Форум » Игровой архив » Благодарите судьбу, если она предоставляет вам хотя бы какой-то выбор. 16 июля, начало пятого » Ответить
Благодарите судьбу, если она предоставляет вам хотя бы какой-то выбор. 16 июля, начало пятого
Рошфор: Тюрьма Консьержери, действие второе
Ответов - 53, стр:
1 2 3 All
Арамис: Под внимательные взгляды горожан, которые отвлеклись от своих дел ради такого зрелища, Арамис прошествовал в городскую тюрьму. Откровенно говоря, если бы его проводили в Шатле - это больше польстило мушкетёрскому самолюбию. Консьержи - это клетка для птиц ниже уровня. Так по-крайне мере считал обладатель голубого плаща. Но из Шатле было бы труднее выбраться. А если учесть что ели выяснится его участие в ночных прогулках возле особняка де Сюлли, то там и до Бастилии дорога займёт не более часа. Но так, а не иначе раненный, в сопровождении конвоира достигли пунтка назначения. Перед дверью, за которой скрывался коммендант, Арамис напомнил об обещании де Брешвиля. - Сообщите прежде всего капитану - охрана короля должна быть усиленно из-за моего временного - это слово особенно выделялось из остального предложения и соответствовало желанию мушкетёра - отсутствия. Пропустив мимо ушей очередную колкость лейтенанта по поводу его обращения с дамами, Арамис прошёл в кабинет
Арамис: В кабинете помимо коменданта находился ещё один человек. Наверно так же как и де Брешвилю, Арамису не хотелось видеть здесь приспешников кардинала. Но увы, он был заложником своего положения и другого выбора у него не было. Устроившись поудобнее на стуле, мушкетёр молча слушал рассказ о том, как он оказался здесь. К удивлению обладателя голубого плаща и окровавленной повязки лейтенант опускал некоторые подробности, которые могли оказать влияния на исход дела. "Интересно, что кроется за отсутствием в повествовании имя нашего любезного шевалье? Благородно со стороны гвардейца не произнесение имени опального "водоноса"." Арамис выслушал рассказ почтенного конвоира, скрывавшего свои мысли от слушателей. "А зачем приводить меня сюда, что бы самому выкручиваться?" По завершению рассказа раненный воин кивнул в знак согласия с тем, что "всё так и было..." Граф де Рошфор видимо больше заинтерисовался рассказом гвардейца, раз решил провести с ним пару минут наедине... В ту же дверь через несколько минут вошёл лекарь с кувшином воды и различными склянками лекарств. Осмотрев рану, он произнёс: - Рана неопасная, но вы потеряли много крови. - Да вы что?! Неужели вы думали что я это не заметил? - Это было первая его фраза сказанная в этом кабинете. Не нужно иметь семь пядей во лбу, что бы придти к такому выводу. Арамису сейчас больше требовалась реальная помощь, нежели озвучивание простых истин, которые он и без него знает. Кровь тем временем уже не текла. Рука была покрыта высохшей кровью словно краской. Местный цирюльник, пролепетав что-то нечленароздельное, взялся за кувшин. Пока он оттирал руку, арестант обдумывал как выкрутиться ему и не подставить подругу любимой. Священник, которого скорее всего тоже приведут, врятли будет столь же благородным и умолчит о баронессе. Из открытой склянки по кабинету начал разноситься аромат спирта.
Рошфор: Закончив задавать интересующие его вопросы лейтенанту де Брешвилю, Рошфор вернулся в кабинет месье де Луа. Арестованного посадили на жесткий диван типа "лавка", стоящий у стены, и теперь врач увлеченно обрабатывал рану. Кивнув коменданту, граф опустился на стул напротив хозяина кабинета по другую сторону стола. Оперевшись локтем, он чуть кинул господину де Луа, словно утверждая, что все в полном порядке и он готов вместе с ним слушать подозреваемого. - Месье Арамис, вы способны отвечать на вопросы? Или же нам с господином комендантом подождать, пока вашу "страшную" - с сарказмом - рану обработают? Или вы потеряли слишком много крови, чтобы разговаривать? - с поддельным сочувствием.
Арамис: Вернувшийся граф де Рошфор и его ирония, вызвало чувство сродни ноющей боли в зубе. Вообще, христианского милосердия в Арамисе не всегда было с избытком. С людьми прячущимися по другую сторону баррикад, мушкетёр предпочитал разговаривать во время поединка. Нет, не со всеми. Но к людям, с которыми хотелось говорить и в других условиях Рошфор не относился. - Благодарю за заботу, граф - со мной всё в порядке. Я могу отвечать на ваши вопросы. Давайте скорее начнём этот разговор, что бы скорее его закончить
Рошфор: - Прекрасно, месье. Итак, я с удовольствием выслушаю вашу версию произошедщего, что заставило вас обратить оружие во вред даме? Ее переходящая все границы ревность? - произнесено это было с настолько скучающим выражением на лице, что совершенно терялось отношение самого графа к сказанному. Помощник кардинала не скрывал своей неприязни к мушкетеру, мечтающему о священнеческом сане... Непоследовательность Арамиса его всегда смешила: громогласные заявления о суетности всего сущего и прелести смиренной монашеской жизни никак не вязались с неменее громкими деяниями: убийства, разврат, чревоугодничество... А вот Рошфор никогда не кричал о своей вере, но зато не было случая, когда он забыл поблагодарить Всевышнего за дарованную удачу. Ну, например, как в этот раз. Что может быть лучше - успеть допросить мушкетера до его визита в Бастилию и разговора с самим монархом, к тому же, спасение жизни короля, конечно, неплохая индульгенция, но не бесконечная. Одно преступление - попустительство и моральная поддержка грабителей Пале Кардиналь, но совсем другое - убийство женщине, в Доме Бога...
Арамис: Граф сейчас разражал Арамиса как назойливая муха, убить которую сейчас не было никакой возможности. На очередную иронию, а именно так была воспринята последняя фраза, мушкетёр ответил испепеляющим взглядом, который показывал, что терпение его не бесконечно. "Кардиналисты, чёрт бы их побрал! Что Рошфор, что Брешвиль! Нашли повод для шуток! Человека чуть среди бела дня не зарезали, а они находят это очень занятной историей! Ну конечно, у самих не хватает способностью махать шпагой, что бы справиться с ненавистными мушкетёрами, так они языком пытаются компенсировать своё неловкость!" Остатки крови бы закипели, подогреваемые непримеримым духом, если бы Арамис не заставил себя успокоиться. Пара глубоких вдохов и раненный вновь повторил историю, рассказанную гвардейцу и священнику. Имя герцогини де Шеврез опять заплутало в мыслях мушкетёра и не вышло на свет божий через рот, на обозрение слушателей
Рошфор: Граф выслушал "показания" мушктера, впрочем, интересовали его обстоятельства этого дела много меньше, нежели причины появления Арамиса пред светлыми очами его величества. С некоторым сожалением граф подумал о том, что задерживать этого мужчину в голубом плаще в Консьержери не слишком обоснованно, и скорее всего все действия можно списать на самозащиту. Безусловно, для Рошфора не стал новостью тот факт, что убийцами, причем профессиональными, могут быть и женщины. При всем патриархальном отношении к слабому полу Луи давно осознал, что списывать со счетов милых дам, и подставлять им лишний раз свою спину - не стоит. Увы, библейская мудрость о Самсоне и Далиле подчас забывается в современном ему мире, вот и Арамис угодил на крючок мнимой беззащитности и неопасности. Но, несмотря на стройность высказанной версии, упускать дарованные свыше шансы Рошфор был не намерен. - Господин де Луа, вы же не будете против, если я задам несколько вопросов мушкетеру по моему делу? Как только граф появился в кабинете коменданта Консьержери, он предъявил, согласно бюрократической традиции, бумагу, данную им кардиналом, следовательно, хозяин кабинета не стал возражать перед тем, как оставить этих двух людей наедине друг с другом. Тем более, что врач как раз завершил все свои манипуляции с рукой мушкетера и большим ему помочь не мог. Только посторонние покинули помещение, Рошфор всем корпусом развернулся к сидящему на диване-лавке мушкетеру и продолжил задавать вопросы. - Господин Арамис, а часто вы, спеша, как утверждаете, к королю, останавливаетесь возле ювелирных лавок и заговариваете с незнакомками? Неужели то дело, по которому вам надлежало явиться к его величеству, было не столь важным?
Арамис: - Святая обязанность любого верноподданного являться к своему господину, за каким бы важным делом он его не вызывал. Однако долг христианина помогать так же ближнему своему. Я же не мог заставить эту женщину, бегать за мной ещё пол дня, когда она уже нашла меня? У неё было ко мне поручение, и только я мог ей помочь. Вот я и помог на свою голову. Точнее руку. Я же не знал, за чем именно пришла посланница.
Рошфор: - И вы предположили, что дело хорошенькой девушки будет важнее поручения короля... - В конце концов, - лениво продолжил Рошфор, - вы могли назначить мадемуазель встречу в спокойном месте и позже... - Так каково же оно было? Дело, по которому вас желал видеть его величество? Уж не связано ли с той прогулкой Его Величества после ужина в Люксембургском дворце? - спокойствие и неспешность в один миг пропали из голоса, появившаяся резкость как нельзя лучше подходила... дознавателю. Шевалье, вам придется удовлетворить мое любопытство... И если не по-хорошему, то по-плохому... Бумага, данная кардиналом, приятно согревала холодное сердце графа.
Арамис: - Всё в нашем мире взаимосвязанно, граф. Вам ли этого не знать? В большей или меньшей степени. Ваше рвение, с которым вы участвуете в жизни сильных мира сего - похвально. Однако вам не кажется, что слегка увлеклись? Дело короля - это не пара забавных четверостиший, распеваемых на улицах. Есть различия - по важности и количеству посвящённых. Хотите узнать о поручении короля - узнавайте. Только спрашивать вам придётся не у меня, а у Его Величества.
Рошфор: - О! Великолепно, вы уступите мне свое время на аудиенции у его величества, полагаю, что вам будет совсем не до того, - многозначительно предположил Рошфор. - Но сначала ответите на интересующие меня вопросы, мушкетер, - Луи потянулся за бумагой, подписанной самим кардиналом. - Вот, это, - он продемонстрировал арестованному свиток, - дает мне право ожидать от вас, месье, правдивых ответов на заданные мной вопросы. - И вот, первый из них. Расскажите, что произошло вчера ночью, когда вы ввязались в драку и спасли его величество короля. Где это случилось. Что представляли собой люди, напавшие. Кто участвовал в защите короля. Что было после того, как покушение было предотвращено. Я напоминаю, господин Арамис, я жду правдивых ответов. Рофшор поудобнее устроился на стуле, ожидая пока мушкетер соберется с мыслями и начнет говорить.
Арамис: - Может я вас и удивлю, но один вид бумаги не внушает мне уверенности в ваших полномочиях. И удовлетворите моё любопытство - в качестве кого вы меня спрашиваете? Я задерженный за происшествие в церкви или я - свидель чего-то?
Рошфор: - Если ваше зрение вам изменяет, то это меня не должно касаться. Полагаю, что печать и подпись его высокопреосвященства вам более чем знакомы. Учитывая ваше ранение, мне не хотелось бы причинять вам лишнее неудобство, вынуждая поднимать руку, чтобы рассмотреть бумагу, так что я вам в этом помогу, - Рошфор резко поднялся со стула, подошел очень близко к сидящему Арамису и развернул перед его лицом указ кардинала. - Надеюсь, вы не жалуйтесь на умение понимать написанное и вам не потребуется много времени, чтобы прочитать и убедиться, что любопытствовать здесь разрешено мне, а не вам. Мне глубоко все равно, в каком качестве здесь находитесь вы, ваш статус будет определять месье комендант. Я же разговариваю с месье Арамисом. Цените мою уступчивость, я удовлетворил ваше любопытство.
Провидение: «Месье комендант», уже четверть часа подпиравший стенку у собственного кабинета, между тем волей-неволей мог слышать все происходившее в нем, и чем больше он слышал, тем большее недоумение охватывало его. Нет, посуди сама, мысленно предложил он своей жене, с которой он обычно вел подобного рода беседы, парня арестовали за убийство в церкви, да? Он, ясное дело, говорит, что это была самозащита, но Бог мой, он же это бабу убил! И не шлюху какую-нибудь, а приличную женщину, может даже, дворянку. Мы с тобой из кожи бы вон лезли, чтобы ни с кем не ссориться, а он, вон, строит из себя черт знает что. На месте графа де Рошфора, с которым г-ну де Луа уже приходилось иметь дело и которого он глубоко уважал, комендант просто вышел бы уже из комнаты и предоставил бы г-на Арамиса воле Провидения. Провидение же, в лице самого г-на де Луа, отправило бы его в Шатле до выяснения обстоятельств и занялось бы более важными делами, вроде поисков Косого Луи, упомянутого в протоколе допроса, копия которого лежала у него на столе на видном месте. Конечно, в конце концов этого Арамиса выпустят, как только граф упомянул о его роли в спасении короля, комендант тут же вспомнил, что именно этот мушкетер и еще какой-то доставили в Шатле покойного Жана-Белого… но пара недель за решеткой научат нахала, что не следует испытывать терпение власть имущих.
Арамис: - Благодарю граф, вы так любезны. Лист бумаги, развёрнутый перед лицом задержанного мушкетёра, свидетельствовал достаточно ясно о необходимости способствовать Рошфору для выявления истины. Вся сущность Арамиса воплощала сейчас воображаемые весы. На одной чаше находилось убеждение, что просто так простые смертные на помазанников Божьих не посягают. "Если не присечь эти поползновения сейчас - будут новые и, не дай Бог, какая-нибудь улица станет для короля улицей Медников. Долг любого гражданина способствовать раскрытию заговоров против своего правителя." Эти доводы были достаточно убедительны, если бы не несколько "Но", располагавшихся на другой чаше. "Подписанный кардиналом лист - это не письмо от любовницы - ему нужно следовать неукоснительно. Однако высокопреосвященство не в силах отменить приказ данный свыше. Слова Людовика XIII, сказанные этой ночью, хорошо отпечатались в памяти: " капитану докладываться не стоит. Вообще ничего никому говорить не стоит". Указания были данные достаточно точно и долг солдата - выполнять приказы. Даже если бы Арамис собирался бы их нарушить, то отнюдь не графу посвящен был бы этот рассказ. Так бы эти чаши и находились бы в неустойчивом равновесии, если бы не личное отношение сторонников короля к сторонникам кардинала. Дух борьбы и открытая взаимная неприязнь между двумя лагерями решило вопрос о содействии. - Итак, граф я готов к нашему разговору, однако не имею представлений, чем я могу оказаться вам полезным.
Рошфор: Рошфору не понравились ни слова, ни тон, с котором они были произнесены. Если мушкетер говорит, что он не знает, пригодятся ли его знания, касающиеся покушения на короля, а при этом достоверно известно, (от самого помазанника Божия, между прочим!) что он принимал участие в отражении нападения - ничем хорошим это не закончится, и в первую очередь для самого этого рьяного гвардейца короля. - Так вы отрицаете, что содействовали вчерашней ночью его величеству королю в деле сохранения его монаршей жизни? Вы полагаете, что этой ночью вы не сражались с бандитами, напавшими на Людовика XIII? И вы готовы подтвердить свои показания под присягой, утверждая таким образом, что христианейший монарх имеет привычку лгать своему первому министру, или, если выразиться мягче, вводить его в заблуждение, отнимая этим самым время у его подчиненных, и освобождая их от важных для государства дел? Полагаю, что его величество будет рад такой лестной характеристке, которую вы мне сейчас на него дали.
Арамис: - Граф, не стоит так нервничать. Вы же понимаете, что если дворянин не говорит, то это из-за того что он не хочет помочь следствию. Есть силы властвующие над ним.
Рошфор: Рошфор мысленно посчитал камни в кладке стены за спиной Арамиса, вздохнул, сочувственно, как на умалишенного посмотрел и ровным тоном начал объяснять молодому человеку прописные истины. Граф обладал завидным терпением, и если кто-то из его врагов и соревновался, кто же будет первым, кто переполнит эту бездонную чашу, то Арамис ближе всех подобрался к горлышку... наполнив сосуд наполовину. - Месье, вы обвиняетесь в убийстве женщины. Вы находитесь в парижской тюрьме, и прошу вас заметить, никак не для людей, принадлежащих к благородному сословию. Если вы желаете отсюда когда-нибудь выйти, срочно обретите желание помочь расследованию, организованному по приказу короля, выше которого только разве Господь Бог. А мне почему-то не кажется, что Всевышний диктует вам указания еженочно. Я в последний раз спрашиваю вас о произошедшем накануне ночью, о том покушении, которое оказалось неудачным благодаря вашему участию. И полная ересь все, что вы говорите мне тут о невозможности рассказать детали. Итак, я вас слушаю, сударь.
Арамис: - Сударь, я дал слово молчать. И от этого слова меня может освободить тот, кому я его дал или король. А поскольку оба этих лица являются одним - мой долг хранить не мою тайну. Такова жизнь! Арамис грустно усмехнулся. Выбираться всё же нужно, даже если в скором времени придётся променять одну тюрьму на другую. К тому же у него была мысль, что он сможет увидеться с белошвейкой из славного города Тура и одним камнем на его плечах станет меньше. - Однако я знаю одну историю, которая, на мой взгляд, будет для вас интересна. Дело в том, что ситуация там была похожая. Послушайте, она займёт немного времени. Один дворянин, не помню уже где он жил, либо в Орлеане, либо в Тулузе - не так уж и важно... Итак, один дворянин, бывший полновластным властителем в своём поместье, решил погулять по своему имению. Но не просто погулять, а послушать, что про него говорят. Для такого дела он переоделся, взял своих друзей и отправился вечером на прогулку. Был тёплый летний вечер, точно такой же как был вчера. Погуляв по своим владениям, но ничего так и не услышав, он пошёл в придорожный трактир. Вот где можно было узнать, всё что на уме у его подданых. Подогретые вином и хорошей компанией, мысли слетают с кончика языка, как листва при наступлении осени. Шло время... Дворянин удовлетворял своё любопытство, а еда удовлетворяла его желудок. Но за окном уже взошла луна, а дома дворянина ждала его жена. Какая скверная рифма получилась "жена-луна"! - скривился Арамис, за коим мы наблюдали некоторое влечение к поэзии. - Но о чём, это я? Ах, да! В кабаке, конечно хорошо, а дома всё же лучше. Но смею вам заметить, что в кабаке, всё же лучше, чем в тюрьме - сново отвлёкся рассказчик. - Итак, дворянин вместе со своими друзьями покинул стены гостепреимной харчевни и направился к Лувру. К Лувру? Я сказал к Лувру? Простите меня, это без сомнения оговорка. Домой он отправился. Но не прошёл он и пол квартла к мосту от кабачка "Сосновая шишка"... Представляете, какое совпадение! В той месности о которой я говорю, тоже есть кабак "Сосновая шишка"! Как из переулка появилось человек пять-семь бандитов. Даже в нынешнее время такой город как Париж кишит этими проходимцами, что уж говорить о других городах! Нападавших было раза в два больше, чем путников. Но они не учли, что имеют дело с дворянами. Кроме того к этой сцене присоеденились ещё два... - Арамис призадумался, кем бы представить себя с Гартье... - два горожанина. Схватка была недолгой. Нападающие полегли на поле схватки, один убежал сам, а другой убежал с чужой помощью в местную тюрьму. Вот такая была история. И главное - она благополучно кончилась. А знаете почему, любезный граф? Потому что добро должно всегда побеждать зло. И простым бандитам нечего тягаться с дворянами.
Рошфор: Арамис, судя по всему, все же решил, что следствие в лице Рошфора настроено серьезно, и начал говорить. Правда в шутливом тоне. Паясничество было достойно скорее шута, но не солдата. Однако, что есть, то есть. Другого не имеем. Пока. - Месье Арамис, - внешнее равнодушие Рошфора не дрогнуло, и он принял игру, предложенную несостоявшимся аббатом, - те два горожанина, что присоединились к дворянину, полновластному властителю в своем поместье, они были до этого в "Сосновой шишке"? Видели вышеназванного дворянина, и узнали ли его? И кроме того... Два горожанина уверены, что нападавшие были на самом деле простыми бандитами? Не могли ли и они тоже участвовать в своем собственном маскараде? С каким оружием они напали на дворянина и его друзей? И как выглядел тот, что убежал сам?
Арамис: - Я знал, что моя история вас заинтерисует! Да действительно эти два смелых буржуа видели его в кабаке, но они не осмелились поверить своим глазам. По сему и отправились за ним. Если бы их подозрения оправдались, то он направился бы к своему дому и они могли быть ему полезны. А если нет - вино в кружке всё равно подошло к концу. Были ли нападавшие простыми бандитами? - повторил вопрос Арамис - знаете, граф, что с горожан взять? Этим делом потом занималось следствие, и вы уж простите мне мою забывчивость, но я не помню к какому выводу оно пришло. Тот к то смог унести свои ноги сам, а не патруль, разгребавший тела - он был мужчиной. Это всё что можно сказать о сопернике друга дворянина. Было темно и нельзя было ничего рассмотреть не приглядываясь в соперника.
Рошфор: - Рад слышать, что нападавший был мужчиной, и на женщин вы, месье Арамис, не столь часто поднимаете руки, - Рошфор вздохнул, благодаря камни стенной кладки за спокойствие, ими предоставленное. "Молодец, Луи, уговорил-таки вредного сказочника рассказать тебе историю... Вот только нового тебе этот сказитель мало что поведал. Надо же, "смелые буржуа"... конечно-конечно, сам себя не похвалишь - никто мушкетера не похвалит." Граф еще раз окинул оценивающим взглядом Арамиса, прикидывая, стоит ли мелочно мстить, запирая его в этой дыре, а потом решил, что в интересах данного дела несостоявшийся аббат более бесполезен, и возлагать на свои плечи бремя объяснения обстоятельств, при которых шевалье был помещен в Консьержери, неразумно. Тем более приказ подписан, и никаких дополнительных распоряжений от кардинала на счет Арамиса не поступало. - Ваша история меня развлекла, очень жаль, что развлечения пришлось так долго ждать, но я не буду следовать вашему примеру и тянуть время зря, мне оно, в отличие от вас, дорого. Вопросов больше не имею, месье Арамис, - холодно закончил Рошфор, рассеянно кивнул мушкетеру и открыл дверь комнаты коменданта, передавая задержанного полностью в распоряжение начальника тюрьмы.
Провидение: Комендант, чье продолжающееся вынужденное пребывание за дверью своего же кабинета позволило ему волей-неволей услышать беседу графа с арестованным мушкетером во всей ее полноте, растерянно сморгнул, когда Рошфор появился на пороге. – Господин граф, – нерешительно позвал он, – так что же мне теперь делать? «Распоряжение – странное слово,» – мысленно объяснил он своей жене. – «С одной стороны, вроде, делай как знаешь, а с другой, поди не сделай как велят. Вот отправлю я господина мушкетера сейчас в камеру до выяснения обстоятельств, а потом выяснится, что мне его надо было отпустить.»
Рошфор: Рошфор устало посмотрел на коменданта. Избежать лишней и совершенно ненужной ему ответственности не удалось. Почему-то отчетливо захотелось потереть глаза и парой круговых движений помассировать виски. Мысленно улыбнувшись такому проявлению слабости своего организма, граф притворил дверь кабинета, оставляя Арамиса в одиночестве в комнате, и жестом предложил коменданту отойти немного, дабы не дать мушкетеру возможность подслушать. - Можете его отпустить. Только вначале подержите у себя немного, дайте мне шанс не встретить его больше сегодня. Задокументируйте показания касательно убийства в церкви и заставьте его подписать. Полагаю, что на этом круг ваших обязанностей закончится, и вы смело сможете выпустить его из вверенной вам тюрьмы.
Провидение: Комендант проводил удаляющуюся спину Рошфора сокрушенным взглядом, в котором любой бюрократ прочитал бы тоску по распоряжению в письменном виде и, по возможности, в трех экземплярах, тяжело вздохнул и побрел обратно в свой кабинет. Усаживаясь на свой любимый, пусть немного расшатанный стул, он притянул к себе лист бумаги, обмакнул перо в чернила и деловито спросил: – Ваше имя, сударь?
Арамис: - Счастливого пути, граф. Будьте осторожны - тихо процедил сквозь зубы Арамис. Он подумал, что если бы он жил не на первом этаже, а немного выше и увидел бы Рошфора проходящего под его окнами, то неприменно горшок с цветами, а может быть и с чем-нибудь иным нашёл голову графа. "Да ладно, это слижком мелко. Неужели дворяне могут только горшки сбрасывать? Я найду как за себя отомстить, а цветы оставлю хорошеньким женщинам. Нечего их на всяких переводить" Арамис облокатился на стену, которая так помогла Рошфору в борьбе против него. Но он этого не подозревал. "Что же делать теперь? " - но мушкетёр не долго мучался этим вопросом. На смену графу пришёл начальник кабинета. - "Посмотрим, что ты мне скажешь..." – Ваше имя, сударь? - Арамис, мушкетёр Его Величества Людовика XIII. "Бумажная рутина! Сейчас ещё часа два будем писать о том как я здесь оказался. Впрочем я никуда не тороплюсь пока во власти этого служителя пера и решёток"
Провидение: – А-ра… Перо замерло в воздухе, и на мушкетера поднялись два безмятежных голубых глаза, в которых никак нельзя была заметить происходящую за ними работу мысли. – Я думал, что мушкетерами короля могут быть только дворяне, – осторожно заметил г-н де Луа.
Арамис: - Так и есть, причём не все дворяне, а только лучшие. Но что вы хотите сказать, сударь? - Арамис нахмурил брови - Вы считаете, что если у меня отобрали шпагу и я сижу в этом заведеньи, то я уже не имею чести носить имя дворянина и голубой плащ? Вы сомневаетесь в моём происхождении? - С этими словами мушкетёр решительно поднялся, не взирая на свою рану и сделал шаг к коменданту - Вы это имели ввиду?
Провидение: По лицу г-на де Луа никак нельзя было определить, какую реакцию вызвала у него вспыльчивость мушкетера, и голос его оставался совершенно ровным: – Ну что вы, господин Арамис, если кто-то в вашем дворянстве сомневается, так это точно не я. Ну посудите сами, будь вы простолюдином, вы бы, небось, не на меня кричали, а молитву бы возносили за упокой убитой вами барышни. А так по вам сразу видно – человек военный, привычный, а раз молодой такой, значит, сам на войне не был, одно и остается – дворянин. – Комендант склонил голову набок и, казалось, снова оценил нависшего над ним мушкетера прежде чем снова окунуть перо в чернила и продолжить все тем же скучным тоном извечного бумагомараки, – А имя вы мне назвали недворянское, сударь, значит, остается мне только снова у вас о нем осведомиться.
Арамис: - А-ра-мис - это моё имя. - Твёрдо произнёс мушкетёр и вновь опустился на своё место. - Такое имя я ношу и вам придётся записать именно его.
Провидение: Перо достопоченного коменданта не только не вернулось к бумаге, но даже – о ужас! – легло на стол рядом с ней, на лице же г-на де Луа выразилось некоторое недоумение. – Я с удовольствием запишу его, господин Арамис, но, видите ли, мне нужно записать еще и ваше настоящее имя, а его-то, к сожалению, я до сих пор и не знаю. Посудите сами, как я могу писать в протоколе «Арамис»? Сразу же видно, что это имя не настоящее, кличка какая-то, а как я могу отпустить на все четыре стороны человека с кличкой, который еще и убийство совершил? Широко раскрытые глаза коменданта уставились на его собеседника с самым что ни на есть вопросительным выражением. Тут надобно заметить, что несмотря на частичку «де», достойный г-н де Луа относился не к дворянству шпаги, но к дворянству мантии, и, прибыв в Париж тридцатью годами ранее, начал свою карьеру с того, что сменил фамилию, навсегда избавившись от матушки-гусыни и одним прыжком приблизившись к бесконечно уважаемой им юриспруденции. На его отношение к Арамису это, впрочем, вряд ли повлияло. Игра слов: фамилия «де Луа» пишется по-французски de l’oie «Гусынин» или, с небольшим изменением в произношении, des lois «Законов».
Арамис: - Моё настоящее имя никому ничего не скажет. Оно так давно не произносилось вслух, что я сам начал его забывать. Меня все знают по этому имени, заменившее мне родное. Так что пишите - "А-ра-мис", и давайте перейдём уже к вашему следующему вопросу.
Провидение: Комендант пошарил в беспорядочно сваленной на столе груде бумаг, извлек небольшой бронзовый колокольчик и позвонил. На пороге возник рослый мужчина военного вида с красным полноватым лицом и преданными глазами чуть навыкате, в котором несложно было угадать одного из охранников Консьержери. – Господин Мерсье проводит вас в камеру, – сообщил г-н де Луа мушкетеру с неизменно любезной улыбкой на устах, – пока я пошлю кого-нибудь уточнить у г-на капитана де Тревиля, под каким именем Ваш протокол оформлять. Не извольте гневаться, сударь, тут такое дело, что осторожность нужна. Мы что надо выясним, а вы пока заодно и выздоровеете. Мерсье выжидательно посмотрел на мушкетера, явно надеясь на возможность подраться.
Арамис: Арамис прищурился и молния проскользнула между ресницами. "Даже одного допроса хватило бы для того что бы угостить Рошфора парой хороших ударов шпагой в брюхо. А теперь..." Действительно, грозящее заточение только усиливало вражду между мушкетёром и доверенным лицом кардинала. - Благодарю вас сударь за любезность, мне оказанную и за пожелания. Но к счастью я буду выздоравливать на свежем воздухе, а вы так и продолжите плесневеть в вашем заведении. Мне кажется у вас здесь влажность высокая. Позвольте дать вам совет - уходите с этой службы - она наносит вред вашему здоровью. Каждый человек, как только он надевал голубой плащ мог расчитывать на помощь своего капитана. И Арамис разделял эту веру в большие возможности де Тревиля. Поэтому он не сомневался в том, что как только отец семейства мушкетёров (да-да, именно отец, потому что король воспринимался больше как начальник) узнает о случившемся, то сделает всё возможное что бы вытащить попавшего в беду. Тем более из Консьержи вытащить значительно проще, чем из Бастилии.
Провидение: На лице Мерсье изобразилось разочарование, но он молча проводил Арамиса в камеру и вернулся к коменданту, уже успевшему погрузиться в разложенные на столе кипы бумаги. Солдат негромко кашлянул, и г-н де Луа вопросительно поднял голову. – Это, – неуверенно сказал Мерсье, – я того, спросить хотел. Можно я к г-ну де Тревилю схожу? Безмятежно-задумчивый взгляд коменданта, прекрасно осведомленного, где проживала дама, дарившая того своим вниманием, скользнул по стене, уже не раз сегодня удостоенной самых разнообразных взглядов, переполз на дверь, на окно и, наконец, вернулся к Мерсье. – Завтра, сударь, – великодушно разрешил г-н де Луа. – Завтра, как сменитесь поутру, по дороге домой и зайдете. Не сумев скрыть разочарования, Мерсье почтительно поклонился и вернулся на свой пост. Легкая улыбка коснулась губ коменданта, и он снова склонился над столом. Эпизод завершен
Рошфор: После утомительного разговора с Арамисом Рошфору было противопоказано немедленно отправляться в Лувр. Требовалось что-то, что в силах успокоить раздраженного графа и привести в порядок разрозненные мысли. А что может лучше взбодрить и тело и дух в летнюю жару, чем холод? Найдя соломоново решение, умело совместившее пользу делу и радость тела, покинув кабинет коменданта, Рошфор не пошел за ворота тюрьмы, а, свернув несколько раз в коридорах и спустившись по длинной лестнице вниз, оказался в леднике. Зал, утопающий в вечном полумраке темных каменных стен, ненагревающийся от солнечных лучей даже в самую жаркую погоду, был приспособлен администрацией под хранилище трупов, свозившихся из города и помещающихся в этом мрачном помещении до того, как их или опознают, или служителям просто надоест их хранить здесь. Именно сюда и было отнесено тело убитой Арамисом. Мушкетер, утверждавший, что дама сама напала на него, заронил в душу Рошфора одновременно и сомнения и любопытство - интересно было посмотреть на тело хрупкой особы, поднявшей руку на несостоявшегося аббата, да еще в доме Божьем. Оказавшись в леднике, граф жестом отослал было кинувшемуся к нему с предложением помощи парня, работавшего здесь, и сам пошел вдоль сложенных в ровные ряды тел. Лишь символически прикрытые холстиной трупы нищих, попрошаек, мелких разбойников, пьяниц, проституток, найденные на улицах или выловленные в Сене, неподвижно лежали вдоль стен. Проходя около них, бросая мимолетный взгляд на каждого, Рошфор в который раз удивлялся, почему же обыватели так отчаянно боятся покойников. Еще можно было объяснить страх перед ними, когда они были живы и могли кто с кинжалом, кто со скалкой напасть со спины, но что плохого они могут сделать сейчас - непонятно. Ровный поток отвлеченных размышлений был резко прерван выделяющимся из общей массы трупом. Перед Рошфором лежала молодая девушка, в довольно приличном платье. Наклонившись, граф отвел край ткани с лица и даже вздрогнул, удивившись узнаванию... Вглядевшись в нее попристальней, он лишился последних сомнений. Остался только формальный вопрос... - Эй, парень! Иди-ка сюда. Смотри, когда ее сюда принесли? - Дык это, - замялся он, - и часа вроде не прошло... Сказывали, мушкетер бабу эту порешил, теперь, верно, с ним комендант разбирается. Рошфор не стал тратить слова, а только кивнул и быстро вышел из ледника, возвращаясь тем же путем, что шел сюда, напрямик к коменданту. Встретившись в дверях с выходящим от господина де Луа понурым охранником, он зашел в кабинет. Но и одного взгляда было достаточно, чтобы понять - Арамиса здесь уже нет. - Месье де Луа, как же? Вы уже заполнили протокол? Где задержанный по обвинению в убийстве мушкетер?
Провидение: Г-н де Луа поднял голову от бумаг и с некоторым неудовольствием взглянул на надоедливого посетителя. Затем он медленно положил перо на стол и откинулся на своем стуле, даже не делая попытки поздороваться снова, что, ввиду нежелания Рошфора постучать, трудно было воспринимать как оскорбление. – Нет еще, сударь, – ответил он.
Рошфор: Ответ Рошфора удовлетворил. Раз протокол еще не написан (о эти чудесные слова "еще" и "пока", сколько надежд даруют они слышащим их), то и задержанный все еще на территории тюрьмы. - Женщина, убитая месье Арамисом, мне знакома. А поскольку открылись новые обстоятельства произошедшего, я хотел бы снова допросить обвиняемого. Это возможно, господин де Луа?
Провидение: В черных глазах коменданта, таких скучных, что, попади в них осенняя муха, она показалась бы махаоном, мелькнул и тотчас же погас огонек интереса. – Я с удовольствием провожу вас, сударь. Он выбрался из-за стола, на ходу прихватывая с собой связку ключей, и пару минут спустя дверь камеры завизжала на петлях, открывая взору Рошфора тесную комнатушку с зарешеченным окном и трагической фигурой плененного мушкетера.
Рошфор: Последовав за комендантом, Рошфор усмехнулся про себя, когда они свернули в правый коридор, а не в левый, ведующий к общим камерам. Мгновенно воображение нарисовало картину, в которой Арамис с видом оскорбленной невинности стоит в своем мушкетерском плаще, пока еще чистом, посреди мелких жуликов, грязных воров и наглых нищих. Скрип двери заставил графа оставить мечты на потом, и заняться делом, а именно повторным допросом месье мушкетера. - Господин Арамис, вы допустили ошибку, солгав мне, - начал было Рошфор, войдя в камеру, но, обернувшись наткнулся взглядом на коменданта. - Благодарю вас, месье де Луа. Не смею долее задерживать вас и отрывать от важных дел.
Провидение: Комендант, невольно приподнявший брови при первых словах Рошфора, еле заметно вздохнул, поклонился обоим дворянам и, выйдя в коридор, вновь оперся о стену с видом Атланта, вынужденного снова принять Землю от Геркулеса. Будучи, в некотором роде, хозяином этой тюрьмы, он даже не попытался сделать вид, что не станет слушать, резонно рассчитывая, что, приказ или не приказ, Рошфор никак не сможет ему воспрепятстовать выбирать свое местонахождение здесь.
Арамис: Арамис последовал за охранником в маленькую комнатку, которая должна была стать его временным прибежищем. Идя по коридорам, он оглядывал окружающие его стены, уже с другой точки зрения, чем ранее. Ирония судьбы превратила человека из охранника спокойствия в его нарушителя. Коридоры навивали гнетущие мысли. К этой тюрьме относятся строки А.Дюма, который хоть и описывает события, происходившие спустя более века, но эти события не меняют облика здания носящего имя Консьержери: "Обширен и мрачен этот дом, заставляющий скорее бояться, нежели любить строгую богиню правосудия. Здесь на тесном пространстве можно увидеть все атрибуты и все прерогативы человеческой мести. Вот помещения, где обвиняемых стерегут; дальше — залы, где их судят; ниже — темницы, куда их запирают после приговора; у входа — небольшая площадка, где их клеймят раскаленным железом, обрекая на бесчестье; в ста пятидесяти шагах — другая, побольше, где их убивают, то есть Гревская площадь, где заканчивают набросок, сделанный во дворце. У правосудия, как видим, все под рукой. Вся эта группа зданий, сросшихся друг с другом, угрюмых, серых, с маленькими зарешеченными окнами, с зияющими сводами, похожими на пещеры с решетками, — все эти здания, тянущиеся вдоль набережной Люнет, и есть Консьержери. В этой тюрьме есть темницы, которые вода Сены увлажняет свой черной тиной; есть таинственные отверстия — когда-то они были дорогой в реку для жертв, в чьем исчезновении кое-кто был заинтересован." Однако заточение в одиночестве длилось недолго. Дверь отворилась и на пороге появился ОН. Он, тот кто заточил его в эту крепость. Он, кто задавал эти издевательские вопросы. Он... - А! Граф! Я вижу, что вы расскаялись в своих действиях, и пришли извиниться. - проговорил Арамис пропустив первые слова Рошфора мимо ушей. - Да ладно, не утруждайте себя. Ведите меня на волю...
Рошфор: Рошфор проследил глазами за комендантом, освобождающим камеру от своего присутствия, и уже хотел перестроиться на серьезный и сложный разговор с Арамисом, когда мушкетер стал говорить такую несуразицу, что захотелось последовать примеру господина де Луа. Граф замер, вперившись глазами в лицо заключенного и параллельно раздумывая, кому больше выгоден тот разговор, который он хотел начать... Придя к какому-то важному для себя выводу, Рошфор нехорошо усмехнулся. - Что ж, раз слушать вы меня не желаете, месье Арамис. Счастливо оставаться. Убийство знатной дамы, судовладелицы и жены румынского аристократа надолго поселит вас здесь, и неважно, кому вы что были должны, и кому успели спасти жизни. Прощайте, - с торжествующей ухмылкой на лице граф кивнул головой мушкетеру и направился к двери.
Арамис: Граф вёл себя как обиженный ребёнок, который не получил обещанных сладостей. Но разговор должен принять серьёзный оборот. Важен он был прежде всего для самого мушкетёра. Милая женщина в глазах Рошфора преобразилась из простой убийцы, в знатную аристократку. Это значительно осложняло судьбу смиренного мушкетёра. Действительно убийство милой румынки из высших слоёв общества - это серьёзные неприятности. И мало кто посмотрит, что это совершалось из самообороны. Но сам факт что доверенное лицо кардинала знаком со всякого родо убийцами уже наводило на странные подозрения... - Граф, я вижу что вы пришли ко мне с серьёзными намереньями, так давайте поговорим спокойно. Вы сказали что я вам лгу. Но это не так. Если вам что-то известно лучше моего - посвятите меня в это
Рошфор: Рошфор медленно развернулся и удивленно уставился на Арамиса, приподняв одну бровь. Мушкетер все же осознал, что граф посетил тюрьму Консьержери не ради праздного любопытства, так же не ради увеселения он показывал заключенному бумагу, подписанную кардиналом, и уже тем более не ради развлечения вел с ним беседу. - Мне многое известно лучше вашего. И посвящать вас в это я не намерен. С другой стороны я могу милосердно, по-христиански рассказать вам, в какой истории вы оказались замешаны. В Божьем Храме в самый разгар летнего дня убита женщина. Молодая красивая судовладелица, жена румынского аристократа, подданная чужой страны. Убийца был схвачен на месте - им оказался храбрый мушкетер сомнительной репутации. Показания мушктера необычны, он обвиняет убитую в нападении на него, и уверяет, что всего лишь защищался. Неубедительно, согласитесь. Любой судья признает вас виновным и если не приговорит к казни, то заставит гнить в тюрьме. Единственное спасение для вас - это, чтобы убитая осталась неопознанной нападавшей... - Луи сделал паузу, позволяя Арамису самому додуматься до того, что ему следует просить о помощи, а значит, быть готовым что-то за предоставление этой помощи пообещать.
Арамис: Дела Арамиса были не так плохи как он думал. Они были ЕЩЁ хуже. Всё происходившее ему напоминало страшную историю, где с каждым новым предложением всплывали всё новые любопытные, но не приятные подробности. Оставалось только надеяться что правда победит. "Если всё действительно так, как расказывает Рошфор (а рассказывает он довольно убедительно), то дела мои на самом деле плачевны. Но! У меня есть два свидетеля - мысли мушкетёра на миг озарились, но потом так же мгновенно потухли - ну да, хороши свидетели. Одна женщина, находящаяся в бегах. Так что что бы взять с неё показания её надо как минимум найти. А если её найдут, то займутся явно не моим делом. Второй - гвардеец. Эх, все кардиналисты в одном котле варятся - так что на помощь г-на Брешвиля тоже особо надеяться не приходится. Остаётся уповать на помощь Бога, удачу капитана, и свою смекалку..." Рассудив всё именно так, Арамис принялся обдумывать условия выгодной капитуляции. - Да, скверная переделка... Особенно правдопадобно она звучит в ваших речах... Но что же мне делать? Мои свидетели - Бог и моя совесть - врятли убедят вас в моей невиности...Что же делать- что же делать? - пречитая, покачал головой Арамис. При этом он, приподняв одну бровь, посмотрел Рошфора, принимая его игру
Рошфор: Попытка сыграть престарелого лавочника, нечистого на руку, которого за эту же руку и поймали, немало удивила графа. Услышать причитания из уст молодого мушкетера было настолько неожиданно, что почти ошеломило Рошфора. Тем более, что Арамис к тому же лишил его возможности отреагировать так, как к этому граф привык - поднять бровь. В этом жесте мушкетер опередил доверенное лицо кардинала, а паясничать и передразнивать заключенного Рошфор не имел никакого желания. Остановившись на том, что сохранил в голос менторский тон, а на лице непроницаемую маску, граф ответил: - Что делать, я вам уже сказал, месье. Вы выйдете отсюда только при условии, что тело убитой вами женщины так и не будет опознанно. Убеждать меня в своей невиновности, господин мушкетер, заранее обреченное на провал мероприятие. Так что приберегите своих свидетелей, Бога и свою совесть, для судьи, который будет разбирать ваше дело. Если же вы не хотите суда над собой, да и здесь оставаться вам не с руки - вам нужен покровитель, который в силах позаботиться о вашем комфорте. Увы, я еще ни разу не видел человека, оказывающего помощь другому совершенно безвоздмездно... Так что вы об этом думаете, месье?
Арамис: - Ваша логика вполне разумна, граф. И если не учитовать того, что вы отказываетесь верить дворянину в его невиновности, то она вполне хороша. Для вас, разумеется. А что касается меня, то я с вами соглашусь - ведь это если не единственная возможность, то одна из немногих, окончить своё пребывание здесь в весьма короткий срок. Арамис взглянул на Рошфора, как бы спарашивая, какую услугу он должен оказать ему, в обмен на свою свободу
Рошфор: "Ваша невиновность - последнее о чем я задумаюсь, верить ей или нет. И то, только в случае, если больше мне вообще ничего в голову не придет. В чем я очень сомневаюсь." Рошфор позволил этой мысли мелькнуть в своем сознании и бесследно исчезнуть. Мушкетер, кажется, был готов идти на некоторые компромиссы и играть по правилам графа, простите, он имел ввиду кардинала. - Чтобы меньше искушать гостеприимство этих стен, вам, сударь, стоит как минимум задуматься о том, чем вы можете быть полезны Франции и ее Первым слугам. Я допускаю, что вы обладаете информацией, важность которой можете и не до конца осознавать. В вашем окружении есть люди, и я сейчас имею ввиду не только мушкетерскую роту, которые беззастенчиво подрывают своими действиями престиж нашей страны и королевской семьи. Согласитесь, что это так.
Арамис: - Граф, к сожалению вы думаете, что поймали в эту клетку орла, а на самом деле только воробья. Я не шпион, не министр, не король Испании... Я простой мушкетёр. Я конечно соглашусь, что мушкетёр - это не обычный человек, но и не принц. От куда у меня может быть такая важная информация? Какую важную информацию я имел - вы уже выслушали. Что ещё вам предложить - я просто теряюсь в догадках.
Рошфор: "Ей Богу, как ребенок! "Нет, я не знаю о каком пироге, с вишней и с трех сторон надкусанном, что лежал на третьей снизу полке справа, вы говорите, не видел я его никогда." Понять не могу, зачем строить из себя слепо-глухонемого дурака, когда всем присутствующим известно, что это не так. Еще бы сказал, что он в Париже недавно." Рошфор тяжело вздохнул. - Сударь, я вам называю имя, а вы мне рассказываете, что эта особа уже успела натворить в Париже и что только собирается. И не пытайтесь меня обманывать. Отказ от ответа означает ваше желание подольше погостить в этой теплой и уютной обстановке. А теперь имя. Мари де Шеврез. Все, я вас слушаю.
Арамис: - Вы у меня спрашиваете, про герцогиню Шеврез? - с возмущением спросил Арамис - Я не отказываюсь помогать вам, но для того чтобы сказать то, что скажу вам я - мне не обязательно быть арестованным! Не понимаю какую связь между нами вы намекаете. Я буду рад, если вы действительно предоставите мне вопрос, на который я вам могу ответить. Хоть тон мушкетёра был уверенно твёрдым в душе всё было зеркально иначе. Имя Мари солью пало на терзаемое сердце. Ему самому хотелось узнать о её местонахождении не меньше чем Рошфору, а во сто крат больше. В мыслях возник образ Мари: "Где же мой милый ангел скрывается и что с тобой случилось? За уверенность что с тобой всё в порядке я просижу здесь ещё вечность, но не предам." Рассказывать постороннему человеку о планах влиятельной возлюбленной - это предательство. Предательством даже будет обнаружить их связь. И совсем не важно, что у бедного мушкетёра у самого не было сведений. Но если бы были - они остались бы между ними, а не между Рошфором и Ришелье. "Почему они спрашивают меня о её планах? Они её поймали (не могла же она сквозь землю провалиться) и не допытались до её планов!" Мозайка сложилась в затуманенном болью и ревностью сознании. "Теперь они через меня хотят выяснить её планы. Но в этом вам не преуспеть. Даже если бы знал - не сказал."
Рошфор: - Не понимаете, о какой связи я вам говорю... У вас будут сутки, чтобы осознать, какую информацию я желаю от вас получить. Рошфор был уверен, что его неоднократно повторенная информация должна была достигнуть сознания мушкетера, и дать сигнал о том, что ему дают последний шанс. Дальнейшее отрицание любых отношений между Арамисом и мадам де Шеврез, по мнению доверенного лица кардинала, выглядело чрезвычайно глупо и нерезультативно. Кажется, его оппонент так этого и не понял. А когда человек не понимает слова, приходится прибегать к действиям. - Прощайте. Приятного отдыха, шевалье. Граф вышел из камеры.
полная версия страницы