Форум » Предыстория » Одно щекотливое поручение. 1624 год, декабрь. » Ответить
Одно щекотливое поручение. 1624 год, декабрь.
Эмили-Франсуаза де К:
Ответов - 57, стр:
1 2 3 All
Теодор де Ронэ: Глаза Теодора на миг сузились и потемнели. Виной тому, однако, было не выбранное для него прозвище и даже не оскорбительное для всякого дворянина подозрение в причастности к торговле. Лицо девушки менялось слишком быстро, чтобы прочесть по нему ее чувства, но последнее мелькнувшее на нем выражение бретеру не понравилось. Если она смягчила пришедшего ей на ум «мошенника»… не слишком ли он безобиден? – Чистейшая правда, – с недоброй улыбкой подтвердил он. – И родом я с острова Крит. Ваша очередь – только, умоляю, скажите, когда ждать назад месье Давенпорта? Мы с вашим дворецким друг друга не понимаем.
Эмили-Франсуаза де К: - Полагаю, ближе к вечеру, - рассеянно отозвалась девушка, чья голова была занята Критом и тем, что она знает об этом острове. Ничего, кроме Минотавра, не вспоминалось… - Он наверняка будет обедать у Одли. Я прикажу Чарлсону подать вам обед сюда. Но только вы опять увернулись и ничего не сказали! Это нечестно, между прочим!
Теодор де Ронэ: - Но вы же сами назвали меня обманщиком, - рассмеялся бретер. Не лучше ли будет перехватить Давенпорта у этих Одли, кто бы они ни были? Тем более, что обедать в этом доме ему совершенно не хотелось. – Меня зовут Теодор. Он протянул руку и вынул из пальцев задумавшейся девушки грозивший перелиться через край бокал. – Но разве я собака, чтобы меня не допускали к общему столу? Или это вы, мадемуазель, обычно трапезничаете на кухне? Уловив еле слышный звук шагов снаружи, он поставил бокал рядом с бутылкой.
Эмили-Франсуаза де К: - Не собака, но Бог весть кто! – ответ девушки прозвучал немного резко. – У людей бывают еще и фамилии. И вы находитесь, если изволили заметить, не на кухне. Сама она тоже не была собакой, однако к общему столу, если у дяди были гости, не допускалась. Хотя, когда Давенпорт уезжал надолго, Эмили любила есть на кухне со слугами - можно было болтать и смеяться, и слушать разные сплетни. Девушка вздохнула: нехорошо было обижать незнакомца, кем бы он там ни был. - Обычно я ем у себя, - пояснила она, вставая, - и мне в самом деле нельзя быть здесь с вами.
Теодор де Ронэ: - Если уж мы об этом заговорили, - жарко начал Теодор, когда своевременно открывшаяся дверь остановила его, прежде чем он успел сказать что-либо, о чем позже бы пожалел. Появившийся на пороге дворецкий окинул библиотеку цепким взглядом и обратился к девушке с пространной речью, из которой бретер не понял ни единого слова. Разлившееся в воздухе неодобрение можно было резать ножом, но к кому оно относилось, оставалось только гадать. - Хотите, я выставлю его отсюда? – на всякий случай предложил француз, окончательно остывая. – Или спросите его, как мне добраться до этих Одли, и я уберусь сам.
Эмили-Франсуаза де К: - Выставить его я и сама могу, - поморщилась Эмили и довольно резко ответила дворецкому, после чего тот, пробурчав что-то себе под нос, поклонился и вышел. – Чарлсону не нравится, что я нахожусь здесь с вами, и вы сами ему не нравитесь. Его можно понять, хотя это не его дело. Девушка подошла к шкафу с книгами и взяла одну из них, похоже, первую попавшуюся. - Я приходила за книгой, - пояснила она. – Что же до Одли, то нет нужды спрашивать Чарлсона, я и сама знаю, как туда доехать.
Теодор де Ронэ: - Я его прекрасно понимаю, - с заметным холодком в голосе заверил девушку Теодор. Вновь поднявшись на ноги, он подошел к ней и взял книгу у нее из рук. Увы, название оказалось лишь чуть более понятным, чем содержание: – Сонеты… м-м-м, короля Соломона? Разве он писал сонеты? Во времена позднего детства и ранней юности ему, как и прочим – семинария не была райским садом, приходилось подтверждать свое право на место под солнцем не только кулаками, но и пером. Выходившие из-под последнего стихи не отличались особой благозвучностью, но этот мелкий недостаток с лихвой окупался похабностью содержания. В менее отдаленном прошлом бретер обнаружил, что несколько зарифмованных строк способны как подтолкнуть к дуэли труса, так и привлечь в постель скромницу. - Вы любите поэзию, мадемуазель? Хотите, я вам что-нибудь напишу? В следующее мгновение, уловив шум тихих, но торопливо приближающихся шагов, он снова вложил книгу в руки девушки и отступил на шаг.
Эмили-Франсуаза де К: - А вы умеете? – удивилась Эмили. Людей, у которых получались стихи, даже такие, на ее взгляд, занудные, как в той книге, которую она сейчас держала в руках, она очень уважала, потому что у нее самой это получалось плохо. - Уж конечно, царь Соломон не писал сонеты. Это писал один англичанин, Куорлз. Звук шагов заставил девушку вздрогнуть и обернуться к двери – эти шаги она знала очень хорошо. Эмили взяла с полки книгу английского поэта Фрэнсиса Куорлза "Sions Sonets sung by Solomon the King" (1624), похоже, бывшую модной в "наше" время.
Джордж Давенпорт: Дождь моросил, временами превращаясь в мокрый снег и все норовя залепить лицо, дорогу развезло окончательно, плащ и шляпа намокли, Вдобавок холодный ветер пробирался даже под теплый камзол, пальцы в кожаных перчатках замерзли, а Ворон уже два раза поскользнулся. Давенпорт был зол. Зол он был уже тогда, когда собирался к Одли. Внезапно возжелавшая сопровождать его племянница испортила последнее настроение. Не надо было позволять шить это платье! Сегодня Эмили как никогда напомнила Джорджу сестру. Уж на что Джоанна казалась кроткой и послушной, но стоило мужчине на нее взглянуть… верно говорится, баба – сосуд греха. А это французское отродье, ее дочь, кроткой сроду не была. Давенпорт сплюнул. К соседу он поехал обсудить покупку луга – Роберт Одли собирался продавать часть угодий, чтобы собрать приданое дочери. Кто знал, что любимая кобыла соседа соберется жеребиться именно сегодня? Оставалось или, несолоно хлебавши, ехать домой, или обедать в обществе соседской жены и его толстой жеманной дочки. Давенпорт выбрал первое, тем более, он подозревал, что сквайру пришло в голову пристроить чадо за вдового соседа. Нет уж, спасибо, не надо никакого приданого! Известие о ждущем в библиотеке госте настроение не улучшало, а вид мнущегося отчего-то дворецкого откровенно раздражал. Впрочем, смущение последнего объяснилось, едва Джордж вошел в библиотеку: в комнате стоял какой-то незнакомец, и маленькая дрянь, Эмили-Франсуаза, была тут как тут, рядышком с мужчиной. - Чем обязан? – по-английски спросил Давенпорт гостя. - Он не понимает, - тотчас же влезла девчонка. - Превосходно! – в ответ сквозь зубы процедил Джордж, пообещав себе непременно выпороть мерзавку. – Это вы уже знаете. А теперь подите вон.
Теодор де Ронэ: Не нужно было понимать кваканье, с помощью которого объяснялись между собой злосчастные обитатели этого жалкого острова, чтобы догадаться, что хозяин поместья не в духе. Губы бретера под тонкой линией усов раздвинулись в насмешливой улыбке. Выводить из себя ближнего своего он не только любил, но и умел в совершенстве. – Теодор де Ронэ, к вашим услугам. – Будь у него шляпа, он едва коснулся бы ее рукой, но легкий кивок позволял достичь того же результата. – Не трогайте девочку, Давенпорт, она только зашла взять свои сонеты. У вас появились другие проблемы – поверьте, куда более серьезные. Вы знаете книгу Иова?
Эмили-Франсуаза де К: Эмили благодарно глянула на бретера – до сих пор никто, кроме няни, не пытался заступиться за нее перед дядюшкой. Ей ничего не оставалось, кроме как присесть в почтительном реверансе и исчезнуть, но далеко девушка не ушла. «Появились новые проблемы, более серьезные», а этот самый Теодор… Теодор де Ронэ бретер, действующий не в собственных интересах… Эмили тихонько встала под дверью. Стоявший, как и ожидалось, неподалеку Чарлсон испуганно замахал руками, но она только состроила ему гримаску. При первом намеке на опасность быть замеченной она быстренько убежит…
Джордж Давенпорт: - В своем доме я как-нибудь разберусь сам, - Джордж уселся в кресло, в котором только что сидела девушка, и небрежно кивнул гостю на табурет. По-французски он говорил ничуть не хуже, чем его племянница. – Представьте себе, я знаком с Библией. Так что же за серьезные проблемы возникли у меня вместе с вами, месье… - он насмешливо оглядел бретера, - де Ронэ? Ведь не проповеди же вы явились читать?
Теодор де Ронэ: Теодор не сдвинулся с места, с самым непринужденным видом облокотившись на книжную полку. Взгляд, который он кинул на выход, был, однако, весьма красноречивым. Девушка, которая, невзирая на прямой запрет, все же явилась в библиотеку, вряд ли покорно уйдет в свою комнату, когда ее выставили за дверь. - Проповеди – это по вашей, протестантской части. А я пришел повздыхать о несовершенстве мира. - Интересно, обрадуется мадемуазель де Кюинь, потеряв дядю, или будет вынуждена огорчиться? И в том, и в другом случае придется задержаться, чтобы помочь ей вступить в права наследования, иначе совсем нелюбезно выйдет. Театрально вздохнув, Теодор продолжил, тщательно подбирая слова: - Вот живет человек и не знает, когда преставится, а когда знает – от этого только хуже. Вы как думаете? Исчерпав на этом свои дипломатические таланты, бретер безмятежно уставился на владельца дома. Судя по тому, как тот двигался, убрать его не составит ни малейшей проблемы. Конечно, у него мог быть запрятан какой-нибудь козырь в рукаве, навроде слуги с мушкетом за дверью или пистолета где-нибудь под рукой… Нет, дверь открывается долго, а пока он выберется из глубокого кресла, которое Теодор отверг получасом ранее, его можно шесть раз пришпилить к спинке.
Джордж Давенпорт: - Все мы в руках Божьих, - равнодушно пожал плечами Давенпорт, пытаясь сообразить, от кого явился этот де Ронэ. И вполне прозрачно угрожает, однако самого француза Джордж раньше никогда не видел, в том мог поручиться – у него была великолепная память, особенно на лица. – Одного не могу понять: почему вы решили вздыхать о несовершенстве мира в моем обществе? Боюсь, для этой цели я не лучшая компания, стоило ли утруждать себя и приезжать издалека. Вы ведь прибыли издалека, сударь, я не ошибся?
Теодор де Ронэ: - Я приехал из Парижа, - объяснил Теодор. – Где вы с месяц назад внесли свой вклад в несовершенство мира. Но не спешите предаваться унынию, ибо я прислан нести вам духовное утешение. Кинжал, возникший в его руке, как по волшебству, на самом деле выскользнул у него из рукава, но заметить, как это произошло, пожалуй, сумел бы только уличный фокусник, да и то из лучших. Вытянув руку, он полюбовался собственным отражением в блестящей стали и добавил: - Мы в любом случае помолимся за вашу душу. Клинок исчез так же, как появился, когда бретер скрестил руки на груди и устремил на сэра Джорджа взгляд, который иначе, как оскорбительным, назвать было нельзя.
Джордж Давенпорт: - Вы чрезвычайно любезны, - ничто в лице Давенпорта не выдало тревоги, но, тем не менее, он усиленно прикидывал, кто мог так заботиться о его душе. Выбор, безусловно был, однако Джордж всегда был осторожен. Из Парижа… Тот каноник был разговорчив, весьма, его же патрон… становится все влиятельнее. – Однако на священника не похожи, на праведника, уж простите, тоже, а я совершенно уверен, что не способствовал мировому несовершенству ни в одном бродячем цирке. Быть может, вы разрешите мое недоумение?
Теодор де Ронэ: В бродячем цирке?! Если бы у новоиспеченного первого министра его христианнейшего величества был выбор, не видать бы Теодору этого деликатного поручения как своих ушей. Но дипломатов, в отличие от наемных убийц, на улице не подберешь и из Бастилии не вытащишь. К тому же, преданность людей изворотливых куда более под вопросом, чем верность обычного бретера – к тому же, когда он знает, как близок он к эшафоту. - Вне всякого сомнения, - подтвердил Теодор и в одно мгновение оказался рядом с ранее передвинутым им к камину табуретом. Подхватив с пола все еще нетронутый бокал, он выплеснул его в лицо хозяину дома и тут же отступил на шаг, опуская руку на эфес. - Как несовершенен мир! - вздохнул он. – Хотя грех жаловаться, меня уверяли, что дело кончится разговорами. Дать вам время найти секундантов и написать завещание или предпочитаете разрешить ваше недоумение прямо сейчас?
Джордж Давенпорт: На какое-то мгновение сэр Джордж не совладал со своим лицом, и в глазах его сверкнула ярость. Вынув из-за манжета белоснежный платок, он не спеша вытер вино со щек и подбородка, злясь на себя за несдержанность. Все девчонка виновата, черт бы ее побрал! Когда Давенпорт встал, на лице его уже не отражалось никаких эмоций, кроме холодного удивления. - И вы ехали так далеко затем только, чтобы облить хозяина дома его же собственным вином? Право, сударь, результат не стоит затраченных усилий, да и мир от того не стал совершеннее. Ну, если вам так хочется… Завещание мое написано, секундантов нам с вами придется искать так долго, что не стоит и начинать… Одно только… - он брезгливо посмотрел в окно. – Погода, я вам скажу, премерзкая, а я так и не удосужился замостить двор булыжником… Может, прежде чем начать месить грязь, мы с вами побеседуем, как вы, кажется, предполагали?
Теодор де Ронэ: Теодор умел скрывать свои чувства намного хуже Давенпорта, а потому прочитать их по его гримасе было не в пример проще – и удивление и снисходительную насмешку. Вновь принять невозмутимое выражение лица ему удалось отнюдь не сразу. Невидимая пружина, казалось, державшая его в напряжении, словно ослабла, и он снова вернулся к книжному шкафу. - Ну что ж. Тому, чье поручение я выполняю, не нравится, - на мгновение он задумался, восстанавливая в памяти избранные его господином обороты, - когда его слугам приходится жалеть о своих слабостях… или о его слабостях. Меня заверили, что вы умный человек, который вполне поймет причину этого недовольства и воздержится в дальнейшем от того, чтобы его вызывать. Указательным пальцем он многозначительно коснулся гарды своей шпаги. Мертвому предостережения ни к чему, но драка, похоже, отменялась… хотя кто этих англичан знает?
Джордж Давенпорт: - Должен сказать, вы убедительны, - усмехнулся Давенпорт, снова опускаясь в кресло. То, что в умении владеть оружием он уступает гостю, было понятно сразу, да сэр Джордж никогда и не считал себя отличным фехтовальщиком, справедливо полагая, что имеет иные, не менее ценные достоинства. «Однако милейший господин Мюло оказался совестлив? Забавно… Или проговорился где-то еще…» - подумал он и изобразил вежливую полуулыбку: – Можете заверить своего господина, что я ровным счетом ничего не знаю ни о чьих слабостях. Присаживайтесь, сударь, в ногах правды нет. Или вы уже сказали все, что хотели?
полная версия страницы