Форум » Предыстория » Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман. Сентябрь 1625 года, Париж. » Ответить
Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман. Сентябрь 1625 года, Париж.
Belle Fleur: Мельхиор Ла Моннэ Белль Флер
Ответов - 47, стр:
1 2 3 All
Belle Fleur: Спектакль завершился, и Мадлена, равно спасаясь от внимания престарелого сатира и желая как можно быстрее пробраться за кулисы, встала одной из первых и, спустившись в партер, пробралась сквозь густую толпу зрителей с теми ловкостью и проворством, на которые способны лишь молодые и стройные женщины. Никого не толкая, она, подобно ручейку или юркой змейке, прокладывала себе путь к подмосткам – увы, давно ею оставленным. «Сколько же времени я не играла?» - мысленно спросила она себя и, подсчитав, пришла к неутешительному выводу: почти полгода! Добрых шесть месяцев, четыре из которых она, как птичка певчая, сидела в клетке, позолоченной щедрой, но оттого не менее властной рукой королевского адвоката. «Так и голос потерять недолго!» - подумала комедиантка и с сильно забившимся сердцем поднялась на сцену, чтобы затем, под прикрытием красно-желтых ливрейных спин и огромной корзины цветов проникнуть в актерскую гримерную. Перед тем, как переступить порог, она быстро сняла с лица надоевшую полумаску. Войдя, комедиантка сразу же почуяла знакомый дух театра: тягучие ароматы разнообразных парфюмов, коими актрисы явно злоупотребляли, терпкий запах пота разгоряченных игрою тел и специфические запахи средств для гримирования, из которых самыми пахучими были свинцовые белила на основе уксуса: с их помощью лица комедиантов приобретали необыкновенную, прямо-таки алебастровую белизну. Встретившись взглядом с актрисой, исполнявшей роль Тисбы, Мадлена заметила, что зрачки у той сильно расширены, отчего глаза сверкают как молнии в ночи. Неудивительно, что она так яростно набросилась на бездыханного Пирама: явно переборщила с белладонной. Впрочем, не актриса интересовала благодарную и восхищенную зрительницу: на табурете сидел тот, кто последние три дня занимал все ее мысли и днем, и ночью: премьер труппы собственной персоной! Неотразимый актер и ловец зрительских сердец – равно мужских и женских, о! сколько еще хвалебных эпитетов могла она подобрать к этому человеку? И каким трогательно простым и естественным казался король сцены сейчас, когда отдыхал после представления, явно отнявшего у него немало как физических, так и душевных сил. Растерянная и смущенная, взволнованная до глубины души, Мадлена просто стояла и молча смотрела на своего кумира полным обожания взглядом, не находя слов для объяснения своего присутствия в святая святых театра. Мода закапывать сок белладонны («красавки») в глаза для придания им яркости пошла из Италии. Однако при передозировке атропин, содержащийся в белладонне, вызывает приступы сильнейшего нервного возбуждения, иногда доходящего до бешенства. Мельхиор Ла Моннэ, если Вы против упоминания субретки, я эту часть из поста уберу
Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор вышел из задумчивости, чуть-чуть не дойдя до твердого намерения отправиться немедленно, не дожидаясь товарищей-актеров, в какой-нибудь трактир поблизости, чтобы плотно пообедать и насладиться своим успехом наедине с самим собой. Но его насторожило изменение в окружающей обстановке - вдруг наступила почти полная тишина, женщины прервали свое щебетание. Подняв глаза, он обнаружил, что причиной молчания является юная особа, никому здесь не известная, которая застыла у гримировального столика, явно созерцая нечто возвышенное. (Мельхиору не пришло в голову, что объектом созерцания является он сам - обычно на него смотрели несколько иным взглядом.) Особа была миловидна, свежа и нарядно одета. Мельхиору показалось, что он её где-то видел, но память не подсказала ни обстоятельств, ни имени. При гостье не было ни служанки, ни компаньонки, и потому как-то не верилось, что сия девица принадлежит к высшему обществу. Сделав такой вывод, Мельхиор приосанился и произнес бархатным голосом: - Что с вами, милочка? Вы заблудились, потеряли выход? Вам нужна помощь? Дорогая Белль, вводимые вами детали и подробности прекрасны, потому я никогда не против них!
Belle Fleur: Мадлена понемногу обрела дар речи, но по-прежнему чувствовала некоторую скованность из-за присутствия двух других актрис. Кто-кто, а она прекрасно знала, какие острые шпильки находятся в арсенале любой комедиантки и каким безжалостным насмешкам порой подвергаются в театре не в меру восторженные и пылкие поклонницы знаменитых актеров. Тем не менее, она все же решилась и заговорила: - О нет, месье, я не заблудилась! Напротив, я пришла именно к Вам и с поручением. Мой опекун, королевский адвокат мэтр Денизо, который, увы, не смог из-за неотложного судебного дела присутствовать на сегодняшнем представлении, но уже не раз видел Вас в других спектаклях, просил меня выразить наш общий восторг Вашей игрой и пригласить Вас отобедать в его особняке сегодня вечером. Всей душой надеюсь, что Вы окажете такую честь двум страстным театралам и поклонникам Вашего необыкновенного таланта! При слове «опекун» со стороны мадемуазель "Белладонны" донесся сдавленный, но вполне отчетливый смешок, однако Мадлена проигнорировала его со стоицизмом, достойным Сенеки или Марка Аврелия: ни один мускул не дрогнул на ее хорошеньком личике. Она терпеливо и почтительно ждала ответа на приглашение.
Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор, если можно так выразиться, расцвел: деньги он любил, что и говорить, но славу любил если не больше, то нежнее. А что могло быть более наглядным выражением славы, чем подобное приглашение? Если бы оно поступило от лица дворянского звания, как ни странно, это польстило бы актеру меньше - он знал, что дворяне часто общаются с людьми искусства просто ради забавы, от скуки, да и денежек своих они никогда не считают. А вот если на званый обед раскошеливается законник, человек наверняка расчетливый и серьезный... Упоминание об "опекуне" он, как и актрисы, расценил однозначно. Но если мэтр Денизо тратится на такую девушку, да еще готов и актера уважить... о, какой благородный, должно быть, человек! Воистину, это могло быть только искренним почитанием! - Мне чрезвычайно приятно слышать это, - важно произнес Мельхиор, поднявшись с табурета и приветственно склонив голову. Ему очень хотелось оглянуться и посмотреть, как реагируют на эту сцену все присутствующие, но это было бы слишком по-детски. Он сделал вид, что находится в помещении один. - С превеликим удовольствием принимаю ваше приглашение. Однако я не имел до сей минуты чести знать о мэтре Денизо и не представляю себе, где он живет. Надеюсь, вы укажете мне путь?
Belle Fleur: Мадлена, в ожидании ответа затаившая дыхание, с облегчением и радостью перевела дух и рассмеялась, стараясь, чтобы ее смех звучал как можно более нежно и приятно для слуха. - Ах, это совсем недалеко отсюда! – воскликнула она. – Улица Медников, через два дома от того места, где был злодейски убит наш славный король Генрих IV! Но пусть Вас это не смущает, сударь: нынче улица вполне безопасна, а к тому же снаружи меня ожидает слуга, который нас с Вами будет сопровождать. Тут она запнулась, сообразив, что не представилась сама и до сих пор не знает имени человека, которого с несвойственной ее полу смелостью только что позвала в гости. Говорить же о том, что до сих пор так и не смогла узнать имени своего кумира, на представлениях которого побывала не раз, она побоялась: вдруг неправильно поймет? Да и скорее всего, он был известен широкой публике только под сценическим псевдонимом, а настоящее имя скрывал. Она ведь тоже когда-то выступала под именем Белль Флёр… -Простите, сударь, я ведь даже не назвала себя, а представить нас друг другу некому... Бывшая комедиантка обвела изумленным взглядом гримерную в поисках подходящего для этой цели человека. Не найдя его, она справилась своими силами: - Мое имя - Мадлена Бельвиль, а мэтр Шарль Денизо – не только мой опекун, но и родной дядя со стороны матери. Я довольно рано потеряла родителей, и дядюшка с тетушкой, сами бездетные, взяли меня к себе. Сказав все это, Мадлена скромно опустила глаза, но уши навострила, ловя каждый звук, исходящий из угла гримерной, куда удалились обе актрисы, чтобы вдоволь похихикать и пошептаться. Будут ли они так же насмешничать, как при слове «опекун», после того как узнали, что она – порядочная девушка из уважаемой в обществе семьи, да еще и явилась в театр в сопровождении слуги? Поскольку в углу внезапно наступила полная тишина, Мадлена понадеялась, что укол шпилькой, сделанный ею совершенно непреднамеренно, все же попал в цель. Улица Медников (rue de la Ferronerie) знаменита тем, что 13 мая 1610 года здесь произошло громкое убийство - король Генрих IV пал от кинжала католического фанатика Равайяка. Находится в округе 4. Улица Тампль, где пока происходит действие эпизода, располагается в соседнем округе 3, в квартале Марэ и неподалеку от площади Вогезов. Я пользовалась вот этой интерактивной картой Кликните на номер округа и увидите подробное его описание с указанием исторических мест.
Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор был в восторге от нового знакомства. Ему нравилась и внешность, и имя Мадлены Бельвиль (даже если имя выдуманное, все равно), и то, как она себя ведет. Правда, если девица из порядочной семьи, это означало, что на быструю победу над предполагаемой добродетелью рассчитывать не стоит, но вкусный обед в зажиточном доме с приправой даже из легкого флирта был достаточно заманчивым финалом удачного дня. - Как печально, когда судьба лишает дитя родительского попечения слишком рано, - сочувственно произнес он. - Но когда находятся добрые опекуны, это большая удача! При этих словах Ла Моннэ бросил выразительный взгляд в сторону болтушек, укрывшихся в углу, давая понять, что лично он в данный момент принимает на веру все сказанное. - И как приятно сознавать, что твое искусство находит отклик в душе столь почтенного человека! - воодушевляясь все более, продолжал он. - С превеликим удовольствием принимаю ваше приглашение. Позвольте заверить вас, что я, Мельхиор Ла Моннэ, хорошо знаю свет и людей, но столь очаровательных созданий мне видеть не приходилось! Это было, конечно, преувеличением, но в данный момент актер свято верил в свои слова. Наскоро глянув в зеркало, чтобы удостовериться, что пятен грима нигде не осталось, он водрузил на голову свой пышный артистический берет и объявил: - Ведите же меня, о прелестное дитя! Право, в вашем обществе мне будет казаться, что мы идем не по скучным улицам Парижа, а по волшебным тропам сада Армиды!
Belle Fleur: Дорогой отец! Я, с Вашего позволения, оставляю за кадром описание пути из театра в особняк: ведь самое важное нас ждет впереди! Путь от зала для игры в мяч до особняка мэтра Денизо не занял много времени. Верный Жак, подуставший от усердных возлияний в соседнем трактире, шел, как всегда, чуть позади, придавая компании законченный вид. Мадлена щебетала всю дорогу как птичка, рассыпаясь в похвалах как постановке в целом, так и мастерству главного исполнителя и с почтением и восторгом верного адепта выслушивала его реплики и замечания. Войдя в дом вместе с дорогим гостем, она уже предвкушала как пойдет с ним рука об руку к накрытому столу, как вдруг вся похолодела, вспомнив, что за картина* висела на стене столовой напротив места, которое обычно занимал мэтр Денизо. Королевский адвокат питал к этому предмету изящного искусства особые чувства и часто говаривал, указывая на него серебряной вилкой или ложечкой: - Ангел мой, это страшно возбуждает аппетит! Ничего особенно страшного в том, чтобы гость увидел картину не было, кроме того факта, что мэтр Денизо попросил художника придать лицу спящей богини черты своей нынешней любовницы. Остальную часть Венеры художник рисовал по памяти со служанки из соседнего дома. Но откуда это было знать господину Ла Моннэ? Вдруг сложит два и два и решит, что Мадлена – девушка без моральных устоев, а ее так называемый дядюшка – на самом деле и не дядюшка ей вовсе! Она внушающим трепет взором посмотрела на слугу, только что принявшего у гостя берет и верхнее одеяние, и проговорила: - Жак! Вы не забыли задернуть портьеры в столовой? Слуга, для которого нежданный гость был terra incognita (в отличие от ожидавшегося ранее судьи, любившего разглядывать творение неизвестного мастера не менее хозяина дома), сразу все понял и встрепенулся: - С Вашего позволения, мадемуазель, еще раз все проверю, а заодно помешаю поленья в камине. Сказав это, он рысью понесся вверх по лестнице. Мадлена лучезарно улыбнулась спутнику: - Господин Ла Моннэ, Вы хотите сразу пройти к столу, или желаете взглянуть на собрание сочинений испанских драматургов в библиотеке? *Столовую мэтра Денизо украшала сюжетная копия шедевра Симона де Вио, но, разумеется, написанная кистью неизвестного автора. Вместо нее была повешена копия или подобие этой Дорогой Мельхиор Ла Моннэ, на визите в библиотеку вовсе не настаиваю: Мадлена просто тянет время, чтобы дать слуге возможность перевесить картину.
Мельхиор Ла Моннэ: Ла Моннэ, разумеется, не мог знать, в чем истинная причина произошедшей заминки - но саму заминку отлично заметил. Его покойная маменька смотрела подобным взором на служанку, когда обнаруживала, что та забыла начистить столовое серебро, которым хозяйка намеревалась похвалиться перед важным гостем. Маменьку актер вспоминал редко, и то, что прелестная юная особа вдруг напомнила ему о почтенной мадам Ла Моннэ, очень удивило его. Но вокруг было столько всего интересного, что эта мысль быстро улетела. Даже в прихожей чувствовалась солидность дома: на стенах деревянные панели, украшенные резьбой, пол из серых и белых плит чисто выметен, на слуге приличная, хотя и не новая, одежда, и какой расторопный - сразу же помчался исполнять! "Уж этот серебро начистить не забудет, - подумал Мельхиор. - Но, может, вино не то подал?" В общем, ему было безразлично, что там могло быть не так, главное - чтобы вовремя подали еду. После спектакля есть хотелось ужасно. Но огорчать милую хозяйку не следовало, и потому он ответил со скромным достоинством служителя муз: - Боюсь, что радости чревоугодия ослабят мой интерес к возвышенным предметам. Потому, сударыня, я бы предпочел взглянуть на вашу библиотеку сейчас!
Belle Fleur: Поднимаясь вверх по лестнице, Мадлена увидела, как из столовой вышел Жак с картиной в руках и быстро направился в конец коридора – туда, где была темная комната, забитая старыми вещами. Рассудив, что путь к столу расчищен, она обернулась к гостю: - Как же я глупа и невнимательна, сударь! Вы ведь страшно устали после такой сложной постановки и наверняка голодны! Книги же никуда от нас не денутся: как любит говорить мэтр Денизо, духовная пища не прогоркает и не портится. Двустворчатая дверь столовой была первой в ряду других. Подбежав к ней и настежь распахнув створки, Мадлена пригласила: - Милости прошу к столу, проходите и садитесь, дорогой господин Ла Моннэ! Окинув испытующим взглядом просторную, залитую светом свечей, комнату, она с удовлетворением заключила, что все сделано, как должно: стол, покрытый камчатной скатертью, был уставлен тарелками с закусками и жарким, мисками с паштетом и горшочками с бульоном и супом-пюре, от которых поднимался аппетитный пар. Бутылки с французскими, испанскими и португальскими винами из погребца мэтра радовали глаз своими округлыми боками. Столовое серебро сияло. Высокие уютные кресла так и манили побыстрее в них расположиться. На краю стола стояла большая чаша с водой для омовения рук, в которой плавали распаренные ромашка, майоран и розмарин, рядом с ней лежало полотенце кипрского льна. Со стены на все это великолепие сурово взирал святой Иероним, осуждая чревоугодников. А может быть, и втайне завидуя им, поскольку в его распоряжении была исключительно пища духовная: покрытый пылью веков фолиант и выбеленный временем череп, долженствовавшие вызывать раздумья о тщете всего сущего. Дорогой отец, меню обеда было расписано чуть выше. Вина – по Вашему вкусу здесь
Мельхиор Ла Моннэ: Окинув взором представшую ему картину, Мельхиор искренне восхитился, так как все детали обстановки и угощения вполне соответствовали и обещаниям новой знакомой, и его мечтам. - О, мадемуазель, что за восхитительное зрелище! Как чувствуется заботливая женская рука! И как уместна здесь эта поучительная картина: пируя за этим столом, можно одновременно предаваться невинным радостям жизни и не забывать о тщете всего сущего! Однако к чему так много вина? Не ждете ли вы еще гостей? Признаться, мне очень не хотелось бы воздерживаться долго - игра на сцене так утомительна, и я ужасно проголодался! Как правило, Ла Моннэ не возражал против больших компаний, ведь тогда ему удавалось поговорить об искусстве вообще (и о себе в частности) сразу со многими людьми. Но сегодня... о, сегодня ему очень хотелось уюта и тишины... не той тишины, которая предшествует любовному дуэту в постели, а такого... семейного, милого покоя.
Belle Fleur: Вина действительно было много – в расчете на судью, который представлял из себя поистине бездонную бочку. Но гостю об этом знать совсем не следовало. - Ах, господин Ла Моннэ, - объяснила Мадлена, наполняя его бокал рубиново-красным благородным напитком, ведшим происхождение из бургундских виноградников, - Мэтр Денизо не знал Ваших вкусов, оттого и распорядился поставить на стол все самое лучшее и разных сортов, чтобы было из чего выбирать. Глоточек того, глоточек сего… Говоря это, Мадлена ломала голову над тем, как объяснить отсутствие хозяина дома, от которого, по ее словам, и исходило приглашение. Вдруг ее осенило: она посмотрела на гостя и быстро добавила: - Кстати, ума не приложу, где же дядюшка. Проверю-ка я, не в кабинете ли он. Иногда он засыпает за письменным столом, утомленный работой над речью. Пожалуйста, принимайтесь за еду, а я сейчас вернусь. Встав из-за стола, Мадлена торопливо покинула столовую и прошла в соседнюю комнату – кабинет королевского адвоката. Утренняя записка мэтра лежала на прежнем месте, под чернильницей. Она схватила листок и вернулась с ним в столовую. - Какая досада, сударь! – воскликнула комедиантка, издалека показывая гостю бумажку, - Дядя сообщает, что в деле его знатной клиентки, госпожи М***, открылись неожиданные и отягчающие обстоятельства, и он не вернется, пока досконально не обсудит с ней свое завтрашнее выступление в суде! Он страшно сожалеет о своем отсутствии и выражает надежду, что ему еще представится случай встретиться с Вами в самое ближайшее время. Видимо, это лакей госпожи М*** доставил записку, пока нас с Вами не было..., - задумчиво заключила она. Мадлена сокрушенно покачала головой, сунула записку за корсаж и снова заняла свое место за столом: - Несмотря на это, мы не должны лишать себя удовольствия отдать должное кулинарному искусству Полины. А скажите, сударь, Ваша труппа еще долго будет оставаться в Париже? Этот важный вопрос она задала, накладывая в тарелку гостя паштета и пододвигая к нему поближе блюдо с горячими ржаными булочками.
Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор уселся поудобнее на стул, солидный, как и вся здешняя обстановка, насладился ароматом паштета и булочек, но прежде чем насладиться также и их вкусом, ответил с важностью человека осведомленного: - Думаю, вы понимаете, мадемуазель, что если бы срок пребывания в столице зависел только от наших пожеланий, то мы бы вообще никогда отсюда не уехали - разве что летом, когда в Париже невыносимо душно, стоило бы отправиться куда-нибудь, где воздух почище! - произнося эту тираду, он не спеша разрезал пару булочек, затем положил на каждую половинку по куску паштета, полюбовался на свое произведение и продолжил: - Но все зависит от капризов Фортуны, увы! Сегодня мы рискнули показать публике пьесу, которая может обеспечить нам благожелательность одних важных лиц - и недовольство других, не менее, а может, и более важных. Если возьмет верх недовольство, то нам не поможет даже то, что зрители хотели бы видеть нас на подмостках каждый день - достаточно одного слова.... - Тут он возвел глаза к потолку, показывая, откуда может грянуть это слово - и мы вынуждены будем уехать. Таковы превратности жизни актеров. Вот почему мы всегда спешим насладиться кратким моментом удачи и отдохновения! Теперь уж точно настал такой момент - Ла Моннэ изящно поднес ко рту первую половинку булочки и откусил.
Belle Fleur: «Уехать»! Смутное, давно притаившееся в глубине души желание встало перед Мадленой во всей своей определенности благодаря случайно сказанному слову. Она обвела взглядом роскошно обставленную столовую своего покровителя. Мимолетный обмен взглядами в ювелирной лавке, смущенное понимание, промелькнувшее в глазах и словах ювелира, когда он заворачивал ожерелье, подсказали ей, что она далеко не первая в ряду юных любовниц королевского адвоката. Не первая – и, увы, не последняя. О том, что он сделает ее своей женой, и думать не приходилось. Кстати, действительно ли он уехал по делу так неожиданно и надолго? Что это за дела такие, ради которых пожилой мужчина оставляет в одиночестве юную красавицу и разрешает ей принимать гостей? Возможно, он ищет предлог, чтобы порвать с ней ради новой пассии. Возможно, недалек тот день, когда она снова окажется в одиночестве на чердаке какого-нибудь унылого трактира. Фортуна свела ее с премьером крепкой и популярной труппы, а значит, надо использовать эту пусть и призрачную, но возможность вернуться к тому, что, как она считала, было ее призванием и смыслом жизни. Мадлена устремила посерьезневший взгляд на изображение святого Иеронима и после краткого безмолвного совещания с ним, начала говорить: - Отведайте этого, - актриса заботливо пододвинула к гостю блюдо с запеченными перепелками, которые распространяли вокруг себя пьянящий аромат душистых трав. – А суфле из фазана с артишоками просто тает во рту…попробуйте! И не удивляйтесь тому, что сейчас услышите, дорогой господин Ла Моннэ. Не дивитесь, что я буду с Вами откровенна, как на исповеди: я с первого взгляда почувствовала к Вам полное доверие, как к близкому другу или родственнику…Моя матушка, Арлетта, в которую я, надо сказать, пошла и лицом, и фигурой, сбежала из дому с бродячей труппой, когда ей было четырнадцать лет. Я же, если можно так выразиться, родилась и выросла на подмостках и в доме дяди чувствую себя как птица, запертая в золотой клетке. Из груди Мадлены вырвался тяжелый вздох. - Понимаете, я с самого детства мечтала стать великой актрисой! Такой, как итальянка Андреини или наша Метивье-Ленуар…Мой дядя – прекрасный и достойный человек и любит меня, как родную дочь, но он никогда не разрешит мне заняться актерским ремеслом, которое, как он считает, отняло у него сестру. Мало того: он задумал выдать меня замуж за своего знакомого, королевского судью Деверо. О господи! Видели бы Вы этого противного старикана! Представьте: он обожает отварные куриные гузки! – Мадлена сморщила свой милый носик, выказывая крайнее отвращение к вкусам своего суженого. – У него подагра! Лысина! Он толст, как винная бочка и ровным счетом ничего не понимает в театре! К тому же всему Парижу известно, что у него на содержании шестнадцатилетняя девчонка! Но дядя не хочет понять, какую глубочайшую неприязнь я испытываю к господину Деверо: он только и толкует мне с утра до вечера, какая это выгодная партия и даже назначил день венчания! Ах, если бы судья хоть отдаленно напоминал Вас – я бы еще смирилась, а так…Я сбегу, сбегу, как сделала моя несчастная мать! Ни за что не пойду под венец с этим старым развратником и пропойцей будь он трижды судьей! Поток лжи, приправленной крупицами правды, изливавшийся из ее хорошеньких уст, комедиантку нисколько не смущал: она твердо верила в то, что часто ложь бывает выгодна и приятна не только обманщику, но и тому, кого пытаются обвести вокруг пальца. А уж любой мужчина только рад обманываться в присутствии молоденькой и хорошенькой особы. Мадлена на всякий случай приняла томную и обворожительную позу, которая позволяла гостю в полной мере оценить изящество и соблазнительность ее фигурки, а голубые глаза взирали на короля сцены с мольбой и ожиданием того, что ее горести вкупе с горячим желанием посвятить себя искусству встретят полное понимание.
Мельхиор Ла Моннэ: Суфле из фазана и впрямь было весьма нежным, только потому Мельхиору удалось не поперхнуться, заслышав удивительные признания его юной хозяйки. Тут же в нем заговорила выработанная с годами осторожность, и он, продолжая как будто бы безмятежно вкушать дивные яства, внимательно слушал, оценивая каждое слово. Особенно поразило его сообщение о матери милой девицы. Во дни бурной юности Мельхиор знавал, о да, знавал одну Арлетту... И да, действительно, поначалу она была столь же мила, свежа, как мадемуазель Мадлена, великолепно сложена, а какой темперамент! Мельхиор мысленно застонал: темперамент Арлетты, хотя и приносил ему немало удовольствий в ночные часы, имел свою оборотную сторону в виде бурных сцен негодования, капризов и прочего в том же духе - в часы дневные. Кроме того, Арлетта пребывала в святом убеждении, что любящий мужчина просто обязан осыпать возлюбленную побрякушками, платьями, лентами, в общем, всем, что она пожелает. Вспомнив все это и осторожно взглянув поверх еды на свою собеседницу, Ла Моннэ вдруг осознал, что сходство с матерью могло заключаться также и в умении ловко обводить влюбленных дурачков вокруг пальца. Он почему-то ни на миг не усомнился, что речь идет о какой-то другой Арлетте - совпадало и время, и описание внешности. Вот только не было в свое время никакого разговора о солидном и зажиточном доме, родителях, брате... - Ваша история глубоко тронула меня, - осторожно заговорил Мельхиор, когда сообразил, что дальнейшее молчание может показаться неприличным. - Тяга к миру искусства бывает непреодолима, это я знаю по себе. Но для женщины, тем более столь юной, служение Мельпомене сопряжено с немалыми трудностями. Если вы выросли среди актеров, то должны хорошо это знать сами. А теперь, когда вы пожили какое-то время в такой роскоши, в такой неге, вновь подвергаться всем превратностям пути? Хорошо ли вы все учли? К тому же ваш дядя... он служитель закона, он может возбудить преследование против нас... лично против меня, сочтя ваш отъезд с труппой похищением. Вы об этом не думали, дитя мое? Последние два слова вырвались у него совершенно непроизвольно, но тут же мелькнула волнующая догадка: а вдруг? Вдруг это очаровательное создание - плод их любви? Как она сказала? "С первого взгляда почувствовала полное доверие, как к близкому другу или родственнику"? Случайно ли это? Вопросы множились, как мухи над блюдечком с вареньем, но Мельхиор пока отогнал их все, решив сперва услышать ответ Мадлены.
Belle Fleur: - Нега? Роскошь? – в волнении Мадлена схватила бокал гостя и отпила из него добрый глоток. – Ни нега, ни роскошь не вызывают у меня неприязни, но что они значат в сравнении с аплодисментами зрителей, с тем неземным восторгом, который испытываешь, выходя на подмостки? Что касается судебного преследования, дорогой господин Ла Моннэ, - этого не будет. Скажите, как мой опекун узнает, куда я подевалась? Кто ему расскажет? Какая связь между Вами и мной? Жак, который сопровождал нас сегодня, не знает ни имени Вашего, ни звания. Мы вышли вместе из театра, а он ждал снаружи! Для него Вы – один из зрителей, знакомый мэтра, с которым я случайно встретилась на представлении! В свое время моя мать сбежала, но о том, что она стала комедианткой, ее семья узнала лишь тогда, когда блудная (в переносном смысле, разумеется!) дочь вернулась в родные пенаты, желая пристроить меня в надежные родственные руки – она чувствовала, что скоро умрет, бедняжка! Мадлена изящно промокнула сухие глаза краешком кружевной манжеты. - Ах, господин Ла Моннэ! Кровь – не водица! Только родной отец, если бы он у меня был, мог бы возбуждать иски и все остальное, что нужно, в попытке найти свою кровинушку. А опекун, пусть даже и дядя по матери – это всего лишь опекун. Он, конечно, расстроится, но, уверяю Вас, мой отъезд не разобьет ему сердце. Однажды я случайно подслушала, как он говорил госпоже Денизо, тогда еще живой и здоровой: «Поверь, ангел мой: яблочко от яблони недалеко падает! Боюсь, что Мадлена пойдет по стопам своей несчастной матери! Безотцовщина, плод греховной связи – это клеймо на всю жизнь почище королевской лилии!» Она перевела дух и налила гостю вина другого сорта в чистый бокал. Пора было пускать в ход артиллерию – пушечный залп из кулеврины был призван окончательно рассеять сомнения гостя, ежели таковые остались после кавалерийских атак и бросков легкой пехоты, коими были высказанные ею ранее аргументы и доводы. В Мадлене странным образом уживались изворотливость и наивная, прямо-таки детская вера в людей: довод, который она приберегла напоследок, любой разумный человек назвал бы поступком неосторожным и даже опасным, но сама юная комедиантка не испытывала ровно никаких сомнений или опасений. Она видела перед собой только цель – и не замечала препятствий. Актриса положила свою маленькую ручку на рукав гостя и многозначительным тоном сказала: -Господин Ла Моннэ! Я прекрасно помню, какие сложности испытывали те бродячие труппы, в которых нам с матерью приходилось играть. Вечная нехватка наличности! Месяцами перебиваешься с хлеба на воду, мечтая о куске мяса, и перелицовываешь старые платья. Как мы с матерью бедствовали – словами не описать! Я ни у кого на шее сидеть не собираюсь, уверяю Вас! Своих денег у меня, разумеется, нет, но есть одна ценная вещь, которая мне принадлежит, и которую легко обратить в звонкую монету и купить на вырученные деньги и сценические костюмы, и все прочее, что нужно актрисе. Сейчас я Вам ее принесу и покажу! И, поднявшись из-за стола, она быстрым шагом покинула столовую, предоставляя гостю возможность спокойно поесть и как следует обдумать ее слова в тишине.
Мельхиор Ла Моннэ: Как только прелестная Мадлена покинула столовую, к Мельхиору вернулась способность здраво рассуждать. В том, что эта юная и неглупая девица является дочерью той самой Арлетты, у него сомнений почти не осталось. А вот является ли она, с другой стороны, его дочерью? Это был вопрос большой и, скорее всего, неразрешимый. С третьей стороны, если сие есть дщерь Арлетты (Мельхиор отчего-то даже в мыслях вдруг перешел на высокий стиль), то примерно половине её слов не стоит верить. Ибо маменька её обладала чудесной способностью сплетать подлинные факты и собственные фантазии. На сцене, когда приходится порой импровизировать, эта способность весьма уместна. В жизни - наоборот... Для придания мыслям большей ясности Ла Моннэ обстоятельно полакомился перепелочкой, обсасывая все косточки, и пришел к выводу, что правда, наглядно подтверждаемая окружающей обстановкой, заключается в том, что хозяин дома в самом деле зажиточен и что Мадлена пользуется здесь правами хозяйки. Кроме того, не подлежало сомнению стремление девушки вновь выйти на сцену - кто хоть раз отведает этого хмеля, тот всегда будет стремиться попробовать еще раз... "В общем, она не так уж много и присочинила, - подытожил Ла Моннэ, запивая пряную птичку легким, приятным вином из налитого Мадленой бокала. - Мэтр Денизо или как его там, разумеется, никакой не дядя и никакого толстого и противного жениха в окрестностях не наблюдается. Уж больно ладно история скроена, точь-в-точь сцена из какой-нибудь комедии!" Он постановил сделать вид, что верит всему, подыграть и посмотреть, как поведет себя милая плутовка дальше.
Belle Fleur: Вихрем ворвавшись в спальню, Мадлена поискала глазами ожерелья: две змейки, красная и белая, сплетясь в любовном объятии, лежали у вазы с фруктами. Какое выбрать? Она представления не имела, сколько в точности стоит каждое, но понимала, что обе вещи – дорогие, баснословно дорогие. Широко известная история о том, что король Генрих III преподнес в дар своей супруге жемчужное ожерелье стоимостью в двадцать пять тысяч экю*, всплыла в ее памяти. Правда, королевское ожерелье славилось тем, что состояло из десятков рядов отборного жемчуга, а «ее» представляло из себя всего-навсего одинарную нитку хорошо подобранных, но не таких уж крупных зерен. И все же оно должно было стоить немалых денег! Актриса задумалась, припоминая сцену в ювелирной лавке. Сколько же заплатил мэтр Денизо? Мадлена закрыла глаза и сосредоточилась: вот мэтр развязывает кошель и начинает выкладывать на прилавок золотые кругляши. Один, два…пять, десять. Кучка монет, которые ювелир убрал со стола, была не такой уж и большой: пистолей десять - пятнадцать от силы. Как же так?! И вдруг головоломка сложилась, и Мадлена чуть было не рассмеялась: адвокат ничего не покупал! Да и не мог он приобрести сразу две дорогущие вещи – в кошеле столько монет не поместилось бы. Он взял их на время, в аренду, выдав мэтру Фюретьеру залог – и делал он это явно не в первый раз! Фюретьер ведь сам предложил ему ожерелья, намекнув на прошлые сделки: он полностью доверял своему постоянному клиенту, и ему было выгодно получать стоимость драгоценности по частям, не расставаясь с самой вещью! Святая Магдалина, сколько же девушек попользовалось этой соблазнительной вещицей до нее? Мадлена мгновенно прониклась глубочайшим презрением ко всему племени судейских и адвокатов. Престарелый сатир! Ходит по кладбищам и подбирает бедных отчаявшихся сироток, чтобы потом пустить им жемчужную пыль в глаза и развратить, да, развратить! Сладкоречивый демон, коварный обольститель, растлитель невинных дев! Но ничего, заплатить ему придется, а куда он денется, когда она исчезнет, унеся с собой главный инструмент его греховных козней? Но обставить все надо так, чтобы это выглядело не как побег, а как несчастный случай. В Париже легко затеряться, а уж молоденькие и красивые девицы то и дело становятся жертвами злодеев и бесследно исчезают в мрачных запутанных переулках города. Мадлена присела на кровать: она уйдет в том, что на ней надето, не взяв ничего, кроме жемчуга. После, продав драгоценность, накупит себе уйму новых нарядов и всего прочего, что нужно для жизни и сцены. А сейчас надо было уломать господина Ла Моннэ, заручиться его согласием и поддержкой, вырвать у него обещание того, что место в труппе ей обеспечено. Если же он откажется наотрез – она все равно уйдет из этого дома: в Париже комедиантов пруд пруди, на этот раз она будет настойчивой и добьется своего. А вот содержанкой она больше никогда не станет, увольте! Комедиантка встала и решительным шагом направилась к выходу из комнаты. Оказавшись в коридоре, она тихонько подкралась к двери столовой и замерла, прислушиваясь. Внутри царила тишина. Впрочем, она и не ожидала, что в ее отсутствие премьер будет декламировать монологи или читать стихи. Мадлена прильнула к замочной скважине: гость подносил к губам бокал с вином. Выражение его лица показалось актрисе задумчиво-расслабленным. Хороший момент, чтобы вернуться! Открыв дверь, комедиантка вошла и лебедем проплыла к столу. -Милый, дорогой господин Ла Моннэ! – присаживаясь рядом с гостем, пропела она самым сладким голоском, и придвинулась ближе, показывая ему нанизанные на крепкую нить жемчужные зерна. – Взгляните на это чудо ювелирного искусства! Угадайте, сколько оно стоит? Мадлене и самой было бы интересно узнать истинную стоимость ожерелья: раз жемчуг был в таком почете у особ королевской крови, то должен был цениться дороже сапфиров, рубинов и заурядных кораллов. А главное - она собиралась предложить господину Ла Моннэ стать посредником между ней и директором труппы и готова была отдать часть вырученных денег на нужды постановок как оплату своего вхождения в штат. А что делать? Иногда приходится жертвовать тем малым, что у тебя есть, чтобы добиться большего. Она выпустит из рук синицу, чтобы поймать журавля. *А. Дюма «Графиня де Монсоро»
Мельхиор Ла Моннэ: Мельхиор уже насытился вдоволь прекрасными яствами, а сытость, как известно, затуманивает разум. Однако мысль о возможном родстве милой мадемуазель Мадлен с не менее милой, но притом весьма ловкой мадемуазель Арлеттой заставила его держаться настороже. Появление на сцене... то бишь на столе жемчужного ожерелья было ходом довольно неожиданным. Чтобы сообразить, как на него ответить, Ла Моннэ долго вертел красивую вещицу в руках, поднес поближе к свету, пощупал отдельные бусины и даже понюхал зачем-то. Не мог же он прямо сказать, что разбирается хорошо лишь в стекляшках, пригодных в качестве реквизита, а настоящих жемчугов, по сути, и не видывал иначе как издали, на богатых дамах, приходивших смотреть спектакли? - Мне кажется, милая моя хозяюшка, - наконец произнес он, придав своим интонациям должную внушительность, - что этот жемчуг довольно высокого качества и в хорошем состоянии. Однако определить его стоимость я затрудняюсь, поскольку она зависит и от того, где его покупали, и от моды, и даже от порядочности продавца. Мне когда-то продали золотую пряжку для шляпы, которая на поверку оказалась просто позолоченной медной... (Мельхиор умолчал о том, что подделку выбирал сам и нарочно, поскупившись тратиться на золото.) Но это - подлинный жемчуг, насколько я могу судить. Думаю, что каждая бусина стоит около пистоля. Однако зачем вы спрашиваете меня? Не лучше ли посоветоваться с каким-нибудь ювелиром? Я знаю одного на мосту Сен-Мишель...
Belle Fleur: Мадлена еле удержала вздох разочарования. Не в господине Ла Моннэ - о нет! Она все с тем же восторгом и обожанием смотрела на своего кумира. Разочаровалась она лишь в том, что он не назвал цену: теперь придется навязывать ему свое мнение, а это неправильно, особенно когда имеешь дело с мужчинами. Она также сделала зарубку в памяти по поводу ювелира с моста Сен-Мишель: к мэтру Фюретьеру она никоим образом обратиться не могла. -Уверяю Вас, жемчуг - настоящий! - сказала она, - Это фамильная драгоценность, доставшаяся мне от бабушки. Моя мать, как Вы понимаете, ею не владела, потому как не жила в отчем доме. Но когда я оказалась под кровом дядюшки, он первым делом показал мне это ожерелье и сказал, что оно мое по праву и я могу распоряжаться им, как захочу. Стоимость его весьма и весьма высока. Я легко смогу выручить за него не менее двух тысяч экю, представьте себе. Это около шести тысяч ливров! Так вот, дорогой господин Ла Моннэ, я готова отдать большую часть этих денег на нужды Ваших коллег и постановок в обмен на место в труппе. Станьте моим посредником и поручителем в переговорах с директором, прошу Вас! Я также готова пройти любое вступительное испытание: сыграю на лютне, спою, станцую, прочитаю монолог Цыганки из комедии господина Арди или же из Ада или Рая мессира Данте. Хотя я и не понимаю по-итальянски, я специально заучила десятка три терцин наизусть, чтобы при случае иметь возможность выступить с итальянскими актерами, коих в Париже довольно много.
Мельхиор Ла Моннэ: Названные девушкой суммы приятно поразили Мельхиора - ради такого можно было и пойти на риск "похищения" прекрасного цветочка из огорода мэтра Денизо. Какое же это похищение, если пташка сама рвется вон из позолоченной клетки? Да еще такая одаренная пташка! Ну что ж... - потерев пальцами подбородок, задумчиво произнес он, - если ваша тяга к театральному искусству столь сильна, что вы готовы презреть даже родственные узы... Если ваши жемчуга действительно стоят такой суммы, то лучше вам оставить эти деньги при себе - для поступления в труппу хватит и гораздо меньшего взноса. Главным вашим взносом должен стать ваш талант, моя милая! ("И внешность, - добавил он про себя. - Но хвалить я вас, голубушка, нее буду. Так-то оно разумнее!") Я уже почти готов оказать вам содействие, но... не могли бы вы продемонстрировать ваши умения прямо сейчас? Я бы хотел послушать, как вы поете!
полная версия страницы