Форум » Предыстория » История одного похищения, часть II. Апрель 1622 года, Кан » Ответить
История одного похищения, часть II. Апрель 1622 года, Кан
Матье де Брешвиль: Лисео: Испортил аппетит, поганец. Не до еды. Седлай коней. Боюсь, меня и в самом деле С невестой здорово поддели. (c) Лопе де Вега
Ответов - 38, стр:
1 2 All
Матье де Брешвиль: С колокольни аббатства Святого Стефана уплывал в закат торжественный перезвон, возвещающий окончание дневных трудов и самого дня. Швейцарцы уже были на месте, - немногословные, невозмутимые и вежливые, вероятно потому, что местной руганью они владели слабо, а их родную - никто в Кане не понимал. Рифмоплет де Ронэ, как ни странно, тоже не опоздал. Последним появился именно Матье. Но он был местным, и потому не боялся заплутать, перепутав святых и башни. К тому же шевалье (это помимо того, что пришлось изрядно повозиться, отмывая ботфорты от навоза) успел побывать с векселями у флорентинцев и пристроить на ночлег своего коня. В любом случае доверенному человеку нанимателя не в чем было его упрекнуть, рандеву наемникам было назначено после того, как отзвонят вечерню. - Следуйте за мной, - коротко бросил своим «новобранцам» их проводник, а по совместительству то ли офицер, если они теперь солдаты, то ли предводитель шайки, если грабители. И повел прочь из города в оседающие белесым туманом сумерки. - Де Ронэ, у меня две новости, - тихо обронил де Брешвиль, поравнявшись с Теодором. – Одна хорошая, вторая заставляет задуматься. Про то, что он пренебрег обществом нового знакомца несколько часов назад, наемник то ли не помнил, то ли не считал это поводом для размолвки. На самом деле верно было и первое и второе. Матье вырос в большой семье, а затем возмужал в армии, в которой, как известно «один в поле не воин». И оттого обладал изрядным запасом снисходительности к несовершенству мира и населяющих этот мир людей. Особенно - понравившихся ему людей.
Теодор де Ронэ: Если бы наемник спросил у своего нового приятеля, тот мог бы предложить ему еще одну возможную причину для нетипичной вежливости швейцарцев. Несколькими днями ранее, когда они появились в «Завоевателе», их было пятеро, и один из них имел неосторожность не только сделать в корне неверные выводы о книге Теодора, но и высказать их вслух. В крайне некуртуазной форме и зачем-то приплетя к тому папу римского. Зато теперь они отнюдь не навязывали молодому человеку свое общество, позволяя ему без помех разговаривать с Брешвилем. – Рассказывайте, – так же тихо ответил он. Но, будучи тем, кем был, не смог удержаться: – Confitemini ergo alterutrum peccata vestra. Что в переводе означает: «я вас внимательно слушаю, друг мой». К этому моменту обида успела совершенно изгладиться из его памяти, сменившись любопытством – так же, как запах навоза, смытого колодезной водой, скрылся окончательно под легким ароматом лаванды, которой обильно душилась его дама. «Исповедайте бо друг другу согрешения», Иакова 5:16
Матье де Брешвиль: Они заметно отстали от швейцарцев, но пока провожатый не выражал неудовольствия по этому поводу, де Брешвиль не считал необходимым «держать строй»: это все же не упражнения на плацу. - Я вспомнил дворянина, что нас нанял, - поделился он первой новостью. В общем, ни «хорошей, ни «плохой» она не была, разве что стоило порадоваться собственной памяти. Бретеру это имя ровным счетом ничего не говорило, да и не могло сказать. - А потом выяснил, что у него сейчас не очень хорошо с деньгами, - за первой логично последовала вторая, та самая, что шевалье полагал стоящей размышлений. - Так болтают. Но люди редко болтают без повода. Тем более банкиры, которым вообще не было нужды откровенничать о состоянии чужих финансов. Но Матье при случае умел убедительно прикинуться обаятельным и простоватым молодым человеком, нуждающимся в добром совете знающего собеседника. И это часто срабатывало, потому что лесть вообще оружие, мало в чем уступающее по результативности шпаге. - Пять десятков ливров, де Ронэ, это приличные деньги. Даже для того, у кого они есть. А для нашего нанимателя – приличные вдвойне. А ведь они почти не торговались. Что из этого следует?
Теодор де Ронэ: Вопреки обыкновению, Теодор ответил не сразу. Задумчиво потеребил рукоять своего кинжала. Потом вздохнул. - Вы имеете в виду, что они рассчитывают на то, что со всеми расплачиваться не придется? – полувопросительным тоном отозвался он. – Есть еще кое-что, чего вы не знаете. У этих швейцарцев может быть на меня зуб. Мне пришлось вывести из строя их приятеля. То-то мне показалось, что они что-то знают. Он снова вздохнул и добавил: - Не следовало вам со мной связываться. Прощаемся? Или praemonitus, praemunitus? В кои-то веки бретер не озаботился переводом. Ни в стихах, ни в прозе. Ему дьявольски не хотелось, чтобы Брешвиль ушел, но и впутывать его в свои дела было бы недостойно. Именно потому что наемник, умевший раз за разом оказываться правым, но не становившийся от этого самоуверенным, настолько ему нравился.
Матье де Брешвиль: На этот раз задумался де Брешвиль. Сказанное молодым бретером многое меняло. Значит, изначально швейцарцев было пятеро. И они вполне могли рассчитывать сделать всю работу своими силами. Может быть, это даже было уже договорено. Но де Ронэ мало считается с планами других людей, а наниматель вполне мог счесть, что четверых недостаточно для того, чтобы быстро расправиться с восьмерыми. И вот тут, - какая ирония судьбы, - в отряд попадает именно тот, кого остальные менее всего хотели бы видеть в своей компании. В этот момент великодушие Матье подвергалось серьезному испытанию. Допустим, швейцарцы при дележе добычи решат расправиться с обидчиком своего приятеля. Вероятно? Очень даже. Протыкая людей шпагой, всегда стоит держать в уме, что у этих бедолаг остаются живые и здоровые родственники и друзья. Пылающие порой праведным гневом. Каковы в этом случае шансы де Ронэ. Он сам, наверняка, думает, что, подобно Гераклу, еще не совершил всех своих подвигов. Но шевалье де Брешвиль был более здравомыслящим. Парни из кантонов тоже кое-что умеют, да и пистолеты сильно усложняют дело. У бретера их два. У его недоброжелателей восемь. И неужели ни один выстрел не достигнет цели? Ладно, к дьяволу де Ронэ. Ему-то что делать? Вежливо постоять в сторонке, любуясь пейзажами родины, пока швейцарцы разделаются с Гомером? Или совершить очень большую глупость, приняв сторону молодого наглеца? - Почему вы не сказали мне об этом раньше? Еще днем, - с чувством упрекнул он Теодора. – Ведь можно было просто заблудиться. В Кане столько башен… Не знаю, как теперь помочь вам, но знаю, как помочь себе. Катитесь к черту! Последнее было высказано громко, так, чтобы даже швейцарцы могли услышать. У Матье появился план. И первым пунктом этого плана значилось: «меня не должны считать приятелем де Ронэ».
Теодор де Ронэ: Румянец, вспыхнувший на щеках Теодора, можно было различить даже в сумерках. Отведя взгляд, он молча кивнул и отошел в сторону. Что тут, спрашивается, можно было сказать? «Вы ушли слишком быстро?» Так, черт побери, неужели нельзя было пробежаться? «Я не подумал?» Ну и сам виноват. Вопреки мнению наемника, бретер достаточно трезво оценивал свои шансы. Сейчас их у него не было, ни одного. А вот после нападения на карету... и если быстро перезарядить пистолеты... Не обращая особого внимания на дорогу - да и чем для него, провансальца, одна каменистая тропинка в Нормандии отличалась от другой? - молодой человек принялся рассчитывать возможный ход событий. По всему выходило, что у охраны появится неожиданный союзник. Тогда после первого выстрела противников останется самое большее трое. Если, конечно, полагать, что Брешвиль останется в стороне. Что должно было выясниться прямо сейчас. Хотя бретер почти не сомневался: вряд ли дворянин станет пачкать руки, присоединяясь к столь неравному поединку на стороне заведомых победителей. Теодор напряг слух, пытаясь уловить, о чем шел разговор у всех остальных.
Матье де Брешвиль: Пользуясь тем, что де Ронэ замедлил шаг, Матье, наоборот, его ускорил, нагоняя четверых наемников. Так что очень скоро бретеру стало слышно, что заговорили о нем. Разговор шел негромко, но до Теодора долетело все же «первый раз в жизни его увидел» и «немного размялись на заднем дворе». То, что после этой разминки де Брешвиль может еще куда-то идти и даже принимать участие в опасном деле, оказалось достаточной рекомендацией для швейцарцев, так что разговор постепенно сделался более оживленным, естественным образом свернул на войну в Европе, будни солдат удачи, и, наконец, из-за широких спин идущих впереди бретера мужчин послышались даже тихие сдавленные смешки. Которые сразу же прервал проводник, призывая развеселившихся наемников к тишине. Ясно было, что де Брешвиль наделен от природы умением легко становиться «своим» для любых, даже самых недоброжелательных поначалу знакомцев. И в данный момент он полагает, что швейцарцы – куда более подходящая для него компания, чем де Ронэ. Тропа тем временем перестала петлять по полям, пригороды Кана остались далеко позади. Ночь уже окончательно вступила в свои права, бледный серп луны рассек вечерний туман и торжественно взгромоздился на небо, сделавшись единственным источником света во мгле. Наконец, впереди замаячило большое темное «нечто», оказавшееся при ближайшем рассмотрении развалинами древней сторожевой башни. Просто груда камней, остов былой славы канувших в лету героев. Сразу за руинами начинался лес. Или роща. В темноте было не разобрать, насколько она велика. - Ночуем тут, - объявил «капитан». – Костров не жечь, оружие держать наготове. Все остальное узнаете утром. Он явно не доверял наемникам. Но подобное отношение не было для них в диковинку. Так что люди принялись устраиваться на ночлег, выбирая среди древних камней места наиболее защищенные от сырости и ветра.
Теодор де Ронэ: Теодор остался в стороне, даже когда маленький отряд начал устраиваться на отдых. Выбрал себе место в углу, хотя там было сыровато. Не лег, а продолжал следить за легко узнаваемой между прочими фигурой своего нового приятеля. Или уже не приятеля. Но все-таки не неприятеля. Чем дальше, тем омерзительнее. В потасовке пули не будут разбирать, кто друг, кто враг самому Теодору. Если он начнет стрелять раньше, так, чтобы сорвать нападение… если большая часть охраны уцелеет… если, черт возьми, ему удастся остаться в живых… Кто станет отличать Брешвиля от остальных нападающих? Теодор принялся перебирать в памяти рифмы к слову «одно», насчитал двадцать и перешел к синонимам одной из них. Наемник его не предал, а значит… Когда Брешвиль поднялся и направился прочь от импровизированного лагеря, Теодор выждал с полминуты и поспешил следом за ним. Остановившись рядом, он очень тихо сказал: - Брешвиль, вы понимаете, что единственный шанс для меня – это напасть первым? Предупредить охрану. Я бы не хотел, чтобы вы пострадали. Вы согласитесь остаться в стороне? Возможно у кого-то получается говорить извиняющимся тоном и звучать при этом независимо, но Теодор к таким не относился. Его вопрос прозвучал почти умоляюще.
Матье де Брешвиль: - Зачем вы говорите мне это, де Ронэ? Теперь у нас в запасе целая ночь на то, чтобы прикончить вас, а потом без помех заработать свои деньги. «У нас» было обозначено довольно безжалостно по отношению к Теодору, очень многим рисковавшему в данный момент. - И что теперь? Кинжал у вас собой? Мне повернуться спиной, чтобы вам было сподручнее? Де Брешвиль действительно отвернулся от бретера и принялся оправляться.
Теодор де Ронэ: Теодор пожал плечами. Сейчас, в слабом свете луны, он выглядел уже отнюдь не так беспечно, как в «Завоевателе» несколькими часами ранее. - У меня нет привычки убивать друзей, Брешвиль. И вообще убивать без причины. На самом деле бретер почти не опасался, что наемник его выдаст. «Почти» при подобных обстоятельствах это, конечно, очень много, но поступить иначе он не мог.
Матье де Брешвиль: Убедившись, что де Ронэ не спешит его прирезать, Матье, не оборачиваясь, глухо добавил: - Я ни черта не понимаю, по правде говоря. Если вы не искали работы, что делали в «Завоевателе»? Если знали, что на ножах со швейцарцами, зачем пришли к Большой Башне? Откуда у вас уверенность, что охрана окажется в числе ваших союзников? Даже если вы предадите нас завтра поутру… А главное, где во всем этом плане звонкие монеты? Где они? Зачем жить, если жить не на что? Злой смешок коротко оборвался в тишине. Вопрос о деньгах малость подпортил высокий трагизм момента. Но они наемники. Наемники, три тысячи чертей! Де Брешвиль решительно не был настроен убивать кого-либо бесплатно.
Теодор де Ронэ: Во взгляде, который Теодор устремил на наемника, теперь можно было прочить что-то вроде надежды. Когда человек объясняет вам, что вы дурак, это, как правило, означает, что он не собирается вас убивать. Парадоксальным образом вместе с надеждой пришла неуверенность. Не слишком ли часто он ошибается в последнее время? - У этих людей уже пять дней как есть повод меня убить. До сих пор они этого не сделали. Я, признаться, полагал, что этот вопрос решен. – Молодой человек снова пожал плечами. – Но да, я даже сейчас не знаю, правы ли вы. Почти уверен, вспоминая, как они на нас смотрели. Но только почти. И не думайте, что меня это не беспокоит. Ни о деньгах, ни о материях более тонких не было сказано ни слова. У наемных убийц редко бывают принципы, да бретер и не думал он о себе, как о человеке, обремененном излишком совести. Но тем не менее на некоторые вещи он был не способен. Иначе этого разговора бы просто не было. Сзади донесся какой-то шорох. Молодые люди разом обернулись и несколько мгновений напряженно вглядывались в темноту. Затем Теодор снял руку с эфеса своей шпаги. - Я могу остаться вам должен эти девять пистолей. Но у меня нет уверенности, что меня не убьют раньше, чем я смогу вам их вернуть.
Матье де Брешвиль: - Очень удобно делать долги, не собираясь их отдавать, - не удержался от беззлобной насмешки де Брешвиль. - Послушайте, что я вам скажу, де Ронэ… Небо над горизонтом расчертила коротким сполохом падающая с небесного купола бродячая звезда. Говорят, надо успеть загадать желание. Матье конечно же не успел, он осмысливал сказанное бретером. Из своего пусть даже краткого общения со швейцарцами шевалье узнал, что все они родственники. И тот, кого де Ронэ вывел из строя, приходился кому-то родным братом, а кому-то кузеном. Если б кто-то наколол его брата на острие шпаги, де Брешвиль прикончил бы этого наглеца без малейших колебаний. Почему остальные должны поступать иначе? И все же об этом своем знании он не стал рассказывать Теодору. - Почему бы нам, для начала, не сделать то, за что нам платят? Уверен, остальные рассуждают так же. Затем, если, - Матье оставил это «если» в пользу тех четверых. Что бы там ни было, они с де Ронэ не станут начинать резню первыми. Только в этом случае можно будет все еще потребовать с нанимателя деньги. - Если швейцарцы вздумают сводить с вами счеты, то их, - всего, - четверо, а нас, - целых, - двое. К тому же я дал им понять, что ваша судьба меня не интересует. Солгал, ну что поделаешь… А потом побеседуем с тем типом, что привел нас сюда. Скажем, что если он хочет получить карету, то она все еще стоит пять десятков ливров. И это – на двоих.
Теодор де Ронэ: Ронэ тихонько присвистнул. Такой поворот дела совершенно не приходил ему в голову. Самое большее, на что он надеялся, это на то, что Брешвиль согласится не мешать. - Вы дьявольски великодушны, - на мгновение у него мелькнула мысль о возможном предательстве, но он тут же ее отбросил. - Разумеется, я согласен. Но почему вы это делаете? Бретер подозревал, что знает ответ на этот вопрос. И дело было не в деньгах. Иначе наемник не предложил бы делить поровну.
Матье де Брешвиль: Матье ответил не сразу. Он просто не знал, что говорить. Сказать правду? Глупость, прямо признание какое-то в любви выходит, ночью и под звездами. Отшутиться? Даже в этом ему не тягаться с острым на язык бретером. - Потому что мы успели измараться в одном и том же мерде, де Ронэ. Это просто удивительно сближает людей, - хмыкнул де Брешвиль. – К тому же эти швейцарцы… все они гугеноты. Терпеть не могу гугенотов!
Теодор де Ронэ: Теперь уже нечего было ответить Теодору. Наверное надо было сказать «спасибо». Но слова признательности были слишком легкими, слишком простыми. Такой долг возвращают не словами. Любые изъявления благодарности, пусть даже самой искренней, прозвучали бы нелепо. Но ведь не зря он же последние полчаса перебирал рифмы! - Не стану сотворять кумир И воздержусь от славословий. Пойду дерьмовый этот мир Немного сделаю дерьмовей. Дружески хлопнув наемника по плечу, он углубился в рощицу. Когда он вернулся в лагерь, прочие уже улеглись. Примостившись в том же сыром углу, Теодор откинул назад голову, упираясь затылком в холодный камень, и поднял глаза к усыпанному звездами небу, словно собираясь прободрствовать всю ночь. Молодость, впрочем, позволяет спать даже в самом неудобном положении, и когда начало светать, на его лице нельзя было различить ни малейшего признака усталости. Швейцарцы, собравшись в тесную кучку, негромко переговаривались на своем странном наречии, заряжали пистолеты и застегивали перевязи с длинными клинками, словно бы выросшими за ночь из их заплечных мешков. Найдя взглядом Брешвиля, Ронэ несколько мгновений смотрел на него с ничего не выражающим лицом, а затем занялся своим оружием.
Матье де Брешвиль: Конец ночи выдался сырым и промозглым, а перед рассветом и вовсе выпала обильная роса, так что неудивительно было, что больше всего возни у наемников было именно с пистолетами. Как раз в такую погоду и глазом моргнуть не успеешь, а порох успел отсыреть, и смертоносное оружие превратилось в бесполезный кусок железа и дерева. - Кто из вас считает себя метким стрелком и хочет заработать еще полпистоля сверх договоренного? – наперекор сырости, решил проявить неожиданную щедрость «капитан». - Вам нужно два метких стрелка, сударь, - позволил себе уточнить де Брешвиль, привычно проверяя, хорошо ли заточен кремень на курках. – Для кучера и форейтора, не так ли? Не смотря на общепринятое заблуждение на счет того, что лошади понесут, лишившись верной руки возницы, люди, хотя бы раз наблюдавшие подобное на практике, знали, что на самом деле лошади, особенно если их в упряжке больше двух, предпочтут не бежать, а остановиться. - Верно, - согласился клеврет нанимателя. - В таком случае, один у вас уже есть, - заверил Матье. На вторые полпистоля позарился один из швейцарцев. Видимо, самый меткий из братьев. Что ж, теперь де Брешвиль знал, кого ему стоит пристрелить в первую очередь, если родственники этого парня и правда решат устроить расправу над бретером. Лицо самого де Ронэ тем временем напоминало по выразительности обложку книги, что он читал в «Завоевателе». Так что шевалье в какой-то момент даже показалось, что вчерашнее «У меня нет привычки убивать друзей» ему просто приснилось. Ладно, скоро все разрешится. Так или иначе. Капитан повел их к дороге, к тому ее месту, где начинался подъем, а значит, таинственная, и такая ценная для нанимателя карета, наверняка, поедет медленнее. И сразу стало ясно, отчего они пришли на место засады пешком. Тут и людям-то не особо было, где спрятаться. А уж лошадей бы охрана увидела издалека.
Теодор де Ронэ: Дорога лежала через поля, но на холме, избранном «капитаном» для нападения, росли с одной стороны чахлые кусты, а с другой – небольшая купа деревьев. - Трое туда, остальные остаются со мной здесь. – «Капитан» хлопнул ладонью по мокрому стволу вяза. – Когда первая лошадь подъедет к во-он тому валуну, начинаем стрелять. На нашей совести те, что спереди. Ронэ, остававшийся все это время в некотором отдалении от остальных, молча взглянул на Брешвиля. Следует ли им оставаться вместе, или разойтись? Молодой бретер не знал и готов был положиться на более опытного в таких делах друга.
Матье де Брешвиль: Опытный друг со своей стороны полагал, что «кто где» – сейчас совершенно неважно, но для себя выбрал кусты, подальше от «капитана». Который был в глазах Матье самой темной лошадкой их приключения. А мысль о том, что стесненный в средствах наниматель вполне может как-то попытаться избежать расплаты, однажды возникнув, уже не покидала голову де Брешвиля. После неизбежной короткой суеты каждый облюбовал себе место для засады, а затем все стихло. Люди застыли, выжидая. Для подобной тишины и неподвижности были вполне объяснимые причины. Даже случайный звук или некстати вспорхнувшая с куста плаха может выдать их местоположение раньше времени. А охранники, сопровождающие карету, вряд ли настолько глупы и беспечны, чтобы вовсе не глядеть по сторонам и не обращать внимания на знаки свыше, что посылает им Провидение. Так прошло не менее получаса. Время тянулось медленно, и де Брешвиль просто физически чувствовал, как отсыревает порох в пистолете. Черт возьми, где же носит обещанную добычу? Просто чудесно будет, если жертвы поедут другой дорогой. Или вовсе никуда не поедут. Такое случалось… Но к счастью, не на этот раз. С холма было неплохо видно низменность, тянущуюся до самого Кана, и далекие пятна болот, заросших бурым камышом. Видно с него стало и всадников, окруживших карету. Окруживших, впрочем, казалось не совсем верным определением. Двое ехали спереди, двое прикрывали дверцы, а последние двое – тылы. Все как обычно. Большой дорожный экипаж тащила четверка лошадей, форейтор, как водится, сидел верхом на первой лошади и правил передней парой, кучер на козлах занимался коренными. Матье загодя договорился со швейцарцем, что кучер на его совести. Едва процессия поравнялась с указанным «капитаном» валуном, де Брешвиль просто поднялся во весь рост, и прицелился, для верности поддерживая правую руку левой. Его видно? Да бога ради! Отвлекутся на него, не заметят тех, что нападут с другой стороны дороги. Среди охранников случилось мгновенное замешательство, но сделать они ничего не успели, грохнул выстрел, кучер схватился за грудь и завалился на бок, сам Матье, заработав свои полпистоля, стремительно рухнул на землю, резонно предполагая, что в отместку в него сейчас пальнут все, кто успел дотянуться до пистолетов. Кто-то из охранников оказался таки и быстр и меток, шляпа де Брешвиля, сбитая пулей, отлетела куда-то ему за спину. И тут же начали стрелять швейцарцы. А затем отважно ринулись к карете, добивать тех, кого пощадили пули. Шевалье не спешил за ратной славой, он предпочел перезарядить пистолет.
Теодор де Ронэ: Кода Брешвиль поднялся, Ронэ чуть не ахнул вслух, но все произошло слишком быстро. Загремели выстрелы, швейцарец рядом с ним, уже рванувшийся вперед, покатился по молодой, едва пробившейся сквозь весеннюю распутицу траве, и бретер, бросаясь к карете, еще успел подумать: «Одним меньше». Считал ли «капитан» считал выстрелы? Неважно, у него было наготове объяснение. Но кто знает, возможно задавать вопросы или отвечать на них будет некому. С их стороны кареты невредимыми осталось двое охранников, и они со вторым швейцарцем не сговариваясь метнулись каждый к своему. Опыта в схватке с конным противником у бретера было немного, но, как оказалось, достаточно. Пронзив для верности горло вывалившемуся из седла парню, он обернулся. В тот же миг шпага его соратника отлетела в сторону, противник занес палаш для решающего удара, и Ронэ выстрелил, не успев задуматься. Homo proponit, sed Deus disponit. На таком расстоянии он не промахнулся. Из-за кареты вынырнули двое других швейцарцев, приостановились, оценивая обстановку, и самый младший из них победно вскинул к небесам разряженный пистолет. Второй поспешил к раненому. Третий, подобрав свою шпагу, присоединился к ним.
Матье де Брешвиль: Матье не сразу последовал за швейцарцами. Сначала он подобрал свою шляпу, а потом на мгновение задержался подле лошади, в стремени которой застряла нога мертвеца. Освободив испуганно всхрапывающую кобылу от присутствия покойника, которых, надо сказать, лошади (как и любые животные) не любили, он взял ее под уздцы и повел за собой. - Лошадей ловите, пока не разбежались, - посоветовал де Брешвиль все еще опьяненным боем товарищам. Карета, - заказанный нанимателем трофей, - слегка накренившись, стояла на дороге. И в ней не наблюдалось никаких внешних признаков человеческого присутствия. Кожаные шторки на окнах были наглухо опущены, и изнутри не доносилось ни звука. Молодому человеку пришлось напомнить себе, что деньги им платят не только за ловкость в бою, но и за отсутствие неуместного любопытства. Многие знания – многие печали. Но в любом случае эту добычу им придется сопроводить туда, куда укажет «капитан». И верхом это делать сподручнее. - Как он? – шевалье кивнул на раненого. - Пустяки, царапина, - отозвался тот самолично. – Ногу пулей задело. - Он прав, - мужчина не участвовавший в бою, оставил свой наблюдательный пункт за деревьями и приблизился к наемникам. – Ловите лошадей, и убираемся отсюда. - Нам было обещано то, что мы снимем с трупов, - напомнил один из швейцарцев. - Хорошо, - поколебавшись, разрешил «капитан». - Но только быстро. И направился к дверце кареты. «Пошел принимать работу», - усмехнулся Матье.
Теодор де Ронэ: Теодор с усилием отвел взгляд от четверых швейцарцев и перевел его на лошадей. Поймав двух, он подвел их к оставшемуся на обочине раненому. Тот намотал поводья на руку так же молча, как они были ему вручены, и молодой человек поспешил к заколотому им парню, с которого один из швейцарцев уже стаскивал колет. Хмурясь, бретер шагнул ко второму, но там уже оказался другой, широко ухмыльнувшийся ему в лицо. - Не кажется ли вам, что это моя добыча? – с преувеличенной любезностью спросил Теодор, как бы невзначай опуская руку на рукоять второго из своих пистолетов. Едва уловимое движение с обочины, и бретер кошкой метнулся в сторону. Грохот выстрела почти слился со щелчком осечки. Выстрелив в лицо ближайшему швейцарцу, Теодор отшвырнул бесполезный уже пистолет и выхватил шпагу. Двое, не считая раненого. Оба, также обнажив клинки, бросились к нему. Раненый лихорадочно перезаряжал свои пистолеты. Тот, кого, как выяснилось, бретер спас только для того, чтобы убить, валялся на земле с пробитой головой. Парируя первый выпад, Теодор ощутил в левой руке ту характерную боль, которая сообщила бы ему, что пуле швейцарца все же удалось его задеть, даже если бы на рукаве куртки не возникло багровое пятно.
Матье де Брешвиль: Одному из противников не посчастливилось даже добежать до Теодора. Это спохватился де Брешвиль, который, занятый наблюдением за «капитаном» и охваченный естественным желанием хотя бы краем глаза увидеть то, что скрывает драгоценная карета, прозевал начало потасовки. Он в общем начал надеяться на лучший исход еще в тот момент, когда де Ронэ привел раненому лошадь. Людям, побывавшим в совместной переделке, свойственно менять мнение друг о друге в лучшую сторону. Увы, как только что выяснилось, на этот раз чуда примирения между наемниками и бретером не произошло. Так что самое время было исполнять свое обещание, данное в ночи. Второй из пистолетов шевалье, тот, что он заряжал еще утром, готовясь отправляться в засаду, вполне закономерно дал осечку: искра с кресала влетела в отсыревший порох, зашипела и потухла. Матье недовольно пожал плечами, - он ожидал чего-то подобного, - и попросту швырнул пистолет в сидящего на земле швейцарца. Тот рефлекторно закрылся рукой, и этого короткого замешательства хватило Матье, чтобы выхватить шпагу. Убивать бедолагу, о здоровье которого участливо справлялся буквально минуту назад, было неприятно, но оставлять его в живых, значило потом полжизни прожить с опаской, что в спину тебе в самый неожиданный момент вонзится кинжал. … Человек у кареты смотрел на разворачивающуюся на его глазах бойню с несвойственным его возрасту изумлением. Такого поворота дел он явно не ожидал.
Теодор де Ронэ: В схватке один на один у швейцарца не было шансов, и тот, кажется, сам это понял, бросил затравленный взгляд в сторону и мгновением позже повалился с добрым футом стали в груди. Теодор выдернул шпагу и отсалютовал ею Брешвилю. - Быстрая работа, дьявольски быстрая. Обретший наконец дар речи «капитан» шагнул к двум молодым людям, опустив руку на эфес шпаги, но не спеша вынимать ее из ножен. - Что, черт побери, это значит? – требовательным тоном произнес он. - Всего-навсего то, что положенную награду мы будем делить на двоих, а не на шестерых, - Теодор присел, вытирая клинок об одежду ближайшего мертвеца. В этот самый момент кожаная шторка, прикрывающая окошко кареты, приподнялась, и в образовавшуюся щель просунулась тонкая женская ручка, в которой дрожал непомерно большой для нее пистолет. Еще один выстрел огласил окрестности, распугивая только-только вернувшихся на ветки вязов грачей.
Матье де Брешвиль: Де Брешвиль тихо выругался и, второй уже раз за сегодняшнее утро, отправился подбирать с земли сбитую пулей шляпу. А «капитан», наоборот, коршуном кинулся обратно к карете, забыв про начинающиеся торги. Послышался сдавленный вскрик, и шторка стремительно опустилась. - Хорошо, - отрывисто бросил мужчина, оборачиваясь к наемникам. - Вы получите все, что причиталось шестерым. Но не раньше, чем доставите карету туда, куда я вам укажу. Там и рассчитаемся. «Женщина, - думал разочарованный Матье. – Всего лишь женщина. Дюжина трупов, и все потому, что какая-то красотка неосмотрительно отвергла поклонника, а тот оказался злопамятным. О времена, о нравы!» - Вы сами сядете на козлы, сударь? – спросил он «капитана». – Или предпочитаете седло форейтора? Шевалье бросил обеспокоенный взгляд на руку приятеля. И задумчиво добавил: - А дама в карете по дороге перевяжет месье де Ронэ. Судя по мгновенно окаменевшему лицу собеседника, это было не самое удачное предложение.
Теодор де Ронэ: Еще вчера Теодор наверное не сумел бы удержаться от какого-нибудь неосмотрительного высказывания или поступка. Если бы «капитан» не отвернулся в этот самый момент к карете, вряд ли он не заметил бы по лицу молодого человека, сколь неприятно вид дамы поразил его. Но к тому моменту, когда их нынешний начальник несколькими словами завершил не успевший начаться торг, бретер успел справиться с собой и отрицательно качнул головой в ответ на предложение друга. - Если этим займется дама, я останусь без руки. Выбрав того из покойников, который показался ему почище, он расстегнул на нем колет и, вытащив нож, принялся кромсать его рубашку. Шевалье де Ронэ не был рыцарем, но годы обучения в семинарии, видимо, все же наложили на него какой-то отпечаток, потому что сам не отдавая себе в этом отчет, он не способен был переступить через некую черту. Если человек способен держать в руках оружие, он должен уметь себя защищать. Но те, кто этого сделать не способен… То, что дама в карете как раз смогла поднять пистолет, не имело никакого значения. Молодой человек чувствовал себя так, словно с ног до головы вывалялся в том самом дерьме, с которого началось это приключение. Тут его посетило смутное подозрение, что друг может посмотреть на вещи иначе. В конце концов, золотыми горами обычно владеют драконы, а не похищенные ими девы. - Брешвиль, - попросил он, снимая с пояса флягу, - вы не окажете мне любезность… Не дожидаясь ответа, он поспешил навстречу наемнику. - Вот там, кажется, есть местечко посуше, где можно присесть.
Матье де Брешвиль: По недовольству, промелькнувшему во взгляде «капитана» ясно было, что он считает возню с раной бретера неуместной и несвоевременной. «Вот ублюдки. Мало того, что перебили друг друга, так один еще и умудрился некстати подставиться под пулю. Эдак мы никогда не уберемся с этой дороги!» Однако демонстрировать свое раздражение слишком очевидно мужчина не стал. Чтобы чем-то занять себя, он принялся стаскивать с козел труп кучера. - Царапина, - между тем поставил свой диагноз де Брешвиль, который успел осторожно снять с раненого куртку, обрезать окровавленный рукав рубахи и щедро полить рану содержимым фляги, переданной ему Теодором. – Вашей руке повезло куда больше, чем моей шляпе, пула пришла вскользь… Что опять не так, де Ронэ? – спросил он тихо, не забывая как следует затянуть повязку чуть выше локтя бретера. На выразительном лице друга можно было порой читать, как по книге, только Матье еще не успел до конца выучить тот язык, которым эта книга была написана. Одно было совершенно ясно: боль, что причиняет молодому человеку его рана, тут совершенно не причем.
Теодор де Ронэ: В отличие от Брешвиля, Теодор крайне редко находил нужным соотносить свои прихоти с желаниями ближнего. До сих пор он действовал один, привык полагаться только на себя, а если это кому-то не нравится, сталь разрешает любые споры. Но наемник стал его другом, спас ему жизнь, помог – и очень ясно высказал свои предпочтения. – Похищение женщины – грязное дело, Брешвиль, – еле слышно произнес молодой человек. Боль не давала ему возможности выстроить в стройную цепочку собранные наскоро доводы, мысли путались, и, будь у него под рукой заряженный пистолет, он, может, и попросту пристрелил бы «капитана», который единственный знал, куда лежит путь. – Если бы я догадывался тогда, что нам предстоит… но не суть важно. Я обязан вам жизнью, но… – Он на мгновение отвел взгляд, затем решительно вскинул голову: – То, что мы делаем, недостойно дворянина. Бесчестно. Если вы не готовы помочь мне вернуть эту женщину ее семье, оставайтесь в стороне.
Матье де Брешвиль: - Почему вы все время двигаете меня, де Ронэ? – Внезапно разозлился Матье. Внешне это почти никак не выразилось, только светло-голубые глаза его сделались темнее, словно в них отразилось внезапно свинцовое грозовое небо. Да и рану товарища молодой наемник прижал может быть чуть сильнее, чем следовало по канонам врачевания. – Я, к вашему сведению, не табурет. То, что здесь происходит, такое же мое дело, как и ваше. И быть может даже больше мое, чем ваше. Брешвиль, не вмешивайтесь, Брешвиль, оставайтесь в стороне. Почему вы полагаете, что ваши принципы превыше данного мной нанимателю обещания служить ему, а мои ничего не значат вовсе? Я дал слово. Понятно вам? – повторил он, старательно разделяя слова. – И я не позволю вам ославить меня, как человека, слово которого – пустой звук. «Капитан» тем временем взобрался на козлы и тяжелым взглядом обвел «поле битвы». Созерцание в беспорядке разбросанных вокруг кареты мертвых тел навело его на неожиданные размышления. Поначалу мужчина пришел в ярость, увидев, что наемники, вместо того, чтобы закончить работу, взялись сводить счеты друг с другом. Но так ли его господину нужны наемники, коли дело уже сделано? Теперь куда разумнее вовсе избавиться от свидетелей. Будь солдат удачи все еще шестеро, ни «капитан», ни его наниматель не рискнули бы напасть на них. Но этих висельников осталось всего двое, один их них ранен, а за поясом у сидящего на козлах человека ждали своего часа два пистолета. Еще ни разу не пущенных им в ход.
Теодор де Ронэ: В другое время бретер несомненно по достоинству оценил бы сравнение с табуретом. Но веселые морщинки в уголках его глаз мгновенно исчезли, сменившись гримасой боли. - Какие к дьяволу принципы?! – Теодор опасно сощурился. – Мы дворяне, Брешвиль. Не какие-нибудь ландскнехты. Нам сказали, что дело будет незаконное, но не сказали, что оно будет бесчестное. О каком слове тут может быть речь? Если вы с этим не согласны, нас остается только скрестить шпаги. Утвердившийся в своем решении «капитан» отвернулся от обоих и потянул из-за пояса пистолеты, прикрывая их своим телом от двух будущих жертве. Если взвести курки медленно, эти головорезы ничего не услышат.
Матье де Брешвиль: - А как же ваше: «Я не убиваю друзей, Брешвиль», - не сдержавшись, напомнил бретеру наемник. – Ладно, черт с вами, может, мне просто послышалось. Шпаги, так шпаги. Потерпите немного, я уже заканчиваю. Рваное полотно, не так давно бывшее рубахой (владельцу она уже и больше не понадобится), туго легло последним витком на руку де Ронэ. И Матье, встряхнув флягу и убедившись, что что-то еще осталось там на дне, протянул эту флягу Теодору. - Допивайте и начинайте резать всех, кто в чем-то не согласен с вами. Де Ронэ был неисправим. Де Брешвилю это даже в чем-то нравилось. Хоть и оборачивалось все скверно в конечном итоге. Будь бретер не таким хорошим фехтовальщиком, Матье мог бы рассчитывать аккуратно ранить его еще разок так, чтобы рифмоплет какое-то время просто не мешался под ногами. Но зная, с кем он имеет дело, шевалье понимал: в грядущем бою ему будет не до точного расчета.
Теодор де Ронэ: Теодор хмыкнул. - С чего вы взяли, что я собираюсь вас убивать? - насмешливо полюбопытствовал он. – Смею надеяться, я еще не разучился попадать туда, куда хочу. Когда фехтую левой. Про рану над локтем он забывал при этом совершенно искреннее, но даже если бы он о ней помнил, он сказал бы то же самое. Не потому, что всегда надлежит казаться уверенным в себе, но просто потому, что до сих пор у него были все основания к самоуверенности. - Из вас вышел бы замечательный лекарь, - отхлебнув глоток из фляги, он протянул ее Брешвилю. – Постарайтесь оставить что-нибудь, чтобы я мог перевязать вас в свою очередь. Взгляд он при этом все-таки отвел и только поэтому невольно покосился в сторону кареты. В следующее мгновение он рванул наемника за руку, и оба покатились по склону холма. Грохнул выстрел, за ним последовал негромкий щелчок. На ходу выхватывая оружие, бретер бросился к «капитану». Шпаги скрестились. - Черт не может обойтись дюжиной? - легкомысленно заметил Теодор, и его клинок, отбив выпад «капитана», скользнул вперед, протыкая тому бедро. - У гугенотов есть заупокойные молитвы?
Матье де Брешвиль: На этот раз самоуверенность подвела де Ронэ. Потому что крайне неосмотрительно было оставлять у себя за спиной человека, которому только что предложил скрестить клинки. Предварительно упрекнув в пренебрежении к законам дворянской чести. В тот момент, когда раненый «капитан» вполне закономерно готовился к смерти, в спину бретера аккурат между лопаток уперлась дага де Брешвиля. - Опустите шпагу, де Ронэ, - сухо предложил Матье. Снисходительная язвительность Теодора наконец-то пробила брешь в долготерпении наемника. Настолько ощутимую, что шевалье предпочел не обращать внимания на мысль, что де Ронэ, возможно, только что спас ему жизнь. Загнать в навозную кучу, втянуть в неприятности и прогнать по всем кругам ада – да, в это можно поверить. Но спасти жизнь - нет, это не про его нового знакомца. – Иначе клянусь вам, один добрый католик отправится показывать душам гугенотов кратчайший путь в чистилище... У вас есть время объясниться, сударь, - через плечо бретера предложил де Брешвиль бледному от боли мужчине. - Но его не так уж много. Я, признаться, ожидал от вас серебра, а не свинца. Мы где-то поняли друг друга неверно?
Теодор де Ронэ: Сначала казалось, что Теодор все же нанесет удар, но затем кончик клинка устремился к земле. - Он, верно, понял, что в одиночку вы со мной не справитесь, и хотел помочь. Лицо «капитана» стало таким, что только слепой не смог бы прочесть по нему его мысли. Бретер усмехнулся: - Вам надо было только подождать, не так ли? Что же это за дело такое, что после него не должно оставаться свидетелей? Капитан облизнул губы. - Вы с ума сошли! - запротестовал он. Оценив расстановку сил, он, по-видимому, пришел к выводу, что его жизнь зависела от наемника в куда большей степени, чем от бретера. И обратился к первому: - Все было честно, пока этот ваш - не знаю, кто он вам - не устроил невесть что. - Мне следовало позволить себя убить? Упершееся в спину лезвие заставило бы замолчать почти любого, но бретер был почти уверен или хотел верить в то, что дворянин все же не заколет его – так.
Матье де Брешвиль: - Я тоже не знаю, кто он мне, - согласился де Брешвиль, проигнорировав комментарии де Ронэ. Потому что воспринимать остроты бретера всерьез, значило, злиться. А злиться, значило, ошибаться. Ошибиться Матье не хотелось. Это был уже даже не вопрос денег. – Да это и не важно. Помните, я обещал вам, что не стану ни о чем спрашивать, если наниматель честно расплатится с нами. Условия поменялись, и не по моей вине. Поменялась и цена. Если хотите остаться в живых, расскажите мне, кто эта женщина, и зачем она вам. Иначе я с удовольствием оставляю вас в обществе этого господина, - шевалье многозначительным взглядом указал на бретера. - И уезжаю. С каретой вместе. - Он не даст вам уехать, - криво усмехнулся «капитан». Сказанное наемником не предполагало дружеских отношений между двумя головорезами, и оказавшийся между двух огней пленник сделал попытку обзавестись в лице де Брешвиля союзником. - Вы так думаете? Или он так думает? - безмятежно поинтересовался Матье. – Но с чего вы взяли, что я оставлю вас тут живыми? - А если я расскажу вам? - То я даю вам слово, что сохраню вам жизнь. - А этот? – «капитан» настороженно глянул на бретера. - Ах, да… Этот… Проклятье. Подскажите, де Ронэ, как бы вы поступили в сложившейся ситуации?
Теодор де Ронэ: Если от этого диалога бретеру стало не по себе, он сумел неплохо это скрыть: - Если бы я был вами, Брешвиль, или этим мерзавцем? Вы слишком легко раздаете обещания всякой швали. Я бы убил его и отвез женщину назад. Или вас интересует мое мнение о моей судьбе? Тут он на мгновение замолчал. В кои-то веки не подбирая рифму, а действительно думая. - Наш спор мы всегда можем разрешить честно. А этот… вы думаете, что господин окажется щепетильнее слуги? Бледнея на глазах, капитан прижал руку к алому пятну, расплывающемуся у него на штанах. - Я все скажу, - решился он, снова переводя взгляд на Брешвиля. – Под ваше слово. Эта женщина – мещанка. Дочь какого-то купчишки. Мой господин хотел жениться на ней. Но для ее отца он оказался недостаточно знатен. Он безумно влюблен в нее. И если вы отвезете ее к нему, он заплатит вам, что обещал. Даже больше. - Мещанка, - разочарованно протянул Теодор. – Какого дьявола, Брешвиль, не будем же мы драться из-за мещанки? Давайте, я убью его. У нас будет другой повод.
Матье де Брешвиль: - Какая романтичная история, - усмехнулся Матье. Подумать только, он сбежал из дома, стоило отцу заикнуться о возможности брака сыновей с простолюдинками, а кто-то ради подобного брака готов обратиться к помощи наемников. - Берите любую лошадь, - предложил он «капитану», вновь игнорируя вызывающую шутку бретера. – И уезжайте. Пока можете. Шпага де Ронэ оставляла в людях чертовски неприятные дырки, и де Брешвиль не исключал возможности того, что раненый свалится с ног раньше, чем заберется в седло. Или вывалится из седла по дороге в Кан. Но тут он уже ничем не мог ему помочь. - Я подумаю. На счет вашего господина и его… - Это неправда, - перебил шевалье дрожащий от волнения голос. Они стояли в двух шагах от кареты, совершенно выпустив из виду, что внутри прекрасно слышен весь разговор. – Месье д’Анисси ничуть меня не любит. И я его не люблю. Шторка на окне кареты вновь поднялась, на этот раз даже выше, чем во время выстрела. И миловидная светловолосая девушка, пронзительно бледная от собственной решительности, - ведь она осмелилась заговорить с бандитами, - обратилась к молодым людям со своей версией истории этого похищения. - Барон хочет наложить лапу на приданое, что дает за мной отец. Только и всего. А у меня… у меня есть другой жених. «Которого я тоже не люблю», - едва не посетовала бедная невеста, но вовремя удержалась от подобного рода откровенности. - Мои соболезнования, сударыня, - посочувствовал даме де Брешвиль. «Капитан» все же сумел взобраться в седло и пришпорить лошадь, так что дага Матье, оставив спину Теодора в покое, вернулась за пояс наемника. - Значит так, де Ронэ, я забираю лошадей и пистолеты, вы сопровождаете будущую новобрачную к ее семье и должны мне девять ливров. Видите, вы тоже иногда легко раздаете обещания всякой швали.
Теодор де Ронэ: – Вы дьявольски великодушны. – Ронэ и сам не смог бы сказать, чего в его ответе было больше: сарказма или недоумения. Слова наемника могли быть только насмешкой: вам – никому не нужная женщина, мне – добыча. Но то, как это было сказано… Бретер вытер клинок и вернул его в ножны с неожиданно задумчивым выражением лица. Если бы ни уважение, которое он невольно испытывал к Брешвилю… Если бы не ночной разговор… Не те несколько мгновений на размышление, пока «капитан» взбирался в седло… И, может быть, если бы не рана, уравнявшая их шансы… Это был друг. А теперь уже не был. Эпизод завершен. Продолжение следует
полная версия страницы