Форум » Предыстория » История одного похищения, часть I. Апрель 1622 года, Кан » Ответить
История одного похищения, часть I. Апрель 1622 года, Кан
Матье де Брешвиль: Раз сделать глупость — не беда. Беда — хотеть её исправить. И глупость первую оставить Нам безопаснее всегда. (с) Лопе де Вега
Ответов - 28, стр:
1 2 All
Матье де Брешвиль: Весна 1622 года выдалась робкой и поздней, покуда шевалье де Брешвиль пересекал Европу от Оппельна до Меца, он постоянно застревал то в снегу, то в слякоти. В Реймсе шел дождь со снегом, в Руане просто дождь, и только в окрестностях Кана под копытами коня зазеленела первая трава, а сквозь свинцовые тучи, скучившиеся над Ла Маншем, «блудному сыну» Нормандии скупо улыбнулось солнце отечества. Блудный сын был ровесником века, ему недавно исполнилось двадцать два, но дома, во Франции он отсутствовал почти пять лет. С того самого дня, когда наслушавшись в портовом трактире в Кане россказней стареющего, но все еще чрезвычайно самоуверенного головореза о золотых горах, что можно заработать, торгуя верной рукой и умелой шпагой, решил проверить правдивость этих историй на практике. Что ж, как говорится, опыт бесценен. Того, что Матье успел повидать за следующие пять лет, могло хватить на целую жизнь какому-нибудь тихому сельскому провинциалу. Шевалье де Брешвиль больше не считал себя провинциалом, а главное, никогда не мнил себя тихим. Разумеется, он не сделался богат, как последний царь Лидии, но продавать свое умение убивать, не будучи убитым, научился. И весьма недурно. А еще научился соизмерять свои амбиции со своими возможностями. Он выехал на побережье прямиком к Диву и не отказал себе в удовольствии немного постоять на берегу, глядя на волны и вслушиваясь в мерный рокот прибоя. Быть может на этом самом месте стоял шесть столетий назад герцог Гийом. С которым, если верить семейным записям, де Брешвили состояли в дальнем, но безусловном родстве. Стоял, размышляя о своей счастливой звезде. Прежде, чем поднять паруса и отплыть в Гастингс. И в историю. Самому Матье войти в историю явно было не суждено, но зато он превосходно умел в истории вляпываться. Вот, например, совершенно непонятно было, как сейчас показаться на глаза отцу после столь долгой и самовольной отлучки, - де Брешвиль-старший был человеком суровым и строгим. Но в любом случае не следовало ехать в замок с пустыми руками. Дабы облегчить себе ношу, а разбойникам - усложнить жизнь, всю добычу наемника шевалье еще в Баварии обменял на векселя. В Кане он планировал вновь обернуть бумаги в звонкую монету, а уж оттуда двигаться прямиком в замок. Значит, в Кан… Город ничуть не изменился за годы его отсутствия. В провинции вообще мало что меняется. Даже трактир остался стоять на том самом месте, и налетающий со стороны пролива ветер безжалостно трепал ту же самую жестяную вывеску. «Завоеватель». Как же еще называть подобного рода заведение, если не в честь самого знаменитого норманна. Моряки и наемники давно облюбовали это местечко. Ровно как и те, кто нуждался в услугах опытного лоцмана, контрабандиста или бретера. Впрочем, в «Завоевателе» можно было и просто пообедать. Чем-то подобным как раз собирался заняться де Брешвиль. Пообедать, выпить и послушать новости.
Теодор де Ронэ: В трактире было яблоку негде упасть. Народ здесь собирался особый, и хозяину, кряжистому моряку без единого волоска на покрытой шрамами голове, приходилось держать на видном месте увесистую дубинку. Хозяйки не было, но трое сыновей Бродяги Гийома не хуже отца могли погасить в зародыше любую зарождающуюся ссору. Впрочем, с местным людом никто ссориться и не стремился. Не будь сидевший на отшибе худощавый темноволосый молодой человек столь явно благородного происхождения, вряд ли ему так легко сошло бы здесь с рук его нынешнее занятие. Молодой человек читал книгу, хотя, к счастью, не вслух. На школяра или семинариста, он, впрочем, был совершенно не похож. Не только из-за черной повязки на левом глазу. Длинная боевая шпага, пистолеты за поясом, дага и колет из буйволиной кожи несомненно указывали на военного. Болтавшийся в вырезе рубахи крестик и нашитая на колет бляха с изображением Девы Марии привлекли к себе самое пристальное внимание неделей ранее, когда молодой человек в первый раз появился в «Завоевателе», но тогда он очень убедительно доказал, что, нося их в протестантском городе, он действительно знает, что делает. Маленький томик в кожаном переплете теперь скорей отпугивал, и на скамью рядом с молодым человеком никто не присаживался, несмотря на то, что свободного места в трактире было не так уж много.
Матье де Брешвиль: Свободная скамья посреди шумной тесноты показалась новому посетителю «Завоевателя» приглашением и предостережением одновременно. Если в гуще разоренного медведем малинника вы приметили нетронутый куст, усыпанный спелыми ягодами, знайте – внутри непременно окажется гнездо диких ос. Вопрос лишь в том, готовы ли вы вытерпеть укусы ради удовольствия полакомиться малиной. Де Брешвиль наградил молодого человека с книгой наперевес оценивающим взглядом серо-голубых глаз, и пришел к выводу, что подобное соседство он вполне в состоянии пережить. Дева Мария Матье не пугала. Он и сам был католиком. Правда, чрезвычайно веротерпимым. Потому что, едва дело доходило до смертоубийства, не видел ни малейшей разницы между братом по вере, гугенотом, иудеем, славянином или греком, которые вроде и христиане, а на деле сплошная тарабарщина, или последователем пророка Магомета. Книга, безусловно, выглядела страшнее, но некоторые из них и правда стоило прочесть. Но главное, шевалье де Брешвиль питал вполне объяснимую склонность к столам, стоящим на отшибе. Потому что оттуда лучше всего видно остальных посетителей трактира. И хуже всего видно тебя самого. - Надеюсь, это трактат по фехтованию, - пробормотал он, обходя де Ронэ, чтобы обустроиться на свободном месте. При этом одна длинная шпага задела другую, не менее длинную, с неожиданно звонким звуком: ножны обеих клинков оказались окованы серебром. - Привет от «Братства Святого Марка», - невольно усмехнулся молодой наемник. Оружие успело познакомиться между собой быстрее, чем это сделали его владельцы.
Теодор де Ронэ: Теодор повернул голову, едва незнакомец оказался у него за спиной, а потому не упустил ни высказанную тем надежду, ни последовавшее за ней приветствие. По достоинству оценив и то, и другое, он ответил сдержанной улыбкой: – Увы, сударь, это стихи. Одного местного дворянина. Не глядя в книгу, он процитировал: – Безжалостная смерть не знает снисхожденья, Не тронется мольбой — Она, жестокая, от воплей и моленья Слух отвращает свой. Его единственный видимый глаз встретился с серо-голубыми глазами наемника. – Шевалье де Ронэ к вашим услугам.
Матье де Брешвиль: - Шевалье де Брешвиль - к вашим. Матье опустился на скамью рядом с Теодором, и шпаги их вновь едва не соприкоснулись. На этот раз эфесами. Месье де Ронэ был левшой. Устроившись со всем доступным ему удобством, де Брешвиль оглядел чрево «Завоевателя» и тех, кто явился в порт искать службы, выпивки или, быть может, ссоры. И убедился, что многих он не знает, а прочих не помнит. Людей, в отличие от мест, годы меняют до неузнаваемости. А то и вовсе, как там сказал этот местный дворянин-поэт… «Безжалостная смерть не знает снисхожденья», едва зазевался, и сразу отпели. Неизменным остался только Бродяга Гийом, хотя сыновья его заметно постарели. - Вы умеете читать и пить вино одновременно, сударь? – поинтересовался Матье, заметив, что многие из посетителей трактира возвращают ему не особо дружелюбные взгляды. Вероятно, причиной тому место, что он занял. - Я вижу, вас тут не любят, но опасаются, - поделился он результатами своих наблюдений с молодым ценителем творчества месье де Малерба. – Давайте выпьем за то, чтобы с нами и впредь не случалось противоположного.
Теодор де Ронэ: Вместо ответа Теодор захлопнул книгу и махнул рукой пробегавшему мимо Полю, старшему сыну Гийома. - Еще одну кружку. Невесть откуда взявшийся Жан-Жак, его младший брат, без единого слова выполнил это распоряжение, и бретер налил новому знакомцу вина. Зарифмовать предложенный тем тост также не составило для молодого человека ни малейшего труда. - Любовь, месье, бывает только в сказках, – полувопросительным, полуутвердительным тоном произнес он, поднимая кружку, – а в жизни предпочтительней опаска. Говорил молодой человек негромко, а оттого никого этим стишком не ошарашил бы, даже если бы у него было такое намерение. – Напиваться здесь я вам не советую, - дружелюбно продолжил он. – Но, надеюсь, у нас еще будет случай это сделать. Тоже ищете возможности продать свой клинок?
Матье де Брешвиль: - Спасибо за предупреждение, де Ронэ, - совершенно серьезно поблагодарил Матье. – За него я готов стерпеть от вас любые вирши, кроме эпитафии. Совет был дан от души, и советующий был более чем прав. В «Завоевателе» стоило оставаться не просто трезвым, тут и глаза на затылке порой не помешали бы. - Только я в некотором роде тоже местный дворянин, - обозначил де Брешвиль свою осведомленность о местных нравах. - Просто давно не был в здешних краях. От Кана до отцовского замка чуть больше двадцати лье. Тоска по дому нахлынула внезапно, и сейчас это было довольно глупо, потому что до поседевших от времени стен Брешвильского донжона нынче не пол-Европы, а всего два дня пути. Или даже день, если не пожалеть коня. Только вот как его встретят домочадцы… Наемник с чувством отхлебнул из кружки. Вино оказалось скверным. Как и раньше. «Завоеватель» всегда славился скверным вином. Болтали, что оно скисало от обилия проклятий и богохульств, посылаемых и на сам трактир, и на головы его завсегдатаев. - Так что продать свой клинок… Наверное, нет. И… Почему бы, нет? По крайней мере прицениться никогда не помешает. У императора Фердинанда, - добавил Матье после короткого раздумья, - для хорошего солдата всегда находилась служба. А тут… Как долго вы читаете свою книгу, де Ронэ?
Теодор де Ронэ: Теодор не на шутку смутился – и за свои стихи, и за попытку рассказать человеку то, что тот знал лучше него. Внешне это проявилось только в приподнятой на миг шляпе и чуть более ироничной усмешке. - Я здесь уже неделю, - отозвался он, уже с куда большим интересом разглядывая Брешвиля. Император Фердинанд, надо же! В том, что наемник говорит правду, не было ни малейших сомнений. Может, и ему податься на чужбину? – Но кто знает, может, моя беда в том, что я плохой солдат. В чем-то это было чистой правдой. Хорошие солдаты не вызывают своих офицеров на дуэль, не предлагают своему нанимателю отправиться куда подальше и все же, как правило, не крутят любовь с матушками вышестоящих. Последнее, правда, случилось с ним лишь раз, но последствия были весьма впечатляющими. Собственно говоря, само путешествие из Рошфора в Гонфлер было вызвано именно срочной необходимостью исчезнуть как можно скорее, пока трое оскорбленных мужчин не лишили его возможности задеть кого-либо тем же образом в дальнейшем. Теодор также отхлебнул из своей кружки и привычно поморщился.
Матье де Брешвиль: - Не думаю, - коротко обронил Матье. В пользу молодого бретера свидетельствовала недавняя пустая скамья рядом с ним. О чем Брешвиль не поленился напомнить своему новому знакомому. – Вы здесь уже неделю, и до сих пор живы. Не смотря на деву Марию и вызывающие литературные пристрастия. Будь я вашим нанимателем, это послужило бы лучшей из возможных рекомендаций. Де Ронэ был ему симпатичен. Еще не до такой степени, чтобы отказаться скрестить с ним клинки, если за подобного рода опыт кто-то пожелает раскошелиться. И в то же время молодые люди были одного сословия, и нормандец не удивился бы, узнай, что они с Теодором ровесники. Молодость великодушна и непритязательна. В том числе, и в симпатиях. - Знаете что, де Ронэ. Может быть нам поискать протекции. Эй, Бродяга! Весьма неосмотрительно прозвучавшее «нам», если учесть, что не так давно шевалье собирался ехать домой и не ввязываться в авантюры. Массивная лысая голова старого моряка медленно обернулась на фамильярный оклик. То, что прозвище Гийома «Бродяга» в «Завоевателе» знали, пожалуй, все. Но вот называть его так было позволено далеко не каждому. - Не буди лихо, красавчик, - недобро ухмыльнулся трактирщик, лично снизошедший по такому случаю до визита в тот угол своего заведения, где обосновались два молодых католика. И вдруг, в какой-то неуловимо-короткий момент, ухмылка перетекла по губам Гийома из угрожающей в удивленную. – Ба! – воскликнул он, заметно впечатленный увиденным. – Да ведь это маленький Матье. Ваш батюшка, сударь, был в ярости после того, как вы уехали с Четырехпалым. Я слыхал, его прикончили где-то у немцев. - Его да, - согласился де Брешвиль. – Меня нет. Я жив-здоров. И на мели. Скажи мне, Бродяга, неужели в нашем благословенном краю нет никакой подходящей войны или резни? - Может быть, - неопределенно пообещал Гийом. – Может быть. Я велю Жан-Жаку, чтобы накормил вас обедом. Не уходите пока никуда. - Так вот, - заключил де Брешвиль, адресуясь к де Ронэ. – Без рекомендаций в наши дни даже в merde не вступишь.
Теодор де Ронэ: Молодой человек не настолько хорошо владел собой, чтобы встретить с непроницаемым лицом комплимент наемника. Или его последующий демарш. - У вас дьявольски полезные знакомства, Брешвиль, - заметил он, даже не пытаясь скрыть уважения. И также опуская уже не нужное «месье». Новый знакомец оказался не только остроумен и умен, но еще и великодушен. А Теодор уже вышел из возраста, когда дружески протянутую руку отталкивают, принимая за снисхождение. – Пожалуй, мне следует а этом месте упомянуть, что я, хоть и католик, дрался пока почти исключительно на стороне гугенотов. Правда, в их внутренних междоусобицах. Сами понимаете. Молодой человек совершенно не покривил душой. Когда, около года назад на Юге начались волнения, его тогдашний господин решил присоединиться к собратьям по вере, однако бретер не поехал бы с ним, даже если бы не успел к тому моменту оказаться в самых черных списках начальника баронской охраны. Не то, чтобы он не понимал, как можно бунтовать против своего короля, но не из-за такой же ерунды! Не имея особых на то оснований, поднимать мятеж против помазанника божьего – как-то не по-христиански.
Матье де Брешвиль: - Понимаю, - кивнул Матье. Ему уже приходилось принимать участие в религиозной войне. Но император Фердинанд, о котором наемник упоминал ранее, был истовым католиком, нетерпимым к протестантам. Подобно своему дяде Филиппу II, этот монарх любил повторять слова: «Лучше пустыня, нежели страна, населенная еретиками». Так что католик де Брешвиль резал лютеран и кальвинистов в Австрии и Чехии с чистым сердцем. Какое ему было дело до того, превратятся владение нанимателя в пустыню, или нет. Родная Нормандия – совсем другое дело. - Но мы всегда можем отказаться. Ведь так? Жан-Жак принес обещанный его отцом обед, и тот интерес, с которым сын трактирщика теперь разглядывал молодых людей, вызвал у шевалье встречный интерес. Видать, его отец и правда был в ярости, если Гийом помнит об этом даже спустя пять лет. С удовольствием пододвинув поближе блюдо со вчерашней бараниной, заново разогретой на жаровне, приободрившийся от аппетитного запаха де Брешвиль предложил Теодору разделить с ним это неожиданное везение. - Постоянно хочу есть, - посетовал он. – Вот незадача. Молодой человек был бы не на шутку оскорблен, поведай ему кто-нибудь о том, что превращение юноши в мужчину происходит не одномоментно под юбкой какой-нибудь ловкой и любвеобильной красотки, а занимает время и предполагает хороший аппетит. То есть, «непревзойденный виртуоз клинка и даги», коим мнил себя Матье, попросту «еще растет».
Теодор де Ронэ: Молодой человек не стал отказываться, тут же вытащил из-за пояса нож и присоединился к трапезе. На некоторое время за столом воцарилось молчание. Когда же от баранины остались только кости, а подливка была вся подобрана толстыми ломтями пеклеванного хлеба, заметно повеселевший Теодор разлил по кружкам остатки вина и внимательно оглядел трактир, ненадолго задерживая взгляд на каждом из новых посетителей. - Все те же рожи, - подытожил он. Входная дверь распахнулась, впуская порыв свежего ветра и целую компанию народу, явно постороннего здесь. Все они столпились на пороге, осматриваясь и обступив того, кто явно был среди них главным – по виду дворянина средних лет, чье платье отнюдь не будило в воображении золотые горы. На первый взгляд он походил на Брешвиля и самого Теодора, но рангом повыше, офицер, окруженный своими подчиненными. На второй… что-то неуловимое в нем выдавало и куда меньший военный опыт, чем у бретера и наемника, и куда большую оседлость. Верно, кто-то из местных, из тех, что исправно служат со своими людьми кому-то познатнее и чьи услуги требуются разве что при выездах из поместья в ближайший город, к друзьям и родственникам неподалеку и, может, еще для форсу. Не настолько мало народу, чтобы местной швали стоило на них нападать, но недостаточно, чтобы напрашиваться на неприятности. - Любопытно, - еле слышно проронил молодой человек, поворачиваясь к новому приятелю.
Матье де Брешвиль: - Поэт, хоть в том немного толку, был любопытным. Жил недолго… , - пробормотал де Брешвиль, явно заразившись от де Ронэ страстью к рифмам. - Его милость не ходят в такие места, как «Завоеватель», без охраны, - предположил он, кивая на суету в дверях. - А коли зашли, уж явно не потому, что горло пересохло. Не вино им нужно. Но вовсе не обязательно, что им нужны именно мы. Матье сунул за щеку последнюю хлебную корку и блаженно вытянул ноги под столом, наслаждаясь счастливым ощущением сытости. Он возлагал надежды на поручительство Бродяги, но даже в этом случае у трактирщика хватает любимчиков среди местных головорезов. Может, сегодня повезет им, может кому-то другому. Изредка поглядывая на дворянина, он пытался вспомнить, кто он такой. Но мысль, словно ловкая рыба в мутной воде, ускользала, как шевалье ни старался привести свои воспоминания в порядок. Новые гости тем временем заговорили сначала с Полем, потом к разговору присоединился его отец, а потом все они и вовсе удалились куда-то в недра «Завоевателя», туда, где располагалась пара кабинетов. Эти комнаты Гийом держал на случай, если кому-то вздумается подкрепиться или поболтать о том, о чем опасно заводить разговор при посторонних. Подхватив на дне кружки пару капель вина, суеверный де Брешвиль стряхнул их на бляху приятеля, таким нехитрым образом задабривая Святую. - На удачу, - пояснил он. Хотя вряд ли бедная Дева пришла бы в восторг от кислятины из погребов Бродяги.
Теодор де Ронэ: - Его приятель только пьяным был любопытен. Помер рано, - немедленно откликнулся Теодор. Новоприбывшие вызвали интерес не только у двух молодых людей. Четверо швейцарских наемников, появившихся в «Завоевателе» пятью днями ранее, тоже не сводили глаз со странной компании. Судя по их поведению, у них были какие-то догадки. К сожалению, между собой они говорили на своем тарабарском наречии, а потому прислушиваться смысла не было. Когда дворянин со свитой скрылся из виду, молодой бретер снова повернулся к своему новому приятелю. Даже в самой искренней дружбе всегда найдется место соперничеству. - Может, выйдем разомнемся? - Кивком головы он указал куда-то в сторону заднего двора. - К сожалению, в единственном фехтовальном зале, который я тут знаю, мне будут не рады. На самом деле трудно радоваться человеку, который не только весьма пренебрежительно отзывается о твоем умении владеть шпагой, но и может подтвердить свои слова на практике. Когда таких недовольных собирается больше полудюжины, учиться у них уже нечему.
Матье де Брешвиль: Природой определено, чтобы сытый зверь сделался добр, игрив и предпочел сон драке. Но у людей все «не как у людей». - Теперь, господин рифмоплет, я понимаю настоящую опасность ваших виршей, - усмехнулся де Брешвиль, находя чрезвычайно забавным предложение выйти поразмяться сразу же после строфы о рано усопшем приятеле. Он лениво приподнялся со скамьи, припоминая, что трактирщик велел им с де Ронэ никуда не уходить. И в этот момент мысли Матье приняли некий практичный оборот. Что бы ни было на уме у Теодора, нет лучшего способа продемонстрировать товар лицом, чем красиво и вовремя обнажить шпаги в присутствии возможного нанимателя. - Жан-Жак, - окликнул де Брешвиль старшего сына трактирщика. – Мы с месье де Ронэ идем на задний двор. Если Гийому и его гостям, - вдруг, - будет это интересно. Тот в ответ понимающе кивнул и исчез. - После вас, друг мой, - придерживая ножны шпаги, чтобы не задевать на ходу посетителей «Завоевателя», наемник галантно пропустил приятеля вперед.
Теодор де Ронэ: Если самому Теодору подобный ход мыслей был несвойственен, это не означало, что он не может оценить всю его практичность. Во взгляде, который молодой человек устремил на нового приятеля, явно проступило что-то вроде восхищения. - Пожалуй, будет лучше, если я переложу шпагу в правую руку, - предположил он, проходя через кухню. В то время, как любой левша неизбежно набирает немалый опыт фехтования с правшами, обратное отнюдь не верно. А многие учителя фехтования вообще наотрез отказываются иметь дело со столь неудобными учениками. Сейчас они не собирались ни вступать в поединок, ни даже прощупать друг друга по-настоящему, а значит, отчего бы не проявить галантность? Тем более, что для самого Теодора тоже могло быть предпочтительнее не раскрывать все карты. При их роде занятий друг мог быстро превратиться во врага. Едва ли не в первый раз в жизни бретер поймал себя на мысли о том, что именно с этим человеком он не хотел бы всерьез скрещивать клинки. - Только из уважения к вам, - пообещал он, - никаких рифм в ближайшие полчаса. Если у нас будет публика, она может их не оценить. Задний двор «Завоевателя» оказался маленьким и на редкость грязным. Вчерашние лужи, снующие туда-сюда куры и притулившаяся у забора навозная куча могли послужить идеальной иллюстрацией того, где на самом деле происходит большинство поединков. Гримаса Теодора была весьма выразительной: - Если вам вздумается меня ранить, лучше убивайте сразу. Потому что переодеваться мне не во что.
Матье де Брешвиль: - Да вы чистюля, де Ронэ, - развеселился Матье, отпихивая носком пыльного ботфорта недостаточно проворную курицу. – Декорации невзрачные, признаю. Но ожидаемые. А дерьма даже больше, чем я предполагал. Де Брешвиль бросил быстрый взгляд на небо. Природа, следуя великодушию левши Теодора, тоже решила уравнять их шансы. Солнце, коротко мелькнувшее с утра, скрылось за тучами, облегчив поединщикам выбор позиции. - Если вам вздумается меня ранить, - беззлобно передразнил нормандец своего нового знакомого. – Не тычьте в живот. Мы только что так приятно пообедали. Почему-то ему не верилось, что де Ронэ всерьез готовится его заколоть. Но… не стоило забывать про пустовавшую рядом с молодым бретером скамью. «Всего двадцать лье до дома, - вспомнилось де Брешвилю. – Тем лучше, лишний повод не обделаться на пороге». Он привычно повел плечами, проверяя, насколько свободно сидит колет, вытащил из-за пояса дагу, обнажил шпагу и расслабил руку, полагаясь на пресловутое sentiment du fer, которое в какой-то момент приходило само, принося ощущение, что клинок становится с тобой одним целым.
Теодор де Ронэ: – Грязнули не нравятся дамам. Священник из Теодора вышел бы уж точно худший чем солдат. Если не считать нескольких уроков, полученных от отца, первым его учителем был некий дон Антонио, вечно пьяный испанец, утверждавший, что он был учеником дона Луиса Пачеко де Нарваэса. Клинком он владел виртуозно в любом состоянии и не возражал, когда юный семинарист расплачивался с ним стянутой с кухни едой. Но характер у него был омерзительный, и он с чрезвычайным предубеждением относился к неистребимой предрасположенности своего ученика брать шпагу в левую руку. Поэтому, обнаружив что дон Антонио считает главным соперником испанской школы некого Сальваторе Фабриса из Дании, неблагодарный ученик заинтересовался настолько, что изыскал способ добиться урока от еще двух авиньонских мастеров фехтования и расспросить о нем. Узнанного оказалось достаточно: Фабрис преподавал в Падуе, а значит, едва покинув отчий дом, Теодор направился в Италию. До цели он добрался и даже сумел встретиться с прославленным маэстро. Только и исключительно из-за того, что, несмотря на все противодействие дона Антонио, научился фехтовать левой рукой. Что ни говори, а какому мастеру ни захочется проверить свою систему на противнике, для которого она не предназначена? По пути из Авиньона в Венето юноша успел научиться достаточно многому, чтобы за первым уроком последовал второй. А затем и снисходительный кивок одному из старших учеников - немцу, по имени Герман: мол, тебе тоже пойдет на пользу. Однако даже владея двумя школами фехтования и немалым опытом, скрещивая с кем-либо боевую шпагу трудно рассчитывать, что оба останутся невредимыми. Как это часто с ним бывало, уже впутавшись в эту затею, Теодор начал догадываться, что все может оказаться сложнее, чем он предполагал. Чуть помедля, он не только взглядом указал Брешвилю направление первого удара, но и на всякий случай сдержал руку, ограничиваясь уколом там, где по всем правилам мог бы надеяться проткнуть противника насквозь.
Матье де Брешвиль: Шевалье де Брешвиль не мог похвастаться именитыми учителями. Сначала Матье учил фехтованию дед, презирающий шпаги и исповедующий меч. Потом отец. Затем выводку мальчишек де Брешвилей наняли какого-то проходимца, потому что на что-то лучшее у отца не было денег. В Богемии с юношей практиковался Четырехпалый, потом приятели Четырехпалого. Приятели приятелей. Кто учил этих людей, и как звали их учителей, шевалье не имел ни малейшего понятия. Некоторые уроки он принимал со снисходительной усмешкой, иные – с восторгом и благодарностью. Тут же перекраивая советы мастеров клинка под собственные нужды, скорость и комплекцию. В науку постоянно вмешивались гугеноты, имеющие скверное обыкновение собираться в отряды и нападать все сразу. После этих проклятых еретиков всего один Теодор поначалу не показался Матье сложной задачкой. Он был ненамного, но ниже ростом, оставляя за де Брешвилем естественное преимущество в длине руки. Носил повязку на левом глазу, значит, с левой стороны видит хуже. Последняя гипотеза, впрочем, нуждалась в практической проверке, молодой наемник не привык доверяться первому впечатлению: слепцами и калеками ловко прикидываются не только нищие на паперти. Ах, да, его новый знакомец - чистюля. Шутки шутками, но гримаса де Ронэ при виде навозной кучи явно была искренней. И это знание тоже пригодится. Очередное великодушие Теодора оставило у Матье двойственное ощущение. Его так легко было принять за снисходительность. С другой стороны, он еще слишком плохо знал де Ронэ, чтобы с уверенностью судить о его намерениях. Сначала они немного поиграли в дестрезу и испанцев, - ты по кругу – я по кругу, - потом в «руби-коли», все это время де Брешвиль высматривал на земле подходящий для его коварного замысла комок конского навоза. Наконец он атаковал бретера по ногам, отступил, нагнулся, выпуская дагу, и с ловкостью, выдающий немалый опыт, залепил Теодору в правый глаз уже неоднократно упомянутым в их общении мердэ. И тут же де Ронэ имел удовольствие почувствовать на своей шее короткое дуновение ветра, что производит при движении клинок, прошедший слишком близко. - Я придумал вам прозвище, дэ Ронэ, - сообщил Матье, предусмотрительно отступая на безопасное расстояние. – Гомер.
Теодор де Ронэ: - Какого!.. Как Брешвиль и рассчитывал, Теодор не на шутку разозлился. Не настолько, чтобы кинуться в атаку, не разбирая дороги, но достаточно, чтобы забыть о галантности. Помянув на одном дыхании Алтарь Господень и деву Марию, он стремительно перешел к нападению, на ходу вытирая лицо рукавом. Повязка, сделанная из куска тонкой ткани, ловко раскрашенного под кожу, позволяла ему видеть почти так же хорошо, как и без нее. Но прямое попадание в глаз не способствует остроте зрения. Правда, новый приятель остался теперь без даги. Теодор не замедлил воспользоваться своим преимуществом. Почти полностью перенеся оборону на кинжал, он делал выпад за выпадом, вынуждая Брешвиля отступать, пока не загнал его в уже упомянутую навозную кучу. И следующим ударом едва не пришпилил его к забору. - Мои извинения, - выдохнул он, сочтя, что зашел слишком далеко. Убивать или ранить нового приятеля он не хотел, а если бы тот не успел в последний момент отклониться… Теодор отступил на несколько шагов. - Подберите свою дагу, а то неинтересно.
Матье де Брешвиль: - Я так и думал, - пробормотал де Брешвиль, только что едва не испытавший на собственной шкуре в самом прямом смысле этого выражения остроту зрения «великого слепца». Ровно как и остроту его шпаги. - Чертов притворщик. Что там у вас случилось с девой Марией, я не расслышал… Поход за дагой дал ему возможность перевести дух, потому что разозленный бретер изрядно его загонял. Зато теперь понятно было, с кем наемник имеет дело. И почему, черт побери, пустовала скамья. Последняя пара ударов… Это было здорово, и Матье был бы не прочь посмотреть на них еще раз. Только в более медленном исполнении и не в том случае, когда они адресованы ему лично. Ну, может, случай еще представится. Они снова встали в позицию, одновременно злые друг на друга, и довольные друг другом. Каждый в глубине души рассчитывал на более легкую победу. Или нет? Вполне могло оказаться, что самоуверенность была присуща только шевалье. Однако достойный противник – именно та пилюля, что очень быстро избавляет вас от излишнего самомнения. Куры в панике попрятались под забор, хотя курам было не привыкать к дракам, периодически случающимся на заднем дворе «Завоевателя». Хозяину трактира тоже. А вот тому, кого он привел с собой, было, на что поглазеть. «Ага, рыбка клюнула, - отметил де Брешвиль. – Подсекаем», - и пошел в атаку на де Ронэ. Рыбка действительно клюнула. - Простите, что отвлекаю вас, господа, - Бродяга покровительственно улыбнулся молодым людям, главным образом Матье, дескать, «я держу свои обещания, парень». – Но один достойный господин приглашает вас с ним выпить. Сам достойный господин предпочитал пока хранить молчание, оставляя за Гийомом право договариваться с наемниками от его имени. - Выпить? Отчего же нет. Выпить сейчас самое время, - согласился де Брешвиль, опуская шпагу и вытирая со лба крупные капли пота. – Как считаете, сударь? – Он якобы вопросительно оглянулся на Теодора, хотя ответ был очевидным.
Теодор де Ронэ: - Если бы что-то было, она была бы не дева, - отпарировал Теодор, не сводя глаз со своего нового приятеля. Минутой позже он получил возможность узнать, почему его учителя так настаивали на том, что побеждают не в фехтовальных залах и даже не на городских улицах. Здесь нужно было следить, что у тебя под ногами, в то время, как наемника это, казалось, ничуть не беспокоило. Хуже того, Теодор подозревал, что тот, даже отступая, каким-то образом загоняет его из одной лужи в другую. К счастью, на стороне молодого бретера было несомненное техническое преимущество. Раз или два у него был шанс нанести если не смертельный, то решающий удар. Шансом он не воспользоваться. И подозревал, что точно так же щадили и его самого. Уж точно тогда, когда он споткнулся об утку. Появление возможного нанимателя и его приглашение пролилось бальзамом на уязвленное самолюбие молодого человека. Он вернул шпагу и кинжал в ножны и коротко кивнул. Проходя мимо стоящей у задней двери бочки с водой, он вытащил из-за отворота рукава носовой платок, обмакнул в воду и вытер разгоряченное и грязное лицо. - Не хотел бы я драться с вами всерьез, месье ландскнехт, - шепотом сообщил он Брешвилю.
Матье де Брешвиль: - В настоящем бою я бы просто зарубил вас алебардой, месье Гомер, - с подкупающей искренностью отозвался Матье. И ничуть не покривил душой. В то же время признание Теодора было лестным и приятным молодому наемнику. Потому что де Брешвиль был готов без колебаний поклясться на Распятии в том, что он никогда еще не встречал столь превосходного фехтовальщика, как этот чистюля де Ронэ. - Когда мы закончим с этим господином, не окажите ли вы любезность показать мне ту комбинацию, которой вы приколачивали меня к забору? - минуту помедлив, попросил Матье. Просьба вроде бы обычная, если не принимать во внимание тот факт, что существуют секреты, которыми фехтовальщики просто так не делятся. По крайней мере с малознакомыми людьми. К тому же самому де Брешвилю вряд ли было, что предложить Теодору взамен. За этим разговором они добрались до обещанного угощения. И тут же выяснилось, что угощаться предстоит в компании тех самых четверых швейцарцев, что де Ронэ не так давно разглядывал в зале «Завоевателя». При появлении двух молодых людей гости из северных кантонов переглянулись, а потом дружно поморщились. Ничего личного, просто уж больно от пришедших разило навозом.
Теодор де Ронэ: В ответ на просьбу наемника бретер только кивнул и не проронил больше ни слова, пока вино не было разлито и вся компания с некоторым трудом не разместилась за стоявшим в кабинете столом. Почти вся свита возможного нанимателя осталась за дверью, кроме самого старшего из них. Тот занял место у входа, поочередно рассматривая всех шестерых избранных. Дворянин, вблизи оказавшийся еще более непредставительным, чем издалека, бросил обеспокоенный взгляд на своего подчиненного, получил в ответ спокойный кивок и прочистил горло: - Называться я вам не буду, не обессудьте. И ваших имен тоже не спрашиваю. «Первый раз», - подумал Теодор, поднося к губам кружку. Несмотря на молодость, убивать по заказу ему уже случалось. Нетрудно отличить новичка от человека, который привык этим нехитрым способом решать свои проблемы. - Дело будет опасное. И не то чтобы совсем законное. Кого-нибудь это беспокоит? Все четверо швейцарцев одновременно, как марионетки, покачали головой. Теодор скорчил выразительную гримасу. И тут же получил в ответ неприязненный взгляд нанимателя. - Дело будет простое, - вмешался тот, что стоял у двери. - Карета. Шесть человек охраны. Кучер и форейтор. Карета нам нужна. Остальное на ваше усмотрение. - На кой черт вам пустая карета? – не выдержал Теодор.
Матье де Брешвиль: Де Брешвиль никак не ожидал от де Ронэ подобной наглости. Острослов чертов. Нашел время демонстрировать остроумие. Он довольно ощутимо пнул Теодора ногой под столом, но слово не воробей. Взгляды всех присутствующих разом оборотились на молодых людей, и Матье безрадостно подумал о том, что хорошо будет, если их просто попросят убраться вон. После того, что уже сказано, ведь и прирезать могут, чтоб не болтали лишнего. За успешность попытки шевалье не ручался, но вот то, что Бродяга их после и на порог не пустит, а значит, и работы в Кане им не видать… Воистину, лучше всего, - лучше, чем фехтовать, и много лучше, чем рифмовать свои вирши, - его новый знакомец умел оказываться в центре внимания и раздражать окружающих. Дворянин, пожелавший остаться безымянным, возмущенно дернул подбородком, но человек у двери опередил своего господина. - Вас действительно это интересует? - сухо осведомился он у бретера. - Зависит от суммы, - опередил де Ронэ Матье. – Десять пистолей на человека, и нас вообще ничего не интересует. «Пожалуй, дороговато для провинции. Ну пусть поторгуются. Лучше прослыть жадным, чем идиотом».
Теодор де Ронэ: Теодор с самым серьезным видом кивнул. Но, похоже, нанимателей это не убедило. - Этому – пять. - Человек у двери был предельно мрачен. - Остальным семь. И все, что снимете с трупов. - Девять, - сказал один из швейцарцев с ужасающим акцентом. - Но этому – пять! Все взгляды снова сместились на молодого бретера, который, мгновение поколебавшись, кивнул. Сомнение было большими буквами написано на лице дворянина, но наконец он также наклонил голову. Его клеврет, которого бретер мысленно обозвал капитаном, продолжил: - Встречаемся у Большой башни, как отзвонят вечерню. Аббатство Святого Стефана знаете? Теодор прикусил язык. Момент для шуток был неподходящий. - Найдем, - ответил за всех тот же швейцарец. - Как выйдете из ворот – направо. Я буду вас ждать. Но не слишком долго. Оружие? Теодор коснулся ладонью эфеса своей шпаги. Швейцарцы просто кивнули. - Вопросы? Вопросов не было. Дворянин поднялся с места, еще раз с сомнением покосился на бретера и вышел. Капитан задержался только для того, чтобы еще раз взглянуть на каждого из своих новых подчиненных, еле заметно приподнял шляпу для обоих дворян и последовал за своим господином. Швейцарцы переглянулись и тоже встали. - До вечера, господа, - вежливо произнес старший. Теодор коснулся пальцем шляпы, дождался, пока дверь закроется, и с покаянной гримаской посмотрел на своего нового приятеля. - Ничего не говорите. Я знаю, что мне следовало помолчать.
Матье де Брешвиль: - Да уж… – де Брешвиль только вздохнул. На самом деле он полагал, что де Ронэ и так наказан достаточно. Лучший фехтовальщик в их отряде получит пять пистолей за труды. Стало быть, недосчитается четырех пистолей в своем кошельке из-за одной неуместной шутки. Ну и поделом. Предположив, что предложение ничего не говорить, относилось к остротам Теодора, а не к их ситуации в общем, Матье, уже направляясь к двери следом за швейцарцами, тихо добавил: - Я так понимаю, резня состоится или сегодня в ночь, или завтра поутру. Второе вероятнее. Ночи у нас в это время года холодные. Так что книгу с собой не берите, де Ронэ. Прихватите что-нибудь пожрать и согреться.
Теодор де Ронэ: Теодор проводил наемника растерянным взглядом, в котором явственно промелькнуло что-то похожее на обиду. Казалось бы, удивляться нечему: Брешвиль оказал ему услугу, и нешуточную, а он чуть было не сорвал все дело. Но вообще-то молодой человек полагал, что достаточно искупил свою вину, приняв предложение нанимателей. Если бы у него был с собой Гораций, а не сборник разношерстных французских поэтов, он творчески перевел бы что-нибудь неудобоваримое, а так… Думал он недолго, и вскоре титульный лист потрепанного томика украсился следующим четверостишием, написанным не пером, которого у молодого человека попросту не было, а итальянским карандашом: Мир никому, а меч кому-то Принес Господь на землю, но Таким, как я, он почему-то Всегда несет одно говно. Чем, черт возьми, не эпитафия? Жизнь снова заиграла яркими красками. Совет, показавшийся Теодору снисходительным, мог точно так же свидетельствовать и о дружеском расположении. Откуда же наемнику было знать, что, несмотря на явное отсутствие военного опыта, его новому приятелю уже случалось нападать из засады! Залпом допив вино, молодой человек также вышел из кабинета. Времени было мало, а он хотел еще поставить свечку пресвятой Деве и навестить одну даму. Но в первую очередь надо было как следует умыться. Эпизод завершен. Продолжение следует.
полная версия страницы