Форум » Предыстория » Трава всегда зелена на том берегу. 22 июля 1626 года, Труа » Ответить

Трава всегда зелена на том берегу. 22 июля 1626 года, Труа

Pierrot/Pierrette: ... когда на этом – тюрьма. (с) БГ

Ответов - 36, стр: 1 2 All

Pierrot/Pierrette: В город Труа странствующие комедианты въехали во второй половине дня, когда тёплые летние тени начали удлиняться, а жара достигла своего апогея. Не успев толком разместиться в скромной гостинице у самых ворот, почти все они разошлись: Герцог – добывать разрешение на представление, Капитан – выбирать помещение для спектакля, Лелий – на поиски прачки, а Николь – к оружейнику, починить сломавшийся в пути кинжал. Атлант, составивший ей компанию, вернулся, однако, один, что тотчас же было подмечено Лелием, вольготно расположившимся в обеденном зале перед почти опустевшей тарелкой бараньего рагу с вилкой в одной руке и обёрнутой в замшу палочкой для полировки ногтей – в другой. – С актёрами пошёл поболтать, – отозвался Атлант и, получив в ответ ожидаемый вопрос, объяснил, что в городе, оказывается, уже две недели выступает другая труппа и что, разузнав, где их можно найти, Николь решила отправиться на представление, а сам гигант предпочёл озаботиться обедом. Забыв и о маникюре и о еде, первый любовник схватил шляпу и выбежал на улицу, а Атлант, заняв его место за столом, с аппетитом принялся за ним доедать. Когда, два часа спустя, Лелий вернулся назад, Атлант приветствовал его почти тем же вопросом: – А Пьеро где? – Остался, – лаконично откликнулся Лелий, направляясь к лестнице на галерейку. – Может, и не вернётся, ежели там найдётся металл попритягательней. Последние слова предназначались вовсе не для силача, хотя смотрел первый любовник только на него.

Belle Fleur: Белль, измученная долгой дорогой и тряской, по прибытию в Труа сразу слегла с невыносимой головной болью. Мокрая тряпица, приложенная ко лбу, и веточки розмарина и лаванды, красиво разложенные вокруг головы на подушке, нисколько не облегчили ее страданий. Пролежав в душной комнате несколько томительных часов, она заскучала и решила, что прогулка на свежем воздухе будет лучшим лекарством, чем полдюжины пиявок или кровопускание, которые, несомненно, пропишет ей лекарь. Встав с постели и выйдя на галерейку, она посмотрела вниз и увидела двух актеров. Нимало не смущаясь, директорская дочка внимательно выслушала окончание их разговора, и когда первый (увы, не ее!) любовник поставил свою мускулистую правую ногу на первую ступеньку лестницы, решительно преградила ему путь наверх. - Сударь, - произнесла она с самым ласковым видом, - я вижу, Вы ничем особенным не заняты. Не соблаговолите ли сопроводить меня на прогулку? Мне нужно подышать свежим воздухом Труа: головная боль меня так измучила, что, боюсь, я еще неделю не смогу выйти на подмостки. Атлант, привыкший к частым и бурным сценам, происходившим между завзятым сердцеедом и юной примадонной, хмыкнул и приготовился выслушать еще одну. - Голова болит? - Лелий явно не был склонен проявить сострадание. Он нахмурил свое гладкое чело и изобразил глубокую задумчивость. - М-да, лекарство мне известно, мадемуазель, но, увы, сейчас меня ждут неотложные дела. В следующий раз охотно помогу. И он направился наверх, бесцеремонно отодвинув Белль в сторону. Страдая от очередного фиаско, Белль сбежала по лестнице вниз и, остановившись у стола, за которым сидел Атлант, спросила: -Атлант, где выступает эта труппа, о которой вы только что говорили? Атлант почесал в затылке, припоминая: -Ну... это неподалеку от церкви...Дай бог памяти..., - взор великана затуманился и вдруг он хлопнул себя по лбу и весь просиял: -Сент-Мадлен, крошка! Точно! Церковь Сент-Мадлен, по имени твоей святой покровительницы! И улица, на которой она стоит, также называется. Как выйдешь отсюда - иди налево до первого переулка, там свернешь направо, а потом уже спросишь у прохожих. Или проводить? -Спасибо, Атлант, найду. Белль чмокнула великана в щеку и, выйдя на улицу, решительно повернула налево. Церковь Сент-Мадлен - древнейшая из церквей Труа. Построена в XII веке

Pierrot/Pierrette: Если бы очаровательная Белль Флёр спросила у Лелия, как ему понравилось представление, тот, без сомнения, выплеснул бы на труппу со претенциозным названием "Изумительный Театр" целый ушат помоев. Поставленный ими фарс был донельзя вульгарен, Слуги отличались только цветом волос и шириной талии, а Героиня не умела держаться на сцене. Единственной, кто заслуживал хоть какого-то внимания, была Коломбина, которая не только была весьма аппетитна на вид, но и справлялась с ролью Торговки Рыбой столь хорошо, что каждое её появление на подмостках вызывало шквал аплодисментов. Но мнения Лелия никто не спросил, а Николь с ним бы и не согласилась – с её точки зрения, наиболее интересным персонажем пьесы был Ростовщик, оказавшийся лучшим жонглёром, какого она когда-либо видела, и до чрезвычайности остроумным комиком. Судя по обвальному хохоту публики, он был полностью осведомлён о последних событиях в Труа и до тонкости знал, над кем можно было безнаказанно потешаться в промежутках между трюками такого изящества, что их не стыдно было бы показать и самому королю. Едва дотерпев до конца, Николь поспешила за кулисы, представилась, и Робер тут же начал осматривать её ножи. Как и следовало ожидать, не успев обменяться и дюжиной фраз, оба жонглёра отправились наружу, прихватив целую кучу добра, которое вскоре замелькало над их головами, к вящему восторгу тотчас же собравшейся толпы и увязавшейся с ними Коломбины. – Три факела, и все счастливы. – Робер, удерживавший в этот момент в воздухе три шара разного размера, пузатую булаву и оловянную тарелку, с непостижимой ловкостью присоединил к ним кольцо, ногой подцепив его с земли, и продолжил: – Придумываешь чёрт знает что, лишь бы вставить в пьесу что-то посложнее, и никого это не интересует. – Как ты это делаешь? – Я мог бы соврать и сказать, что всё дело в долгой тренировке. – В аккуратной тёмной бородке, полностью скрывавшей нижнюю половину его лица, ослепительно сверкнули белоснежные зубы. – Но есть и кое-какие трюки. – Которыми ты, конечно, не поделишься. – Почему нет? Лови. Комедиантка механически поймала сперва большой шар, за ним средний, и несколько минут сосредоточенно жонглировала ими, пока накопившиеся огрехи не вынудили её остановиться. – И? – Знаешь, чего я всегда хотел? – Робер задумчиво подёргал сам себя за небрежно связанные в хвост чёрные волосы, казалось, напрочь позабыв о высказанном было намерении поделиться с ней секретами своего мастерства. – Поработать на пару с кем-то навроде тебя, вдвоём. Представляешь, что мы бы могли учинить? Ты с ножами, например, я – с факелами? И начать меняться? – И Боже помоги тому, кто окажется посредине, – улыбнулась Субретка и с неожиданной грацией уселась прямо на землю. Из-под слегка задравшейся юбки на миг показалась совершенно босая ножка. – У нас отличная труппа, – отозвалась Николь. – Но ты можешь перейти к нам. – Не могу, – Робер подмигнул своей товарке. – Это моя труппа. А ты ещё и умница, если так быстро понял, к чему я веду речь. Ты на паях или на жалованье? Молодая женщина ответила не сразу, возвращая шары их владельцу и снова открывая свой футляр, а когда она заговорила, то о другом: – Ты ведь не пользуешься ножами? – С чего ты взял? Бросай! Вскоре все семь кинжалов засверкали в воздухе, переходя из рук в руки с той же непринуждённостью, что и из одной руки в другую. – Мы могли бы и потанцевать, у нас очень недурно выходит, – предложил жонглёр. – Рискнёшь? Коломбина кокетливо тряхнула чернокудрой головкой и, поднявшись на ноги, подошла почти вплотную к Николь. – Сбегать за лютней?


Belle Fleur: Несмотря на указания Атланта, Белль чуть было не заблудилась в незнакомом городе. Идя по узким улочкам и любуясь фасадами домов, она, тем не менее, начинала сожалеть о том, что отказалась от предложения великана проводить ее: дело шло к вечеру, и, хотя щедрое июльское солнце не собиралось покидать небосвод, бродить по улицам одной, без надежного защитника, было небезопасно. Белль вспомнила, что сегодня, 22 июля, день святой Марии Магдалины и подумала, что было бы правильным зайти в церковь и, может быть, даже исповедаться. Однако тут же передумала: в этот день женщины дурного поведения наводняли храмы, поскольку святая, имя которой носила Мадлена, считалась их покровительницей. Негоже порядочной девушке, пусть и актрисе, смешиваться с толпой блудниц! Впрочем, для греховодниц в церквях были выделены отдельные места. Мадлена вновь заколебалась, не зная, как поступить, и почему-то вспомнила «Жалобу» - проникновенное и возвышенное произведение мэтра Гийома де Машо: «Кто смеется утром – вечером заплачет: Он верит, что Любовь действует во благо, Тогда как она причиняет только зло.» Как будто отвечая на ее мысли, рядом раздался жалобный женский голос: - Подайте во славу святой Марии Магдалины и на нужды ордена кающихся грешниц… Белль вздрогнула: перед ней стояла одна из тех обращенных, которые входили в ряды монахинь ордена Святой Магдалины, учрежденного в Пуатье несколько столетий назад известным проповедником, а иными словами – раскаявшаяся проститутка. Комедиантка знала, что среди магдалинисток были и актрисы, оставившие свое ремесло. Она молча вытащила из кошеля два су и положила их в раскрытую ладонь просительницы. Прикосновение к руке бывшей блудницы обожгло ее как огнем, и она, отдернув пальцы, стремительно пошла прочь, желая поскорее удалиться подальше от этого живого предостережения, и даже не спросила монахиню, как же пройти к церкви Сент-Мадлен. Однако, выражаясь словами того же мэтра Машо, непостоянная и изменчивая Фортуна повернула свое колесо благоприятным образом: пройдя совсем немного, Белль случайно оказалась на нужной ей улице.

Pierrot/Pierrette: Коломбина вернулась не только с зачехленной лютней на спине, но и с бубном в руках, с которым тут же обошла собравшуюся на площади перед церковью толпу, пока оба жонглёра, полностью погрузившись в своё ремесло, щеголяли друг перед другом любимыми трюками. Ни один не снизошёл до того, чтобы взяться за факелы, но принесённые ими с собой кольца, шары и булавы стремительно переходили от одного к другому во всевозможных фонтанах, каскадах, полукаскадах и венцах – то парами, то вразбивку, с переходом и без, с одной руки и с обеих, пока Субретка, закончив сбор, не уселась на прежнее место и не заиграла бранль. – Налево по кругу, – приказал Робер, и они неторопливо начали обходить свой пятачок по часовой стрелке, обмениваясь тремя булавами. Дождавшись, пока Николь попадёт в ритм, он на ходу подобрал четвёртую, но оставил её при себе. – В танцах ещё и поворачиваются. Ни на миг не прекращая жонглировать, он крутанулся на пятке. Николь захлопала бы вместе со зрителями, если бы её руки не были заняты и если бы в этот самый момент она не углядела в толпе Белль Флёр. Мгновеньем позже булавы посыпались на землю, когда она попыталась повторить трюк. – Не всё сразу, – промурлыкал Робер. – Помедленнее? – спросила Коломбина. – Нет, – в унисон ответили оба. Стараясь не смотреть на Белль, Николь снова двинулась по кругу напротив Робера.

Belle Fleur: Белль действительно стояла в первом ряду зрителей и смотрела на жонглеров со смесью благоговейного восхищения и зависти. «А я-то только декламировать умею…», - в приливе неожиданного самоуничижения подумала она, но появление смазливой темноволосой субретки с лютней и бубном вовремя напомнило ей о том, что одной декламацией ее актерские навыки не ограничиваются. Играла девица неплохо, пальчики у нее были ловкие: так и летали по струнам, но опытное ухо Белль все же уловило пару-тройку неверно взятых нот, и она тут же вывела настолько же беспощадное, насколько и несправедливое заключение о дарованиях другой комедиантки. Ко всему прочему Белль показалось, что Николь слишком часто посматривала на субретку, и когда ни с того ни с сего булавы посыпались на землю, с досадой скрипнула зубами: вот что случается с актером, когда он, забывая о деле, смотрит по сторонам! - и она перевела взгляд на второго жонглера. «Какой он талантливый, сильный, ловкий и красивый! Вот бы заполучить такое сокровище в труппу и утереть нос Лелию» - подумала директорская дочка и решила, что когда представление закончится, обязательно заведет с ним разговор. Лучший жонглер в Труа

Pierrot/Pierrette: - Я оставлю тебе паузу подлиннее, - предложил Робер, однако, случайно или намеренно, добавил в круговорот и четвёртую булаву. - Не надо. Улучив подходящий момент, Николь повторила трюк, на сей раз успешно. - Браво, браво! – воскликнула Коломбина, и Робер, не сбиваясь с ритма, перекинул следующую булаву через спину. - Хорошо быть красивым мальчиком, - заметил он. – Мне пришлось бы ногами жонглировать, чтобы она меня похвалила. - Тебе уже нечему учиться, - тут же откликнулась Субретка. - Ладно, повеселились, и будет! - Робер одну за другой поймал все булавы. – Пойдём лучше промочим горло. Ты с нами, красавица? Задавая этот вопрос, он смотрел отнюдь не на товарку по труппе, и Николь, нахмурившись, также повернулась к Белль.

Belle Fleur: У красавицы не возникло ни малейших сомнений в том, что вопрос адресован ей: по странному капризу Фортуны всегда получалось так, что на расстоянии двух (а то и больше) лье вокруг никогда не оказывалось никого, кто мог бы поспорить с ней за этот титул. - Какая встреча, Пьеро! – воскликнула она, приветственно улыбаясь Николь, – А мы уже с ног сбились, тебя разыскивая: ты не забыл, что завтра днем мы даем представление? -Сударь, - обратилась она уже к Роберу, - должна сказать, что Ваше искусство поразило и восхитило меня. Я тоже комедиантка и к тому же - дочь директора известной и успешной труппы, а этот красивый и ловкий юноша, который столь старательно пытался Вам подражать, - мой товарищ по сцене. Как редко удается встретить такого даровитого актера, как Вы, чтобы обменяться мнениями о нашем благородном ремесле! - Мы могли бы…обменяться мнениями, мадемуазель…но не здесь, – медленно произнес Робер, оценивающим взглядом окидывая юную комедиантку с ног до головы и усмехаясь каким-то ему одному известным мыслям. – Мои актеры разместились в трактире под названием «Птичий двор», это недалеко отсюда. Хозяин – лучший кулинар в Труа и к тому же честный человек, мы всегда останавливаемся у него. - Что ж, не будем откладывать! – не задумываясь, согласилась Белль, отметив слово "мои" и заподозрив, что перед ней - не простой комедиант, а владелец труппы. - Пьеро, - обратилась она к Николь, - сделайте любезность: если Вы собираетесь вернуться в наш трактир, передайте всем, что я встретила мадемуазель Жоли, и она пригласила меня переночевать в доме ее тетки. Не забудьте: мадемуазель Жоли! И, подхватив Робера под руку, она, посмеиваясь, потянула его за собой.

Pierrot/Pierrette: - Какая у вас короткая память, сударь! – восхитилась Коломбина, убирая лютню в чехол. – Забыть о завтрашнем представлении! Губы Николь сжались в тонкую линию, но она коротко кивнула и сунула подмышку футляр со своими ножами. - Мадемуазель Жоли, - повторила она. – Передам. - Старая дева, конечно. Играла дуэний, пока не ушла на покой, - смеясь, подхватила неугомонная Субретка, но тут же сменила тон: – Погоди, Пьеро, не уходи. Мне одной всё это добро обратно никак не отнести. Поможешь? По лицу Николь пробежала тень явного неудовольствия, когда она глянула на оставленный Робером позади реквизит. - Хорошо. Она взялась за одну ручку баула, Коломбина – за другую, и они вдвоём направились к оставленному ими получасом ранее залу для игры в мяч, снятому «Изумительным театром».

Belle Fleur: Пьеро, возвращаю Вашего непися с извинениями, благодарностью и набежавшими процентами в размере трех су Робер вежливо, но твердо перехватил руку Белль и отвел юную актрису на несколько шагов в сторону. - Директорская дочка, вот как? А что это у вас в волосах? - и, протянув правую руку, неуловимым движением извлек из-за уха Белль невесть откуда взявшуюся медную монетку. – Да вы просто набиты деньгами, сударыня! – усмехнулся ловкий комедиант. – Смотрите, вот еще одна, и еще! – Одну за другой он предъявил Белль монеты, но не отдал, а спрятал в свой кошель. - Ни за что не расстанусь с таким сокровищем! – решительно заключил он, имея в виду то ли деньги, то ли свою собеседницу, и, обернувшись, с недовольным тоном воскликнул: - Куда это они без нас направились? Эй, красотка, а ну-ка постой! – окликнул он Коломбину, и, оставив Белль одну, неторопливо направился вслед за своей субреткой, не сказав юной актрисе ни слова более.

Pierrot/Pierrette: – Он будто думает, что я ему и в жизни должна прислуживать, – пожаловалась Коломбина. – А что у вас за труппа? Мадемуазель директорская дочка, конечно же, не субретка… – Субретки у нас нет, – отозвалась Николь. Развить эту тему она не успела: сзади донёсся оклик Робера, и Коломбина вполголоса выругалась. – Вы где остановились? Потом скажешь, поговорить надо. А на каких-нибудь музыкальных инструментах ты играешь? – Играю, но слушать это совершенно невозможно, – после лёгкой запинки ответила Николь и также глянула через плечо. – Забыл любимую булаву?

Belle Fleur: На лице у Робера заиграли желваки, и весь он как-то неуловимо переменился: сквозь личину обаятельного и дружелюбного комедианта глянул хищный оскал. На вопрос Николь он ничего не ответил, но зато нарочито спокойным тоном поинтересовался у субретки: - Ты не слышала, что я сказал? Мы все, - он обвел взглядом ее и Николь и неопределенно махнул в сторону оставшейся позади Белль, - возвращаемся на «Птичий двор». Реквизит я сам донесу, - и протянул руку к баулу.

Pierrot/Pierrette: Николь вскинула голову, и в её тёмных глазах также вспыхнул огонь. – Я возвращаюсь в "Розу ветров", – сообщила она и повернулась к Коломбине. – Но могу проводить тебя, если ты этого хочешь. – Спасибо. Только об этом и мечтаю, – заверила её Субретка, с чуть суетливой готовностью уступая Роберу ручку баула, и Николь последовала её примеру. Коломбина тут же подхватила её под локоть и, очень красноречиво указав взглядом на Белль, ослепительно улыбнулась. – Идём? А скажи, ты, случаем, на канате не танцуешь? Или тоже фокусник? – Не танцую. – Невозможно было не улыбнуться в ответ этому сияющему весельем личику. – Но кульбиты крутить умею. - О-о-о, я тебя уже люблю! Меня учили, но когда я падаю, ни одна сцена не выдерживает. – Она снова рассмеялась.

Belle Fleur: Белль, поначалу растерявшись от вопиющего пренебрежения своими прелестями (уже второй раз за день!), все же пошла следом за Робером, и поэтому расслышала его слова, обращенные к субретке, и уловила угрозу, исходившую от жонглера. Намерение Николь и Коломбины уйти, кажется, привело комедианта в ярость, и Белль, внутренне трепеща от страха перед жонглером, все же решила не дать произойти неизбежной ссоре, а то и еще чему похуже. Она вышла из-за его спины и, стараясь, чтобы голос не дрожал, произнесла как можно более спокойно: -Сударь, Пьеро и вправду не может пойти: я как увидела как вы ловко с булавами управляетесь, так все и позабыла напрочь! А ведь сегодня мой отец просил не опаздывать к ужину, чтобы иметь возможность пересмотреть с каждым из актеров условия найма перед тем, как мы начнем давать представления в Труа. Она перевела дух и закончила: - Пьеро, желаю вам удачи в переговорах: отец, в сущности, очень к вам расположен, да и я… - тут она икнула и голос у нее сорвался. Робер, по-видимому, относился к тому разряду людей, которые быстро вспыхивают, и так же быстро гасят свой гнев. Он что-то пробормотал и, окинув презрительным взглядом всю честную компанию и не предложив актрисе пойти вместе с ним, молча подхватил баул и широким уверенным шагом направился к узкой улочке, примыкавшей к площади. Белль также молча развернулась и пошла по уже знакомой ей дороге обратно в трактир, мечтая о горячем бараньем рагу и мягкой постели.

Pierrot/Pierrette: – Не ходи, – быстро сказала Коломбина, когда её спутница повернулась, чтобы последовать за Белль Флёр. – Придёшь завтра утром, она будет как шёлковая. Глядишь, и у папеньки что-нибудь выгадаешь. Николь только головой качнула и осторожно высвободила руку. Другая, возможно, попыталась бы узнать у Субретки причины загадочного поведения Робера, но все мысли акробатки были заняты её красавицей. – Я думаю, я как-нибудь разберусь. – Да завтра! – прокричала вслед Коломбина со всем доступным ей чувством превосходства, которое Субретка только может испытывать по отношению к Простушке. – Я придержу для тебя местечко во втором акте! – Да завтра! – Бросив эти слова через плечо, Николь увидела ещё, как молодая женщина заторопилась вслед за жонглёром. Догнав Простушку, она крепко взяла её под локоть. – Трактир, душа моя, в другую сторону.

Belle Fleur: Идя вниз по улочке, на которой тесно жались друг к другу разноцветные фахверковые дома, Белль углядела на одном из них каменное украшение и остановилась, запрокинув голову, чтобы полюбоваться причудливой мордой горгульи, прилепившейся к водостоку. Почувствовав прикосновение чужой руки к локтю и услышав обращенные к ней слова, она тотчас же обернулась. - Ох, как ты меня напугала! – сказала она, хотя весь ее вид говорил об обратном, и указала на водосток, - Смотри, какое чудо! Красивый город, правда? И я не в трактир иду, а к мадемуазель Жоли: премилая старушка, бывшая чулочница - с серьезнейшим видом промолвила комедиантка и тут же расcмеялась и принялась говорить без остановки, как будто перед этим провела в молчании целую вечность и теперь пыталась наверстать упущенное. - Взаправду, давай немного прогуляемся, пока солнце еще не зашло. Я ведь все выдумала про отца, чтобы отвлечь этого гневливого фигляра. Не хотела бы я играть под началом такого сурового хозяина! Чистый порох…Лучше от таких держаться подальше. Однажды, мне было тогда лет пять, мы с матерью прибились к цирковой бродячей труппе, был там один …водил за собой на цепи медвежонка и заставлял его выполнять разные трюки. Как-то раз медвежонок заупрямился посреди выступления, и хозяин стал тыкать его заостренным концом палки, а тот…лужу напрудил от страха и боли. Я набросилась на подлеца, стала обзывать его, пинать, кусать…меня оттащили, а после представления владелец труппы побил меня той же палкой, чтобы неповадно было… Личико у Белль искривилось, но она тут же закончила спокойным и уверенным тоном: - И правильно сделал! Когда ты на сцене – улыбайся, что бы не произошло. Белль мгновение помолчала, и, глядя на Николь, добавила: - И все же как хорошо, что отец не таков: спокойный, рассудительный, добродушный. Да и вся наша труппа… - она легонько пожала Николь руку и улыбнулась.

Pierrot/Pierrette: Перемены, проносившиеся по подвижному лицу комедиантки, никак не позволяли заключить, что монолог красавицы оставил её равнодушной, но, по-видимому, даже самой короткой беседы с Коломбиной было довольно, чтобы убедить её попридержать язык. Когда же она наконец заговорила, то обратилась вовсе не к своей спутнице, но, стукнув в широко распахнутую дощатую ставню под огромным золочёным кренделем, украшавшим дом напротив привлекшей внимание Белль горгульи, позвала: – День добрый, хозяюшка! Что у тебя найдётся повкуснее для доброго христианина, по собственной нерасторопности и любви к жонглёрскому мастерству пропустившего обед? Душа моя, – она обернулась к Простушке, – может, ты тоже голодна? Что ты хочешь?

Belle Fleur: У Простушки, не евшей с самого утра, разгорелись глаза: -Ммм…я бы спросила протертого супчика из каплунов, заваренного хлебом, - начала она перечислять кушанья, которыми хотела бы полакомиться, - после этого – гусиный паштет и свежие цветки настурции, еще - тушеные в меду морковь и тыкву, а в завершении всего - печеное яблоко или грушу в вине. Давай зайдем и посмотрим, есть ли что-нибудь, может быть, у хозяйки только мышам раздолье. Она порылась в своем кошеле и разочарованно сообщила: - Ой, а у меня всего пять су и три денье! Придется нам возвращаться в «Розу ветров» - там отец заплатит за баранье рагу с чесноком или горшочек похлебки. Атланту рагу понравилось: я видела, как он умял целое блюдо размером с тележное колесо. – преувеличила она как достижения Атланта, так и размеры оловянных тарелок, на которых в «Розе ветров» гостям подавали еду.

Pierrot/Pierrette: – Довольно, довольно, душа моя, – смеясь, перебила Николь, также извлекая свой кошелёк. – Так или иначе, придётся идти в трактир. Даже в самой лучшей булочной Труа вряд ли найдутся такие деликатесы! – За угол заверните, – взмахнула рукой высунувшаяся в окно хозяйка, – там у Старого Жана в кабачке можно перекусить. А ещё лучше, дойдите до святого Урбана, тут совсем рядышком. Прямо напротив паперти моего кузена Пьера заведение, так вы лучшего жаркого во всём Труа не найдёте. А то я вам пирога с бараниной да изюмом нарезать могу, а вино у соседей возьму, очень знатное вино они делают, да прямо в садике у нас стол накрою. Не за пять су, конечно, но разве у такого нарядного господина только и есть монет, что у подружки? Вместо ответа Николь вытряхнула на ладонь три кругляшка по одному денье каждый – всё, что у неё осталось после визита к оружейнику и посещения "Изумительного театра". – Ох, ну и растяпа же я! – воскликнула она. – Душа моя, прости! Ведь Коломбина же собирала деньги на площади, а я про свою долю и думать забыл! – С репой пироги тоже есть, – предложила булочница. – Эти, ясное дело, подешевле будут. Молодая женщина поморщилась и вопросительно взглянула на Белль.

Belle Fleur: Благодушие Белль как рукой сняло. - Премного благодарны, сударыня, но у господина своя репа имеется… - отрезала Белль, не глядя на булочницу, но зато сверля Николь негодующим взглядом. - Как! – воскликнула она с убийственной иронией, - у Вас уже есть доля в чужой труппе?! Вам платят конкуренты?! Как это понимать? Когда же вы успели с ними стакнуться? Объяснитесь как на духу, иначе я буду вынуждена… Белль до боли закусила свою розовую губку, не зная, чем бы припугнуть Николь, и, перескочив на другую тему, продолжила осыпать ее градом упреков, не давая вставить ни слова: - Удивляюсь Вашим рассеянности и неблагоразумию, Пьеро! Искренне недоумеваю! Как можно забыть о деньгах? Ладно бы о чем другом, но о деньгах! И почему-то Вы ни разу не забыли получить свою половинку пая у моего отца. А-а-а… Это все субретка! Эта цыганка затуманила вам рассудок, я же все видела! Обманщица! Сейчас же идем к этим уличным паяцам. Как тот плут назвал постоялый двор, не припоминаете? «Песья конура»? Нет! – вдруг воскликнула она, что-то сообразив, - Вы возвращайтесь в «Розу ветров», чтобы господин Ла Моннэ ничего не заподозрил о Ваших темных делишках, заодно и поужинаете бесплатно, а я сама разберусь с этими мошенниками. Сколько они вам должны? Я их выведу на чистую воду! Дайте сюда Ваши монетки – с моими как раз хватит на крендель с изюмом, потом верну. И она протянула к Николь раскрытую ладонь.



полная версия страницы