело там нечисто, ты сама видела. Не слугу прислал, солдата, и от Полетты будто. Я и не понял сразу, о чём речь. О монете, которая ей причиталась по обещанию Туза, она промолчала - то ли не считая эту подробность важной, то ли не желая напоминать Белль, за кого солдат её принял.

Belle Fleur: Белль тем временем закончила возиться с волосами: скрутив их в узел, закрепила острозубым гребнем и сразу же превратилась из легкомысленной с виду девицы в хорошенькую, но скромную служаночку, не хватало только накрахмаленных до хруста чепчика и фартучка. -До полудня еще далеко, - заметила она, не решаясь спросить Николь, куда именно той велено прийти. – Хочешь пока что зайти в «Три поросенка» и что-нибудь перекусить? Мы же с тобой вчера вечером так ничего и не поели, и сейчас у меня внутри будто две голодные собаки грызутся! Комедиантка бросила взгляд на трактир, куда ретировался посланец барона, и спохватилась: - Ой нет, там наш знакомец сидит...Придется обождать, покуда он выйдет! Она заняла наблюдательную позицию у колодца лицом ко входу в трактир и замолчала, рисуя в воображении восхитительные яства, которых в «Трех поросятах» отродясь не бывало. Впрочем, ей было бы достаточно и кружки парного молока с краюхой ржаного хлеба.

Pierrot/Pierrette: Николь опять ответила не сразу: к колодцу начали собираться соседки, и, пока она, в своей роли мужчины, вытаскивала им ведро за ведром, одна из них быстро, но умело прополоскала сперва камзол, затем рубашку и повесила их на верёвке. Без солёных шуток, конечно, не обошлось, но, наконец, женщины разошлись, и комедиантки снова остались наедине. - Не знаю даже. Думаешь, сержант и после спектакля кормить нас будет? У меня ни гроша. И к господину де Марверту надо идти. Она снова понесла лохань за ворота.

Belle Fleur: Белль ничего не ответила, продолжая сверлить взглядом вход в «Три поросенка». Но солдат не появлялся, и комедиантка решила не ждать, пока трактир снова обретет былую безопасность, а попытать счастья в одном из погребков, где бедной девушке подадут простой, но сытный крестьянский завтрак. - Доброе утро, барышня! – гремя пустыми ведрами, к колодцу подошла долговязая девица, которую ехидные трактирные служанки прозывали Рябой Жердью за чрезмерно высокий для женщины рост и испещренное оспинами лицо. Жила она в двух шагах от «Трех поросят», прислуживая в доме вдового старика-чулочника, и потому за водой ходила к трактирному колодцу. Белль она обожала, поскольку красавица-комедиантка никогда над ней не смеялась, а время от времени еще и потчевала байками из актерской жизни, которые та выслушивала, открыв рот от удивления и восторга. -Здравствуй, Франсина! – приветливо откликнулась Белль. – Как поживаешь? Хозяин больше не пристает? Смуглые щеки Франсины залил темный румянец смущения и досады, и она, тяжело вздохнув, взялась за ручку колодезного ворота. - Как бы не так..., - хмуро пробормотала она, - Каждый вечер талдычит, что наши сабо должны рядком у кровати стоять...Уж не знаю, как отбиться, чтобы место не потерять. Белль сочувственно погладила девушку по руке: если бы не угловатость движений, гренадерский рост и изрытая оспой кожа, девушка была бы хороша собой – правильные черты лица и большие карие глаза искупали прочие недостатки. Да и фигура была по-крестьянски красива: крепкая, ладная и широкобедрая, что, по-видимому, и привлекало в ней больше всего коротышку чулочника. -Такая наша женская доля, душа моя: кто ни попадя руки распускает, а после сам же в шлюхи и записывает. Послушай, можно тебя попросить об услуге? Мне надо кое-куда сходить, а я уже с утра с лихвой натерпелась от солдатской швали. Одолжи мне до полудня свой шейный платок и чепец – может, не такой приметной стану. Франсина, ничуть не удивившись просьбе своего кумира, решительно сдернула старый шерстяной платок, концы которого были заткнуты на груди за холщовый коричневый фартук, и сняла с головы чистенький полотняный чепец с оборками: -Берите, барышня! Я уж как-нибудь до дому добегу простоволосая. На меня никто, кроме хозяина, не взглянет, а если взглянет – так сразу промежду гляделок и получит! – Франсина гордо подбоченилась и добавила, с беспокойством поглядев на хрупкую фигурку и ангельское личико комедиантки: - Вы погодите: сейчас воды наберу и провожу вас хотя бы до конца переулка! Белль надела чепчик и крест-накрест обернулась большим платком, завязав его концы за спиной. -Спасибо, душа моя, но я одна дойду: думаю, в таком наряде мне уже ничто не грозит! – улыбаясь, заверила она, в глубине души тронутая бесхитростной заботой Франсины, и, чувствуя себя гораздо более уверенно, направилась к воротам.

Pierrot/Pierrette: Вернувшаяся Николь словно не заметила Франсину и с мрачным выражением лица понесла лохань назад на кухню, откуда почти сразу вернулась широким шагом, позволившим ей быстро догнать Белль. – Какое трогательное великодушие, какая нежная дружба двух сердец, – ехидно бросила она, нимало, казалось, не беспокоясь, услышит ли её Рябая Жердь. – Что моё – твоё, от блох до вшей!

Belle Fleur: Белль поправила скособочившийся чепец и с достоинством отпарировала: - Мадемуазель Франсина заботится о своем головном уборе тщательнее, чем вы – об исподнем, сударь. Чем смеяться над трудолюбивой и добропорядочной девушкой, лучше бы порадели о своей шляпе: ведь ее нельзя ни отстирать в щелоке, ни прогладить с изнанки горячим утюгом! Она приостановилась, щелчком сбила с плеча товарки несуществующую блоху и в притворном испуге отпрянула.

Pierrot/Pierrette: – Была бы безногой, была бы ещё добропорядочней, – ответила Николь теперь уже с неподдельным равнодушием. – Что, думаешь, её добродетель так к тебе с её чепца и перейдёт? Чьё это на тебе платье, кстати? Что бы ни вызвало её мрачность минутой ранее, теперь в её тоне не осталось ничего, кроме весёлого поддразнивания.

Belle Fleur: - Может быть, и перейдет! - заявила Белль, - С кем поведешься – от того и наберешься! Не встреть я тебя на ярмарке – не набралась бы того, чего не следовало. А такие как Франсина – соль земли, только ни тебе, ни твоим подружкам-ехидинам этого не понять! Тон, которым были произнесены эти слова, был далек от веселого поддразнивания. Комедиантка заметно помрачнела и ускорила шаг, хотя тяжелые сабо не позволяли ей двигаться так быстро, как хотелось бы. Вопрос о платье она пропустила мимо ушей: сколько можно повторять одно и то же!

Pierrot/Pierrette: – Пусть её будет соль, – уступила Николь, но тут же добавила: – хотя, как по мне, так преснятина. Нам направо сейчас. Она подхватила Белль под локоть. – И что ещё за подружек ты мне приписываешь? Ампаро, что ли? Так мы с ней едва ли парой слов перемолвились, и уж точно не о том! Столь очевидно далеки были её перешучивания с кумушками у колодца от того, что она понимала под дружбой, что ей явно и в голову не пришло, что подруга может её к ним ревновать.

Belle Fleur: - Это тебе направо, - Белль отдернула руку и огляделась, пытаясь понять, в какой стороне может быть ближайшая харчевня или кабачок, куда можно зайти без спутника-мужчины, не опасаясь крупных неприятностей. Привыкнув к относительной безопасности "Трех поросят", где комедиантов знали и хозяин, и слуги, она боялась соваться в незнакомое место: хотя для пьянчуг час был слишком ранний, всегда оставалась возможность встретить пару наглых похотливых типов вроде посланца барона. Нет, в харчевню она не пойдет,- благоразумно решила комедиантка. Лучше дождется, когда на рыночной площади появятся первые торговцы и купит себе пару пышных пирожков или какой-нибудь другой снеди. - Никого я тебе не приписываю. Хотя дружок у тебя точно есть, и не преснятина какая-нибудь, а с перчиком. Смотри, подружка, не обожгись перцем, рот побереги. Шутка была с бородой, почти без изменений взятая из старого фарса о судье и супружеской паре, и благопристойной служанке, чью роль комедиантка решила поиграть, вовсе не пристали подобные пересоленные двусмысленности. Но Белль была слишком зла, чтобы добродушно подтрунивать. Нелепая история с трактиром в Пуатье и любовником-благодетелем, неизвестно зачем выдуманная Николь, оскорбила ее до глубины души.

Pierrot/Pierrette: Улыбку Николь как ветром сдуло. На смену ей пришло неверие, а затем неожиданно надежда. - Ты не поняла. Направо – это к господину де Марверту. Помнишь, я ведь тебе говорил. Он у «Герба Аквитании» живёт. Ты же согласилась! Пойдём, если уж перец жевать – так вместе! - Она попыталась усмехнуться, но улыбка вышла кривой. - Брось, шутка это. Не тронет он тебя. Идём. Городок уже окончательно проснулся, и им начали попадаться прохожие.

Belle Fleur: - Тебе ведь только баул забрать, сама говорила, - возразила Белль. – Иди и забирай. А я есть хочу! Скоро ноги протяну с голодухи на радость сержанту. Она сомневалась, что «благодетель» расщедрится на угощение двум комедианткам, тем более в столь ранний час, когда у него на кухне еще и печь не успели растопить как следует. -Жареные окуньки! Пирожки с зайчатиной! Печеные яблочки! Кренделя-ватрушки с пылу с жару! – нестройные выкрики торговок раздались в ее ушах небесной музыкой и она полезла за корсаж в поисках монеты в пол-пистоля.

Pierrot/Pierrette: - Как баул?.. – растерялась Николь. – А трактир? Мы же хотели вместе… Разве… Закончить ей было не суждено: тощий деревенский мальчишка, спешивший им навстречу, вдруг встал столбом посреди улицы и заорал: - Эй, красавица, что ты там ищешь? Дай помогу! Парнишке было не больше двенадцати, но Николь ринулась на него с яростью, которой не заслуживал и взрослый. Отчаянно завизжав, тот бросился наутёк. - Не перешла к тебе ещё чужая добродетель? - тяжело дыша, акробатка вернулась к подруге. Её лицо заметно побледнело, и говорила она как через силу: - Ты передумала?



полная версия страницы