Форум » Предыстория » Все зло от книг. 3 апреля 1623 года, Париж » Ответить
Все зло от книг. 3 апреля 1623 года, Париж
Теодор де Ронэ:
Ответов - 47, стр:
1 2 3 All
Теодор де Ронэ: – Ты сводишь меня с ума, – ответный шепот колыхнул ее рассыпавшиеся по подушке волосы. Половодье страсти схлынуло, оставив позади опустошение и, никуда не деться, обычную грязь бытия. Несколько мгновений еще Теодор не двигался, смежив веки и наслаждаясь теплом слившихся в объятии тел, звеневшим в каждом суставе эхом удовлетворенного сладострастия, касанием ее пальцев – даже своей усталостью. Затем притянул Анну к себе, перекатился на спину и открыл глаза. Сладкая ее тяжесть, как мед, стекающий по ладони… – Любимая… – Как же он не хотел произносить эти слова, не хотел никуда ее отпускать! – Тебе пора уходить.
Анна де Сент-Омон: – Да, – согласилась с очевидным Анна, однако не сделала попытки освободиться. С нерадостным удивлением ей подумалось, что сладость греха не только и не столько в плотском наслаждении, но в освобождении сердца и разума от забот и печалей. Все было просто, пока в сплетенных объятиях друг друга они были мужчиной и женщиной без оглядки на часы и людское суждение. Но время неудержимо утекало сквозь пальцы, и от других людей было не убежать: муж, королева… даже мэтр Себастьен и маленькая камеристка. Осмелится ли разглядеть служанка на дне очей госпожи отсвет часа, что длился нескончаемо и пролетел как единый миг? Словно в поисках решимости, Анна склонилась над Теодором и коснулась его губ поцелуем, прежде чем приподняться на ложе. Отбросив за спину белокурые пряди, она села среди разметавшихся подушек и охнула со сдавленным смешком, увидев учиненный беспорядок из вороха мужской и женской одежды. Право, у камеристки будет куда больше поводов для недоумения, нежели наивно полагала ее хозяйка. Анна тронула рукой растрепавшиеся локоны.
Теодор де Ронэ: Соскочив с кровати, Теодор торопливо натянул штаны. Улыбка скользнула по его губам, когда он увидел то, что минутой раньше заметила Анна: его колет лежал на ее чулках, обнимая их одним рукавом. – Позвольте мне побыть вашей камеристкой, мадам, – церемонно произнес он, поднимая с пола ее платье. Дьявол, ну почему он не отослал служанку на весь день?! Батистовая сорочка не столько скрывала, сколько подчеркивала линии ее тела, золотые локоны, освобожденные от шпилек и гребней, струились магдальским соблазном, и, забывая о взятой на себя роли, Теодор снова притянул Анну к себе, осыпая поцелуями ее плечи и шею.
Анна де Сент-Омон: Сорочка с легкостью вернулась на место, обволакивая изгибы женского тела; как и чулки. Прочие предметы туалета представляли собой препятствие почти непреодолимое, и потому предложение о помощи прозвучало как нельзя кстати. Впрочем, его исполнение оказалось непростым делом для мужских рук. Подавшись в объятия Теодора, Анна прикрыла глаза и позволила себе мгновение неги, не противясь ему, но и не поощряя. Мысль о краткости свидания мелькнула и у нее, однако с женской практичностью она тут же ее отвергла. Как ни мало внимания в последние дни уделял супруге Рауль де Сент-Омон – по причине, которую она знала, или думала, что знала – но все же не настолько, чтобы не заинтересоваться резонами непредвиденной и долгой отлучки жены. – С противоположной задачей вы управлялись с большей ловкостью, – заметила Анна, улыбаясь. Как странно, совершив поступок, в котором нужно будет покаяться на ближайшей исповеди, она не испытывала ни сожаления, ни колебаний, как и о необходимости впоследствии впутаться в паутину лжи и уловок. Слова церковных проповедей и наставлений не годились для описания того, что она чувствовала и что приобрела.
Теодор де Ронэ: Теодор вздохнул – и рассмеялся. – Тогда я делал то, чего мне хотелось, – признался он, коснулся еще раз губами ее щеки и принялся за дело. В горничные его бы не взяли, но, если бы в комнате было зеркало, то, глянув в него четвертью часа позже, Анна не нашла бы чрезмерных изъянов в своем туалете – чего никак нельзя было сказать о ее волосах. С точки зрения Теодора, окутавшее ее голову золотое облако шло ей несравненно больше прически, но вряд ли графиня де Сент-Омон разделила бы это мнение – да и сравнение с одуванчиком никак не могло привести в восторг благородную даму. Переворошив разбросанные подушки, Теодор нашел среди них дюжину потерянных шпилек и резной гребень слоновой кости, которые и преподнес своей возлюбленной с шутовским поклоном. Вернувшись уже мыслями к делам насущным, он думал сейчас не только о необходимости вернуть Анну, как можно скорее, в книжную лавку, но и о вчерашнем разговоре с Брешвилем, и о возможно предстоящем ему вскорости визите на улицу Турнон. Который, что греха таить, мог плохо закончиться. Предупредить ее? Или промолчать? Почему-то же она посвятила в свои тайны – не его… Думать об этом было больно. Стремительно опустившись на колени, он извлек что-то из щели между плитками пола и триумфально протянул Анне раскрытую ладонь. – Моя прекрасная Цирцея, Достойны лучших вы баллад, Но я, у ваших ног робея, Всем, чем могу, воспеть вас рад. Хоть шпагой вам готов служить, Я скромно подаю вам шпильки. Взамен прошу вас подарить Мне поцелуй в конце посылки.
Анна де Сент-Омон: Губы Анны дрогнули в печальной улыбке, и она опустила взгляд. То, что хотелось… Увы, день вступал в свои права, требуя не исполнения желаний, но долга. Легкомысленный тон бретера избавлял прощальные минуты свидания от томящей грусти, и она была ему за это признательна, хотя и не верила его веселости. – Я сохраню поцелуй до следующей встречи, сударь, иначе никогда не смогу отсюда уйти, – с притворной строгостью произнесла она, принимая подношение. Округлым, извечно женским жестом она провела зубцами гребня по волосам и скрутила их нетугим жгутом на затылке, закрепляя результат шпильками. Большего ей все равно не добиться, благо в церковь мадам де Сент-Омон причесывалась без чрезмерных модных ухищрений, а допущенные огрехи скроет капюшон плаща. Позже она скажет Луизон причесать себя по-другому, потому что… нет, любые объяснения будут излишни – она просто прикажет переменить и платье, и прическу. Гребень плавно поместился у основания узла, завершая туалет, и Анна повернулась к Теодору. – Вам придется послужить мне не только камеристкой, но и зеркалом, – слегка краснея, проговорила она.
Теодор де Ронэ: Пальцы Теодора мягко легли на скулы Анны, поползли вниз, как у слепого, пытающегося запомнить дорогое лицо. – Ты прекрасна. Это была правда. Но кроме того, он смотрел на нее сейчас не только взором влюбленного. Мужчина не заметит тех мелочей, за которые тут же уцепится ревнивый взгляд другой женщины, но похоже, ничто в облике Анны не выдавало, как она провела последний час. Ладони молодого человека соскользнули на ее плечи, притягивая ее ближе. – До встречи? Но – memento mori! – Я днем сегодняшним живу: В снах я тебя увижу вскоре, Но вдруг не встречу наяву? Раз поцелуй, мой нежный друг, Никак не сохранить в копилке, Я, коль в кольце моих ты рук, Не стану ждать конца посылки. Что он и сделал. – Когда? – спросил он затем. – Завтра? Нет, послезавтра? Там же? Или здесь? Эпизод завершен
полная версия страницы