Форум » Игровой архив » "Что выросло, то выросло", 16 июля, около шести вечера. » Ответить
"Что выросло, то выросло", 16 июля, около шести вечера.
Матье де Брешвиль: ...
Ответов - 12
Матье де Брешвиль: Едва мужчина и мальчик оказались за воротами, Александр дю Роше получил полную свободу передвижения. Де Брешвиль полагал, что юный паж из многих зол изберет меньшее и добровольно последует за лейтенантом в Лувр, не доставляя ни ему, ни себе лишних хлопот. В противном случае Матье было известно имя сорванца, отыскать его позже труда не составит. Как и перечеркнуть всю дальнейшую карьеру наглеца официальной жалобой гофмейстерине королевы маркизе де Сенесе. Подобного финала офицер все же надеялся избежать. В чем бы шевалье ни провинился перед доверенным лицом кардинала, и как бы вздорно он ни вел себя в общении с гвардейцами, он всего лишь ребенок. – Так что же у вас произошло с Рошфором, дю Роше? Вынужденная совместная прогулка вполне могла послужить поводом продолжить расспросы, а любопытство лейтенанта все еще не было удовлетворено. Де Шанлесси, по словам караульных, помнится, ловил этого мальчишку, да и сам паж упоминал о том, что бросился бежать вместо того, чтобы ответить на вопросы графа, и за это угодил под замок. Подобное поведение должно было иметь какие-то причины, и де Брешвилю было бы весьма занятно их узнать. – Должен вам сказать, молодой человек, - почти сочувственно констатировал гвардеец, - что у вас великолепный вкус в выборе недоброжелателей. «Почти как у меня». Мало кто из взрослых и уверенных в себе господ рискнет поссориться с человеком, лишившим вас сегодня свободы. Очень надеюсь, что ваш проступок не принесет вам вреда в будущем. Матье едва заметно улыбнулся. – Вы, разумеется, вольны брать пример с господ, вроде того гасконца, что мы только что встретили. И закончить свои дни в Бастилии… Но я бы вам этого очень не советовал.
Alexander: Для юного шевалье дю Роше, ощутившего вдруг свободу, действительно, велик был соблазн резко рвануть в сторону и скрыться среди парижских улиц, но ему, также, как и его сопровождающему, было ясно, что его не составит труда отыскать и пожаловаться на него гофмейстеру или гофмейстерине. Конечно, место в услужении женщине, пусть и коронованной, вместо обучения среди мужчин, занятых войной, - это не то, что он хотел, но другого не было, к тому же, он решил и здесь быть во всем первым... М-да... И хорошо же он начал службу, в первый же день попав в переделку!... В этот момент мальчик подумал о том, что получить наказание для него не так страшно, как разочаровать брата. Но, если задуматься, не все так плохо, ведь он мог бы просидеть в закрытой комнате еще неизвестно сколько, к тому же он побывал в обществе людей, среди которых, по сути, и хотел бы находится – с гордой благородной осанкой офицеров, в красивых гвардейских формах…Александр бросил косой взгляд на лейтенанта. Нет! Все равно! Это не повод, чтобы ощущать чувство вины! Не дождетесь! - Так этого гвардейца должны отправить в Бастилию?... – последнее слово ребенок произнес с трепетом. В голове тут же возник вопрос «За что?», но, помня недавнее недовольство собеседника своим поведением, паж решил на всякий случай его не задавать. - Да..- хмыкнул Александр, переходя к разговору о Рошфоре и вспоминая непроницаемое лицо задержавшего его мужчины. Лишь бы недавнее происшествие не принесло вреда Доминику – вот, что было бы действительно ужасно. - Только я его не выбирал…То, что граф де Рошфор опасен я понял сразу и, видимо, поэтому, и стал сразу ему противоречить, это была моя ошибка, но… Александр помедлил и внимательно посмотрел на гвардейца снизу вверх. Как оказалось, он был в увольнении, и, в сущности, его не должны были заботить такие происшествия, как поимка какого-то расхулиганившегося мальчишки… Пока паж мысленно пытался понять мотивы мужчины, он с интересом рассматривал его лицо. - Послушайте, господин де Брешвиль…Верно? Я готов принести вам извинения за свое поведение, - мальчик поклонился так изящно, как только мог, - более того, пообещать хорошо выучится искусству фехтования, чтобы в будущем, если оскорбил вас чем-либо, вы имели возможность потребовать от меня удовлетворения своей чести, однако… Могу я вас спросить, вы интересуетесь моей…ммм…ссорой с господином де Рошфором из-за любопытства или по иной причине? Если да, то по какой?... Потому, что я действительно не могу сказать, о чем именно он меня спрашивал…. Александр скривился. Он не знал, как уйти от не нужного ему разговора и при этом не вызвать у собеседника нового недовольства и новых насмешливых речей, а у себя очередной приступ дерзости.
Матье де Брешвиль: – Боже всемогущий, - не выдержав, расхохотался лейтенант. – Некоторые декреты монсеньера годны только на растопку. Раз уж даже ребенок… Сколько вам лет, дю Роше?… Даже ребенок задумывается о дуэли. Какая у меня фора, лет шесть? Офицер, прекратив смеяться, но не прекратив улыбаться, воззрился на Александра. – Возможно, я дотяну, хотя служба – штука непредсказуемая, но как-то не уверен, что через шесть лет вообще вспомню, кто вы такой есть, шевалье. В разговоре с кем-то, кто младше или безроднее, лучший способ не утруждать себя ответами на вопросы – вовсе не обращать внимания на то, что вопрос было задан. Именно так Матье предпочел поступить с интересом мальчишки к тому, с чего вдруг он ввязался в хлопотное дело его вызволения. Однако, черт возьми, лучший способ подогреть любопытство собеседника, это заявить «я не могу вам этого сказать». Юный паж поступил именно так, и благодаря его недомолвкам, воображение лейтенанта рисовало историю дю Роше и Рошфора как чертовски занимательную. Однако спросил он о другом: - Значит, вы обучаетесь фехтованию? Давно? У кого? Взгляд мужчины на мгновение стал оценивающим. Мальчишка верток, ловок и неплохо сложен. Немного хлипок, но это возрастное. Вот только разве этих бездельников в Лувре учат чему-то путному? Особенно в штате дамы? По мнению де Брешвиля счастье пажей – стянуть на кухне лакомый кусок, дрыхнуть где-нибудь на кушетке в укромном месте или разносить сплетни. Учиться заставляют только некоторых. Из тех, что породовитее. – Маршал нанимал вам учителей, или полагал, что вы еще слишком малы? Это не праздный интересе, шевалье. Если вы будете продолжать дерзить так, как вы это обычно делаете, умение владеть шпагой понадобится вам раньше, чем вы думаете. А хороший учитель фехтования стоит недешево. Пажеского жалования, полагаю, не хватит.
Alexander: Хохот гвардейца сначала вызвал у Александра смущение, и мальчик густо покраснел, но вскоре присоединился к смеху мужчины. - Мне одиннадцать, сударь, - переставая смеяться ответил паж, - Не знаю доживете ли вы, но вы обо мне ещё услышите! - ребенок гордо приосанился, и в его глазах загорелись огоньки самовлюбленности. - Учусь я фехтованию не так давно...только третий год, - Александр заговорил о своей практике в этом искусстве, хмурясь и смотря под ноги, - Маршал де Марильяк нанял для некоторых пажей учителя и мне так же было разрешено заниматься, но.. Теперь я не знаю, где и у кого учится. Видете ли,-мальчик обратил лазоревый взгляд на мужчину, - Я еще только первый день в Париже, еще только сегодня был взят Анной Австрийской в пажи и только сегодня выполнял первое поручение... Вопрос об учении фехтованию действительно был важен, и это не на шутку встревожило Александра еще неуспевшего в этот день как следует подумать о своей дальнейшей жизни. Положим, деньги на учителя у него будут.. Мальчик дотронулся до одного из карманов и, засунув в него руку, проверил там ли кольцо, полученное им от брата. Доминик сказал, что вовсе не беден и, возможно, у него будут средства... - Возможно, у меня будут средства на учителя, но..позволят ли мне... И...где мне найти хорошего...- Александр будто начисто забыл о присутствии лейтенанта, шедшего рядом, размышляя вслух. С пальцами, прижатами к подбородку и озабоченным хмурым взглядом он был еще больше похож на ангела с полотна одного из флорентийских мастеров, но при этом и довольно комичен в своей позе маленького мыслителя, за мыслями забывшего куда он идет и с кем.
Матье де Брешвиль: – Я могу порекомендовать вас кому-нибудь и тех мастеров, что занимаются с гвардией, - подумав, предложил де Брешвиль, который, хоть и был равнодушен к ангельской внешности маленьких детей, пользу в умении обращаться со шпагой находил неоспоримой, а само умение обязательным для любого человека благородных кровей. – Иначе через шесть лет я буду чувствовать себя чертовски неловко, шевалье. Матье хмыкнул, он пребывал в уверенности (вернее, самоуверенности) относительно того, что если его и отправят на тот свет на дуэли или в уличной стычке, то сделает это не придворный щеголь, а какой-нибудь солдат, такой же, как он сам. – Собственно, вы еще малы, дю Роше, чтобы заниматься поисками учителя сами. И вряд ли гофмейстерина ее величества озаботится вашими уроками фехтования. Но вот ваш отец, полагаю, должен был об этом побеспокоиться… Отягощенный думами, мальчишка выглядел чертовски забавно. А главное, не дерзил. И в этот момент лейтенант почти готов был примириться с его существованием.
Alexander: - Я сирота, сударь, - по привычке машинально ответил Александр, убирая пальцы от лица и будто вспоминая, что идет не один. Внутренне он вновь скривился, потому что осознал, что за этими словами поступит вопрос о том, кто же о нем заботится, кто обеспечил ему место пажа у маршала, а врать будет достаточно неразумно - лейтенант может узнать от Рошфора о его родстве с секретарем кардинала, хотя мальчик сомневался, что "черный граф" будет кому-либо болтать об этом, разве что, доложит Ришелье... Паж невольно нервно хмыкнул от этой мысли, чувствуя, что его шея и плечи покрываются муражками. Еще знает мадам де Комбале, но она тоже никому не скажет, по крайней мере, так сказал Доминик. Королева, может быть, в обще уже забыла о разговоре с пажом... Александр на это надеялся. Но чем черт не шутит?... Узнал же как-то Рошфор. Но как?... Мальчик ощутил, что ужасно злится на самого себя и свое желание всем противоречить, свою подозрительность и нелюбовь к незнакомцам. Если бы он не стал кричать...и... Александра внезапно осенило:"Служанка мадам де Комбале! Она была в комнате, когда я говорил о брате и вышла, когда я закричал!... Чума на мою голову!" Паж остановился, как вкопанный, пораженный и своим открытием и, главное, сознанием того, что служанки обычно ужасно болтливы! Мальчик побледнел, чувствуя, что земля уходит у него из-под ног.
Матье де Брешвиль: – Круглый сирота? – с некоторой долей сочувствия переспросил де Брешвиль, невольно отмечая, что с недавних пор он тоже может похвастаться подобным статусом. Но он, в отличие от дю Роше, давно не мальчик и вполне в состоянии позаботиться о себе сам. – В таком случае у вас должен быть опекун, кто-то, кто за вами присматривает… «Ах, вот откуда берется вся эта дерзость, - внезапно сообразил лейтенант. – Когда тебя некому защищать, защищаться приходится самому, а что может противопоставить ребенок взрослым, кроме острого языка?…» Нельзя сказать, что это понимание улучшило отношение Матье к дерзости в принципе, но по крайней мере пригасило желание немедленно отвешивать подзатыльники каждый раз, когда шевалье дю Роше начинал дерзить. Мальчишка тем временем сбился с шага и как-то странно изменился в лице. – Ну что случилось на этот раз? – Матье недоуменно приподнял бровь. Единственным объяснением подобной бледности гвардейцу почему-то виделся голод. Видно потому, что недавно юный паж сокрушался, что в заточении его никто не удосужился покормить. Прекрасно, только голодного обморока ему не хватало.
Alexander: - Ах..да нет,сударь, ничего...Ничего особенного, - очнулся паж, соображая, что улица - не лучшее место для погружения в свои мысли. Взгляд ребенка еще с минуту был растерянно испуганным. Но юному шевалье была свойствена одна черта характера - говорить "Будь, что будет", когда случается какая-либо неприятность. Так он поступил и в этот раз, мысленно приказав себе отложить тяжкие раздумья. - Круглее некуда, - подтвердил мальчик, тем самым, все таки избрав тропку вранья. Впрочем... Кому, какое дело?! Это его личные дела! И он волен говорить, что угодно! А там... "Будь, что будет!" - Опекун у меня есть, но он не хочет напрямую нести за меня ответственность. Сначала отправил меня в монастырский приют, потом вот определил пажом к Марильяку, а дальше вы знаете... Он регулярно присылает мне деньги - этого вполне достаточно, - Александр невесело усмехнулся. Почти поверить в свою собственную полуложь ему помогла мысль об отце. В эту минуту ребенок не задумался о том, что аббат здесь не при чем, так со стороны могут выглядеть его отношения с братом. - Позвольте вас спросить, господин де Брешвиль, вы сопровождаете меня только из чувства того, что мне необходимо приподнести урок и примерно наказать меня, сказав о моем поведении гофмейстерине? - на лице Роше нарисовалась та усмешка, которую обычно так не любили взрослые.
Матье де Брешвиль: – Для вас, я вижу, это редкость, шевалье? – заметив эту улыбочку, тут же поддел мальчишку лейтенант. – То, что вас желают примерно наказать? Странно, учитывая ваш нрав и манеры. Милый мальчик, - наклонившись к юному нахалу, с самой лучезарным со своих оскалов начал Матье, - ваша ангельская внешность действует только на дам, имейте ввиду. Уж они, в этом я не сомневаюсь, позволяют вам любую дерзость, любуясь вашим прелестным обликом. К сожалению, кроме женщин существуют еще мужчины. А нам напревать на ваши голубые глаза и белокурые локоны. Наказание следует за проступком, и можете даже не сомневаться в том, что я приложу все усилия к тому, чтобы наказали вас примерно. Более того, еще одна подобная «шалость», и вы лишитесь вашего места и отправитесь под крылышко к вашему опекуну. Это понятно? Мужчина равнодушно пожал плечами. – Придворная жизнь регламентирована этикетом и подчиняется строгой иерархии. Если вы себе этого еще не уяснили, она не для вас. Есть люди, дерзить которым, себе дороже. Например, люди в форме. Так что побольше почтительности к красным плащам, дю Роше. В следующий раз и на будущее.
Alexander: - Отнюдь, - буркнул паж, все же этот человек ему не нравился, даже не смотря на такой красивый плащ и благородную выправку - не обходится и дня, когда кто-нибудь ни берется меня наказывать. Я привык. На лице мальчика, внезапно почувствовшего по отношению к собеседнику отчуждение, рассеянно блуждала улыбка закоренелого преступника. - А наказание, которое вы так настойчиво и принципиально мне обещаете, приму, как должное, - Александр пожал плечами. Знакомство с названными "красными плащами" грозило оставить неприятный осадок, но этому юному чертополоху жизни еще предстояло узнать, что насмешливый гвардеец прав. Тем не менее, даже не думая об истине и правоте взрослого, через усилия проглотив чувство того, что над ним издеваются и запхнув дерзость, бешено рвавшуюся наружу, как можно дальше, мальчик счел верным высказать лейтенанту слова благодарности за урок, который он еще не желал понимать. - Однако я должен поблагодарить вас за предупреждение... О..вот - это улица мне знакома. Скоро вы убедитесь, что я могу сносить наказания и, что они для меня не редкость.
Матье де Брешвиль: – Я не понимаю, тысяча чертей, отчего, шевалье, вы этим бравируете? – Укоризненно пробормотал гвардеец. – Подставлять свою голову под подзатыльники а седалище под розги много раз по одному и тому же поводу – для меня никак не признак ума. А для вас? Позволить какой-то глупой мелочи разрушить собственное будущее – тем более. Скажите, кто вас научил отвечать дерзостью всякий раз тогда, когда нужно покаянно молчать или говорить «простите, сударь, больше этого не повторится»? Неужели месье маршал? Никогда не поверю, он слишком хороший военный, чтобы сознательно подавать вам уроки подобной чуши. Тогда кто? Матье скептически улыбнулся. - Вы уже не ребенок, дю Роше. Вернее не настолько ребенок, чтобы не понимать, что творите. Разве вам не известно о том, что за провинность, за которую резвого щенка мягко пожурят, умиляясь милой мордашкой и звонким лаем, взрослую собаку изобьют палкой. Вы уже не щенок, шевалье, посмотрите на себя. Пора, наверное, выходить из возраста милой игрушки. Или вы настолько свыклись с этой ролью? Де Брешвиль не мог не понимать, что слова его задевают мальчишку. Тем лучше, дольше будет помнить.
Alexander: Как же в этот момент, как и всякий раз, когда его начинали поучать, Александру захотелось увидеть собеседника болтающимся где-то высоко вверх ногами или в положении еще похуже. Каждый раз, слушая подобные речи, отличающиеся от вялых нотаций резкостью, шевалье дю Роше испытывал такое чувство, будто с него напрочь содрали кожу, а затем стали прикасаться к оголенной плоти. Это не значило, что мальчик всегда бросался при этом в бой, как раненное животное, и все же это случалось часто. Сейчас же выбор подобного вида поведения и новые всплески дерзости лишь подтвердили бы в глазах лейтенанта недалекость его ума, и Александр лишь сдержанно сказал: - Думайте, что хотите, сударь, и обо мне и о моем уме и о том, что меня совершенно не учили хорошим манерам и разумному поведению... Паж запнулся, поняв, что сейчас в его словах вновь звучит неотступная дерзость, и, помедлив, заговорил снова, глубоко и тяжко перед этим вздохнув. - Милой игрушкой я никогда не был и своими наказаниями не бравирую, а лишь хочу сказать, что готов понести нынешнее и , тем самым, соглашаюсь, что вел себя недостойно. Последние слова дались мальчику с трудом и он уже почти гордился, что преодолевает себя, отгоняя возмущенный вопрос "Да какого черта им всем от меня нужно?!" - Еще раз благодарю вас, господин де Брешвиль... Приму вашу речь за совет. Судьба закинула меня туда, где мое нежелание принимать какие-либо авторитеты опасно, и я это учту. Было заметно, что паж тщательно подбирал слова, решал, что и как сейчас лучше всего сказать, но при этом, нельзя было не увидеть той эмоциональной борьбы, которая происходила в его сознании.
полная версия страницы