Форум » Предыстория » Смерть в Венеции. Эпилог в Париже. Ноябрь 1624 года » Ответить
Смерть в Венеции. Эпилог в Париже. Ноябрь 1624 года
Рошфор: Глава, где куется последнее звено цепи событий.
Ответов - 29, стр:
1 2 All
Теодор де Ронэ: Губы Теодора сами сложились в скептическую усмешку: играть роль Провидения ему еще не приходилось. Если бы не это, могло бы показаться, что он вовсе не слушал – что было бы недалеко от истины. О том, что такое Вальтеллина, он не имел ни малейшего представления, и ему на свой лад довольно было того же вывода, что сделал граф.
Richelieu: – Моя благодарность небесам, пославшим мне вас, отнюдь не исключает моей признательности и вам, – возразил кардинал. – Вам обоим, я хочу сказать. Загляните, если вас не затруднит, завтра к казначею, я оставлю ему особые распоряжения на ваш счет. Ришелье выдержал новую паузу и, уже глядя только на графа, закончил: – Надеюсь, вы не оставили в Венеции слишком уж недобрую память о себе. Быть может, кому-то придется туда съездить. Я попросил господина аббата навести справки, не проистекали ли махинации Хименеса из чрезмерной осведомленности. Если выяснится, что его связи стали чересчур разветвленными… Но вряд ли. Оливареса наши действия в кантонах, похоже, застали врасплох, чего никак не случилось бы, если бы эта интрига затевалась именно с целью предупредить нашу помощь гризонам. Вы согласны? Вред, который был бы нанесен Франции, был бы нешуточным в любом случае.
Рошфор: Угол рта графа дрогнул в слабой улыбке, и он невозмутимо встретил пронзительный взгляд кардинала. Раз уж судьба старого интригана тревожит монсеньора… – Как довелось мне услышать перед отъездом, свита испанского посла внезапно уменьшилась на одного человека, – сдержанно произнес он тоном, далеким от сожаления. – Увы, господин аббат не раз сетовал, что Венеция бывает опасна для неосторожных чужеземцев. Вот и сеньору Хименесу не посчастливилось узнать темную изнанку Светлейшей. С фатальным для себя исходом. Подробности мне не известны, да и вряд ли будут известны кому-то впоследствии. Запутанная история, монсеньор. Изящным жестом Рошфор провел по полоске угольно-черных усов, словно вычерченных острым пером каллиграфа. Движение холеной руки по странному совпадению ненароком указало в сторону бретера.
Richelieu: – Какая приятная неожиданность, – кардинал не нуждался в поясняющем жесте графа, чтобы перевести взгляд на его спутника. Пианези ни о чем подобном не сообщал, а от кого еще Рошфор мог получить такие вести в Венеции? – Может вы, месье де Ронэ, можете пролить свет на происшедшее с сеньором Хименесом? Зная графа, Ришелье ничуть не сомневался, что, если бы он отдал этот приказ, он так бы и сказал. Была ли гибель испанца для него неожиданностью, или он предвидел такой исход? Кардинал склонялся ко второму: слишком очевидно было, что смерть синьоры Чинкве Ронэ принял близко к сердцу. При прочих равных он посоветовал бы бретеру никогда так больше не делать, но сейчас тот просто не услышит. А повернулось все действительно к лучшему.
Теодор де Ронэ: Теодор молча качнул головой, не поднимая взгляда от серебряной пряжки, которую он начал изучать с того самого момента, как обнаружил, что перо на шляпе сломано. Затем, спохватившись, поднял голову. – Мне нечего добавить, монсеньор. Хвастаться тут было нечем. Адрес он вызнал у монны Дзанетты. Чтобы выманить испанца из дому, хватило короткой записки: «Если желаете получить известия о синьоре Росси, приходите в полдень на мост Убийц». Хименес пришел с двумя bravi, но чем бы они могли помочь против удара кинжалом, да еще когда им было велено отойти на несколько шагов и не подслушивать? Если они и попытались пуститься в погоню, к тому времени убийца уже успел смешаться с толпой. И кончилось все и кровью, и грязью. Оправданий тому, что он сделал, можно было найти много, но ни одно из них не было для него индульгенцией.
Рошфор: Словно угадав сомнения молодого человека, Рошфор безразлично обронил, подводя черту под окончанием всей этой истории и одновременно вынося эпитафию деятельному испанцу. – Как выразился бы покойный синьор Росси, человеку, играющему с огнем, не должно дивиться пожару. Впрочем, равнодушие графа было не вполне искренним. Финальную кровавую точку бретер поставил, подстегиваемый горем и собственной жаждой мести, а не следуя приказу – так он сам думал и думает. Однако приказа, ни произнесенного вслух, ни безмолвного, он не получил лишь потому, что в нем не было нужды: Рошфор отступил в сторону, подобно Пилату, предоставив свободу действий другому, но в отличие от римского сановника граф не считал, что руки его остались чисты от крови, пролитой на мосту Убийц. Грязно, но как уж вышло. Рошфор расправил белоснежные манжеты и встретился глазами с кардиналом: ошибки не случилось, и другая индульгенция ему была не нужна.
Теодор де Ронэ: Улыбка, с которой Теодор покосился на Рошфора, была откровенно ироничной, но во взгляде мелькнуло что-то вроде признательности. Уже второй раз за время разговора граф, сам того не подозревая, находил слова, от которых становилось чуть легче. Или он все же догадывался, как расстался с жизнью старый паук? – Qui fodit foveam incidet in eam, – усмехнулся бретер, – et qui volvit lapidem revertetur ad eum. Из нас, кажется, получились недурные камни. ______________________________________ Qui fodit foveam incidet in eam et qui volvit lapidem revertetur ad eum – лат. Роющий яму, сам в нее упадет; на катящего камень скатится камень. Притчи 26:27
Richelieu: Ришелье взглянул на говорившего с изумлением, которое даже не попытался утаить. Но к этому изумлению примешивалось хорошо скрытое раздражение. Наемный убийца, цитирующий Священное Писание! Вещь неожиданная, но суть не в том: эти слова следовало произнести ему, совсем с другой интонацией и иной целью. Кардинал не любил, когда убивали без необходимости, и если Росси должен был понести кару, то смерть Анджелы и убийство Хименеса… Что с тем, что с другим несложно было смириться, но нельзя было не назвать грехом. И потому он сам процитировал бы этот стих – в утешение или в оправдание, но никак уж не в насмешку. «Мне отмщение, и аз воздам». – У камня нет бессмертной души, – напомнил он и вернул все свое внимание Рошфору. – Я чрезвычайно признателен вам, граф, за все, что вы сделали… И не сделали. И буду рад увидеть вас снова завтра после полудня.
Рошфор: Бледное лицо Рошфора осталось холодно-бесстрастным, но он не удержался от того, чтобы не бросить на кардинала острый взор. Завтра пополудни. Ошибиться было нельзя – точный час означал, что монсеньору угодно возложить на него новое поручение. Он встал и сдержанно поклонился, не глядя на своего спутника, чье остроумие так и не снискало одобрения священника. Аудиенция была окончена – как и венецианское дело. Конец истории
полная версия страницы