Форум » Предыстория » История одного похищения, часть II. Апрель 1622 года, Кан » Ответить

История одного похищения, часть II. Апрель 1622 года, Кан

Матье де Брешвиль: Лисео: Испортил аппетит, поганец. Не до еды. Седлай коней. Боюсь, меня и в самом деле С невестой здорово поддели. (c) Лопе де Вега

Ответов - 38, стр: 1 2 All

Матье де Брешвиль: Матье не сразу последовал за швейцарцами. Сначала он подобрал свою шляпу, а потом на мгновение задержался подле лошади, в стремени которой застряла нога мертвеца. Освободив испуганно всхрапывающую кобылу от присутствия покойника, которых, надо сказать, лошади (как и любые животные) не любили, он взял ее под уздцы и повел за собой. - Лошадей ловите, пока не разбежались, - посоветовал де Брешвиль все еще опьяненным боем товарищам. Карета, - заказанный нанимателем трофей, - слегка накренившись, стояла на дороге. И в ней не наблюдалось никаких внешних признаков человеческого присутствия. Кожаные шторки на окнах были наглухо опущены, и изнутри не доносилось ни звука. Молодому человеку пришлось напомнить себе, что деньги им платят не только за ловкость в бою, но и за отсутствие неуместного любопытства. Многие знания – многие печали. Но в любом случае эту добычу им придется сопроводить туда, куда укажет «капитан». И верхом это делать сподручнее. - Как он? – шевалье кивнул на раненого. - Пустяки, царапина, - отозвался тот самолично. – Ногу пулей задело. - Он прав, - мужчина не участвовавший в бою, оставил свой наблюдательный пункт за деревьями и приблизился к наемникам. – Ловите лошадей, и убираемся отсюда. - Нам было обещано то, что мы снимем с трупов, - напомнил один из швейцарцев. - Хорошо, - поколебавшись, разрешил «капитан». - Но только быстро. И направился к дверце кареты. «Пошел принимать работу», - усмехнулся Матье.

Теодор де Ронэ: Теодор с усилием отвел взгляд от четверых швейцарцев и перевел его на лошадей. Поймав двух, он подвел их к оставшемуся на обочине раненому. Тот намотал поводья на руку так же молча, как они были ему вручены, и молодой человек поспешил к заколотому им парню, с которого один из швейцарцев уже стаскивал колет. Хмурясь, бретер шагнул ко второму, но там уже оказался другой, широко ухмыльнувшийся ему в лицо. - Не кажется ли вам, что это моя добыча? – с преувеличенной любезностью спросил Теодор, как бы невзначай опуская руку на рукоять второго из своих пистолетов. Едва уловимое движение с обочины, и бретер кошкой метнулся в сторону. Грохот выстрела почти слился со щелчком осечки. Выстрелив в лицо ближайшему швейцарцу, Теодор отшвырнул бесполезный уже пистолет и выхватил шпагу. Двое, не считая раненого. Оба, также обнажив клинки, бросились к нему. Раненый лихорадочно перезаряжал свои пистолеты. Тот, кого, как выяснилось, бретер спас только для того, чтобы убить, валялся на земле с пробитой головой. Парируя первый выпад, Теодор ощутил в левой руке ту характерную боль, которая сообщила бы ему, что пуле швейцарца все же удалось его задеть, даже если бы на рукаве куртки не возникло багровое пятно.

Матье де Брешвиль: Одному из противников не посчастливилось даже добежать до Теодора. Это спохватился де Брешвиль, который, занятый наблюдением за «капитаном» и охваченный естественным желанием хотя бы краем глаза увидеть то, что скрывает драгоценная карета, прозевал начало потасовки. Он в общем начал надеяться на лучший исход еще в тот момент, когда де Ронэ привел раненому лошадь. Людям, побывавшим в совместной переделке, свойственно менять мнение друг о друге в лучшую сторону. Увы, как только что выяснилось, на этот раз чуда примирения между наемниками и бретером не произошло. Так что самое время было исполнять свое обещание, данное в ночи. Второй из пистолетов шевалье, тот, что он заряжал еще утром, готовясь отправляться в засаду, вполне закономерно дал осечку: искра с кресала влетела в отсыревший порох, зашипела и потухла. Матье недовольно пожал плечами, - он ожидал чего-то подобного, - и попросту швырнул пистолет в сидящего на земле швейцарца. Тот рефлекторно закрылся рукой, и этого короткого замешательства хватило Матье, чтобы выхватить шпагу. Убивать бедолагу, о здоровье которого участливо справлялся буквально минуту назад, было неприятно, но оставлять его в живых, значило потом полжизни прожить с опаской, что в спину тебе в самый неожиданный момент вонзится кинжал. … Человек у кареты смотрел на разворачивающуюся на его глазах бойню с несвойственным его возрасту изумлением. Такого поворота дел он явно не ожидал.


Теодор де Ронэ: В схватке один на один у швейцарца не было шансов, и тот, кажется, сам это понял, бросил затравленный взгляд в сторону и мгновением позже повалился с добрым футом стали в груди. Теодор выдернул шпагу и отсалютовал ею Брешвилю. - Быстрая работа, дьявольски быстрая. Обретший наконец дар речи «капитан» шагнул к двум молодым людям, опустив руку на эфес шпаги, но не спеша вынимать ее из ножен. - Что, черт побери, это значит? – требовательным тоном произнес он. - Всего-навсего то, что положенную награду мы будем делить на двоих, а не на шестерых, - Теодор присел, вытирая клинок об одежду ближайшего мертвеца. В этот самый момент кожаная шторка, прикрывающая окошко кареты, приподнялась, и в образовавшуюся щель просунулась тонкая женская ручка, в которой дрожал непомерно большой для нее пистолет. Еще один выстрел огласил окрестности, распугивая только-только вернувшихся на ветки вязов грачей.

Матье де Брешвиль: Де Брешвиль тихо выругался и, второй уже раз за сегодняшнее утро, отправился подбирать с земли сбитую пулей шляпу. А «капитан», наоборот, коршуном кинулся обратно к карете, забыв про начинающиеся торги. Послышался сдавленный вскрик, и шторка стремительно опустилась. - Хорошо, - отрывисто бросил мужчина, оборачиваясь к наемникам. - Вы получите все, что причиталось шестерым. Но не раньше, чем доставите карету туда, куда я вам укажу. Там и рассчитаемся. «Женщина, - думал разочарованный Матье. – Всего лишь женщина. Дюжина трупов, и все потому, что какая-то красотка неосмотрительно отвергла поклонника, а тот оказался злопамятным. О времена, о нравы!» - Вы сами сядете на козлы, сударь? – спросил он «капитана». – Или предпочитаете седло форейтора? Шевалье бросил обеспокоенный взгляд на руку приятеля. И задумчиво добавил: - А дама в карете по дороге перевяжет месье де Ронэ. Судя по мгновенно окаменевшему лицу собеседника, это было не самое удачное предложение.

Теодор де Ронэ: Еще вчера Теодор наверное не сумел бы удержаться от какого-нибудь неосмотрительного высказывания или поступка. Если бы «капитан» не отвернулся в этот самый момент к карете, вряд ли он не заметил бы по лицу молодого человека, сколь неприятно вид дамы поразил его. Но к тому моменту, когда их нынешний начальник несколькими словами завершил не успевший начаться торг, бретер успел справиться с собой и отрицательно качнул головой в ответ на предложение друга. - Если этим займется дама, я останусь без руки. Выбрав того из покойников, который показался ему почище, он расстегнул на нем колет и, вытащив нож, принялся кромсать его рубашку. Шевалье де Ронэ не был рыцарем, но годы обучения в семинарии, видимо, все же наложили на него какой-то отпечаток, потому что сам не отдавая себе в этом отчет, он не способен был переступить через некую черту. Если человек способен держать в руках оружие, он должен уметь себя защищать. Но те, кто этого сделать не способен… То, что дама в карете как раз смогла поднять пистолет, не имело никакого значения. Молодой человек чувствовал себя так, словно с ног до головы вывалялся в том самом дерьме, с которого началось это приключение. Тут его посетило смутное подозрение, что друг может посмотреть на вещи иначе. В конце концов, золотыми горами обычно владеют драконы, а не похищенные ими девы. - Брешвиль, - попросил он, снимая с пояса флягу, - вы не окажете мне любезность… Не дожидаясь ответа, он поспешил навстречу наемнику. - Вот там, кажется, есть местечко посуше, где можно присесть.

Матье де Брешвиль: По недовольству, промелькнувшему во взгляде «капитана» ясно было, что он считает возню с раной бретера неуместной и несвоевременной. «Вот ублюдки. Мало того, что перебили друг друга, так один еще и умудрился некстати подставиться под пулю. Эдак мы никогда не уберемся с этой дороги!» Однако демонстрировать свое раздражение слишком очевидно мужчина не стал. Чтобы чем-то занять себя, он принялся стаскивать с козел труп кучера. - Царапина, - между тем поставил свой диагноз де Брешвиль, который успел осторожно снять с раненого куртку, обрезать окровавленный рукав рубахи и щедро полить рану содержимым фляги, переданной ему Теодором. – Вашей руке повезло куда больше, чем моей шляпе, пула пришла вскользь… Что опять не так, де Ронэ? – спросил он тихо, не забывая как следует затянуть повязку чуть выше локтя бретера. На выразительном лице друга можно было порой читать, как по книге, только Матье еще не успел до конца выучить тот язык, которым эта книга была написана. Одно было совершенно ясно: боль, что причиняет молодому человеку его рана, тут совершенно не причем.

Теодор де Ронэ: В отличие от Брешвиля, Теодор крайне редко находил нужным соотносить свои прихоти с желаниями ближнего. До сих пор он действовал один, привык полагаться только на себя, а если это кому-то не нравится, сталь разрешает любые споры. Но наемник стал его другом, спас ему жизнь, помог – и очень ясно высказал свои предпочтения. – Похищение женщины – грязное дело, Брешвиль, – еле слышно произнес молодой человек. Боль не давала ему возможности выстроить в стройную цепочку собранные наскоро доводы, мысли путались, и, будь у него под рукой заряженный пистолет, он, может, и попросту пристрелил бы «капитана», который единственный знал, куда лежит путь. – Если бы я догадывался тогда, что нам предстоит… но не суть важно. Я обязан вам жизнью, но… – Он на мгновение отвел взгляд, затем решительно вскинул голову: – То, что мы делаем, недостойно дворянина. Бесчестно. Если вы не готовы помочь мне вернуть эту женщину ее семье, оставайтесь в стороне.

Матье де Брешвиль: - Почему вы все время двигаете меня, де Ронэ? – Внезапно разозлился Матье. Внешне это почти никак не выразилось, только светло-голубые глаза его сделались темнее, словно в них отразилось внезапно свинцовое грозовое небо. Да и рану товарища молодой наемник прижал может быть чуть сильнее, чем следовало по канонам врачевания. – Я, к вашему сведению, не табурет. То, что здесь происходит, такое же мое дело, как и ваше. И быть может даже больше мое, чем ваше. Брешвиль, не вмешивайтесь, Брешвиль, оставайтесь в стороне. Почему вы полагаете, что ваши принципы превыше данного мной нанимателю обещания служить ему, а мои ничего не значат вовсе? Я дал слово. Понятно вам? – повторил он, старательно разделяя слова. – И я не позволю вам ославить меня, как человека, слово которого – пустой звук. «Капитан» тем временем взобрался на козлы и тяжелым взглядом обвел «поле битвы». Созерцание в беспорядке разбросанных вокруг кареты мертвых тел навело его на неожиданные размышления. Поначалу мужчина пришел в ярость, увидев, что наемники, вместо того, чтобы закончить работу, взялись сводить счеты друг с другом. Но так ли его господину нужны наемники, коли дело уже сделано? Теперь куда разумнее вовсе избавиться от свидетелей. Будь солдат удачи все еще шестеро, ни «капитан», ни его наниматель не рискнули бы напасть на них. Но этих висельников осталось всего двое, один их них ранен, а за поясом у сидящего на козлах человека ждали своего часа два пистолета. Еще ни разу не пущенных им в ход.

Теодор де Ронэ: В другое время бретер несомненно по достоинству оценил бы сравнение с табуретом. Но веселые морщинки в уголках его глаз мгновенно исчезли, сменившись гримасой боли. - Какие к дьяволу принципы?! – Теодор опасно сощурился. – Мы дворяне, Брешвиль. Не какие-нибудь ландскнехты. Нам сказали, что дело будет незаконное, но не сказали, что оно будет бесчестное. О каком слове тут может быть речь? Если вы с этим не согласны, нас остается только скрестить шпаги. Утвердившийся в своем решении «капитан» отвернулся от обоих и потянул из-за пояса пистолеты, прикрывая их своим телом от двух будущих жертве. Если взвести курки медленно, эти головорезы ничего не услышат.

Матье де Брешвиль: - А как же ваше: «Я не убиваю друзей, Брешвиль», - не сдержавшись, напомнил бретеру наемник. – Ладно, черт с вами, может, мне просто послышалось. Шпаги, так шпаги. Потерпите немного, я уже заканчиваю. Рваное полотно, не так давно бывшее рубахой (владельцу она уже и больше не понадобится), туго легло последним витком на руку де Ронэ. И Матье, встряхнув флягу и убедившись, что что-то еще осталось там на дне, протянул эту флягу Теодору. - Допивайте и начинайте резать всех, кто в чем-то не согласен с вами. Де Ронэ был неисправим. Де Брешвилю это даже в чем-то нравилось. Хоть и оборачивалось все скверно в конечном итоге. Будь бретер не таким хорошим фехтовальщиком, Матье мог бы рассчитывать аккуратно ранить его еще разок так, чтобы рифмоплет какое-то время просто не мешался под ногами. Но зная, с кем он имеет дело, шевалье понимал: в грядущем бою ему будет не до точного расчета.

Теодор де Ронэ: Теодор хмыкнул. - С чего вы взяли, что я собираюсь вас убивать? - насмешливо полюбопытствовал он. – Смею надеяться, я еще не разучился попадать туда, куда хочу. Когда фехтую левой. Про рану над локтем он забывал при этом совершенно искреннее, но даже если бы он о ней помнил, он сказал бы то же самое. Не потому, что всегда надлежит казаться уверенным в себе, но просто потому, что до сих пор у него были все основания к самоуверенности. - Из вас вышел бы замечательный лекарь, - отхлебнув глоток из фляги, он протянул ее Брешвилю. – Постарайтесь оставить что-нибудь, чтобы я мог перевязать вас в свою очередь. Взгляд он при этом все-таки отвел и только поэтому невольно покосился в сторону кареты. В следующее мгновение он рванул наемника за руку, и оба покатились по склону холма. Грохнул выстрел, за ним последовал негромкий щелчок. На ходу выхватывая оружие, бретер бросился к «капитану». Шпаги скрестились. - Черт не может обойтись дюжиной? - легкомысленно заметил Теодор, и его клинок, отбив выпад «капитана», скользнул вперед, протыкая тому бедро. - У гугенотов есть заупокойные молитвы?

Матье де Брешвиль: На этот раз самоуверенность подвела де Ронэ. Потому что крайне неосмотрительно было оставлять у себя за спиной человека, которому только что предложил скрестить клинки. Предварительно упрекнув в пренебрежении к законам дворянской чести. В тот момент, когда раненый «капитан» вполне закономерно готовился к смерти, в спину бретера аккурат между лопаток уперлась дага де Брешвиля. - Опустите шпагу, де Ронэ, - сухо предложил Матье. Снисходительная язвительность Теодора наконец-то пробила брешь в долготерпении наемника. Настолько ощутимую, что шевалье предпочел не обращать внимания на мысль, что де Ронэ, возможно, только что спас ему жизнь. Загнать в навозную кучу, втянуть в неприятности и прогнать по всем кругам ада – да, в это можно поверить. Но спасти жизнь - нет, это не про его нового знакомца. – Иначе клянусь вам, один добрый католик отправится показывать душам гугенотов кратчайший путь в чистилище... У вас есть время объясниться, сударь, - через плечо бретера предложил де Брешвиль бледному от боли мужчине. - Но его не так уж много. Я, признаться, ожидал от вас серебра, а не свинца. Мы где-то поняли друг друга неверно?

Теодор де Ронэ: Сначала казалось, что Теодор все же нанесет удар, но затем кончик клинка устремился к земле. - Он, верно, понял, что в одиночку вы со мной не справитесь, и хотел помочь. Лицо «капитана» стало таким, что только слепой не смог бы прочесть по нему его мысли. Бретер усмехнулся: - Вам надо было только подождать, не так ли? Что же это за дело такое, что после него не должно оставаться свидетелей? Капитан облизнул губы. - Вы с ума сошли! - запротестовал он. Оценив расстановку сил, он, по-видимому, пришел к выводу, что его жизнь зависела от наемника в куда большей степени, чем от бретера. И обратился к первому: - Все было честно, пока этот ваш - не знаю, кто он вам - не устроил невесть что. - Мне следовало позволить себя убить? Упершееся в спину лезвие заставило бы замолчать почти любого, но бретер был почти уверен или хотел верить в то, что дворянин все же не заколет его – так.

Матье де Брешвиль: - Я тоже не знаю, кто он мне, - согласился де Брешвиль, проигнорировав комментарии де Ронэ. Потому что воспринимать остроты бретера всерьез, значило, злиться. А злиться, значило, ошибаться. Ошибиться Матье не хотелось. Это был уже даже не вопрос денег. – Да это и не важно. Помните, я обещал вам, что не стану ни о чем спрашивать, если наниматель честно расплатится с нами. Условия поменялись, и не по моей вине. Поменялась и цена. Если хотите остаться в живых, расскажите мне, кто эта женщина, и зачем она вам. Иначе я с удовольствием оставляю вас в обществе этого господина, - шевалье многозначительным взглядом указал на бретера. - И уезжаю. С каретой вместе. - Он не даст вам уехать, - криво усмехнулся «капитан». Сказанное наемником не предполагало дружеских отношений между двумя головорезами, и оказавшийся между двух огней пленник сделал попытку обзавестись в лице де Брешвиля союзником. - Вы так думаете? Или он так думает? - безмятежно поинтересовался Матье. – Но с чего вы взяли, что я оставлю вас тут живыми? - А если я расскажу вам? - То я даю вам слово, что сохраню вам жизнь. - А этот? – «капитан» настороженно глянул на бретера. - Ах, да… Этот… Проклятье. Подскажите, де Ронэ, как бы вы поступили в сложившейся ситуации?

Теодор де Ронэ: Если от этого диалога бретеру стало не по себе, он сумел неплохо это скрыть: - Если бы я был вами, Брешвиль, или этим мерзавцем? Вы слишком легко раздаете обещания всякой швали. Я бы убил его и отвез женщину назад. Или вас интересует мое мнение о моей судьбе? Тут он на мгновение замолчал. В кои-то веки не подбирая рифму, а действительно думая. - Наш спор мы всегда можем разрешить честно. А этот… вы думаете, что господин окажется щепетильнее слуги? Бледнея на глазах, капитан прижал руку к алому пятну, расплывающемуся у него на штанах. - Я все скажу, - решился он, снова переводя взгляд на Брешвиля. – Под ваше слово. Эта женщина – мещанка. Дочь какого-то купчишки. Мой господин хотел жениться на ней. Но для ее отца он оказался недостаточно знатен. Он безумно влюблен в нее. И если вы отвезете ее к нему, он заплатит вам, что обещал. Даже больше. - Мещанка, - разочарованно протянул Теодор. – Какого дьявола, Брешвиль, не будем же мы драться из-за мещанки? Давайте, я убью его. У нас будет другой повод.

Матье де Брешвиль: - Какая романтичная история, - усмехнулся Матье. Подумать только, он сбежал из дома, стоило отцу заикнуться о возможности брака сыновей с простолюдинками, а кто-то ради подобного брака готов обратиться к помощи наемников. - Берите любую лошадь, - предложил он «капитану», вновь игнорируя вызывающую шутку бретера. – И уезжайте. Пока можете. Шпага де Ронэ оставляла в людях чертовски неприятные дырки, и де Брешвиль не исключал возможности того, что раненый свалится с ног раньше, чем заберется в седло. Или вывалится из седла по дороге в Кан. Но тут он уже ничем не мог ему помочь. - Я подумаю. На счет вашего господина и его… - Это неправда, - перебил шевалье дрожащий от волнения голос. Они стояли в двух шагах от кареты, совершенно выпустив из виду, что внутри прекрасно слышен весь разговор. – Месье д’Анисси ничуть меня не любит. И я его не люблю. Шторка на окне кареты вновь поднялась, на этот раз даже выше, чем во время выстрела. И миловидная светловолосая девушка, пронзительно бледная от собственной решительности, - ведь она осмелилась заговорить с бандитами, - обратилась к молодым людям со своей версией истории этого похищения. - Барон хочет наложить лапу на приданое, что дает за мной отец. Только и всего. А у меня… у меня есть другой жених. «Которого я тоже не люблю», - едва не посетовала бедная невеста, но вовремя удержалась от подобного рода откровенности. - Мои соболезнования, сударыня, - посочувствовал даме де Брешвиль. «Капитан» все же сумел взобраться в седло и пришпорить лошадь, так что дага Матье, оставив спину Теодора в покое, вернулась за пояс наемника. - Значит так, де Ронэ, я забираю лошадей и пистолеты, вы сопровождаете будущую новобрачную к ее семье и должны мне девять ливров. Видите, вы тоже иногда легко раздаете обещания всякой швали.

Теодор де Ронэ: – Вы дьявольски великодушны. – Ронэ и сам не смог бы сказать, чего в его ответе было больше: сарказма или недоумения. Слова наемника могли быть только насмешкой: вам – никому не нужная женщина, мне – добыча. Но то, как это было сказано… Бретер вытер клинок и вернул его в ножны с неожиданно задумчивым выражением лица. Если бы ни уважение, которое он невольно испытывал к Брешвилю… Если бы не ночной разговор… Не те несколько мгновений на размышление, пока «капитан» взбирался в седло… И, может быть, если бы не рана, уравнявшая их шансы… Это был друг. А теперь уже не был. Эпизод завершен. Продолжение следует



полная версия страницы