Форум » Предыстория » Дорога в тысячу льё. По пути в Дижон, август 1626 года » Ответить

Дорога в тысячу льё. По пути в Дижон, август 1626 года

Pierrot/Pierrette:

Ответов - 45, стр: 1 2 3 All

Belle Fleur: Переезд из Труа в Дижон пришелся на жаркие августовские дни: все то время, что старый фургон тащился по изрытым колеями бургундским дорогам, солнце палило нещадно, а с неба не упало ни капли дождя. Это давало бродячим актерам немалое преимущество: земля так высохла и прогрелась, что ночевать можно было прямо на ней, завернувшись в плащ, что и делали мужчины-актеры, к которым присоединилась и Николь. Коломбина и Белль спали в фургоне. Питались в дороге, чем Бог пошлет. Проводниками высшей воли были, как правило, Капитан и Лелий, то и дело отбегавшие в окрестные поля на тайный промысел. Возвращались они, держа в руках свои шляпы, из которых, как из рогов изобилия, высовывались плоды нив и огородов: репа, лук, морковка и бобы. Капитан, за плечами которого болталось длинное ружье, постреливал ворон и галок*, а на ночь ставил силки на кроликов. Из подстреленной и пойманной добычи домовитая субретка готовила на костре похлебку или жаркое, приправляя кушанья шалфеем и розмарином, коих вокруг произрастало немало. Ранним утром третьего дня вдалеке показались городские стены. Две уставшие клячи еле передвигали ноги, и тем не менее сидевшим внутри фургона Коломбине и Белль приходилось несладко: то и дело фургон потряхивало из – за какой-нибудь рытвины или камня, попавшихся на пути. Мужчины и Николь были снаружи: Атлант вел под уздцы лошадей, остальные не торопясь шли по обе стороны от фургона, лениво перебрасываясь шутками и прибаутками. Коломбина отчаянно скучала и пыталась разговорить Белль, но последняя отделывалась односложными ответами: от непрерывной тряски и духоты ее начало подташнивать, и комедиантка уже подумывала о том, не выйти ли ей, чтобы подышать свежим утренним воздухом, как вдруг сильно тряхнуло, раздался зловещий треск и скрежет, после чего фургон накренился на левую сторону. Снаружи раздались громкие озабоченные возгласы, среди которых Белль узнала и голос отца, а вслед за ними – сложные и витиеватые ругательства: Атлант быстро успел оценить ущерб, причиненный оси и заднему левому колесу. 1.Вороны и галки в качестве объекта охоты и съестного упоминаются аббатом Скарроном в его романе о комедиантах (1651 год). 2.Александр Дюма-старший в своем «Большом кулинарном словаре» пишет: Вкус и аромат бульона заметно улучшаются, если в него положить <…> старого голубя, перепелку, кроликов, ворону

Pierrot/Pierrette: - Неправильно это – женщина, и в штанах, - упрямо повторил Капитан, всё утро допытывавшийся, почему его собеседница предпочитает мужское платье. Судя по тому, что выдвинутые ею доводы не убедили его, вопрос, который занимал его на самом деле, был куда менее возвышенным: охотно вызвавшись после появления Коломбины разделить с Николь комнату и постель, он никак не мог понять, почему не получил того, на что рассчитывал. - Вот когда ты перестанешь есть крольчатину по пятницам и начнёшь ходить к воскресной мессе… - Тогда же он и наденет юбку, - перебил Лелий. Проклятья сотоварищей не позволили перепалке разгореться, и актёры столпились вокруг накренившегося фургона. - И вновь колесо Фортуны повернулось к нам тылом. Или, - тут он подмигнул Николь, - или, быть может, Господь решил покарать нас за твое богопротивное одеяние. - Не богохульствуй, красавчик, а то останешься без зубов. - Капитан галантно протянул руку Субретке. - Вылезайте, барышни. - Сандалии подвяжи, кавалер. - Воспользовавшись успехом своей уловки, Первый Любовник тут же занял его место. - Снизойдите, красавицы, к несчастному воздыхателю. Треск, который вы слышали – это мое разбившееся сердце.

Belle Fleur: Белль терпеливо ожидала, когда закончится борьба премьеров за руку субретки. Капитан чуть свои римские сандалии не потерял, спеша на помощь черноволосой красотке. Белль задумалась о прихотливой природе мужских предпочтений: с появлением в труппе цыганочки восхищение Капитана и Лелия было безраздельно отдано ей. Что же, надо отдать Коломбине должное: стряпухой она была превосходной, а тернистый путь к сердцу мужчины, как известно, лежит через желудок. Сама Белль тушеную крольчатину терпеть не могла, а птичек предпочитала слушать, а не есть, поэтому третий день кряду мрачно хрустела морковкой в память по невинно убиенным кроликам, выслушивая восторженные похвалы, возносимые мужской частью труппы кулинарным талантам товарки. Коломбина, не желая обижать ни одного из кавалеров, подала левую руку Капитану, правую – Лелию, и с их галантной помощью сошла на твердую землю. О Простушке, понятное дело, сразу же позабыли, и только дорогой отец не оставил потерпевшую крушение дочку в беде: помог спуститься, заботливо поинтересовавшись, не зашиблась ли его душенька в момент внезапной остановки. Белль поблагодарила родителя и заверила его в том, что она благополучно избежала неприятностей. Под руку с Мельхиором она обогнула фургон и подошла к месту поломки. Так и есть: только Атлант был занят делом: великан сидел рядом с отвалившимся колесом и горестно качал головой. Увидев подошедшего директора, он встал и объяснил: - Тут одному никак не справиться: нужен смекалистый и рукастый подмастерье, новое колесо, ось и кое-какие инструменты. Надо кого-нибудь в город отправить за подмогой, иначе придется бросать все наше имущество здесь, ворам на разграбление. Вон Пьеро без дела мается, а он у нас самый оборотистый: одна нога здесь - другая там, к обеду обернется. Отец


Pierrot/Pierrette: Если Капитан, перенося своё внимание с двух женщин на одну, несколькими подходящими случаю словами достаточно ясно дал товарищам по труппе понять, что он счёл выражение лица, с которым Белль встретила их с Лелием незамысловатые шуточки, чересчур неприступным или надменным, то Первый Любовник ограничился лёгкой улыбкой и подкрутил усы. Откинувшийся при этом манжет открыл взорам украшавший его запястье серебряный браслет с выцарапанной на нём буквой «М». В который раз за последние пару недель Николь задержала на нём страдальческий взгляд, тряхнула отросшими за лето волосами и, даже не попытавшись приблизиться к той или иной сопернице, молча побросала в сундук деревянные шары, которыми жонглировала в течение всего своего разговора с Капитаном. Отправившись вслед за остальными взглянуть на поломку, она заикнулась было о том, что неплохо было бы подставить какой-нибудь чурбачок на место сломанного колеса, однако при плохо завуалированном упрёке Атланта возмущённо вскинула голову и обратила на Герцога вопросительный взгляд.

Belle Fleur: Вопрос на миллион экю, который красавица Белль Флер задала жонглеру Пьеро в Труа, и так и не получила на него ответа Белль еще в Труа заметила украшение на руке Лелия и сразу же узнала недорогую серебряную вещицу, которую собственноручно забросила в кусты шиповника после ссоры в трактире. Первым ее побуждением было заставить Лелия вернуть браслет владельцу, но, поразмыслив, она передумала. К тому же с самим Пьеро они с тех пор не перемолвились ни словечком. Разве что на сцене, во время представлений, да и то всего парой реплик. «Как же глупо все вышло!» - думала актриса, ковыряя носком туфельки песок и слушая объяснения Атланта. – «Теперь застрянем здесь надолго, а как хочется отдохнуть после утомительного переезда, смыть с себя дорожную пыль, выспаться в мягкой постели, поесть мяса по-бургундски или другого местного кушанья. Да и о самом ночлеге для труппы надо договориться загодя» Предложение Атланта отправить Пьеро за подмогой она сочла разумным. А сама она пойдет в город, чтобы договориться о сытном ужине и ночлеге для труппы на каком-нибудь постоялом дворе. Все лучше, чем оставаться посреди пыльной дороги и смотреть, как Лелий и Капитан петушатся из-за субретки. Вместе им придется пройти до городских ворот совсем немного: от силы один лье. Можно и потерпеть компанию друг друга, а в самом Дижоне они сразу же разойдутся в разные стороны! Белль подняла голову и посмотрела на Мельхиора: - Отец, разрешите нам с Пьеро сходить в город. Он найдет мастера и инструменты, а я – постоялый двор или трактир, где мы все могли бы разместиться и поесть. Директор некоторое время раздумывал над предложением дочери. Отправить юную девицу в незнакомое место...Но уверенный вид Пьеро говорил сам за себя. Мельхиор порылся в кошеле и отсчитал Белль необходимую, по его мнению, для оплаты задатка трактирщику и мастеровому сумму. - Идите, но будьте осторожны и бдительны, - сказал он и поцеловал дочь. Мельхиор Ла Моннэ, Вы ведь не против?

Pierrot/Pierrette: Первое время Николь молчала, то торопясь вперёд, то замедляя шаг, спохватываясь, что её спутница не может за ней поспеть. Дорога была почти пуста: рыночные повозки проехали ещё засветло, а то и накануне ночью, а прочие предпочитали дождаться вечерней прохлады - только проскакал раз навстречу отряд конно-полицейской стражи. Когда комедиантки миновали поднятое всадниками облако пыли, Николь отцепила от пояса кожаную флягу, наполненную из последнего встреченного труппой родника, отпила глоток и протянула её Белль. - Зачем ты пошла со мной? – не глядя спросила она.

Belle Fleur: Белль почти все время шла следом за Николь, не предпринимая ни малейшей попытки заговорить или приноровиться к широкому шагу попутчицы. На заданный ей вопрос она отвечать не собиралась и протянутую ей флягу брать не хотела. Она предпочитала изнывать от жажды, чем принять что-нибудь из рук своей обидчицы. Но тут на пустой доселе дороге показались два оборванца крайне подозрительного вида: то ли вылезли из придорожной канавы, то ли из кустов на обочине. Увидев их, юная комедиантка похолодела, несмотря на августовское пекло. «А если нападут и ограбят? А если не только деньги отберут, но и что похуже сделают?» Она выхватила флягу и прикрыла ею болтавшийся на поясе кошелек, а свободной рукой уцепилась за локоть Николь и прижалась к ней, ища защиты. - Ой…смотри, кто идет… - пролепетала она, дрожа, как заячий хвост, и страстно желая, чтобы вместо женщины, пусть и в мужском платье, с ней рядом оказался Капитан с его длинным ружьем. Или – великан Атлант! А еще лучше – оба сразу! Но они с Николь уже отошли от фургона так далеко, что звать на помощь было бессмысленно. Одно немного успокаивало: до дижонских ворот было рукой подать, а там должна быть городская стража.

Pierrot/Pierrette: Сняв руку Белль со своего локтя, Николь на миг поднесла маленькую ладошку к губам и тут же разжала пальцы, обратным движением проверяя, на прежнем ли месте свисающий с её пояса крестьянский нож. То ли в соответствии с избранной ею ролью, то ли потому, что встречные не вызывали у неё опасения, она не проявила ни малейшего беспокойства. Подойдя ближе, нищие оказались похожими, как отец и сын, только на лице младшего из них застыло глуповато-благодушное выражение, а из уголка рта свисала ниточка слюны. - Подайте во имя святого Венигна, Пресвятой Девы Марии и Господа нашего Иисуса Христа, да славится имя его во веки веков, аминь, - привычной скороговоркой пробубнил старший, вытягивая вперёд сложенную лодочкой руку. – Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Нетерпеливо мотнув головой, молодая женщина затем всё же остановилась. - А скажи-ка нам, добрый человек, в каком трактире могут остановиться честные, но не слишком зажиточные комедианты? Чтобы клопов там было поменьше, а цена пониже?

Belle Fleur: При виде несчастного дурачка Белль преисполнилась жалости. Она тут же вытащила из кошеля первую попавшуюся монету и протянула отцу слабоумного. Тот жадно схватил ее и, рассмотрев, забормотал: - Господь Вас не оставит своей добротой! Кланяйся, Жак, кланяйся, - он нагнул голову сына, который по-прежнему бессмысленно ухмылялся, а сам завладел рукой, оказавшей благодеяние, и быстро ее поцеловал. От такого искреннего и бесхитростного знака благодарности у Белль еще больше защемило сердце. – Трактиров в Дижоне как пальцев на руках и ногах, сударь, - обращаясь к Пьеро, снова заговорил нищий. – Все хорошие, окромя «Петушиной шпоры». В него не суйтесь: мигом обдерут как липку. Народец туда лихой захаживает: кто в кости перекинуться, кто в карты пошельмовать. Он немного подумал и уверенно заключил: - Спросите у стражника на воротах, как пройти к Собору Богородицы, а уж оттуда рукой подать до «Серебряного наперстка» на улице Ткачей. Таких жареных свиных ушей, какие подают в этом трактире, вы больше нигде не попробуете, провалиться мне на этом самом месте. Бог вам в помощь, люди добрые! Пойдем, Жак! – он взял сына за руку и, еще раз поклонившись комедиантам, побрел с ним по пыльной дороге, высматривая других щедрых путников.

Pierrot/Pierrette: Николь проводила глазами сменившую владельца серебряную монету и устремила на свою спутницу взгляд, в котором восхищение мешалось с грустью. - Кем нужно быть, чтобы заслужить твою благосклонность? - потребовала она – Ну ладно, Лелий! Но какой-то нищий, какой-то блаженный! Улыбнись и мне, разве я не тоже вроде калеки: мечтаю только о тебе? Или ты отказалась бы напиться из моих рук, будь я мужчиной?

Belle Fleur: Белль лучезарно улыбнулась в ответ, трудно ли ей было? «Моя улыбка недорого стоит», - могла бы сказать она, - «Так же, как и красивые слова, на которые Вы мастак, сударь. Верно, Вы забыли, что человек делами красен.» К тому же то, что началось с обмана, обманом и кончается. А пощечина, полученная в Труа, будет вечно стучать в ее сердце. Впрочем, тут же одернула она себя, какое право она имеет судить человека, который так же далек от нее, как Луна от Солнца? Сама постелила постель, как говорит народная мудрость, – сама и выспалась всласть. Белль сунула флягу в руки спутника: - Бывает такая жажда, которую родниковой водой не утолить. И заторопилась к воротам Дижона: не чаяла, когда их пути разойдутся.

Мельхиор Ла Моннэ: Как только обе посланницы скрылись за поворотом, Мельхиор окинул взглядом картину крушения, и ему пришла в голову та самая мысль, которую не успела высказать Николь: оставлять фургон надолго в наклонном положении было рискованно, могли не выдержать другие части конструкции, хлипкие от износа и плохой дороги. Кроме того, нельзя было упускать случай лишний раз показать актерам, кто тут самый главный. Окинув взглядом окрестности, он обнаружил сравнительно недалеко, примерно в сотне туазов от дороги, рощу развесистых деревьев, а по другую сторону, прямо от обочины, начинались ухоженные огороды, где пышно произрастал горошек, а чуть подальше, судя по кудрявой ботве, - симпатичная репа. - Атлант, милый друг, нужно добыть какое-нибудь полено, чтобы подпереть наше драгоценное жилище, - сказал он, добродушно похлопав его по локтю, ибо до плеча дотянуться было значительно труднее. - Так возьми же топор и сходи вон в ту рощу - думаю, там найдется какой-нибудь поваленный бурями ствол. Ибо рубить живое дерево рискованно - вдруг откуда-нибудь да выскочит владелец рощи, скандала не оберешься... Силач не возражал - предложение было разумным, да к тому же роща даже издали выглядела весьма тенистой. Он прихватил с собой не только топор, но и вместительную кожаную флягу в надежде на то, что там отыщется какой-нибудь родник или ручеек, и немедленно затопал прямо по траве к цели. - А ты, Коломбина, - Мельхиор взял крепкую, но маленькую и милую ручку красотки в свои ладони, задушевно улыбнулся и объяснил задачу: - ты, душенька, сходи на поле, нарви горошка, а если там репка молодая найдется, так и её надергай сколько-нибудь. Почему бы не полакомиться, пока ничем другим заняться нельзя, верно? Герцог сопроводил это высказывание изгибом бровей, который недвусмысленно намекал на то, чем бы он не отказался заняться с цыганочкой вместо хозяйственных хлопот... Коломбина, игриво улыбнувшись, отвязала корзину от оглобли, к которой всегда её привязывала, и направилась в поле. Чтобы почувствовать себя уж совсем хозяином положения, следовало теперь приспособить к делу Лелия и Капитана, которые уже пристроились подремать в куцей тени от злосчастного фургона. - Отправили женщин в город одних, так нечего разлеживаться тут, - сказал Мельхиор, подойдя к ним. - Выпрягайте лошадей, сведите их на луг, пусть попасутся, бедняжки. А потом перегрузим на них часть вещей, чтобы фургон стал полегче - тогда его быстрее починят! - Почему я? - приоткрыв один глаз, заныл было Лелий. - Ага, ага, почему мы? - подхватил Капитан, обмахиваясь шляпой, чтобы показать. как он изнемогает от жары. - Потому что все остальные при деле уже! Всем жарко, но все же трудятся! Господь велел нам трудиться в поте лица, вот и давайте - август для этого самое подходящее время! Ворча, эти два ленивца все-таки подчинились указаниям старшего. - Главное - это расставить всех по местам, - удовлетворенно объявил Мельхиор во всеуслышание (хотя слышать его могли разве что два жаворонка, паривших высоко над полем). - И приглядывать, приглядывать за ними! С этими словами он уселся на освободившееся место в тени, вытянул ноги, прикрыл лицо шляпой, чтобы не мешали мухи, и немедленно задремал. Туаз - это чуть меньше двух метров.

Pierrot/Pierrette: Когда Николь, вернув флягу на прежнее место, вновь догнала красавицу – что ей, не стеснённой юбками, не составило ни малейшего труда – на её лице застыло вопросительно-робкое выражение, как если бы она услышала в загадочных словах Белль что-то, дававшее ей повод для надежд. – Именно о такой жажде я и говорю, – торопливо сказала она. – О жажде обнимать тебя, касаться твоей руки, смотреть на тебя, когда нельзя коснуться, слышать твой голос, когда не смеешь взглянуть… Смотри: она пахнет тобой; ты её выбросила, а я подняла – как ту ночь, в Труа. Движением фокусника она вытащила из рукава старенькую манжету. – Что для тебя сор, для меня – сокровище.

Belle Fleur: Дайте актрисе точку опоры в виде малюсенькой детали женского туалета – и она выстроит вокруг нее мизансцену. Белль посмотрела на своего спутника так, как будто только что услышала откровение святого Иоанна. Вытащив из левого рукава кипенно-белый платок, обрызганный розовой водой, комедиантка вдохнула тонкий аромат и промокнула увлажнившиеся от избытка чувств глаза. Убрав платок обратно, она мягко потянула за краешек предьявленной ей вещицы: -Ты позволишь, душа моя? – ласково передразнила она обладателя «сокровища», и, завладев помятой и истрепавшейся тряпицей, обратилась уже к ней: - Бедняжка! Когда-то ты была свежа, юна и хороша собой! Что сделало с тобой безжалостное время и отсутствие воды и мыла! Куда подевалась белоснежная пена кружев? Ах! Она растаяла от трения о чью-то грубую кожу. А ведь твое истинное предназначение, твое главное призвание – ласково обхватывать прелестную ножку чуть выше округлой коленки и, благоухая душистой эссенцией, служить манком для кавалеров. Но твоя прежняя владелица не заботилась о тебе, как должно, – и вот закономерный результат. Белль осторожно поднесла вещицу к носу и покачала головой: - Ни лаванды, ни жасмина, ни туберозы я не чувствую, зато явственно отдает субреткой! Благоприятный знак для Вас, ангел мой! Заполучить подвязку девицы, особливо если она снята с ее левой ноги – к удаче в делах любовных! А теперь идем, душа моя: нас ждут великие дела! «А также голодные товарищи по труппе, изнемогающие под лучами палящего солнца», - добавила она про себя и вернула залог любви счастливому владельцу. Я нигде не нашла упоминаний о выброшенной старой «манжете». Поэтому Белль ее не узнала, сделав вид, что приняла за чужую подвязку

Pierrot/Pierrette: То ли будучи совершенно уверена в происхождении манжеты, то ли усомнившись в нём, то ли оттого, что ценила её вовсе не так высоко, как говорила, Николь ничем не ответила на насмешки красавицы, вернув потрепанное кружево обратно в рукав. – Коломбина метит на место твоей мачехи, – заметила она и не торопясь зашагала к городским воротам. – Было бы на редкость удачно, если бы в "Серебряном напёрстке" оказалось только три свободных комнаты. Разумеется, это могла быть проделка Лелия, вполне в его духе

Belle Fleur: - Что?! – Белль сразу же растеряла все свое моральное преимущество, которого, как она считала, достигла при помощи подвязки. Она застыла на месте с широко распахнутыми глазами. От мысли, что смазливая цыганка станет заправлять в труппе и отберет у нее лучшие роли – а так и будет, ведь мужчины ослабевают и душой, и телом, когда дело касается их любовниц – ей стало дурно. Но как же так? Ведь с момента прихода Коломбины в труппу Белль ночевала вместе с ней и никогда не замечала, чтобы субретка строила глазки Герцогу! Тут ее осенило: Николь лжет, чтобы позлить ее, чтобы вывести ее из равновесия, которое она с таким трудом обрела. А может быть – и того хуже: чтобы рассорить с отцом. Хороша она была бы, если бы устроила отцу допрос с пристрастием по поводу его отношений с Коломбиной! Белль подавила в себе желание броситься вслед за товаркой и выпытать у нее мельчайшие подробности. Она – урожденная Ла Моннэ, она выше пустых подозрений! Да и отец не таков, как другие мужчины: не будет он заводить интрижку с второстепенной актрисой вдвое моложе его самого! Перед мысленным взором Белль возникла богатая, знатная и утонченная дама, преданная поклонница таланта Мельхиора, и уж, конечно, не двадцати лет от роду, а гораздо старше. Белль догнала Николь и миролюбиво взяла ее за руку, не желая опускаться до новой ссоры: - Довольно пререкаться, - сказала она, - давай сейчас разойдемся: ты пойдешь искать кузнеца в ремесленный квартал, а я - прямиком в «Серебряный наперсток». Только имей в виду, что обратно к фургону я не пойду. Возьми, - она вытащила из кошеля несколько монет и протянула Николь, - это кузнецу за труды и тебе на пропитание. Сама решай, отправишься ли ты вместе с мастером к нашим или передашь с ним на словах, где нас искать.

Pierrot/Pierrette: Механически приняв предложенные ей деньги, Николь несколько мгновений смотрела на них с видом, который вполне позволял заподозрить, что она решает, не запустить ли их товарке в голову. - На случай, если вы забыли, мадемуазель, - сухо сказала она, - я сама зарабатываю себе на жизнь и в подачках не нуждаюсь. С вашего разрешения, я провожу вас не только до городских ворот, но и до «Серебряного напёрстка». Должна же я знать, куда нам всем потом направляться. К тому же, если там не окажется свободных комнат и вам придётся искать другой трактир, неплохо было бы, чтобы об этом знал кто-то кроме вас. Подброшенные ею монеты образовали в руках жонглёрки сверкающее полукольцо.

Belle Fleur: - Эти деньги выдал на нужды всей труппы Ваш наниматель, - терпеливо разъяснила Белль. – А свои заработки тратьте, как Ваша душа пожелает. Если хотите понапрасну потерять время – пожалуйста, идите со мной до «Серебряного наперстка», но на поиски кузнеца отправитесь сами. Тут две комедиантки достигли городских ворот и миновали их без происшествий, после чего Белль решила больше рта не раскрывать, как вдруг на узкой улочке, на которую они вышли, она увидела премилый фахверковый дом, над дверью которого красовалась большая каменная сова, сидевшая на раскрытой книге с вырезанным на странице латинским изречением: по заведенному еще со старинных времен обычаю, торговцы помещали над входом своих заведений изображение товаров, которыми зарабатывали себе на жизнь. Белль остановилась: «Взгляну одним глазком и тут же уйду!» - решила она. Пререкания с товаркой ей до смерти надоели, поэтому она ограничилась тем, что попросила: "Подожди меня здесь", и, ничего больше не объясняя, молча толкнула выкрашенную ярко-синей краской дверь, и вошла внутрь. Да и что интересного могло быть для Николь в книжной лавке?

Pierrot/Pierrette: – Да что вы говорите, душа моя! – изумилась Николь. – Подумать только, оказывается, господин Герцог готов платить мне лишку, чтобы я не давилась дешёвой трактирной похлебкой? Значит, он тоже оценил наконец мои таланты? Решительно, пора требовать полный пай! Прогрохотавшие мимо одна за другой три тяжело нагруженных повозки заглушили продолжение этой речи – если, разумеется, таковое было – и просьбу своей спутницы молодая женщина встретила коротким кивком. Опершись на дверной косяк, она принялась было излучать вывески на соседних домах, однако вскоре это времяпрепровождение наскучило ей, и она поймала за рукав пробегающую мимо цветочницу. – А скажи-ка мне, ангел мой белокурый, какой букет мне преподнести красавице, которая и смотреть на меня не хочет? – Берёзовый, сударь, – откликнулась девчонка, беззастенчиво разглядывая возможного покупателя смеющимися глазами. Отсутствие шпаги на боку указывало на простолюдина, но донельзя запылённое платье не позволяло угадать, зажиточен он был или беден. – Да как она только посмела?! – Дурной вкус, несомненно, – откликнулась комедиантка. – А всё же, что у тебя в корзинке? – Самые лучшие розы Дижона, алые как сама страсть и совсем свежие, ещё с капельками росы на лепестках. – Цветочница чуть приподняла прикрывавшее её товар потрёпанное полотенце. – Такому красивому кавалеру отдам дюжину за полпистоля. – За росу, которая в августе не высохла к полудню, я заплачу тебе новёхоньким свинцовым золотым. – Николь вытянула шею, силясь разглядеть заботливо укрытые от беспощадного солнца цветы. – Если ваша возлюбленная невинна и чиста как лилия, можете подарить ей колокольчики. Два су за букетик, считайте, даром. – И она рассмеётся мне прямо в лицо. – Мгновение поразмыслив, молодая женщина поправилась: – Но я рассмеюсь ещё до того. Нет уж, лучше без намёков. Ответная улыбка цветочницы была уже несколько вымученной, как если бы она уверилась, что продать ей ничего не удастся. – Анемоны, сударь? Пять су.

Belle Fleur: В темноватой лавке пахло пылью и тем особенным, неповторимым запахом, который распространяют вокруг себя изделия переплетчиков и печатников. Кроме книготорговца, который бросил на нее беглый взгляд, не прерывая разговора с покупателем, в лавке было еще четверо: долговязый и сухопарый человек унылого вида, еще один книжный червь средних лет и двое клириков. Белль мышкой прошмыгнула в дальний угол: женщина в святилище знаний была существом странным и чуждым, и ей не хотелось привлекать к себе излишнего внимания. Перед ее глазами располагались сотни фолиантов и томов разных размеров. Она обежала глазами полки и взяла в руки крошечный томик в бархатном переплете, который почти полностью умещался у нее на ладони. Актриса открыла книгу и прочитала: Если мы во храм пойдем — Преклонясь пред алтарем, Мы свершим обряд смиренный, Ибо так велит закон Пилигримам всех времен Восхвалять творца вселенной. Если мы в постель пойдем, Ночь мы в играх проведем, В ласках неги сокровенной, Ибо так велит закон Всем, кто молод и влюблен, Проводить досуг блаженный. «Ронсар!» Рука потянулась к кошелю, но актриса тут же вспомнила, что у нее не хватит денег даже на переплет. Ни сегодня, ни завтра, а скорее всего – вообще никогда. Она закусила губу и медленно повернула голову в сторону книгопродавца. Отпустив покупателя, он вступил в разговор с двумя клириками и не обращал на нее ровно никакого внимания. Белль задержала дыхание, взвешивая шансы на успех. Комедиантка еще раз пытливо посмотрела на возможных свидетелей и, убедившись, что все заняты своими делами, сунула книжицу в широкий рукав платья и сцепила руки перед собой, прижимая локти к бокам и придерживая таким образом драгоценную добычу. Сердце колотилось так, что еще чуть-чуть – и выпрыгнет наружу. Хозяин и один из клириков громко заспорили. Белль спокойно подошла к двери и покинула сокровищницу печатного слова. От того, что она только что совершила, ее охватило возбуждение, точно такое, как если бы ей предстояло заняться любовью: щеки горели, дыхание прерывалось, сердце пело, а совесть, не убоясь греха, хранила полное, безмятежное и непоколебимое молчание. Увидев своего спутника в обществе юной цветочницы, Белль прислушалась к разговору, но предложение девочки ее ошеломило - Анемоны? – эхом повторила актриса слова цветочницы и непонимающим взглядом воззрилась на Пьеро. – Они ведь означают страдание и кровь Христову! Ронсар чувствительно натирал кожу своим бархатным камзолом и подталкивал ее к тому, чтобы побыстрее покинуть место преступления. Она сплела пальцы свободной руки с пальцами незадачливого любителя цветов и умоляющим тоном попросила: -Прошу, уйдем отсюда поскорее! Так надо!

Pierrot/Pierrette: - Давай сюда свои колокольчики, - сунув цветочнице монету, Николь на ходу схватила протянутый ей букетик и, взглянув на пылающие щеки красавицы, нахмурилась. - Что случилось? Тебя оскорбили? Обидели?

Belle Fleur: Неосторожно заданный вопрос вызвал в памяти Белль картину унижения в Труа, которую она, как ни старалась, не могла позабыть. - Кто бы спрашивал! А то ты сам не знаешь…, - вырвалось у нее, но она тут же осеклась. Белль разжала пальцы и поторопила спутника: - Давай не будем больше нигде задерживаться, а то твои колокольчики без воды завянут и все комнаты поразберут. Глотая слезы, она быстро пошла в направлении, указанном им ранее прохожими, а после и вовсе побежала, придерживая спрятанную в рукаве книгу.

Pierrot/Pierrette: По-видимому, заключив, что красавица подслушала, по какой причине были первоначально отвергнуты колокольчики, Николь взглянула на ни в чём не повинные цветы с таким отвращением, что им впору было завянуть прямо у неё в руках, и отшвырнула букетик в сточную канаву. Догнав Белль Флёр, она поймала её за запястье, принуждая замедлить шаг. – Душа моя... Что бы она ни собиралась сказать, осталось непроизнесённым, и она недоумевающе взглянула на обрисовавшийся под рукавом контур. Если история с книгой не должна была получить продолжения, я перепишу

Belle Fleur: Белль почувствовала себя карточным шулером, случайно выронившим из рукава крапленую карту. Она молча извлекла книгу на свет божий и, за неимением лучшего, уже хотела сказать, что купила ее, но тут заметила по левой стороне улочки вывеску трактира «Серебряный наперсток» и облегченно перевела дух. На вывеске была изображена миловидная девица в опрятном платье и белоснежном чепце, сидевшая с веретеном в руке у прялки. Наперсток, давший название заведению, был надет на пальчик прекрасной пряхи. Кроме трудолюбивой мастерицы на вывеске присутствовали две белых горлинки: одна сидела на кончике веретена, а другая распростерла крылья над головой девушки. Название трактира было написано серебряной краской витиеватыми крупными буквами. Общий вид заведения радовал глаз: недавно побеленный фасад, блистающие чистотой окна, горшки с душистыми травами на подоконниках и выкрашенная в зеленый цвет дубовая дверь. В центре двери была укреплена бронзовая голова льва, по носу которой усталый путник ударял массивным дверным кольцом, возвещая хозяевам о своем прибытии. Белль посмотрела на спутника и произнесла сладким голоском, отметая всякие вопросы по поводу книги: - Ангел мой, раз уж Вы увязались за мной в трактир, минуя кузнеца, Вам и карты в руки: договаривайтесь о постое сами, а я узнаю на кухне, чем нам можно подкрепить свои силы и заодно закажу сытный ужин для остальных.

Pierrot/Pierrette: Николь с явным сомнением взглянула на нарядную вывеску, по-видимому, не зная, как соизмерить зажиточный вид трактира с тем образом жизни, который странствующие комедианты были вынуждены вести последнее время, но затем пожала плечами и взялась за дверной молоток. Дверь распахнулась, не успела она разжать пальцы, и на пороге возник долговязый, на две головы выше её самой, рыжий как огонь носач с улыбкой от уха до уха. – Доброго дня вам, сударь, и вам, очаровательная сударыня! – Взгляд, который он бросил на двух путников из-под кустистых бровей, был, вне всякого сомнения, оценивающим, однако, к какому бы выводу он ни пришел, любезности в его голосе не убавилось: – Чем владелец лучшего постоялого двора в Дижоне может служить вашим милостям? – Не милостям, а всего лишь странствующим комедиантам. – Николь неуверенно переступила с ноги на ногу и на всякий случай глянула через плечо на свою спутницу. – Нам нужны комнаты для ночлега, по меньшей мере на неделю. Нас семеро, по два или три человека на комнату. – На неделю? – трактирщик, хоть и не удержавшись от легкой гримасы при слове "комедианты", изобразил на лице подобострастную улыбку. – Боюсь, что я не смогу вам помочь. У меня осталась только одна комната на чердаке, которая больше подошла бы для прислуги, три комнаты на втором этаже, по два пистоля за ночь, и одна по три. Николь снова обернулась к Белль. Д'Артаньян и Атос заплатили в гостинице «Золотая Лилия» в Амьене именно 2 пистоля. Для сравнения, в Менге, в гостинице «Вольный мельник» д’Артаньян потратил 2 экю.

Belle Fleur: Белль и бровью не повела: слова «Лучший постоялый двор Дижона» музыкой отозвались в ее ушах. Однако два пистоля за ночь требовали серьезного осмысления. Она одарила рыжеусого ответной улыбкой в сто свечей и сказала: -Сударь, мы вернемся к разговору о комнатах чуть позже, а сейчас, с Вашего позволения, я пройду на кухню и поговорю о том, чем мне и моему спутнику можно отобедать в Вашем великолепном заведении! Уверена, что Ваша хозяйка мне в этом поможет. Не ожидая ответа усача, она смело отправилась туда, откуда доносилось веселое перезвякивание посуды и тянуло аппетитными запахами, предоставив Пьеро либо ждать, либо спрашивать о наличии кузнеца. Кухня «Серебряного наперстка» приятно удивляла: с потолка свисали ярко начищенные котелки и сковороды, а также связки лука и чеснока. В огромном очаге весело плясал огонь и потрескивали поленья: на них то и дело падали капли жира с жарящегося на вертеле ягненка. Два белоголовых поваренка под присмотром опрятной и миловидной женщины лет тридцати дружно мыли, чистили и резали овощи, орудовали скалками, по очереди подходили к очагу, чтобы повернуть вертел или поправить полено. Это были мальчик и девочка лет девяти-десяти, похожие друг на друга, как две капли воды. - Добрый день, сударыня! – обратилась Белль к женщине, предположив, что перед ней – жена рыжеусого. – Можно ли заказать у Вас легкий обед для двоих? Но чтобы не ждать, а пообедать прямо сейчас. - Конечно, мадемуазель! Ягненок с душистыми травами и суп жульен поспеют только к ужину, - трактирщица кивнула в сторону очага. - Если Вы торопитесь, предлагаю, не откладывая, отведать бургундских улиток с маслом, телячьи мозги в маринаде и запеченную в виноградных листьях пулярку с зеленым горошком и луком- пореем. Вино – лучшее бургундское: красное из Савиньи, белое из Шарма. - Превосходно! – одобрила Белль предложение хозяйки. - А ватрушки с творогом у Вас есть? Трактирщица отрицательно покачала головой: - Такого добра не держим, но могу вместо них предложить коврижки с медом или персики «Мадлен»: спелые, сочные, сок так и брызжет… Белль припомнила, как в Труа Пьеро отказался от сладких кренделей с изюмом: - Коврижек не надо: персиков «Мадлен» будет более чем достаточно. Мозги тоже не понадобятся, а вот все остальное, пожалуйста, принесите! Она еще раз посмотрела на малолетних поварят и не удержалась: -Какие у вас чудесные помощники, сударыня! Чисто херувимы! - А это детки мои! – с гордостью в голосе сообщила хозяйка. – Пьеро и Пьеретта. Хорошие дети, трудолюбивые и послушные! И господин кюре их очень хвалит: к мессе ходят каждое воскресенье, а Пьеро еще и в церковном хоре поет! Белль согласно закивала головой, ничуть не кривя душой, и немного завидуя судьбе доброй женщины: и надежный муж, и милые дети, и лучший трактир в Дижоне! Лицезреть такое полное и безоблачное счастье комедиантке приходилось нечасто. Вина, кушанья и сорт персиков взяты из "Большого кулинарного словаря" Дюма

Pierrot/Pierrette: – Двадцать четыре ливра, сударыня, плата вперёд. – Владельца "Серебряного напёрстка", последовавшего за своей необычной гостьей, можно было понять: ни названный её спутником их род занятий ни их пыльная одежда не сулили золотых гор, да и то, что явились они на своих двоих, никак не внушало доверия. – Вообще-то, в первую очередь нам нужен кузнец, – торопливо сказала Николь в широкую спину трактирщика. – Наш фургон застрял где-то в льё от Ушских ворот, ось сломалась. – По улице вниз, за часовней свернёте направо, переулочек там будет, до самой рыночной площади и доведёт, а там спросите. – Трактирщик был по-прежнему любезен, но сух. – К сожалению, мой сын занят сейчас на кухне и не может вас проводить. Атос заплатил трактирщику «Нечестивца» за завтрак, унесенный на бастион Сен-Жерве, два пистоля (на четверых). Я полагаю, что обед на двоих выйдет чуть дороже

Belle Fleur: «Кто бы мог подумать! – мысленно обратилась Белль к вороне со сломанным крылом, прыгавшей сбоку от незадачливых комедианток, покинувших «Серебряный наперсток» несолоно хлебавши. – Дижон – город противоречий! Какой-то нищий с большой дороги умудрился отведать жареных свиных ушей на кухне лучшего постоялого двора, а мы – нет! Поневоле задумаешься, есть ли справедливость на свете.» Белль покрепче прижала к груди Ронсара и пошла вслед за своим поводырем, сокрушаясь о том, что так и не попробовала улиток и пулярку и не воспользовалась трактирной купальней. «А ведь трактирщица обмолвилась, что у них можно искупаться в горячей душистой воде всего за четыре денье!» - Послушай, Пьеретта, - сказала она, глядя в спину шагавшей впереди комедиантки и думая о том, что волосы у той слишком уж отросли за лето, и неплохо было бы их подровнять. – Так больше не может продолжаться: надо что-то менять, иначе мы обречены жить впроголодь и ходить немытыми. Предлагаю в Дижоне разбиться по трое и одновременно играть фарсы в разных местах города под открытым небом. В этом случае сборы возрастут. Вы с Лелием и Коломбиной так хорошо сыгрались, что вам сам Бог велел вместе выступать. А Капитана и Атланта я возьму к себе: у меня уже и фарс на примете есть! Капитан сыграет доктора Клистуара, Атлант – Трубочиста, а я – его жену Фригитту. «Заодно посмотрим, кто больше денег соберет: мы или они! А отец в фарсах не играет, будет ему возможность недельку отдохнуть от актерской кабалы» - подумала Белль. Стоимость помывки в средневековой общественной бане Парижа вместе с услугами банщика – 2 денье, но на лучшем постоялом дворе Дижона и с учетом инфляции, видимо, вдвое дороже. О том, что Герцог никогда не играет в фарсах – здесь

Pierrot/Pierrette: В другое время Николь, мрачно шагавшая по узенькому, дурно пахнущему, но благословенно тенистому переулку, не преминула бы возразить. Кто знает, наскребут ли две труппы под открытым небом, где сбор зависит только от щедрости зрителей, хотя бы половину того, что заработает одна, выступающая в зале, куда не попадёшь, не заплатив? Сейчас, однако, её мысли явно были заняты не тем, и она только рассеянно кивнула: – Замечательная идея. – Она остановилась, не дойдя двух шагов до залитой солнцем рыночной площади. – Думаешь, тот бродяга, он нам наврал? Пулярка – это совсем не то же самое, что свиные уши… Кстати! Выбросив вперёд руку, она указала на вывеску, изображавшую здоровенного борова, зачем-то нацепившего рыцарские доспехи. Украшенный этим произведением искусства дом выглядел куда скромнее, чем "Серебряный напёрсток", но входная дверь была открыта настежь, а за распахнутыми ставнями обеденного зала можно было разглядеть, что владелец не мог пожаловаться на недостаток посетителей. – Лохань мы здесь раздобудем, а... – осёкшись, Николь пристальнее взглянула на свою спутницу, чьё очаровательное личико, то ли от усталости и жары, то ли из-за упавшей на него тени от обвивавшего соседний дом плюща, казалось сейчас нездорово бледным. – Идём туда, – решила она, подхватывая Белль под руку. – Уж перекусить-то там мы сможем?

Belle Fleur: - Не думаю, - ответила Белль на вопрос о нищем, - Видно, у бедолаги есть привычка рыться в трактирных отбросах, там он свиных ушей и отведал. А я сейчас готова и ослиные съесть! Она с сомнением посмотрела на аляповатую вывеску и прочитала вслух: - «Бронзовый кабан»…Постой, я уберу Ронсара от греха подальше, - комедиантка выпростала руку из руки спутника, спрятала книжку обратно в рукав и первой вошла в чрево трактира. Внутри яблоку негде было упасть. Кроме многочисленных случайных гостей, зашедших перекусить и обменяться городскими новостями, там находились и завсегдатаи: кудлатый пес, три облезлые тощие кошки, одна из которых доедала рыбий хвост, пара гусаков и молочный поросенок. Последний на вид был значительно чище, чем большинство окружавших его людей и явно пользовался услугами пресловутой лохани чаще, чем они. Зал был пропитан густыми запахами прогорклого масла, свиного смальца и застарелого людского пота. Трое мастеровых прекратили гонять по столу игральные кости и воззрились на Белль с немалым интересом. Один из них вскочил и смахнул пыль со скамьи: -Ищешь теплое местечко, красавица? Присаживайся! - Не трепи языком понапрасну, Гару! – раздался в ответ хрипловатый окрик. – Он тебе еще не раз пригодится. К столу подошла рослая трактирщица в заляпанном жиром переднике и уперла толстые руки в бока, выжидательно глядя на вновь прибывших. - Сударыня, нам бы…, - робко начала комедиантка, но трактирщица презрительно ее оборвала: - Ты тоже попридержи язычок, молодка! Пришла-то не одна, а с мужчиной – пусть он и распоряжается. Она перевела взгляд на спутника Белль и глаза ее маслянисто заблестели, а голос приобрел жар кузнечного горна: -Грудинки отведать не хочешь, красавчик? Я надеюсь, Пьеро, что Ваш персонаж вошел в трактир сразу вслед за моим, но если это не так – последнюю часть поста уберу

Pierrot/Pierrette: Николь благодарно кивнула и сняла руку со рукоятки ножа, за который непроизвольно схватилась при первых же словах Гару. – Жарко слишком, хозяюшка, – чуть смущённо объяснила она. – Нам бы лучше вина, хлеба и ветчины… или холодной курятины. Или паштетов. В отдельном кабинете. И воды бы ещё, помыться с дороги. – Кабинет ему отдельный! Скоро уже со своим вином приходить начнут, – фыркнул один из беззастенчиво прислушивавшихся к разговору посетителей, а другой отпустил непристойную шутку в адрес сидевших подле кухонной двери размалёванных девиц – впрочем, совершенно беззлобную.

Belle Fleur: Трактирщица рассмеялась низким раскатистым смехом: - Отдельный кабинет – за отдельную плату, голубчик! Деньги вперед: пять су за жратву и еще четыре лиара – за кабинет, ежели так невтерпеж. Она закатила глаза и добавила: - А помыться – по два денье с носа, вы ведь не вместе отправитесь в купальню? Пойдем, покажу, что и как. Она развернулась и направилась в дальний угол трактира. Белль изумленно глянула на спутника и пошла за ней, недоумевая, зачем это Пьеро понадобился отдельный кабинет. Роскошь-то какая! «Кабинет» оказался затхлой каморкой, отделенной от общего зала хлипкой дверцей со щеколдой. Крошечное оконце давало доступ свежему воздуху. Правда, выходило оно на задний двор, куда сливали помои, поэтому свежим воздух мог назвать лишь человек, наделенный поэтическим воображением. В каморке стоял шаткий стол и две приземистые скамьи. В углу зачем-то помещался широкий и длинный сундук, покрытый рваной дерюгой. - Располагайтесь, - ухмыльнулась трактирщица, смерив Белль оценивающим взглядом с ног до головы и протягивая руку к Пьеро, - Гони плату, красавчик. Мыться будете до или после обеда?

Pierrot/Pierrette: – Не до и не после, – не удержалась Николь и сама рассмеялась, развязывая тесёмки своего кошелька. – А вместе. И то, и другое, и можно без задержки. А раз уж у вас и купальня есть, то проще будет еду туда отнести, чем тащить лохань сюда. Три монетки одна за другой взлетели в воздух и снова упали на подставленную ладонь жонглёрки, где они звонко ударились об уже дожидавшийся их потускневший кругляшок в пять су.

Belle Fleur: Трактирщица хмыкнула, пряча деньги: -Вот заладил: лохань, лохань! Иди за мной. Купальня была не в пример чище «кабинета» и общего зала. В огромном, во всю стену, очаге, был подвешен большой котел с горячей водой. Треть комнаты занимала огромная дубовая бочка, в которой могли поместиться три-четыре человека худощавого телосложения. Каменный пол был на удивление тщательно выметен, а две широкие скамьи застланы пусть и грубыми, но простынями. Большое окно, смотревшее в глухую стену соседнего дома, было раскрыто настежь, иначе в жарко натопленной комнате было бы невозможно находиться. Хозяйка горделиво повела рукой: -Видали? Ко мне очередь стоит, чтоб помыться! Перед большими праздниками каждый час по четверо запускаю! А на Чистый четверг так и вовсе записываю загодя. Я-то сегодня и не стала бы огонь разводить, но пришлось: постоялица ночью принялась рожать до срока, вот повитуха и попросила воды нагреть. Но теперь уже ни к чему: родила рано поутру. А иначе, думаете, ждала бы вас горячая вода как по заказу? Кто ж дрова попусту в такую жару жечь будет? От жары, голода и жажды Белль стало совсем худо. Она дотронулась до руки Николь и тихо попросила: - Давай все же пообедаем в более подходящем месте.

Pierrot/Pierrette: Жадный взгляд, брошенный старшей комедианткой на котёл с водой, ясно показал, что голод в ней уступил желанию смыть с себя дорожную пыль. Тем не менее, то ли выказанная товаркой слабость вызвала в её душе более сильное чувство, то ли напомнила о ждущих у фургона друзьях – она безропотно снова повернулась к трактирщице: – Пожалуй, мы действительно сначала поедим, хозяюшка. А это, – ещё одна монета перекочевала из рук в руки, – чтобы горячая вода нас дождалась. Встрёпанная девчушка, беззвучно появившаяся было на пороге со стопкой полотенец, округлила глаза, быстро положила свою ношу на ближайшую скамью и без единого слова устремилась прочь.

Belle Fleur: Трактирщица ногой придержала дверь и гаркнула вслед девчонке: - Эй, Клодина, а ну мигом вернись! Та послушно выполнила приказание хозяйки. - Отведи господина в беседку с виноградом. Принесешь ему туда вчерашней курятины, копченого окорока, хлеба и белого вина из холодного подвала. Иди, сударь мой, иди вслед за Клодиной, она тебя обслужит, а мне надо с твоей малюткой перемолвиться словечком. Трактирщица дождалась, пока гость выйдет, и плотно притворила за ним дверь. Обернувшись к Белль, она поинтересовалась: - Ты, душа моя, не в тягости, случайно? Аж позеленела вся, как тот виноград, что у меня на шпалере растет. Я к чему клоню: ежели надо избавиться, так ты шепни. Повитуха, не к ночи будь помянута – кума моя. Рука у нее легкая, еще ни одна девица не померла. И берет недорого: за все про все – два ливра. А с моих постоялиц – тридцать су. - Благодарю, сударыня, - пробормотала Белль, - я не из таких и ничем подобным не страдаю, мне стало нехорошо от жары и духоты. - А-а, ну ладно, - разочарованно протянула добрая женщина, - тогда иди в беседку: из двери налево до выхода во внутренний двор. Она почесала двойной подбородок и заключила, задумчиво разглядывая монетку, только что выданную ей гостем: - Раз ты не из таких, я в воду для мытья добавлю отвар семян дикого салата: от него мужская сила на убыль идет, а женская страсть утихает.

Pierrot/Pierrette: Под гордым названием беседки в «Бронзовом кабане» подразумевался ветхий полотняный навес на заднем дворе, около шпалеры с виноградом, в дальнем углу, докуда почти не доносились запахи помоев. Под навесом располагался вкопанный в землю деревянный стол, на котором уютно свернулась полосатая кошка, и замшелая каменная скамья, расколотая посередине. Шуганув кошку, Клодина мазнула передником по столешнице и сиденью, шепнула что-то невнятное и повернулась уже, чтобы бежать обратно в дом, когда Николь поймала её за локоть. - Душа моя, пока ты еду принесёшь, я бы к кузнецу сбегал. Где его найти? - Обедает он, - еле слышно прошелестела девчушка. – Прямо тут же, в зале сидит. Указать вам его? - Укажи. Вернулась комедиантка только через десять минут, хмурясь и вертя на пальце пустой кошелёк.

Belle Fleur: Уютно устроив книгу на коленях, Белль сидела под дырявым навесом и разглядывала увитую виноградом шпалеру. «Какая гнусная дыра, под стать своей хозяйке» - размышляла комедиантка. - «Пойду-ка я вечером обратно в «Серебряный наперсток»: чердачная комнатка не может стоить дороже одного экю за ночь, в крайнем случае отдам честной трактирщице в залог Ронсара, покуда не заработаю на выступлениях. Коломбину поселю с собой, чтобы не платить за лишнюю комнату здесь или в другом месте. Заодно и отец будет избавлен от приставаний субретки.» Появилась Клодина с плетеной ивовой корзиной в руках, молча водрузила ее на край столешницы и удалилась. Ни полотенца, ни латунных вилок, ни ножей, ни соусника, ни даже тарелок в корзинке не было: только еда, две оловянные пинтовые кружки и полный кувшин белого вина. Белль тяжело вздохнула, и, протянув к шпалере руку, оторвала несколько больших виноградных листьев, на которых и разложила принесенную служанкой снедь. Судя по всему, шпалера с виноградом служила хозяйке посудным шкафом. Сервировав стол, Белль налила себе полную кружку холодного вина и залпом, не отрываясь, выпила: вино оказалось легким, с приятной кислинкой. Утолив жажду и снова наполнив кружку, комедиантка отломила от вареной курицы серое крылышко. Не успела она откусить первый кусочек и запить его животворной влагой, как на дорожке захрустел песок. Она обернулась и увидела свою товарку, подходившую к навесу и крутившую на пальце пустой с виду кошель. Получше присмотревшись к другой комедиантке, Белль разглядела, что лицо у той хмурое и озабоченное, и искренне изумилась: к ней самой от вина вернулось хорошее расположение духа: в ушах звенели серебряные колокольчики, а неказистость окружающей обстановки скрадывала легкая дымка. – Почему такая серьезная, душа моя? Случилось что, пока меня не было? Ой-ёй…может быть, тебе неприятно мое присутствие…может быть, мне лучше уйти? - она отложила крылышко и сделала попытку встать, но чуть не уронила книгу и села обратно. - Не печалься…милая…Николь. Смотри: между нами – разделительная линия, совсем как между рыцарем и женой его отсутствующего друга, – Белль провела пальцем по извивам глубокой трещины, делившей скамью пополам, сделала большие глаза и перешла на шепот, - Главное – не пересекать ее, понимаешь?

Pierrot/Pierrette: Николь окинула свою товарку пристальным взглядом, усмехнулась и, наполнив свою кружку, уселась прямо на трещину. - С чего ты взяла, что у меня есть что-то общее с рыцарем? Притянув к себе импровизированную тарелку с гусиным паштетом, она вытащила из корзинки булочку поаппетитнее, разломила её пополам и, сняв с пояса нож, отрезала солидный шмат ветчины. - Кузнец занят до вечера, - объяснила она, без особого, впрочем, огорчения. – Он обещал отправить со мной своего подмастерья, но не раньше, чем через два часа. Какая-то срочная работа. Наверное, надо было мне поискать другого. Она устроилась повольготнее, забросив свободную руку на спинку скамьи, и впилась зубами в хлеб.

Belle Fleur: - Святые угодники! – воскликнула Белль, - Зачем тебе идти вместе с ним?! Дорога прямая, как стрела, не заблудится. Передай с ним на словах, в каком трактире мы сняли комнаты – и дело с концом. Денег пока не давай: отец расплатится на месте. Выдай пару монет в качестве задатка – и будет с него. Она опустила отяжелевшую от вина и жары голову на плечо Николь, пальцы их рук переплелись по воле более молодой комедиантки. - Какой ты хороший товарищ! – с жаром произнесла Белль, по-дружески пожимая руку товарки. – Ох! Цены тебе нет! Белль встала со скамьи, придерживая Ронсара, и направилась к черному выходу, пытаясь соблюдать прямую линию. Не дойдя, остановилась и оглянулась на Николь: - Я пойду осмотрю комнаты. А ты кушай на здоровье. Только поаккуратнее с паштетом: от него толстеют, а тебе на канате еще плясать и плясать. Полосатая кошка увязалась за ней и сейчас терлась о ее ноги, ласково мурча. Белль с досадой отпихнула ее, пробормотав: "Притворщица...Лукавая дочь сатаны"

Pierrot/Pierrette: Что бы ни думала Николь о приказах своей заметно осоловевшей товарки, с набитым ртом она вынуждена была ответить кивком и только теснее сжала её пальцы в своих – лишь для того, чтобы тут же, рывком высвободить руку и взяться за кружку. – Не торопилась бы ты решать, молодка! – ехидно посоветовала она, столь точно воспроизводя не только интонации, но и голос трактирщицы, что кошка даже подскочила на месте. – Пришла-то не одна, а с мужчиной – пусть он и распоряжается. Придвигая к себе горшочек золотистого масла, уже начавшего подтаивать на жаре, она посоветовала: – Сядь и поешь как следует, не то очнёшься в объятиях мэтра Гару – а ведь я ему уже заплатила.

Belle Fleur: Как ни пьяна была Белль, или таковой только казалась, она нашла в себе силы вернуться к столу и обвела его глазами. Схватив кружку с вином, она выплеснула содержимое в лицо Николь. - Это тебе за Труа. И за Гару. За все. Горшочек с маслом полетел в каменную изгородь, отделявшую внутренний дворик от оживленной улицы.

Pierrot/Pierrette: Николь, совершенно не ожидавшая подобного взрыва негодования в ответ на свою шутку, не успела ни шарахнуться, ни отшатнуться. Выронив нож, она вскочила и, торопливо вытерев об штаны ладони, прижала их к зажмуренным глазам, да так и застыла с искажённым от боли лицом, бормоча сквозь зубы ругательства, достойные бывалого моряка. Простояв с минуту, она вслепую засучила рукава камзола и прижала к глазам оставшиеся сухими манжеты. Несколько мгновений спустя она наощупь отыскала на столе нож, убрала его в ножны и снова опустилась на скамью. - За Труа, - неестественно ровным голосом повторила она. – И за Гару. И за всё. Очень осторожно она открыла покрасневшие глаза и, часто моргая, огляделась по сторонам.

Belle Fleur: Площадная ругань, которой разразился сотрапезник, заставила чувствительную Простушку зажать уши ладонями и опрометью броситься обратно в трактир. Внутри она заприметила подпиравшего стену чумазого мальчишку и приказала: - Сбегай в беседку и отведи господина, который там сидит, в купальню. Дашь ему чистой холодной воды и поможешь как следует умыться, понял? – Она повертела перед его носом новехоньким медным лиаром. Тот кивнул, схватил монетку и стрелой полетел к выходу во внутренний дворик. Белль проводила его взглядом и пошла на кухню, где обнаружила хозяйку «Бронзового кабана» у кадки с квашней. - Нужны три комнаты на неделю, - не мешкая, перешла она к делу. - Экю за ночь, – трактирщица тоже за словом в карман не лезла – Смотреть будешь? Она вытерла руки передником и, не дожидаясь ответа, направилась к двери. - Экю, это вместе с ужином, разумеется? – уточнила Белль, поднимаясь по лестнице вслед за хозяйкой. - А как же! Еще и завтрак в постель, - хмыкнула та, не оборачиваясь. – Ты, краля, нос не сильно-то задирай: не в Париже, чай. У нас в Дижоне все трактиры одним миром мазаны, ну кроме разве что «Серебряного наперстка», так ведь они втридорога дерут. Ежели такая разборчивая – иди в «Красную мельницу» или «Дижонскую горчицу», только и там все точно такое же, как у меня: кровать, сундук, два горшка: один, с портулаком, – на окне, второй – под кроватью. Произведя беглый осмотр комнат-близнецов, Белль в последней заплатила за две ночи вперед и попросила добрую женщину: -Сударыня, если увидите того приятного господина, что со мной явился, скажите ему, что комнаты готовы, а если он захочет отдохнуть с дороги – направьте его в ту, что Вы мне в первую очередь показали. - Если увижу – и скажу, и направлю. Чай, язык не отсохнет, - с этими словами трактирщица вышла за дверь. Белль подошла к распахнутому настежь окну и села на подоконник, беседуя с Ронсаром. - Не знаю, как быть, дорогой мэтр, - призналась она своему кумиру, сопровождая каждое слово тяжелым вздохом. - Этот двуликий Янус, этот оборотень в штанах действует на меня как горящий фитиль на бочонок с порохом. Одна искра – и я вся пылаю…Если оставить все как есть, так и до взаимного рукоприкладства недалеко! С этого момента я к нему ближе, чем на мушкетный выстрел, не подойду! Зато теперь мы квиты, - с мрачным удовлетворением заключила она, - Око за щеку. Вы согласны со мной? Ронсар красноречиво промолчал в ответ. Белль поцеловала короля французской поэзии в бархатный лоб и посмотрела вниз: под окном остановилась телега с сеном. Возница раскурил трубку и завязал неспешный разговор с вышедшим на крылечко знакомым. Портулак был хорошо известен трактирным хозяйкам как декоративное и лекарственное растение еще со времен Гиппократа

Pierrot/Pierrette: При виде невесть откуда взявшегося подростка, в щербатой ухмылке которого легко было заподозрить насмешку, на щеках Николь вспыхнул яркий румянец, проступивший даже сквозь дорожную грязь. - Барышня велели в купальню идти, - мальчишка красноречиво подмигнул. – Вот будет вам счастье, сударь. - Убирайся, если не хочешь остаться без ушей, - комедиантка и вправду потянулась за ножом, но озорник только хихикнул. - Да ей-богу, ваша милость, так и сказала. - Ужом проскользнув по ту сторону стола, он подобрал самый большой из валявшихся у забора глиняных осколков и увлечённо принялся его вылизывать. - Ступайте, сударь, не сомневайтесь. То ли приняв его слова на веру, то ли рассудив, что она ничего не теряет, Николь сложила в корзинку почти нетронутую курицу, хлеб и паштет и, со второй попытки подцепив одной рукой обе кружки и кувшин с вином, направилась в купальню. Эпизод завершён



полная версия страницы