Форум » Предыстория » Одно щекотливое поручение. 1624 год, декабрь. » Ответить
Одно щекотливое поручение. 1624 год, декабрь.
Эмили-Франсуаза де К:
Ответов - 57, стр:
1 2 3 All
Теодор де Ронэ: К чести хозяина дома, распахнувший дверь особняка дворецкий при виде гостя сохранил на своем лице почтительное выражение, хотя совершенно скрыть вспыхнувшую в его глазах тревогу он не сумел. Теодор ухмыльнулся уголком рта. Многие, столкнувшись с закутанной по самые уши мрачной фигурой в потрепанном плаще, край которого недвусмысленно приподнимался с одной стороны, и в забрызганных грязью ботфортах, насторожились бы. Что же до черной повязки на глазу - не счесть, сколько раз из-за нее перед ним захлопывали дверь. Теперь попытка бы не удалась. Дворецкий был либо достаточно умен, чтобы это понять, либо чересчур глуп, чтобы опасаться каких-то пришлых проходимцев, находясь под защитой своего господина. - К сеньору Давенпорту, - не терпящим возражений тоном отрекомендовался Теодор. Испанским дворецкий не владел, а разобрать что-либо в быстром потоке чужой речи было решительно невозможно. Пожав плечами, бретер переступил через порог и, сбросив плащ и шляпу на руки слуге, обратил на него вопросительный взгляд. Справившись с замешательством, дворецкий поспешил проводить уже слишком явно нежеланного посетителя в библиотеку, подтверждая тем самым, что Теодор не ошибся – далеко хозяин не уехал. Качнув головой в ответ на предложенное ему глубокое кресло, бретер бесцеремонно притянул поближе к камину обнаружившийся в оконной нише табурет и снисходительно кивнул, угадав в кратком вопросе слово «вино». Небрежным взмахом руки отпустив дворецкого за миг до того, как тот попытался бы уйти без разрешения, он перешел к окну, из которого прекрасно просматривалась ведущая к особняку дорожка. Если владелец дома действительно отсутствовал, то он мог вернуться и через заднюю дверь, но Теодора это не слишком волновало: с его-то родом занятий вряд ли он обратится в бегство, даже не переговорив с посетителем.
Эмили-Франсуаза де К: Эмили, скучая, слонялась по дому. Сегодня отсутствие дяди, уехавшего с визитом к соседу, сквайру Одли, не приносило обычной радости. Сегодня она хотела поехать с ним, готова была терпеть даже дочку сквайра, глупую Мэри-Энн, которую считала задавакой и скучной ханжой. Позавчера Эмили-Франсуазе де Кюинь исполнилось четырнадцать лет, а значит, она стала взрослой девушкой. Ей сшили платье, вот это самое, которое сейчас на ней, хоть и шерстяное, но не серое или коричневое, а голубое, с отложным кружевным воротничком, и няня говорила, что оно очень идет к глазам барышни. Узнав, что сэр Джордж едет в гости, Эмили надела новое платье, позволила няне уложить свои буйные кудри в изящную высокую прическу, трогательно открывающую стройную девичью шейку, и поспешила в прихожую, надеясь, что дядя возьмет ее с собой – ведь должен же хоть кто-нибудь увидеть, какая она взрослая! Но сэр Джордж только окинул ее взглядом, скривился, точно откусил от лимона, и велел девушке отправляться в ее комнату. А потом уехал. Эмили для верности некоторое время побыла у себя. За окном точно до конца не рассветало – декабрьский день был хмурым и серым, шел снег с дождем, дороги развезло. Мстительно подумав, что отправившийся верхом Давенпорт непременно вымокнет, замерзнет и забрызгается грязью, девушка отправилась бродить по дому. Она слышала, как дворецкий Чарлсон открыл кому-то дверь, как кого-то проводили в библиотеку. Показываться визитерам дяди Эмили было строжайше запрещено, но… ведь ей срочно нужна книга, а о постороннем никто не предупреждал! Она решительно открыла дверь в библиотеку, шагнула вперед и замерла у входа, весьма убедительно сыграв удивление: - Сэр?..
Теодор де Ронэ: Теодор неторопливо отпустил тяжелую занавесь потертого бархата и повернулся. Еле слышный скрип поворачивающейся ручки он уловил за мгновение до того, как дверь распахнулась, а шелест платья и вовсе ни с чем нельзя было спутать. - Мадемуазель де Кюинь? - Будь у него шляпа, он отвесил бы ей самый почтительный из известных ему поклонов. Сейчас, вынужденный ограничиться чуть насмешливой улыбкой, он приблизился и, завладев маленькой ручкой, поднес ее к губам. - Слуга покорный, мадемуазель. В проницательности бретера не было ничего сверхъестественного. Не рассчитывая преломить хлеб в доме Давенпорта, он задержался на обед в близлежащем «Щите короля Артура». Хозяйка трактира в промежутках между кокетливыми улыбками рассказала ему все, что он хотел знать, а также многое, чего он знать совершенно не хотел. Не подослал ли малопочтенный сэр Джордж к нему свою племянницу, рассчитывая таким образом составить себе мнение о нежданном посетителе? Теодор вполне готов был сделать ему одолжение – но на своих условиях.
Эмили-Франсуаза де К: - Я?.. Да… - опешив, ответила Эмили, во все глаза разглядывая мужчину. Знакомые ее дяди были самые разнообразные, но одноглазых девушка еще не встречала. И знавших ее по имени - тоже. Как правило, они ее и не видели, разве что в образе пажа. А кому интересно, как зовут пажа? – Откуда вы знаете? Осторожно отняв руку, она спрятала ее за спину и покраснела, чувствуя себя полной дурочкой. Взрослые дамы и хозяйки дома не задают таких глупых вопросов. И не смущаются какого-то гостя. Даже Мэри-Энн нашла бы, что сказать… Эмили обезоруживающе улыбнулась. - Я не ожидала, что здесь кто-то есть. С кем имею честь?
Теодор де Ронэ: - Вам нет большой чести со мной знаться, - с той же насмешливой улыбкой ответил Теодор и, подхватив девушку под руку, усадил ее в то самое кресло, которое безуспешно попытался навязать ему дворецкий. Внутренне потешаясь, он сунул в тонкие пальцы нетронутый бокал и уселся на табурет напротив, прихватив с собой бутылку. – Но с того самого момента, как я услышал о вас, я прямо-таки мечтал с вами познакомиться. Отсалютовав девушке, он очень убедительно сделал вид, что отхлебнул прямо из горлышка.
Эмили-Франсуаза де К: Не успев опомниться, Эмили оказалась сидящей в кресле с бокалом вина в руках, которое она едва не вылила на новое платье. Именно это разозлило ее больше всего. - Мечтали, так знакомьтесь. Отчего же мне нет чести с вами знаться? Вы проходимец? Но имя-то у вас есть? Ответ получился не очень вежливый, но разве вежливо хватать даму руками и сажать, будто она кукла?! Изумленно похлопав ресницами, девушка понаблюдала, как незнакомец отхлебывает прямо из бутылки. Мужчин, пьющих из горла, она видела, но только не в дядюшкиной библиотеке. Вспомнив о Давенпорте, Эмили подумала, что за дерзость по отношению к гостю ей, пожалуй, влетит. Но влетит ей уже за то, что она здесь находится, так не все ли равно? То, что неизвестного человека стоит опасаться, мадемуазель де Кюинь просто не пришло в голову – Чарлсон не пустил бы в дом кого попало.
Теодор де Ронэ: - Имен у меня много, – откровенно потешаясь, ответил Теодор. Давенпорт не спешил спасать племянницу – уж не потому что она сама могла постоять за себя? Или спасать было уже нечего? – Как бы вы хотели называть меня, мадемуазель, имея в виду, что, да, я проходимец? А может быть, и хуже. Бретер скосил задумчивый глаз на бутылку. Если бы в камине не горел огонь, он нашел бы возможность отвлечь внимание девушки и выплеснуть туда часть вина. Интересно, много ли жидкости сможет впитаться в обитый коричневым бархатом табурет, прежде, чем сидеть на нем станет… щекотливо?
Эмили-Франсуаза де К: - Вы уверены, что хотите знать, как бы я хотела вас называть? – Эмили с нескрываемым интересом разглядывала гостя. Она наверняка встречала множество проходимцев, особенно среди знакомых ее дядюшки, но ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь в том сознался. – Хуже проходимца? Вы убийца, что ли? Разумеется, ничего подобного девушка о незнакомце не думала, иначе вряд ли она сидела бы в кресле так спокойно.
Теодор де Ронэ: – Как можно, мадемуазель? – в притворном ужасе воскликнул Теодор. Еле заметно затянув паузу, он пояснил: – Я бретер. Убийцы действуют только в собственных интересах, фи! А как бы вы хотели меня называть? Давенпорт все еще не показывался. Выбранный его непрошенным гостем тон вполне позволял списать его откровения на шутку, но если хозяин дома подслушивал, он не ошибется.
Эмили-Франсуаза де К: - Настоящий?! – глаза девушки широко распахнулись от любопытства. Сейчас она забыла о собственной взрослости. – Но вы… - тут до нее дошел смысл сказанного незнакомцем, и она невольно отодвинулась поглубже в кресло, - не в собственных интересах?.. Получается, она сидела сейчас рядом с - о Господи! - наемным убийцей! Если он, конечно, не врет… Эмили поймала себя на мысли, что не может оторвать взгляда от черной повязки на лице гостя. Она попыталась не смотреть, но проклятая повязка так и тянула взглянуть…
Теодор де Ронэ: – Ну разумеется, не в собственных, – спокойно подтвердил Теодор и еле заметно наклонился вперед, чтобы заглянуть мадемуазель де Кюинь в глаза. – Мне самому никто особенно не мешает… а если мешает, то недолго. Не иначе, как сам дьявол искушал сейчас бретера. Нестерпимо хотелось заверить девушку, что вот, например, против ее дядюшки он ничего не имеет. Нет, право: что бы он ей сейчас ни плел, а доброй половиной своих дуэлей он был обязан слишком длинному языку. К счастью, все-таки даже самой хорошенькой простушке пока не удавалось окончательно лишить его здравого смысла. – Но вы ничего не пьете, – продолжил Теодор, принимая слегка обеспокоенный вид. – Неужели ваш дворецкий подлил в вино какую-нибудь отраву?
Эмили-Франсуаза де К: - Отраву? – опешила девушка и искренне обиделась: - Какую отраву, с какой бы стати? Она растерянно посмотрела в бокал. - Я не пью, потому что быстро пьянею. И… вообще мне здесь с вами нельзя… Злосчастная повязка все притягивала взгляд… Эмили как-то видела одноглазого нищего. У того на месте глаза был жуткий отвратительный шрам. А у этого, интересно? Она хотела сказать, что ей надо уйти, но неожиданно для себя ляпнула: - А у вас глаза вовсе нет?
Теодор де Ронэ: – Здесь со мной нельзя… – давно уже у Теодора не было такого увлекательного разговора. Он отставил бутылку и подался еще ближе к девушке, с трудом сдерживая смех. – А где можно? Давайте пойдем туда. Потому что повязку я снимаю только вместе с остальной одеждой и только по особой просьбе. Судя по поведению юной мадемуазель де Кюинь, Давенпорт относился к своим родственным обязанностям чрезвычайно ревностно - в монастыре она понимала бы больше! И как далеко, спрашивается, ему будет позволено зайти? Еще раз глянув в простодушно распахнутые глаза, Теодор мысленно порешил перевести разговор на менее рискованные темы, если девушка и вправду предложит ему другое место.
Эмили-Франсуаза де К: - Нигде нельзя, - отрезала Эмили, краснея. Разговор получался… странный. И собеседник тоже был более чем странный. И что, спрашивается, он о себе возомнил? Девушка попыталась припомнить, видела ли она когда-нибудь мужчину без одежды. По всему получалось, что нет. Без рубашки и в нижних штанах – да, но чтобы совсем… И это, вероятно, было бы любопытно… Эмили покраснела еще больше, чтобы скрыть смущение, почесала нос и принялась объяснять: – А с чего вы взяли, что интересны мне без… остальной одежды? И потом, разве ваша повязка – одежда? Если это так, то она - одежда редкая, тогда как камзол и штаны – это так банально! А потому то, что скрыто повязкой, еще быть может и интересно, кто знает? – но все остальное… фи! – тут она в точности скопировала недавнюю интонацию бретера.
Теодор де Ронэ: Несмотря на распиравший его смех, Теодор каким-то чудом сумел удержать на лице серьезное выражение. - Какой удар по моему самолюбию, мадемуазель! В свое оправдание могу только заверить вас: ничто из того, что я о вас слышал, не позволило бы мне заподозрить, что вид голого мужчины для вас банальность. Хотя, соглашусь с вами, ничего привлекательного в этом нет. Возьмем, например, господина Давенпорта – и смотреть не на что! На самом деле бретер был уже совершенно уверен, что хозяин дома их не подслушивает, но если он все-таки ошибся - какая возможность развлечься на чужой счет! Если девушка не вспомнит сейчас, что нарушает запрет дядюшки, и не бросится прочь, и если им не помешают – сколько любопытного можно будет узнать!
Эмили-Франсуаза де К: Относительно дядюшки Эмили была совершенно согласна с незнакомцем – с ее точки зрения, в его внешности, сколь угодно неодетой, не было ничего интересного или привлекательного. Хотя сам Джордж Давенпорт, да и многие из знавших его дам с мнением девушки вряд ли бы согласились: сорокатрехлетний сэр Джордж обладал все еще стройной фигурой, правильными, хотя малозапоминающимися и холодными, чертами лица, густыми волнистыми светлыми волосами, в которых седина была еще не слишком заметна, и бесспорно красивыми глазами, иногда, при удачном освещении, кажущимися почти синими. - А что вы обо мне слышали? Ей давно уже следовало уйти, но… так редко удавалось поболтать по-французски, да и вообще поболтать с новым человеком. К тому же, к Одли сэр Джордж, как правило, ездил надолго, а в том, что домашние ее не выдадут, Эмили была уверена. - И вы так и не сказали, как вас зовут.
Теодор де Ронэ: - А вы так и не сказали мне, как бы вы хотели меня называть, - с улыбкой отпарировал бретер, чувствуя себя так, будто за несколько минут разговора сбросил не менее двадцати лет. – Ответ за ответ, мадемуазель?
Эмили-Франсуаза де К: Эмили рассмеялась. На самом деле ей, пожалуй, следовало бояться – незнакомец сам признал себя наемным убийцей, да и вид у него был… интригующий, с повязкой этой. Но Чарлсон стоял за дверью (он всегда так делал, когда бывали подозрительные гости) - достаточно далеко, чтобы не разобрать разговора, и достаточно близко, чтобы при первом намеке на опасность оказаться внутри. И Том стоял с ним рядом, а он, хоть и был почти старым (четвертый десяток же!) и нынче служил у Давенпорта конюхом, раньше был солдатом. И пистолеты у них заряжены, в этом Эмили была уверена. Так чего же бояться? - А я первая спросила! – весело ответила она. – Так что отвечаете первым вы. А я уж потом, так и быть.
Теодор де Ронэ: – Первая спросили, так первая и отвечайте, – возразил Теодор, с трудом удерживаясь от смеха. – У кого товар, а у кого купец? Не хотите, останемся каждый при своем. По ряду причин юной племяннице Давенпорта действительно нечего было бояться, хотя, будь бретер посвящен в ее мысли… Излишним человеколюбием он не страдал, но разве можно оставлять в столь пагубном заблуждении столь очаровательную собеседницу?
Эмили-Франсуаза де К: - А-а, так вы чем-то торгуете! – нарочито разочарованно протянула девушка. – Интересно только, чем? Она покрутила головой, будто бы в поисках короба лоточника и… вдруг поняла, чем именно мог торговать бретер. Тем более, что именно этот бретер ничего и не скрывал. Эмили заметно смешалась, потому что следующей ее мыслью было то, что Чарлсон, скорее всего, за дверью не стоит – он же просто не знает, что барышня беседует с гостем. Впрочем, наверняка он скоро под каким-нибудь предлогом войдет проверить, все ли в порядке – вдруг посетитель утащил с камина серебряные подсвечники и собирается удрать с ними через окно? Эмили снова рассмеялась и важно изрекла: - Ладно, так и быть. Я хотела назвать вас Обманщиком. Ведь это правда?
Теодор де Ронэ: Глаза Теодора на миг сузились и потемнели. Виной тому, однако, было не выбранное для него прозвище и даже не оскорбительное для всякого дворянина подозрение в причастности к торговле. Лицо девушки менялось слишком быстро, чтобы прочесть по нему ее чувства, но последнее мелькнувшее на нем выражение бретеру не понравилось. Если она смягчила пришедшего ей на ум «мошенника»… не слишком ли он безобиден? – Чистейшая правда, – с недоброй улыбкой подтвердил он. – И родом я с острова Крит. Ваша очередь – только, умоляю, скажите, когда ждать назад месье Давенпорта? Мы с вашим дворецким друг друга не понимаем.
Эмили-Франсуаза де К: - Полагаю, ближе к вечеру, - рассеянно отозвалась девушка, чья голова была занята Критом и тем, что она знает об этом острове. Ничего, кроме Минотавра, не вспоминалось… - Он наверняка будет обедать у Одли. Я прикажу Чарлсону подать вам обед сюда. Но только вы опять увернулись и ничего не сказали! Это нечестно, между прочим!
Теодор де Ронэ: - Но вы же сами назвали меня обманщиком, - рассмеялся бретер. Не лучше ли будет перехватить Давенпорта у этих Одли, кто бы они ни были? Тем более, что обедать в этом доме ему совершенно не хотелось. – Меня зовут Теодор. Он протянул руку и вынул из пальцев задумавшейся девушки грозивший перелиться через край бокал. – Но разве я собака, чтобы меня не допускали к общему столу? Или это вы, мадемуазель, обычно трапезничаете на кухне? Уловив еле слышный звук шагов снаружи, он поставил бокал рядом с бутылкой.
Эмили-Франсуаза де К: - Не собака, но Бог весть кто! – ответ девушки прозвучал немного резко. – У людей бывают еще и фамилии. И вы находитесь, если изволили заметить, не на кухне. Сама она тоже не была собакой, однако к общему столу, если у дяди были гости, не допускалась. Хотя, когда Давенпорт уезжал надолго, Эмили любила есть на кухне со слугами - можно было болтать и смеяться, и слушать разные сплетни. Девушка вздохнула: нехорошо было обижать незнакомца, кем бы он там ни был. - Обычно я ем у себя, - пояснила она, вставая, - и мне в самом деле нельзя быть здесь с вами.
Теодор де Ронэ: - Если уж мы об этом заговорили, - жарко начал Теодор, когда своевременно открывшаяся дверь остановила его, прежде чем он успел сказать что-либо, о чем позже бы пожалел. Появившийся на пороге дворецкий окинул библиотеку цепким взглядом и обратился к девушке с пространной речью, из которой бретер не понял ни единого слова. Разлившееся в воздухе неодобрение можно было резать ножом, но к кому оно относилось, оставалось только гадать. - Хотите, я выставлю его отсюда? – на всякий случай предложил француз, окончательно остывая. – Или спросите его, как мне добраться до этих Одли, и я уберусь сам.
Эмили-Франсуаза де К: - Выставить его я и сама могу, - поморщилась Эмили и довольно резко ответила дворецкому, после чего тот, пробурчав что-то себе под нос, поклонился и вышел. – Чарлсону не нравится, что я нахожусь здесь с вами, и вы сами ему не нравитесь. Его можно понять, хотя это не его дело. Девушка подошла к шкафу с книгами и взяла одну из них, похоже, первую попавшуюся. - Я приходила за книгой, - пояснила она. – Что же до Одли, то нет нужды спрашивать Чарлсона, я и сама знаю, как туда доехать.
Теодор де Ронэ: - Я его прекрасно понимаю, - с заметным холодком в голосе заверил девушку Теодор. Вновь поднявшись на ноги, он подошел к ней и взял книгу у нее из рук. Увы, название оказалось лишь чуть более понятным, чем содержание: – Сонеты… м-м-м, короля Соломона? Разве он писал сонеты? Во времена позднего детства и ранней юности ему, как и прочим – семинария не была райским садом, приходилось подтверждать свое право на место под солнцем не только кулаками, но и пером. Выходившие из-под последнего стихи не отличались особой благозвучностью, но этот мелкий недостаток с лихвой окупался похабностью содержания. В менее отдаленном прошлом бретер обнаружил, что несколько зарифмованных строк способны как подтолкнуть к дуэли труса, так и привлечь в постель скромницу. - Вы любите поэзию, мадемуазель? Хотите, я вам что-нибудь напишу? В следующее мгновение, уловив шум тихих, но торопливо приближающихся шагов, он снова вложил книгу в руки девушки и отступил на шаг.
Эмили-Франсуаза де К: - А вы умеете? – удивилась Эмили. Людей, у которых получались стихи, даже такие, на ее взгляд, занудные, как в той книге, которую она сейчас держала в руках, она очень уважала, потому что у нее самой это получалось плохо. - Уж конечно, царь Соломон не писал сонеты. Это писал один англичанин, Куорлз. Звук шагов заставил девушку вздрогнуть и обернуться к двери – эти шаги она знала очень хорошо. Эмили взяла с полки книгу английского поэта Фрэнсиса Куорлза "Sions Sonets sung by Solomon the King" (1624), похоже, бывшую модной в "наше" время.
Джордж Давенпорт: Дождь моросил, временами превращаясь в мокрый снег и все норовя залепить лицо, дорогу развезло окончательно, плащ и шляпа намокли, Вдобавок холодный ветер пробирался даже под теплый камзол, пальцы в кожаных перчатках замерзли, а Ворон уже два раза поскользнулся. Давенпорт был зол. Зол он был уже тогда, когда собирался к Одли. Внезапно возжелавшая сопровождать его племянница испортила последнее настроение. Не надо было позволять шить это платье! Сегодня Эмили как никогда напомнила Джорджу сестру. Уж на что Джоанна казалась кроткой и послушной, но стоило мужчине на нее взглянуть… верно говорится, баба – сосуд греха. А это французское отродье, ее дочь, кроткой сроду не была. Давенпорт сплюнул. К соседу он поехал обсудить покупку луга – Роберт Одли собирался продавать часть угодий, чтобы собрать приданое дочери. Кто знал, что любимая кобыла соседа соберется жеребиться именно сегодня? Оставалось или, несолоно хлебавши, ехать домой, или обедать в обществе соседской жены и его толстой жеманной дочки. Давенпорт выбрал первое, тем более, он подозревал, что сквайру пришло в голову пристроить чадо за вдового соседа. Нет уж, спасибо, не надо никакого приданого! Известие о ждущем в библиотеке госте настроение не улучшало, а вид мнущегося отчего-то дворецкого откровенно раздражал. Впрочем, смущение последнего объяснилось, едва Джордж вошел в библиотеку: в комнате стоял какой-то незнакомец, и маленькая дрянь, Эмили-Франсуаза, была тут как тут, рядышком с мужчиной. - Чем обязан? – по-английски спросил Давенпорт гостя. - Он не понимает, - тотчас же влезла девчонка. - Превосходно! – в ответ сквозь зубы процедил Джордж, пообещав себе непременно выпороть мерзавку. – Это вы уже знаете. А теперь подите вон.
Теодор де Ронэ: Не нужно было понимать кваканье, с помощью которого объяснялись между собой злосчастные обитатели этого жалкого острова, чтобы догадаться, что хозяин поместья не в духе. Губы бретера под тонкой линией усов раздвинулись в насмешливой улыбке. Выводить из себя ближнего своего он не только любил, но и умел в совершенстве. – Теодор де Ронэ, к вашим услугам. – Будь у него шляпа, он едва коснулся бы ее рукой, но легкий кивок позволял достичь того же результата. – Не трогайте девочку, Давенпорт, она только зашла взять свои сонеты. У вас появились другие проблемы – поверьте, куда более серьезные. Вы знаете книгу Иова?
Эмили-Франсуаза де К: Эмили благодарно глянула на бретера – до сих пор никто, кроме няни, не пытался заступиться за нее перед дядюшкой. Ей ничего не оставалось, кроме как присесть в почтительном реверансе и исчезнуть, но далеко девушка не ушла. «Появились новые проблемы, более серьезные», а этот самый Теодор… Теодор де Ронэ бретер, действующий не в собственных интересах… Эмили тихонько встала под дверью. Стоявший, как и ожидалось, неподалеку Чарлсон испуганно замахал руками, но она только состроила ему гримаску. При первом намеке на опасность быть замеченной она быстренько убежит…
Джордж Давенпорт: - В своем доме я как-нибудь разберусь сам, - Джордж уселся в кресло, в котором только что сидела девушка, и небрежно кивнул гостю на табурет. По-французски он говорил ничуть не хуже, чем его племянница. – Представьте себе, я знаком с Библией. Так что же за серьезные проблемы возникли у меня вместе с вами, месье… - он насмешливо оглядел бретера, - де Ронэ? Ведь не проповеди же вы явились читать?
Теодор де Ронэ: Теодор не сдвинулся с места, с самым непринужденным видом облокотившись на книжную полку. Взгляд, который он кинул на выход, был, однако, весьма красноречивым. Девушка, которая, невзирая на прямой запрет, все же явилась в библиотеку, вряд ли покорно уйдет в свою комнату, когда ее выставили за дверь. - Проповеди – это по вашей, протестантской части. А я пришел повздыхать о несовершенстве мира. - Интересно, обрадуется мадемуазель де Кюинь, потеряв дядю, или будет вынуждена огорчиться? И в том, и в другом случае придется задержаться, чтобы помочь ей вступить в права наследования, иначе совсем нелюбезно выйдет. Театрально вздохнув, Теодор продолжил, тщательно подбирая слова: - Вот живет человек и не знает, когда преставится, а когда знает – от этого только хуже. Вы как думаете? Исчерпав на этом свои дипломатические таланты, бретер безмятежно уставился на владельца дома. Судя по тому, как тот двигался, убрать его не составит ни малейшей проблемы. Конечно, у него мог быть запрятан какой-нибудь козырь в рукаве, навроде слуги с мушкетом за дверью или пистолета где-нибудь под рукой… Нет, дверь открывается долго, а пока он выберется из глубокого кресла, которое Теодор отверг получасом ранее, его можно шесть раз пришпилить к спинке.
Джордж Давенпорт: - Все мы в руках Божьих, - равнодушно пожал плечами Давенпорт, пытаясь сообразить, от кого явился этот де Ронэ. И вполне прозрачно угрожает, однако самого француза Джордж раньше никогда не видел, в том мог поручиться – у него была великолепная память, особенно на лица. – Одного не могу понять: почему вы решили вздыхать о несовершенстве мира в моем обществе? Боюсь, для этой цели я не лучшая компания, стоило ли утруждать себя и приезжать издалека. Вы ведь прибыли издалека, сударь, я не ошибся?
Теодор де Ронэ: - Я приехал из Парижа, - объяснил Теодор. – Где вы с месяц назад внесли свой вклад в несовершенство мира. Но не спешите предаваться унынию, ибо я прислан нести вам духовное утешение. Кинжал, возникший в его руке, как по волшебству, на самом деле выскользнул у него из рукава, но заметить, как это произошло, пожалуй, сумел бы только уличный фокусник, да и то из лучших. Вытянув руку, он полюбовался собственным отражением в блестящей стали и добавил: - Мы в любом случае помолимся за вашу душу. Клинок исчез так же, как появился, когда бретер скрестил руки на груди и устремил на сэра Джорджа взгляд, который иначе, как оскорбительным, назвать было нельзя.
Джордж Давенпорт: - Вы чрезвычайно любезны, - ничто в лице Давенпорта не выдало тревоги, но, тем не менее, он усиленно прикидывал, кто мог так заботиться о его душе. Выбор, безусловно был, однако Джордж всегда был осторожен. Из Парижа… Тот каноник был разговорчив, весьма, его же патрон… становится все влиятельнее. – Однако на священника не похожи, на праведника, уж простите, тоже, а я совершенно уверен, что не способствовал мировому несовершенству ни в одном бродячем цирке. Быть может, вы разрешите мое недоумение?
Теодор де Ронэ: В бродячем цирке?! Если бы у новоиспеченного первого министра его христианнейшего величества был выбор, не видать бы Теодору этого деликатного поручения как своих ушей. Но дипломатов, в отличие от наемных убийц, на улице не подберешь и из Бастилии не вытащишь. К тому же, преданность людей изворотливых куда более под вопросом, чем верность обычного бретера – к тому же, когда он знает, как близок он к эшафоту. - Вне всякого сомнения, - подтвердил Теодор и в одно мгновение оказался рядом с ранее передвинутым им к камину табуретом. Подхватив с пола все еще нетронутый бокал, он выплеснул его в лицо хозяину дома и тут же отступил на шаг, опуская руку на эфес. - Как несовершенен мир! - вздохнул он. – Хотя грех жаловаться, меня уверяли, что дело кончится разговорами. Дать вам время найти секундантов и написать завещание или предпочитаете разрешить ваше недоумение прямо сейчас?
Джордж Давенпорт: На какое-то мгновение сэр Джордж не совладал со своим лицом, и в глазах его сверкнула ярость. Вынув из-за манжета белоснежный платок, он не спеша вытер вино со щек и подбородка, злясь на себя за несдержанность. Все девчонка виновата, черт бы ее побрал! Когда Давенпорт встал, на лице его уже не отражалось никаких эмоций, кроме холодного удивления. - И вы ехали так далеко затем только, чтобы облить хозяина дома его же собственным вином? Право, сударь, результат не стоит затраченных усилий, да и мир от того не стал совершеннее. Ну, если вам так хочется… Завещание мое написано, секундантов нам с вами придется искать так долго, что не стоит и начинать… Одно только… - он брезгливо посмотрел в окно. – Погода, я вам скажу, премерзкая, а я так и не удосужился замостить двор булыжником… Может, прежде чем начать месить грязь, мы с вами побеседуем, как вы, кажется, предполагали?
Теодор де Ронэ: Теодор умел скрывать свои чувства намного хуже Давенпорта, а потому прочитать их по его гримасе было не в пример проще – и удивление и снисходительную насмешку. Вновь принять невозмутимое выражение лица ему удалось отнюдь не сразу. Невидимая пружина, казалось, державшая его в напряжении, словно ослабла, и он снова вернулся к книжному шкафу. - Ну что ж. Тому, чье поручение я выполняю, не нравится, - на мгновение он задумался, восстанавливая в памяти избранные его господином обороты, - когда его слугам приходится жалеть о своих слабостях… или о его слабостях. Меня заверили, что вы умный человек, который вполне поймет причину этого недовольства и воздержится в дальнейшем от того, чтобы его вызывать. Указательным пальцем он многозначительно коснулся гарды своей шпаги. Мертвому предостережения ни к чему, но драка, похоже, отменялась… хотя кто этих англичан знает?
Джордж Давенпорт: - Должен сказать, вы убедительны, - усмехнулся Давенпорт, снова опускаясь в кресло. То, что в умении владеть оружием он уступает гостю, было понятно сразу, да сэр Джордж никогда и не считал себя отличным фехтовальщиком, справедливо полагая, что имеет иные, не менее ценные достоинства. «Однако милейший господин Мюло оказался совестлив? Забавно… Или проговорился где-то еще…» - подумал он и изобразил вежливую полуулыбку: – Можете заверить своего господина, что я ровным счетом ничего не знаю ни о чьих слабостях. Присаживайтесь, сударь, в ногах правды нет. Или вы уже сказали все, что хотели?
Теодор де Ронэ: Теодор отрицательно качнул головой. - Раз вы ничего ни о чьих слабостях не знаете, то я уже сказал все, что хотел. Теперь он сам уже раскаивался в своей вспышке. Не потому, что приобрел тем самым врага и врага опасного – подобные пустяки его не особо тревожили, но потому, что с такой крысы вполне станется отыграться на ком-нибудь другом. Скорее всего, на барышне, но, можно было спорить, добрых чувств к виновнику происходящего в нем не прибавилось. Признательности, которую Теодор испытывал к своему покровителю, не хватило бы на попытку примирения, но, может быть, все-таки прикончить англичанина от греха подальше? Указательным пальцем бретер разгладил сперва один ус, а затем второй. - Я позволю себе надеяться, сударь, что мне не придется пересекать Ла-Манш во второй раз, - решился он наконец. – Пренеприятнейшие ощущения.
Джордж Давенпорт: Давенпорт, неоднократно пересекавший пролив, пожал плечами. - Неужели вы проделали такой путь только ради того, чтобы убедиться в моем благоразумии? Право, такое внимание к моей скромной персоне со стороны вашего господина весьма лестно. Но тогда, может быть, он сможет счесть мое благоразумие полезным? Шпиону нужны клиенты, способные платить за сведения. Жизнь его полна опасных неожиданностей, и всегда хорошо, если находится влиятельный покровитель. А если Джордж Давенпорт что-то понимал в политике, патрон месье де Ронэ обещал стать очень влиятельным.
Теодор де Ронэ: – Благоразумие – вообще полезная штука, – усмехнулся Теодор. – Мне, говорят, ее не хватает. Мгновеньем позже он нахмурился, пристально вглядываясь в англичанина. И что же, спрашивается, он имеет в виду? На первый взгляд казалось, что Давенпорт, как и полагается такой крысе, просто торопится встать на сторону победителя, но не для того ли, чтобы затем ударить в спину? Бретер задумчиво потер скрытый под повязкой глаз. – Я человек простой, – негромко, хотя и не без угрозы в голосе сказал он. – Если вы хотите, чтобы я вас понял, говорите прямо. Целее будете.
Джордж Давенпорт: - Вы правы, месье де Ронэ… - Давенпорт тщательно расправил забрызганную вином манжету, думая о том, удастся ли отстирать кружево. Проклятый француз был слишком горяч, впрочем, все они такие. Почти. – Благоразумие – очень нужная вещь, тогда как излишняя пылкость порой мешает людям понять друг друга. Однако вы все-таки присели бы… - морщась, он посмотрел в окно, за которым было все так же серо. – Что-что, а намокнуть при желании мы с вами успеем. Стоило приказать подать второй бокал, но звать Чарлсона было не время – гостю незачем знать, до какой степени рядом находятся слуги хозяина. - Поправьте меня, если я ошибусь: вы получили ясные указания насчет меня, но истинные причины недовольства вашего господина вам неведомы. Вас не занимал вопрос, чем может так досадить сему достойному человеку какой-то английский помещик?
Теодор де Ронэ: Первым порывом бретера было ответить, что обычные английские помещики не ездят в Париж. Но – сказалось благотворное влияние то ли островного климата, то ли хозяина дома – он все же придержал язык. Очаровательная мадемуазель де Кюинь вполне могла быть предлогом для подобных поездок. - У меня, собственно, нет ни малейшего желания вас убивать, - отклеившись, наконец, от книжной полки, Теодор занял свое прежнее место, оказавшись тем самым напротив хозяина дома. Подозрительности в его лице не убавилось, но теперь к ней примешивалось сомнение. – Вы правы, я ничего не знаю. Но разве это кому-то нужно? Я всего лишь клинок, месье Давенпорт. Не рассказываете же вы своей шпаге, против кого вы ее направляете?
Джордж Давенпорт: - И снова вы правы, - усмехнулся англичанин. – Я выглядел бы по меньшей мере странно, вздумай я разговаривать с собственной шпагой. Но шпага, сколь благородным оружием она бы ни была, суть – бездушное железо, тогда как человек, чья рука ее держит, обладает и душой, и разумом, вы согласны? Клинок не рассуждает, человек же вправе задуматься и задать вопросы, если не хозяину, то хотя бы самому себе, ради собственной же безопасности или выгоды – вдруг да пригодится? Что же до того, к чему я веду… - Давенпорт расправил вторую манжету и пристально посмотрел на гостя. – Рискну предположить, что мы с вами где-то одного поля ягоды. Только я – одиночка, а одиночкам нынче трудно.
Теодор де Ронэ: - Вы – бретер? – Теодор попытался скрыть свое изумление, но без особого успеха. Его вновь сделавшийся цепким взгляд на мгновение задержался на запястьях англичанина, а по губам скользнула легкая улыбка, почти сразу превратившаяся из насмешливой в неопределенно-любезную. – Или… исполнитель? Единственный видимый глаз бретера снова обратился к лицу собеседника, что не помешало ему держать в поле зрения и дверь в библиотеку. Если человек говорит, что у него нет сообщников, это вовсе не означает. что у него их действительно нет.
Джордж Давенпорт: - Ну что вы! И для того, и для другого я недостаточно ловок, - почти ласково отозвался Давенпорт, внутри закипая. Черт побери, за кого французишка его принимает? Что значит «исполнитель»? Душитель, отравитель, еще кто-нибудь в этом роде? Джордж Давенпорт, при всей сомнительности его деятельности, искренне считал себя благородным человеком. – А вы, я так понимаю, бретер?.. Вероятно, вы знаете, что, перед тем как вы выступите на сцену, кто-то… подготавливает почву, добывает сведения… Теперь-то он должен догадаться? В конце концов, Ришелье не взял бы на службу тупицу, которому надо прямо объявить: «Я шпион, ищу постоянного заказчика».
Теодор де Ронэ: В этот раз лицо Теодора сохранило вежливо-любопытное выражение, хотя он был не на шутку ошарашен. Шпион? Вот уж действительно крыса! Но хотя бы все встало на свои места: излишне любопытная тварь залезла, куда не следовало, и за ней послали кошку. А теперь крыса хочет заниматься своим крысиным делом для того, за кем она и шпионила. И что же ему теперь делать? Торговаться, по скольку платить за каждое слово? - И что же? Вы подготавливаете почву или собираете сведения? – осторожно спросил он. – И где? Во Франции, здесь тоже? Внезапно нахмурившись, он вскинул руку, поднес палец к губам, призывая к молчанию, и, беззвучно подойдя к двери, приоткрыл ее и выглянул. При виде мадемуазель де Кюинь и стоявшей позади нее мрачной фигуры брови бретера театрально приподнялись. Он старательно подмигнул девушке, вновь обернулся к Давенпорту и полюбопытствовал: - Ваш дворецкий в самом деле не понимает по-французски? Или он глуховат и топчется под дверью, чтобы не пропустить, когда вы его позовете? Коротким взмахом кисти он дал барышне понять, что ей пора бы исчезнуть. Если Давенпорт не считает нужным скрывать свои неприглядные делишки от племянницы – это его дело, но там, где затронуты интересы третьих лиц, лучше будет обойтись без лишних свидетелей.
Эмили-Франсуаза де К: Эмили испуганно шарахнулась в сторону. Занятая тем, что жестами пыталась доказать Чарлсону, что тому немедленно следует бежать за Томом и аркебузой, потому что хозяину грозит опасность, она не услышала, как бретер подошел к двери. Чарлсон же упорно не желал понимать ее жесты, в свою очередь безмолвно пытаясь показать барышне, что ей надо уходить. И вот домахались руками! Девушка даже побледнела, представив, что будет, если дядюшка узнает, что она подслушивала. К счастью, француз, кажется, не собирался ее выдавать, и она послушно ему кивнула. Дворецкому же, покрасневшему так, что порозовела даже просвечивающая сквозь реденькие волосы на макушке плешь, оставалось только неловко поклониться гостю, спрятав за спину заряженный пистолет, который он держал в руке.
Джордж Давенпорт: - Мой дворецкий действительно не понимает по-французски. Джорджу оставалось только выругаться про себя. Неужели чертов француз обладает таким острым слухом?! Или Чарлсон позволил себе подойти к двери ближе, чем было велено? - И, если вы изволили заметить, он стоит достаточно далеко от двери. Маленькая предосторожность… - Давенпорт пожал плечами. – Не обращайте внимания и вернемся к нашему разговору. – Я могу делать и то, и другое. Второе, правда, предпочтительнее. Там, где нужно заинтересованному лицу.
Теодор де Ронэ: Что, спрашивается, прячет за спиной дворецкий? Пистолет, скорее всего, из которого так легко промазать, даже если успеешь его выхватить, прежде чем цель исчезнет за дверью в библиотеку. Нет, этот вопрос занимал сейчас Теодора куда меньше, чем упрямая девица. Что она себе думает? Можно подумать, если гость до сих пор не выдал ее дядюшке, он так и смирится с ее подслушиванием? Нет уж, нечего им обоим тут делать. - Ваша маленькая предосторожность, Давенпорт, может обернуться большой неприятностью, - отрезал бретер, небезуспешно одновременно наблюдая за дворецким и прислушиваясь к малейшему подозрительному шороху сзади. – Единственные свидетели, которых я признаю - это секунданты. Если этот ваш прихвостень не понимает по-французски, окажите мне любезность, скажите ему сами, что мы в нем не нуждаемся. Он с намеком глянул на девушку и отступил на шаг назад, давая хозяину дома возможность занять его место в дверях. Конечно, если она не успеет убраться вовремя, может получиться некрасиво, ну да и черт с ним. Любить его Давенпорт никогда не будет, и слава деве Марии.
Эмили-Франсуаза де К: Эмили еще раз глянула на необычного гостя. Вот ведь какие бывают бретеры! В то, что месье де Ронэ действительно убийца, она не поверила – убийца ее обязательно бы выдал. Однако она и так замешкалась, и дядя вот-вот должен был появиться в дверях, а в том, что ей и без того уже влетит, барышня не сомневалась. Чему бесспорно научилась уже мадемуазель де Кюинь за те годы, что она выполняла поручения сэра Джорджа, - это при желании быть почти незаметной и исчезать быстро и бесшумно. Но перед тем, как скрыться за углом, девушка озорно улыбнулась и неожиданно показала гостю язык. Дворецкий только тихо ахнул, ужаснувшись ее дерзости, однако в следующий миг юной госпожи уже не было в поле зрения.
Джордж Давенпорт: - Мы же выяснили уже, сударь, что секундантов нам с вами не дождаться, - спокойно ответил Давенпорт, нехотя вставая. – А неприятности нам ни к чему, не так ли? Уверяю вас, Чарлсон для вас не опасен, но если вы настаиваете… Подойдя к двери, он отметил некоторую, несвойственную тому, рассеянность дворецкого, но решил отложить вопросы на потом и сказал что-то по-английски, после чего Чарлсон, почтительно поклонившись, удалился, так и не дав гостю возможность рассмотреть, что у него в правой руке. - Давайте вернемся к нашему разговору, - предложил сэр Джордж. – Я приказал Чарлсону принести вина вместо пролитого. Надеюсь, вы не откажетесь употребить его… по назначению?
Теодор де Ронэ: - Не откажусь, - отозвался он и даже не стал объяснять хозяину дома, что немолодого дворецкого он в любом случае не опасается – при всей наглости такого предположения, Давенпорт явно не пытался его оскорбить, должно быть, даже не понимал, что оскорбляет. Этого человека следовало презирать, но все-таки было что-то в том, как раз за разом он манкировал общепринятыми правилами поведения. Что-то иное, какой-то другой вид храбрости. В первый раз бретеру пришло в голову, что он мог быть не первым недоброжелательно настроенным визитером, которого шпиону приходилось принимать. - Мой господин наверняка захочет узнать, какого рода сведения вы собираете, - предположил он. – И, я думаю, где. На самом деле этот вопрос заинтересовал и его тоже. Как вообще это делается? Не приезжает же он в самом деле в незнакомый город и не начинает задавать неудобные вопросы!
Джордж Давенпорт: - Я думаю, ваш господин поймет меня, - Давенпорт вернулся в свое кресло и жестом предложил бретеру занять прежнее место, - если я скажу, что мне было бы несколько неудобно заниматься этим здесь, на родине. Откинувшись на спинку кресла, он положил руку на подлокотник, снова расправил манжету и пристально взглянул на гостя. - Что же до остального… Мне доводилось бывать в Испании, в Голландии, даже в Риме пару раз. Ну и в вашей благословенной Франции, разумеется. Какого же рода… это зависит от того, кому что интересно.
Теодор де Ронэ: Теодор скептически усмехнулся. - Сведения любого рода и где угодно, но не в Англии, - подытожил он. – Я передам моему господину в точности. Надеюсь, что следующая наша встреча, если и случится, будет происходить иначе, засим вынужден вас покинуть. В насмешливой улыбке бретера явственно проглянул волчий оскал, и, отбросив высокопарность речи с той же непринужденностью, с которой одним щелчком пальцев стряхнул с рукава своего камзола невидимую глазу пылинку, он пояснил: - Меня не ждут еще в одном месте. Небрежно махнув рукой в знак прощания, он вышел из библиотеки. Почти сразу до Давенпорта донесся пренебрежительный оклик: - Эй, вы, что по-французски не понимаете! Мой плащ и шляпу, я уезжаю. Можете радоваться.
полная версия страницы