Форум » Предыстория » De Profundis » Ответить
De Profundis
Рошфор: Тюрьма Шатле, январь 1627 года *De Profundis – из глубин (лат.)
Ответов - 37, стр:
1 2 All
Serviteur: Прежде чем начать путь, проводник Шере, так и не удостоив того ни единым словом, осмотрел узника неожиданно цепко и пристально. Впрочем, взгляд его светлых почти бесцветных глаз, словно вылинявших от виденного и прожитого, был совершенно невыразительным. Глаза эти вместо избитого сравнения с «зеркалом души» больше напоминали брюхо дохлой рыбины или плесень, покрывавшую стены Шатле. Прочие черты субъекта, примечательные разве что своей ускользающей неприметностью, были под стать. Он шагал подпрыгивающей семенящей походкой, уверенно петляя по коридорам и не оглядываясь на заключенного. Замыкал процессию стражник, время от времени подгонявший Шере тычком в спину.
Dominique: Шере не был бы самим собой, если бы не заметил неожиданного внимания своего проводника и не задумался над его причинами. Ни платьем ни поведением тот не напоминал стражника, и это уже само по себе было странно. Может, это его следователь? А может… Шере отлично знал, сколь далеки от неподкупности были его тюремщики. Если его разговор с Рошфором был подслушан… если он заинтересовал кого-то другого, может даже, здесь, в Шатле… Подотстав еще чуть-чуть, он споткнулся при очередном тычке в спину, неловко взмахнул руками, явно пытаясь удержаться на непослушных ногах, и схватился за рукав налетевшего на него стражника. Повернувшись на каблуке, чтобы наиболее полно воспользоваться возникшей между ними мгновенной близостью и скрыть лицо, он почти беззвучно прошептал: – Что за птица? На подробный ответ он, конечно, не расчитывал, но в его положении любая кроха знаний могла оказаться настоящим сокровищем.
Serviteur: Памятуя о некогда полученных от Шере монетах, тюремщик на миг заколебался. Он надул щеки, собираясь с мыслями, но вместо ответа с толстых губ сорвалось презрительное шипение: - Уж не твоего полета! Топай, не рассуждай! - и стряхнул пальцы Шере с рукава. В Шатле, как в подземельях гномов, деньги, перекочевавшие из рук в руки, наутро обращались в глиняные черепки. Однако за пренебрежением и грубостью, как то часто бывает, скрывалась не тайна, а неосведомленность. У типа, явившегося за незадачливым мошенником, была бумага - вот и все, что было известно стражнику. Прочее относилось до начальства, которое никогда не одобряло досужего любопытства.
Dominique: Изобразив на лице тревогу пополам с отвращением, Шере поспешил за своим провожатым. Почему стражник ответил так уклончиво? Не знал, с кем имеет дело? Или не решился сказать? И в том и другом случае, это кто-то оттуда, снаружи, с воли… еще один шанс, который никак нельзя было упустить. Новый поворот коридора, и Шере сообразил, что, куда бы ни лежал их путь, из самой страшной части Шатле они уже вышли: плесени на стенах стало заметно меньше , а навстречу спешил какой-то клерк, прижимая к груди набитый портфель. Еще один шанс – или тот же самый шанс? У Рошфора был покровитель… Шере содрогнулся и тут же мысленно обозвал себя идиотом: куда вернее, что содержание его беседы с графом стало известно кому-то ещё – но кому? Задумавшись, Шере чуть не налетел на своего провожатого, когда тот остановился у неприметной дубовой двери и шепотом обменялся несколькими словами с охраняющим ее стражником. Скрежетнул засов, и тяжелая створка распахнулась во тьму. Пахнуло ледяным воздухом, и у Шере перехватило дыхание.
Serviteur: Тяжелая ладонь опустилась на щуплое плечо мошенника – бдительный тюремщик преграждал любую попытку к бегству, удваивая бдение и усердие на глазах важного типа; усилие тем более старательное, чем менее оно обязывало к реальному действию, поскольку на самом деле он не ожидал от своего пленника никакой каверзы. Незнакомец мазнул по Шере острым взглядом, недовольно нахмурился и резким движением подбородка указал в сторону распахнутой двери. По-прежнему придерживая плечо и подталкивая в спину – прощальная любезность – стражник повел заключенного к выходу, где его уже ждали. Не давая возможности осмотреться, на голову Шере накинули холщовый мешок, пахнущий пылью и мышами. - В карету! – впервые прозвучал гнусавый, с явным парижским выговором, голос проводника.
Dominique: Когда голову и плечи окутала душная тьма, Шере вскрикнул и, верно, бросился бы вслепую неизвестно куда, если бы не впившиеся в плечо пальцы тюремщика. Эхом отдававшееся в ушах биение сердца почти заглушило голос провожатого, но и осознав сказанное, Шере не сумел унять страха. Пусть и понимая, что в камере его могли убить с той же, если не большей легкостью, он все же продолжал ждать удара по темени – и приказ, к которому тюремщик присовокупил новый толчок между лопатками, не прибавил ему уверенности. Семеня и шаркая ногами, он кое-как добрался до невидимой кареты, чуть не споткнулся о подножку и, вытянув вперед руки, на ощупь забрался внутрь. Сиденье оказалось неожиданно мягким. Забившись в уголок, Шере прислушался, пытаясь определить, присоединится ли к нему его провожатый.
Serviteur: Однако спутник его медлил, а лишенному зрения узнику минуты задержки и вовсе могли показаться вечностью. Вглубь экипажа долетали снаружи лишь приглушенные обрывки разговора: нет… не известно… не извольте беспокоиться, сударь… Наконец, карета чуть накренилась под весом ступившего на подножку, и проводник Шере занял место напротив, убирая за пазуху свернутый пакет бумаг, ставший причиной проволочки. Убедившись, что пленник сидит смирно, аки агнец, и должным образом ослеплен, незнакомец постучал в стенку, давая кучеру знак трогаться.
Dominique: Ловя каждый звук, доносившийся снаружи, Шере осторожно пощупал сиденье, но чуть потертая кожа подушек не сообщила ему ничего нового. К чему такие меры предосторожности? Мешок – это чтобы он не видел, куда его повезут? Или на дверце кареты был герб, который он не должен узнать? Шере наощупь отыскал окошко, из которого тянуло холодом, тронул кончиками пальцев опущенную шторку и снова опустил руку. Похоже, что не только он был кому-то нужен, достаточно нужен, чтобы послать за ним экипаж и нескольких сопровождающих, но и что этот кто-то очень хотел остаться неизвестным. Неизвестным только для него? Или с точки зрения Шатле он все еще оставался в камере – или уже скончался от пыток или несварения желудка? Можно было – да что там, очень хотелось – заключить также, что от него не собирались избавиться, потому что кто же будет что-то скрывать от будущего мертвеца. Но можно было также понять, что эта поездка представлялась чрезвычайно опасной тому, кто ее устроил. Может ли быть, что ему предстоит иметь дело с теми самыми врагами, против которых Рошфор не захотел его использовать? Появление его провожатого прогнало возникший было перед ним призрак человека в красной мантии, и Шере наклонился вперед, повышая голос, чтобы его можно было услышать сквозь стук колес по булыжникам: – Прошу прощения, сударь, нам долго ехать? Очень холодно… Спрашивать о цели путешествия было явно бесполезно, о том, что ждало в его конце – тоже. Маловероятно также, что незнакомцу не запретили отвечать на вопросы узника, но хоть что-то он сумеет узнать? Тем более что его действительно снова начала бить дрожь: в панике ареста он совершенно не подумал прихватить с собой плащ, а купленное втридорога у тюремщика рваное одеяло осталось позади.
Serviteur: Спутник Шере очнулся от нахлынувшей было дремоты и скорчил красноречивую гримасу, но, вспомнив, что пленник вряд ли способен разглядеть мимику, снизошел до столь же артистичного вздоха и цыкнул зубом. - Об этом не нужно волноваться, - скучающим тоном произнес он. Не то что бы неразговорчивому проводнику хотелось внушить Шере дополнительный страх - узник вызывал у стража столько же эмоций, сколько покоящийся за пазухой пакет бумаг, груз, который следовало доставить по приказу патрона и сразу же забыть о нем. Однако живой багаж оказался беспокойным, что вызвало законную досаду у курьера. - Тихо! - еще раз цыкнул он.
Dominique: Шере подтянул ноги к животу и обхватил колени руками, тщетно пытаясь хоть немного согреться. Кто бы подумал, что человек может радоваться мешку на голове? – А о чем нужно волноваться? – помедлив, спросил он. – И вы мне, кстати, ничего не говорили. Казалось, провожатый нечаянно сказал больше, чем следовало, и тут же в этом раскаялся.
Serviteur: Ответом любопытному стало молчание. Однако не равнодушие или неприязнь питали его - спутник Шере глубоко задумался, что не входило в его привычки и потому заняло некоторое время. Вопрос пленника был интересным и даже в некоторой степени философским (проводник высокоученого слова не знал, но понятие было не чуждо его уму). Он посмотрел на съежившуюся фигурку, будто желая убедиться, что вопрос прозвучал из того самого угла, и снова поцокал языком, катая во рту ответ, прежде чем разлепить тонкие губы. - Ежели ты не глуп, парень, то волнуйся о том, кабы не воротиться туда, откудова едем. Ежели умен - то о том, кабы не остаться там, куда прибудем. Ежели совсем умник, то ни о чем - потому как ничего ты уже не поделаешь. Видал, как рыбу ловят? - внезапно спросил он. - Как подсекли, так все! Трепыхайся или нет, дорога одна, на рыбный рынок. Высокий скрежещущий звук, раздавшийся следом из горла провожатого, весьма довольного своим остроумием, оказался хихиканьем, которое почти сразу оборвалось, как отрезанное ножом. Карета остановилась.
Dominique: Кучер, явно не заботившийся об удобстве своих пассажиров, остановил экипаж достаточно резко, чтобы Шере свалился с сиденья и вскрикнул от внезапной боли. В ночной темноте, да еще с мешком на голове невозможно было понять, что резануло его по скуле – то ли сложенная подножка, то ли ручка дверцы – да и какая разница? Бормоча богохульства и придерживая правую руку левой, Шере с трудом поднялся на негнущиеся от холода ноги. Неверно истолковав продолжительное раздумье проводника как нежелание говорить, он снова задумался о том, что могло его ожидать в конце пути, результатом чего и стал только что проделанный им маневр. Целью его было оставить себе путь к отступлению – может же оказаться, что при разговоре с Рошфором узник попросту солгал, приписав себе умения, которыми на деле не обладал? И разве не станет он объяснять свою неудачу, ссылаясь на полученный при падении ушиб? А вдруг он не лжет? Еще один шанс. Загадочный ответ только подтвердил его опасения, и Шере, для которого слово "фатализм" было пустым звуком, чуть не забыл о своих планах, тщетно пытаясь понять, что ему хотели сказать.
Serviteur: От распахнувшейся двери внутрь экипажа дохнуло промозглым холодом, и провожатый Шере первым спрыгнул на мерзлую землю. Вновь последовало тихое перешептывание, в котором тонкий слух смог бы уловить ноты препирательств, а затем приказ прежним сухим бесцветным голосом: - За мной! Пленника ухватили за плечо, чувствительным толчком задавая направление движения через мощеный двор к ступеням широкой лестницы. Под защитой стен здания, бывшего целью путешествия, пронизывающий ветер ощущался не так жестоко.
Dominique: Ежась и дрожа всем телом, Шере побрел вперед. Не то что бы он ожидал сочувственных расспросов, но полное равнодушие его спутника было тревожным знаком: неужели тот не принял его падение за чистую монету? Шере попытался взять чуть правее и тут же ощутил новый толчок в плечо. – Ступеньки, – негромко предупредил голос за спиной, чуть позже чем следовало, и чья-то сильная рука подхватила его за локоть, когда он споткнулся. – Сп-пасибо, – прошептал он сквозь стучащие от холода зубы. Ответа не последовало. Несколько шагов вверх по невидимой лестнице, еле слышный скрип открывшейся двери, и тут же стало заметно теплее. В воздухе витал слабый запах воска, но вокруг было по-прежнему темно. Звук шагов отозвался неожиданно гулким эхом, как если бы они вошли в церковь.
Serviteur: Легкий шепот и касание соответствующего плеча предупредили Шере о повороте налево, потом направо и снова направо. Шаги зазвучали глуше, отражаясь не только от камня, но и от деревянной отделки стен. - Стой! С головы узника грубо сдернули мешок, ничуть не заботясь о сохранности рыжей шевелюры. Они находились перед загогулиной убегающего влево коридорчика, в глубине которого поблескивала медная дверная ручка. Щурясь в скупом освещении коридора, спутник Шере брезгливо на отлете держал двумя пальцами грубую мешковину. - Стой, - повторил он. - Ни с места, понял? Строгость приказания усугублялась видневшейся чуть поодаль кряжистой банкеткой, обитой потертым, но добротным сукном. Еще раз предупреждающе зыркнув на пленника, провожатый исчез за дверью с медной ручкой. По истечении восьми минут, которые пленник был волен исчислять в одиночестве любым количеством времени, его проводник вернулся. Бледные глаза скользнули по ногам Шере, словно проверяя, насколько пядей тот осмелился сдвинуться в нарушение приказания. Однако более не было не произнесено ни слова. Красноречивый жест и оставшейся приотворенной дверь делали их излишними.
Dominique: Оставшись один, Шере жадно огляделся. В обоих канделябрах были свечи, но зажжена была только одна. Ни резные ножки банкетки, ни украшавшие стены деревянные панели не блистали тонкостью работы, но уже само их присутствие говорило о многом. Если даже в этой, явно не парадной части особняка для ожидающих поставили не лавку, то его владелец должен был быть важной особой. Шере осторожно коснулся саднившей скулы. Крови на пальцах не было, но синяк наверняка останется. Кто-то потратил немало усилий, чтобы доставить его сюда в строжайшей тайне. А значит, не следует заключать, что за этой скромной дверью не окажется хозяина дома – возможно, что в другом помещении он бы сразу догадался, где находится. Шере ещё перебирал в памяти наиболее приметные особняки Парижа, когда медная ручка повернулась. Несколько мгновений спустя, приглаживая обеими руками растрепанные волосы, он робко переступил через порог.
Рошфор: Шере очутился в маленькой комнатке, вытянутой формы и скверно убранной, что терялось в свете всего лишь двух свечей в канделябре, стоявших на тяжелом столе темного дерева. Помимо стола скудную обстановку кабинета составляли два стула, один из которых занимал человек, полностью погруженный в изучение разложенных на столе бумаг. Пленнику была видна лишь макушка его склоненной головы. Видимо, чтение было настолько увлекательным, что он не взглянул на Шере, а небрежным взмахом руки подозвал подойти его ближе. - Подождите снаружи, Данден, - через мгновение раздался холодный голос, который Шере слышал несколько часов назад в камере Шатле. Проводник, вновь ставший немым и бесстрастным, подтолкнул пленника в спину и отступил назад, притворив с щелчком за собой дверь. Эпизод завершен
полная версия страницы